Не люби

Мне шестьдесят. Вот так. Не много и не мало. Самое время, чтобы умереть. Хотя я бы предпочла умереть лет на пятнадцать раньше. Что эта жизнь? В ней есть все, и нет ничего. Я лежу и знаю, что это один из последних моих вечеров. Что я испытываю по данному поводу? Ничего. Ровным счётом ничего. Все всегда мне говорили: ты слишком много анализируешь, расслабься хоть раз, вздохни полной грудью. Я всегда с ними соглашалась. Я ненавижу анализировать, но... не умею не анализировать. Поэтому в моей голове плывут и плывут картинки из прошлого, хотя лучше бы просто лежать и пузыри пускать. В конце концов, сегодня у меня есть оправдание: я умираю. Подвожу итоги жизни, так сказать. Да уж. Мне шестьдесят, а мыслю, как и тридцать, и сорок лет назад. Это моя вина. Это замкнутый круг. Этому есть причины. Народ, не помнящий своего прошлого, не имеет будущего. Но то народ, а то я. Всего лишь человек. Выбравший не-жизнь. Не-будущее. Я много путешествовала — в моей копилке стран тридцать точно есть, не говоря о путешествиях по моей родной стране, конечно. Сады Лувра, лепнина Бельведера, каменные уступы Гегарда и сейчас легко встают перед моими глазами. Тысячи лиц, тысячи голосов, тысячи запахов — и среди них я выделяю лишь один голос, один запах, одно лицо. Минута за минутой, день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Всегда. Я много работала. Вернее, не много — но успешно. Это у меня получалось. Куда бы я ни пришла, я быстро добивалась хороших денег, высоких должностей, крепкого влияния. Власть. Она у меня была. Не абсолютная, конечно. Я не монарх и даже не президент. Но я решала сложные вопросы, и люди меня слушали. Вынуждены были слушать. Люди никогда меня не любили. И я знаю, почему. Нет, я не Д’Артаньян, а они не пидорасы. Просто они всегда чувствовали, кто я и что я сделала. За редким исключением я неизменно обладала хорошими деньгами. Любила ли я деньги? Нет. Я любила комфорт, это да. Все эти ноготочки, омбре и балаяжи, вкусная еда, хороший отдых, красивые платья и дорогие колечки. Я все же женщина. Женщина из небедной семьи, которая вынуждена всего добиваться сама. Иначе у меня не бывало. Деньги я не любила, и при необходимости я не особо напряжно прожила бы и без ноготочков. Но я любила комфорт. И я любила тебя. А ты очень хорошо признавала деньги. Поэтому я вкалывала ради этих чертовых денег. Они всегда у меня были. Были не так уж и сложно. Но каждое место работы, каждую должность, каждое всё я добивалась. Началось, конечно, с образования. Я далеко не дура, но ради каждой оценки и каждого диплома я лезла из кожи вон, когда люди намного тупее меня просто приходили в университет и заканчивали его. Взятки ни при чем. Просто там, где другим хватало лишь везения, я прикладывала колоссальные усилия. Да, я довольно быстро добивалась желаемого, но с огромными моральными и физическими вложениями. Я никогда не забываю, чем и как заплатила за свои успехи. Карма. Это первый раз за очень долгое время, когда я вспоминаю. Я запретила себе вспоминать, хотя и не стыжусь ничего. Я сделала свой выбор. И я буду делать его ещё не в одной жизни, страдая снова и снова. Я вскакиваю с кровати. От резкого движения и болезни кружится голова. Я едва не падаю, но хватаюсь за край комода. Это победа, ведь я всегда была неуклюжа, а сейчас ещё и настолько тощая и слабая, что меня ветром сдувает. Я смотрю в зеркало. Моё лицо идеально. Нет, оно не сохранено ботоксом до тридцати и пластическими операциями после сорока. Оно покрыто морщинами, особенно на лбу, оно бледное, худое, щеки опустились, как и уголки глаз и губ. Полуседые космы я исправно стригу в удлиненное каре и крашу в благородный серебристый блонд. Мои лицо и волосы идеальны. Теперь идеальны. Для тебя. Тридцать лет я этого ждала. Ты ведь всегда любила постарше. Приятно видеть себя такую, пусть ты и не оценишь. Не оценишь... Да, столько лет прошло, а я осталась всё той же наивной дурой. Только бы оценила. Только бы заметила. Только бы не бросала. Только бы любила. Бессмысленно. Все эти жалкие попытки привлечь внимание, завоевать, дождаться. Это не было предначертано. Не в этой жизни. Да и в следующей, наверное, уже не выйдет. Я сама уничтожила шансы, проявив слабость и не отработав текущую жизнь. Я выбрала бессмысленность. Я плотнее запахиваю халат — всегда была мерзлячкой — и крашу губы, маленькие и тонкие. Помада цвета спелой сливы делает меня похожей на покойницу раньше времени. Я смеюсь и подвожу глаза. Хочу хорошо выглядеть. В конце концов, скоро придёт мой сын. Да, у меня есть сын. Невероятно. Но логично. Он появился в тот короткий период моей жизни, который я прожила правильно. Флакон туши выскальзывает из моей руки и падает на пол. Я не поднимаю его и снова смотрю на себя в зеркало. Когда тема потустороннего, мистического, вечного начала волновать меня? Не помню. Мне слишком много лет. Но я думаю, что примерно с рождения. Меня всегда интересовали вопросы жизни и смерти, предназначения, высшего смысла. Но когда я на самом деле начала искать на них ответы? Это я помню хорошо. Когда встретила тебя, и... ничего не произошло. Как бы я ни старалась, как бы ни лезла вон из кожи, ты не осталась со мной. Не потому что не любила... Но почему? Я задаю себе этот вопрос до сих пор. Иногда. В минуты короткой жалости к себе. Когда я задала его себе в первый раз, вот тогда и начался мой настоящий интерес к жизни. Духовной. Почему это происходит со мной, спросила я себя много лет назад, почему человек, который мне не безразличен и которому явно не безразлична я, бежит от меня, как только мы сближаемся до расстояния вытянутой руки? Почему ничего не помогает, чтобы это исправить? Не один год мне потребовался на нахождение ответа. Тонны литературы, часы практик и море людей. Прежде всего я узнала, что от меня ничего не зависит. Решаю здесь и сегодня не я. С детства у меня в голове крутилась одна фраза: смирение — лучшая добродетель. Я не понимала, откуда она взялась, ведь послушание совсем не в моем характере. Из прошлой жизни. Именно так. Я искала снова и снова, как, как мне добиться тебя, вернее, уже не добиться, а убедить, что ты должна принять решение в мою пользу, один раз и навсегда. Я готова была сделать ради этого что угодно, отказаться от чего угодно и добиться чего угодно. Размышления, психологи, астрологи, гадалки — где я только ни была, начиная от собственной головы и заканчивая шарлатанами. Я ждала, что хоть где-то и от кого-то хоть когда-то я услышу желаемое — перетерпи, побегай, постой на задних лапках, подожди, промолчи, поддержи, дожми, и однажды придёт день, заветное желание исполнится. Нигде. Никто. Только один ответ я слышала всегда, каждый раз, день за днём. Откажись. Откажись, этого не будет. Никогда. Я прошла все стадии принятия. Отрицание: этого не может быть! Ведь она меня любит! Пусть не так, как я её, по-своему, но любит, я уверена (и я до сих пор, больше тридцати лет спустя в этом уверена, только в этом). Гнев: да пошли все на хуй! Вы все идиоты, она сука, а я лучше знаю! Ненавижу! Всех ненавижу! Чтоб вы все сдохли! Торг: и все же, если она любит, если периодически появляется в моей жизни, может быть, мне хватит и этого? Несколько тёплых слов, редкие встречи — зато не расставание. А кто там знает, что будет в будущем — загадывать нельзя, всякое может случиться. Депрессия: раз так, я не хочу жить! Это существование бессмысленно! Без неё мне ничего не нужно! Пусть меня завтра собьёт автобус! Вспоминаю и смеюсь. Как молода я была. Я прошла все стадии принятия, да. Кроме самого принятия. Ни тогда, ни позже, ни сейчас — я не принимаю. Я не смирилась и не смирюсь. Даже если я давно перестала бороться — я не смирилась. Нет. Никогда. Я не верю, что нам не быть вместе. Даже если я не знаю, жива ли ты вообще. Однажды мне приснился сон. Я тогда пребывала в одном из периодов крайнего упрямства и самого тяжелого морального страдания. Что мне делать? Будет ли у меня хоть что-то? Я постоянно думала об этом. И тогда мне приснился сон. Голос. Просто голос. Не могу вспомнить даже, какой он был — мужской или женский, низкий или высокий. Абсолютно неважно. — Разве ты не понимаешь? — спросил меня тогда голос. — То, как ты вела себя в прошлой жизни, отражается на этой. Ты топтала людей, использовала, издевалась над ними, ты была жестокой, грубой, за твоим женским лицом прятался мужской нетерпимый характер, и это твоё наказание. Ты лишена права решать. И чтобы ты поняла всё как надо, решает за тебя тот, кто тебе дороже всех. И решает он грубо, жестоко и несправедливо. Она. — Но что мне делать? — снова подумала я, ведь озвученное мне было очевидно. — Я и сейчас такая. Грубая, нетерпимая, лишенная всего женского, жестокий мужик с миловидным женским лицом. Это было правдой. Я всегда выглядела настоящей девочкой, но женской мудрости и женского тепла во мне имелось, мягко говоря, маловато. Я делала что хотела, говорила в лицо, не думала о чьих-то там чувствах, не понимала намеков и флирта, вечно требовала конкретики, открыто критиковала и не понимала чужих проблем. Да и повадки у меня были не леди, сколько бы ни учили меня родители, преподаватели и сами годы. Разве можно измениться? Измениться в одночасье? И что мне это даст? И тогда я снова услышала: — Откажись. Откажись от старых привычек. Стань женой и матерью. Откажись от неё. Откажись, и у тебя будет жизнь. Ты отработаешь свой урок. Я проснулась в один момент. Без всяких там «полная решимости изменить свою жизнь». В моей душе царило смятение. Я знала, что услышала всё это не просто так. Нет, не просто. Я так достала своим упрямством даже высшие силы, что они разъяснили мне на пальцах. Не знаю, как бы пошло дальше, если бы ты в очередной раз не сбежала от меня. Снова безо всяких причин. Просто исчезла, и «мы вообще-то чужие люди». Тогда я подумала: почему бы нет? Это мой шанс. За меня решили, и я приму свою судьбу. Я искренне старалась. Да. Я не думала, совсем не думала о тебе. Я запрещала себе думать. Я стала заботиться о детях, о животных, стала волонтерить, научилась лучше контролировать свои чувства — больше благодарить, проявлять мягкость и поддержку. Почти сама доброта. Я правда очень старалась. Очень. И однажды я встретила его. Того мужика. Имя, конечно, помню, но предпочитаю не вспоминать. Нет, он ничем меня не обидел. Вполне достойный мужчина. Не знаю, чем уж я так привлекла его, он был у меня один такой, можно сказать. Все закрутилось быстро — а куда было тянуть? Приближался мой тридцатитрехлетний юбилей. Возраст Христа. Я вышла за обычного нормального мужика. И зарабатывал он достойно, и жилье у него было, и машина. Да все у него было. Конечно, я родила. Сын. В момент его рождения я чётко поняла — это мне награда за мой новый путь, моя мотивация продолжать его, моё счастье, мой стакан воды в старости. И всё же в момент его рождения, когда я увидела его гордые причиндалы, гаденькая мысль проникла в мою голову: если бы родилась дочь, я могла бы назвать её в твою честь. Если темнота есть внутри, она обязательно найдёт путь к сердцу. Я так же старалась быть женой и матерью, и все шло хорошо, но что-то внутри меня зудело, мешало, болело. Не моя жизнь. Она прекрасна, но она не моя. Я не хочу мужа, не хочу сына, не хочу этого прекрасного, я хочу тебя. Я хорошая ученица, и я отрабатываю урок, я отрабатываю текущую жизнь, чтобы в следующей, возможно... Я не скандалила, нет. Не кричала и не била посуду. Я ведь научилась быть мягкой, и всё такое. Но он понял. Конечно, понял. Я бы никогда не выбрала идиота в отцы своему ребёнку. — Почему ты так поступаешь со мной? С нами? — в стиле какой-то пошлой дурацкой мелодрамы спросил он, когда сын чего-то там лепетал игрушкам в детской. Зря он это спросил и спросил именно так. Я ведь всегда ненавидела грёбаные мелодрамы — даже такой примитвной женской части во мне не родилось. Тогда, в тот момент, я не знаю, что со мной произошло, наверное, вернулась настоящая я, победила на короткое мгновение это нежное и мягкое существо в красивом домашнем платье, но я сказала: — Потому что я тебя не люблю, — я с наслаждением, какого никогда не испытывала, наблюдала, как искажается болью его лицо. Он смотрел на меня с непониманием, прежде всего непониманием, ждал каких-то объяснений, извинений и прочего, но я с садистким удовольствием продолжила: — и никогда не любила. Никогда. Ты для меня никто. Удовольствие от чужого страдания почти лишило меня рассудка — ярче всяких там оргазмов, по той части я разве что не фригидна, а вот по части боли... Мой муж не был ни в чем виноват, просто мне захотелось сделать ему больно, и я сделала. Я причинила боль, и мне стало хорошо. Я не была злой. Я была жестокой и грубой. И это вернулось. Как только мы разошлись, и я перестала играть дешёвый, но нужный спектакль, всё вернулось. Вернулось в ещё более уродливой форме. Мне и сейчас неприятно признавать, но нечему было во мне меняться: я могла идеально изображать, могла убеждать саму себя, я могла искренне и качественно контролировать всё, каждую свою реакцию, но я родилась грубой стервой, и как бы я ни притворялась, моё гнилое нутро отставалось прежним. Все хорошее во мне проявлялось только по отношению к одному человеку. Тому, кому это было не нужно. Тому, кто стал моим кнутом и пряником. О да. Там я демонстрировала и понимание, и терпение, заботу, доброту, не держала обид, была мягка и так далее и тому подобное. После развода всё стало ещё хуже. Я не узнавала себя. Я никогда никого до такой степени не чморила. Мне приходилось применять все возможные практики, чтобы хоть немного подавить эту жестокость. На работе от меня выли, но ничего не могли сделать — я всегда была умна и гнобила достаточно умело, чтобы не оставлять доказательств. Лучшее определение — пилила. Ладно, пилила — от меня шла такая энергетика, что мухи дохли на лету рядом со мной. Все мои отрицательные черты вырвались наружу — нетерпимость, эгоизм, холодность. Я контролировала все и одновременно ничего. Конечно, я понимала, почему. Последствия выбора. Моя жизнь шла правильно и хорошо только при одном выборе. Я сделала другой. Я снова нашла тебя. Как бы ты там ни выделывалась, моё замужество принесло тебе не только радость и облегчение — оно причинило тебе боль. Ты не хотела быть рядом со мной, но и без меня, совсем без меня, не могла. И всё началось заново. Бег по кругу: я бегала за тобой, ты от меня. То вместе, то врозь. То люблю, то пошла ты. И для меня это было своеобразным счастьем, что самое забавное. Я ведь мазохистка по природе. От того всё и пошло. Кто будет держаться за человека, который больше всего любит не тебя, а указывать тебе на твоё место? Только тот, кто готов убить за это место. Место на коврике перед дверью. Годами. Мой сын рос, а я бегала за бабой, которой была не нужна. Мир вокруг меня рушился: люди сторонились меня из-за моего вновь проявившегося характера, друзья перестали уважать, родственники предпочли не общаться. Меня это не волновало — деньги с работой были, и ладно. — Откажись! Иначе в следующей жизни все повторится! Повторится, пока ты не усвоишь! Мои небесные покровители радели за меня до последнего. Но я не могла. Просто не могла отказаться. Что угодно лучше, чем в этой жизни быть без тебя. Я смотрю на экран мобильника — звонок от сына, сообщение от сына. Была ли я хорошей матерью? Хотя бы нормальной? Наверное, была. Я всегда его прекрасно одевала, кормила, лечила, делала с ним уроки, гуляла, ходила на родительские собрания — ни одного не пропустила. Я пыталась заложить в нём основы морали и воспитать порядочным человеком. Не таким, как я. Я ведь не дура и понимаю, что гордиться мне нечем. Своему сыну я уделяла время всегда. Любила ли я его? Безусловно. Он очень красив, образован, он добр — самое удивительное. Я бы жизнь отдала за него, как любая мать. Если, кроме тебя, я и давала кому-то нежность, то только ему. Достаточно ли этого было? Вряд ли. Хороший человек не будет счастлив с плохим. Мой сын — хороший человек, и явно в отца. Я эгоистичная сволочь. Поэтому и не считаю себя плохой матерью — ведь не била, не обижала, не забывала. Бла-бла-бла. Я и себя забывала, в погоне за тобой. И тебе это было приятно, и ты тоже страдала некоторой формой мазохизма, годами чувствуя странную привязанность к бешено влюблённой девчонке. Конечно, потом я тебя все-таки достала, и ты сбежала окончательно. Однажды мы в очередной раз поссорились, и... Я тебя больше не видела и не слышала. Как я это пережила — не знаю. Ты сменила все адреса и телефоны, удалила все страницы из соцсетей. Я знала, что когда-нибудь это случится. Ты не убежишь от меня в масштабах Вселенной, но в масштабах страны можешь. Наша связь не разорвется никогда. Я хорошо это чувствую и понимаю, я собрала волю в кулак и не стала тебя искать, но с момента твоего исчезновения я больше не живу. Я больше не видела и не слышала тебя, да. Но любила всегда. Всегда. Я устала. Я хотела бы сказать, что запуталась, но я устала даже запутываться. Слава богу, все заканчивается. Богу? Я провалила эту жизнь. Ещё в самом начале. Все, что я узнала о своей прошлой жизни: я вела себя точно так же и получила в награду вот такое. И следующая жизнь будет точно такой же, я это уже знаю. Может, хоть там чему-то научусь, что-то усвою? Вряд ли. Наверное, я безнадёжна. Мне дали столько шансов, столько подсказок, но грабли мне оказались слишком дороги. Жалею ли я обо всем этом дерьме? Нет. Мне нужно было только отказаться. Всего лишь отказаться. Я не отказалась. И получила по заслугам. Но я не жалею. Я выбрала бы тебя снова и снова. Может быть, когда-нибудь тебе будет это нужно. А может быть, и нет. Да уж, «любила до гроба» — не всегда романтично, иногда это «отвали уже от меня». Я словно села в поезд «Москва-Владивосток» — блюёшь целыми днями, но никак не выйти. Все равно мы не расстанемся ни на этом свете, ни на том. Ни сейчас, ни через тысячу лет. Аминь, тупая упрямая умирающая бабища, ты не изменилась ни на йоту. В нанобудущее наношагами, как шутили в моей молодости. Скоро придёт мой сын. Я заканчиваю с румянами, поправляю причёску и ложусь на кровать. Мне очень паршиво. Боль просто выворачивает меня наизнанку. Скоро все закончится. И начнётся заново. Я закрываю глаза. Что-то тянет меня в темноту. В темноту моей новой жизни.