Буря

На море шторм. Свинцовые низкие тучи давят на плечи, к земле пригибают, как будто им мало веса грехов (не своих, но кого такая мелочь заботит?). Волны злобно (или отчаянно) бьются о сваи причала, разлетаются тысячью холодных иголок, режут голые руки, тянут за подол вымокший вниз. Бум. И очередная волна исчезает, погибает, место следующей уступая. Позволяет избранным каплям взлететь, из общей массы океанской, тяжелой вырваться на пару мгновений и разбиться о соленые скользкие доски. Валентина шторма боится. Потому что что-то такое же страшное, дикое, неконтролируемое совершенно, смерть неосторожным несущее, бушует под ребрами неделю вторую. И тонкие кости трещат, как огромные толстые мачты пришвартованных кораблей от порывов свирепого, жгучего ветра. Хрупкая клетка вот-вот взорвется, не выдержав мощи стихии, не удержав в плену воспитания ураган гнева и боли. Валентина в эпицентре взрыва оказаться не хочет совсем, она умереть вместе с верой в отца не стремится. Ей бы жизни спасать, справедливость нести, одним взглядом раны душевные чужакам исцелять, а не кружиться в урагане, внутри бушующем, которому имя свое дает, не задумываясь. Море плещется в отведенной ему миром клетке, наружу, к свободе, прорваться пытается. Валентине в запястье плещет Альберов пульс. У него в грудине сердце бьется ровно и зло. Они же дети совсем, влюбленные, до боли наивные, они подлости от мира не ждали, не думали, что платье с камзолом в грязи испачкаются на балу праздничном и веселом. Поверить не могут все еще, что маски у людей не только из шёлка да бархата, еще из подлости и из тайн страшных бывают, скрывают не только глаза, всю душу напоказ выставляющие, и улыбку ласковую, но и прошлого ошибки жуткие, оскалы мерзкие губ дрожащих. Им зло человеческое непонятно и дико, они такой жизни не хотели и не просили. Вот только отцы за них все решили, поступки свои в прошлом далеком решительно совершили. Все, что детям осталось - за руки крепко держаться, костяшки соленые растирать и штормом внутри задыхаться. Альбер через час на нее впервые посмотрит взглядом осмысленным, обнимет, в попытке тепло сердца на двоих разделить, прядь серебристую с глаз уберет. Улыбнется с трудом губами холодными. Она что-то шепнет о том, что выросли за ночь, постарели в минуту в свои неполные двадцать, и прижмется к нему покрепче. Их мир, яркий, цветной, разбили жестоко. Но они все еще вместе. У них все еще есть память и будущее, все пополам. Они держат друг друга. Их ненадежная шлюпка уверенно движется к свету сквозь шторм. Над морем наконец тишина.