Берегини

I — Хорс.

Гаркнул ворон. Его крик растворился в шелесте листьев, зашевелившихся в верхушках деревьев от порыва ветра. В лесу было тихо, где-то прошмыгнул ночной зверек. Неполная луна еле выглядывала из-за низких свинцовых туч. В этой тьме скрывались двое: необычайно безобразный пес, весь в пыли и с жуткими колтунами на шерсти, некоторые из которых размерами превосходили средний мужской кулак. Пес был огромным, но если бы кто-то пожелал погладить эту махину, то почувствовал бы грязь, ощутил бы липкость. Второй был словно человек. Но странный по сути. Он не шевелился и одновременно будто бы подрагивал в пространстве всем телом. Ни возраста, ни внешности в тени разобрать было совершенно невозможно. Ясно было лишь то, что это мужчина. Судя по силуэту высокий и худой. Он изредка покашливал, прислонившись к дереву, и наблюдал за тем, как его спутник жадно дышит, высунув язык. Этот кашель, шумное дыхание, да шелест листвы были чуть ли не единственными звуками в спящем лесу. Эти двое ждали чего-то, ждали давно и нетерпеливо. Горящий взгляд мужчины светился во тьме и выдавал какое-то дикое, неподконтрольное ему самому желание. Наконец, показалось движение. Пес поднялся с земли и пригнулся, уставившись куда-то за деревья. Мужчина же умело держал себя в руках и не двигался с места, лишь пронзая взглядом то же неопределенное место, что и пес. С неба, сквозь верхушки деревьев спикировала птица. Бесшумно она приземлилась у поваленного дерева на небольшой опушке, поодаль от этой странной пары. Это была голубка. Белая, она словно бы светилась в скудном лунном свете. Нервно крутанув головой, она отпрянула за подгнивающий ствол лежащего дуба. Пес недовольно гавкнул, шлепнув передними лапищами по синей от ночного освещения траве. На него молча посмотрел хозяин, стоявший все там же, скрестив руки на груди. За поваленным дубом угадывалось шевеление. Что-то слабо полыхнуло, озарив опушку бледным светом, и все утихло. Пес снова гавкнул, сверля взглядом дуб. Из-за ствола показалась курчавая белесая макушка, а за ней медленно и вся голова вплоть до шеи. Это лицо было прекрасно. Это было лицо ангела. Белесые брови и пушистые ресницы, миниатюрный вздернутый носик, пронзительно ясные глаза и пухлые губы. Это лицо, обрамленное копной белых волос явно выражало ужас. Пес снова подал голос, на этот раз злее и громче. Девушка дергано поднялась, обхватила руками свое нагое, покрытое мурашками тело, схватила ими дрожащие белые крылья. Скорее всего, любой решил бы, что перед ним ангел, и точно ошибся бы. Девушка прикрывалась вовсе не от стыда. Дрожа, она, не мигая, смотрела на скалящегося пса.  — Ну, тише, — вкрадчиво попросил мужчина, хрипловатым голосом, — Видишь, бедняжка напугана. Пес послушно успокоился и уселся на прежнее место.  — Ну, что ты нам расскажешь? Девушка исподлобья глянула на мужчину и зло поджала губы, теряя невинность и очарование. Но тут же посмотрела на пса и смиренно опустила голову.  — Ничего не расскажу. Голос у нее был мягким и глубоким. Тихим. Пес зарычал, а его хозяин, наконец, вышел из тени, похлопав его по голове. Он явно с трудом стоял на ногах, но при этом держался прямо, а смотрел высокомерно и зло.  — Ничего? — Все также спокойно переспросил он.  — Ничего, — выдохнула она. Он подошел ближе, их разделяли лишь дерево и пара метров.  — Ничего нового… Клянусь! — Вдруг вскрикнула она, сгорбившись. Ее пушистые волосы упали на лицо.  — Вы, берегини, часто клянетесь, — мужчина, закатил глаза и закашлялся. — И врете вы тоже часто, — отрезал он, а глаза его полыхнули огнем. Послышались хлопки множества пар крыльев. Звук надвигался отовсюду. Движение заполонило статику спящего леса и трое были в центре этого движения. По земле замелькали тени. Берегиня в ужасе упала на колени, прикрываясь крыльями.  — Клянусь! Клянусь я! Великодушный Семаргл, клянусь! — Она со слезами в глазах смотрела на пса. — Молю! Молю вас!  — Не того ты молишь, пигалица, — прорычал мужчина и наступил босой ногой на ее голову.  — Молю, Хорс! Хорс! Умоляю! — Закричала она, из глаз ее покатились горячие слезы.  — Да, — выплюнул Хорс и сильнее вдавил ее лицо в землю, — Моли вон, «мать-сыру-землю». И пусть все запомнят урок уважения ко мне! — Он протяжно свистнул. На мгновение все замерло, а затем мелкие черные тени, что кружили вокруг, одним темным клином обрушились на берегиню. Она в ужасе стала биться всем телом, но лицо ее было вдавлено в землю. Костлявые тени рвали и жрали ее крылья, срывали ее кожу и причвякивали ее плотью, хрустя костями, со скоростью тысячи пираний. Она кричала, но в рот ей набилась земля, а нога все вдавливала ее голову глубже, грозя сломать нос. Боль… Боль… Боль… Боль… Боль… Нет больше ничего… Она и боль, и звук ломающихся костей, хлюпанье сдираемой плоти, жар льющейся черной крови. Она сходила с ума. Пытка длилась вечность… Пытка никогда не кончится… Вдруг все стихло. Лучше бы она умерла. Но Хорс не великодушен. Он ногой повернул залитое слезами и грязью лицо берегини. Она смотрела затуманено, но с ярой ненавистью, понимая утекающим сознанием, что такая участь постигнет многих ее сестер, которые не сумеют добыть для него информацию. От ее крыльев остались лишь две уродливые культы, на теле то тут, то там не хватало плоти, кожа почти отсутствовала, белели обломки торчащих костей. Белоснежные когда-то тело и волосы залила липкая черная кровь. На землю оседали грязные перья. Из ее горла вырвался хрип, смешанный с бульканьем.  — По… грхплатихся… — прохрипела она, с ненавистью глядя на возвышающегося над ней недобога.  — Да что ты, — улыбнулся Хорс и закашлялся. Его время вышло. — Я заплатил наперед. Он зло глянул на тело берегини и исчез. Стаи темных стервятников — навий — жадно щелкали своими костлявыми пастями, не терпя ожидания. Им хотелось закончить начатое, они ведь едва ощутили вкус крови. Им нужно еще! Еще! Пес поднялся и потрусил вглубь леса.  — Убейте… убейте… мгх…молю… — еле слышно прохрипела мучающаяся берегиня. Замерев на мгновение, пес вернулся. Молча он размозжил ей череп.