***
Картман не появляется в школе всю неделю, наверняка выдумав себе какую-то нелепую болезнь, в наличие которой свято поверила его мать. Как-то раз он убедил эту женщину в том, что не может пойти в школу, потому как в его тело вселился Дьявол. В защиту Лиэн, следует признать, случись такое взаправду, было бы действительно сложно заметить разницу в его поведении. Чем ближе выходные, тем больше злости копится в душе у Брофловски. Жирный ублюдок игнорирует его сообщения, не отвечает на звонки и уж точно не открывает дверь своего дома. У Стэна Марша опять начался депрессивный эпизод, снова появились проблемы с Венди, и его отец вновь ведёт себя как полный придурок. Ко всему прочему, у его супер лучшего друга в очередной раз истерика из-за Картмана. Так что вместо того, чтобы пить антидепрессанты, искать способ помириться со своей девушкой или на худой конец начать разгребать дерьмо за Рэнди Маршем, Стэну приходится несколько часов подряд выслушивать жалобы Кайла. — Это просто уже за рамки выходит, Стэн, ты разве не понимаешь, что в следующий раз он просто-напросто прибьёт моих родителей или брата, лишь бы мне насолить! Принесёт их тела мне прямо к порогу, и будет хохотать, пока не лопнет. Кто-то должен его остановить, Стэн, он же весь город разнесёт к чертовой матери! — Чел, я конечно все понимаю, но разве ты можешь что-то сделать? Каждый раз, когда ты пытаешься преподать ему урок, то лишь сильнее его подначиваешь. Просто начни уже игнорировать этого чертового педика, может хоть так он от тебя отстанет. — И что, все это просто сойдёт ему с рук?! Он портит мою жизнь уже столько лет, и решил окончательно достать в выпускном классе, прямо перед отъездом в колледж. — Бедный говнюк просто помешался на тебе. На Кайла тяжело смотреть, потому что лицо у него вдохновенное и кому как не Стэну знать, что если он загорелся чем-то, то его уже не остановить. — Ну и что ты опять задумал? — устало спрашивает Стэн. — Я дам этому уебку то, чего он хочет, и он очень сильно об этом пожалеет.***
Когда в понедельник Картман все же снисходит до того, чтобы появиться на автобусной остановке, Кайл встречает его с «Доброе утро, Эрик» и болезненным ударом в челюсть. Игнорируя заунывное нытье, Кайл крепко держит за воротник и шипит прямо в ненавистное лицо: — Заткнись, это меньшее, что ты заслужил и ты это знаешь, так что даже не вздумай сказать что-то про моих людей, не то я в жизни тебе больше и слова не скажу. Всю дорогу до школы, жиртрест громко, на весь автобус, упражняется в оскорблениях всего еврейского рода. Кайл молчит. «Баттерс больно часто оттирается около Стэна», — думается Брофловски, пока он безуспешно пытается найти учебник по химии в своём шкафчике, раз за разом отвлекаясь на восторженный трёп Стотча. — Вчера Эрик сказал, что нашёл в интернете парня, который готов продать ему взрывчатку за двести баксов. Стэн равнодушно хмыкает, за локоть хватая Кайла, в то время как тот устало пытается пробить головой железную дверцу. Картмана хватает ровно на три с половиной дня. На большой перемене он подходит с заискивающей улыбкой и тщательно контролируя свои латеральные крыловидные мышцы, произносит: — Кайл. Брофловски смотрит сквозь него и отворачивается с невозмутимым видом, спокойно выжидая пока его схватят за плечо и развернут на себя. Тогда он так же молча приподнимает брови и тщательно отсчитывая у себя в голове несколько минут, говорит: — Я проебал все свои карманные деньги на новую игру в прошлом месяце, так что мне нужно двести баксов на подарок Айку. Он стал победителем регулярного сезона в своей хоккейной лиге. Все лицо Картмана идёт пятнами, и он выпаливает: — Иди ты нахуй, зажравшийся ты жадный еврей. Кайл пожимает плечами, и аккуратно отстранив от себя Эрика, уходит в класс. Ему не надо поднимать голову, когда после урока математики на его парту кладут несколько смятых купюр. — Подавись. Пряча двести баксов в томик Оруэлла, Брофловски обещает себе, что обязательно вернёт эти деньги вместе с подарком на день рождения Картмана. Весь следующий день, он ведёт себя слишком нервно, отвечает невпопад на уроках и после последнего звонка хватает жиртреста за руку, рассеянно махнув Стэну и Кенни, чтобы не ждали. Убедившись, что они остались наедине, Кайл кладёт ладонь на широкое плечо и закрывает глаза, старательно проговаривая: — Насчёт вчерашнего, спасибо тебе большое, Эрик. И продолжая держать глаза закрытыми, наугад тянется вперёд, прижимаясь губами к чужим. Он делает это спокойно, будто так и надо, будто бы не репетировал несколько часов подряд перед зеркалом, стараясь изо всех сил скрыть неприязнь, отвращение и жгучую почти что ненависть. Открывая глаза, следит, чтобы ничего, кроме спокойствия не промелькнуло в его взгляде. Картман выглядит так, словно Кайл сказал, что все рестораны быстрого питания в мире закрылись, а ему самому осталось жить пять минут. Испуганно. Вот как он выглядит.***
Это отнюдь не является неожиданностью, когда Кайл просыпается посреди ночи от чужого прерывистого дыхания. У грузной туши, стоящей напротив кровати, в руках нож, и лицо залито лунным светом так, что видно как беззвучно шевелятся губы. Брофловски приподнимается на локте, разглядывает нахмуренные брови, некрасиво трясущиеся щеки на полном лице и совершенно, абсолютно, просто отвратительно иррационально, не боится. Картман заносит выше нож, которым его мамаша наверняка нарезает ингредиенты для того куриного пирога, что так обожают жители Южного Парка. Руки, с зажатой в них рукояткой, безбожно дрожат и совершенно не слушаются своего хозяина. У того даже слезы от натуги выступают, да-да, именно из-за этого. Он покрепче стискивает пальцы и зажмуривается до ярких всполохов под веками. Кайл окликает его уже в дверном проёме: — Зайдёшь за мной завтра перед школой, ладно?***
Картман действительно заходит за ним с утра, вежливо кивает мистеру и миссис Брофловски и даже не возражает, когда Кайл впихивает ему в руки свой рюкзак. Они лениво плетутся до дома Стэна, в полной тишине, впервые за долгое время не прерываемой монологами про то, как евреи распяли Христа. Жиртрест пялится себе под ноги и помалкивает, лишь в десятке метров от дома семейства Маршей поднимает таки глаза, задаёт мучащий его прогнившее насквозь сердце, вопрос: — Что все это такое, Кайл? — Ты, придурок, влюблён в меня класса с четвёртого, пожалуй, если не дольше. — А ты? Смотреть на жирдяя тоскливо и неприятно. Кайл улыбается со всей нежностью, которую может наскрести и говорит в разы мягче, чем планировал: — Я всегда тебя ненавидел.***
То, что следует за всеми этими событиями с натяжкой можно назвать «отношениями». Во время разработки плана, Кайл с раздражением представлял, что Картмана придётся от себя чуть ли не клещами оттаскивать, что ему ничего не останется, кроме как каждый день наблюдать самодовольное выражение на чужом лице. А уж усмешку эту его дурацкую, думал, и кулаками то едва сотрёшь. Все происходит совсем не так, Картман не усмехается, и даже улыбаться почти перестаёт, а уж безумных идей от него сейчас и вовсе не дождёшься. Он ходит за Кайлом с абсолютно потерянным видом, добровольно отдаёт ему свои сандвичи за обедом, а слишком назойливым личностям выдаёт: «Кайл считает, что мне стоит похудеть». И действительно начинает сбрасывать вес. Брофловски настаивает на еженедельных «свиданиях» в кафе, во время которых они почти всегда молчат или разговаривают на отвлечённые темы. В этот раз все происходит по уже устоявшейся схеме, они держатся за руки, ожидая своего заказа и Кайл рассеянно поглядывает на время. Ему надо забрать Айка с тренировки примерно через час, и если честно, он надеется, что Эрик подбросит его на машине Лиэн. Он совсем не замечает, что тот пялится на него сегодня как то уж слишком пристально, прямо как в старые добрые. — Кайл, послушай, я не совсем понимаю, что ты пытаешься доказать, но мы ещё можем все отмотать назад, сказать всем, мол, мы над вами так смешно прикололись, пацаны, — Картман даже свой особый манипулятивный тон возвращает, — Пора заканчивать все, а то уже поздно будет. «Только для тебя будет поздно», — думает Кайл, но слушает внимательно. — Ну же, может ты ещё денег хочешь? Сколько? — деловито уточняет ублюдок. Брофловски качает головой. — Посидишь с Айком на выходных? Стэн жалуется, что мы совсем не видимся, — он крепче стискивает чужую руку.***
— Когда вы уже расстанетесь, чувак? — спрашивает Стэн, пока они играют в приставку, сидя на его диване, — По-моему, жиртрест уже все для себя уяснил. Кайл неопределённо ведёт плечом. Он ждал этого вопроса, но ждать — не значит знать ответ. — Не знаю, хочу, чтобы он ещё помучился. Меня-то он лет десять третировал. — Просто если так продолжится, тебе придётся с ним на выпускной идти. — Да ладно, брошу его прямо перед выпускным, — Кайл смеётся, — Отличная идея. — Угу, и он подсыплет крысиный яд в пунш, — Стэн устало трёт переносицу, — Тогда Венди меня точно прибьёт.***
Кенни ходит на ужин к Картману не чаще двух раз в месяц. Он обожает горячую стряпню Лиэн, но ненавидит выслушивать оскорбления в свой адрес от её сына. На этот раз, Эрик впускает его без издевательских риторических вопросов и молча проводит на кухню. Там он грызёт яблоко, тоскливо наблюдая за стремительно исчезающей с тарелки лазаньей. — Слушай, — спрашивает Кенни, когда чувство голода отходит на второй план, — Что у вас с Кайлом происходит? Картман отмахивается с заебанным видом, но Кенни не сдаётся: — Нет, серьёзно, что у вас с Кайлом? Картман долго молчит, отвернувшись к окну, но все же сдаётся. — Это не то, чего я хотел, — он мнётся, — Представлял. Не знаю, сможешь ли ты своим скудным умом осознать это, но каждый раз когда я думал о нем, я воображал, что разрезаю ему тело, раскрываю ребра и забираюсь внутрь, сворачиваюсь калачиком среди его внутренних органов. Только так я мог засыпать спокойно, а теперь он лишил меня этого. Да у меня сердце буквально останавливается, при одной только мысли о его крови на моих руках. Он сломал меня к чертовой матери. Кенни старательно замалчивает шутку, о том, что едва ли Картман поместился бы внутри хоть чьего-то тела, но по правде говоря, ему совершенно не смешно. Он впервые за долгое время оглядывает жиртреста повнимательней и замечает сразу все. Кенни замечает тёмные мешки под глазами от недосыпа, замечает, что некогда действительно толстый парень уменьшился в размерах чуть ли не в два раза, и самое главное, замечает каким безумным и болезненно одержимым выглядит Эрик.***
За две недели до выпускного Кайл подхватывает жуткую ангину. Он проводит несколько дней в горячечном полубреду, пока мама и Айк меняют ему холодные компрессы, по очереди дежуря у его постели. Лишь на пятый день его отпускает и к нему разрешают пустить друзей. Стэн и Кенни заходят к нему прямо с утра, обеспокоенно интересуясь его состоянием и увлечённо пересказывая ему школьные новости. Перед тем как уйти, Кенни пропускает Стэна вперёд и ненадолго задерживается, мнётся слегка, что совсем на него не похоже и говорит всё-таки: — Знаешь, это совершенно не моё дело, но ты бы заканчивал, — он вдыхает поглубже, — На Картмана смотреть больно. Понимаешь, Кайл, он-то конечно скотина последняя и полнейший мудак, но как по мне, лучше уж быть конченным мудаком, чем быть вообще не собой. Утратить свою личность, чувак, я бы даже Картману не пожелал. Картман приходит к нему после школы под предлогом передачи конспекта по биологии, а потом, на правах парня даже напрашивается переночевать. Кайл честно пытается начать серьёзный разговор, но у того на лице столько паники, что он просто-напросто боится его прикончить. Уже перед сном, Кайл раскрывает несчастную тетрадь, ожидая увидеть пустые листы, но потрясенно натыкается на первый, кажется за годы, конспект, который жиртрест записал своим неловким печатным почерком. «Да к черту, мы можем повстречаться ещё какое-то время», — беспомощно думает Кайл, разглядывая заботливо оставленные пометки на полях. Парень еще не знает, что Эрик, лежа сейчас в спальном мешке рядом с его кроватью, закрывает глаза и впервые, вместо кровавых убийств, геноцида и войн, видит его, Кайла, лицо, и что засыпает он тогда, слаще любого младенца.