Без ответа

Следующая ночь обещала быть долгой. Очень долгой и очень тяжелой; следовало использовать для отдыха любое доступное время. Цзинь Гуанъяо отдал последние распоряжения. Попросил Лань Сичэня подождать в покоях, которые были отведены ему много лет назад, обставлены и украшены по его вкусу. Удостоверился, что все, кто должен участвовать в спектакле с покушением, знают, что и когда делать. Приказал Су Миньшаню проследить, чтобы в покои главы Цзинь никто не стучался. Сел на подушку и погрузился в легкую медитацию, очищающую разум и приносящую бодрость телу. Через два часа он очнется, выйдет из своих комнат и тут же угодит под удар некоего безумца. Будет много крови, затем заклинатели четырех великих орденов уйдут на Луаньцзан навстречу гибели, а сам Цзинь Гуанъяо устремится в Юньпин. Смеркалось, комнату заполнили сизые тени. Рассудок едва отмечал это — но мгновенно встрепенулся, когда среди теней у окна обозначилось движение, которого не должно было быть. Медитация была прервана. Не меняя позы, Цзинь Гуанъяо обратился мыслью к Хэньшэну… Человеческая фигура вплыла в окно прямо сквозь резные ставни — как будто сотканная из дыма и, по краям, из язычков пламени. И вместо того, чтобы схватиться за меч, талисман или струну, глава ордена Цзинь попытался отползти прочь от окна, не смея отвернуться и не имея сил позвать на помощь, будто глотку забило остывшей золой. Он узнал незваного гостя. Даже в этом призрачном облике. Даже через столько лет. Вэнь Жохань выпрямился во весь немалый рост, и огонь танцевал у него в волосах и на кончиках пальцев, отсвечивал багрецом в глазницах и тек по рукавам. — Мэн Яо. — Глава… Вэнь… Башня Карпа была окутана слоями защитных заклинаний, как невеста покрывалами. Талисманы, вырезанные прямо в камнях стен, ритуалы, проведенные при строительстве и обновляемые каждый год. Ни один призрак не должен был пройти сквозь все это. Но Вэнь Жохань прошел. Несравненный при жизни, не ведающий преград после смерти. Цзинь Гуанъяо умел уговаривать и убеждать, подкупать и запугивать, обманывать и убивать. Он развил природные способности, став пусть не одним из лучших, но очень неплохим заклинателем. Он изучил музыкальные техники, позволявшие иметь дело с потусторонним… Ничто из всего, чем овладел он за всю жизнь, не могло помочь ему сейчас, перед лицом мстительной души величайшего из заклинателей. — Не бойся, — сказал Вэнь Жохань и улыбнулся. Точно так, как улыбался пятнадцать лет назад, показывая юному слуге прием с мечом или технику обращения с ци. — Я пришел к тебе не с погибелью. Призрак не двигался с места. Цзинь Гуанъяо оценил расстояние до двери — далеко и не по прямой, нет смысла дергаться — и простерся в земном поклоне. — Может ли этот ничтожный узнать, для чего же глава Вэнь посетил его, если не ради справедливого воздаяния? — голос предательски сипел, выдавая страх. Впрочем, пожалуй, бояться такого гостя зазорно не было бы никому. — Справедливого, — и смешок прозвучал точно как тогда. — Полагаешь, я испытываю желание оторвать тебе голову? — Глава Вэнь вполне мог бы… испытывать такое желание, насколько видится ничтожному. Отползать Цзинь Гуанъяо все еще не рисковал. Вэнь Жохань при жизни был внимателен — и легко, очень легко выходил из себя. Почему бы в посмертии ему не остаться таким же. — Ты не так уж и ничтожен, глава ордена Цзинь, — хмыкнул призрак, казалось, прямо над головой, и Гуанъяо содрогнулся от мысли, что, лежа лицом в пол, он и не заметит, как тот приблизится: ведь ни звука шагов, ни шелеста одежды.... — Да и я давно не глава ордена Вэнь, так что… прекращай это. У меня не так много времени на тебя. Сесть прямо было нелегко: казалось, что из тела вынули все кости. И такое тоже уже было, тогда, давно, когда Мэн Яо впервые остался с Вэнь Жоханем наедине. Он ждал этого, сделал все, чтобы это случилось, но никого в своей жизни он не боялся так отчаянно, ни прежде, ни после. И это был не знакомый с детства страх перед теми, кто силен и обладает властью: таких Мэн Яо умел избегать, успокаивать, уничтожать или заставлять плясать под свою дудку, не переставая, впрочем, опасаться. А Вэнь Жохань был сродни лавине или грозе: когда не можешь сделать вообще ничего и остается только надеяться, что беда обойдет стороной. Мэн Яо думал, что убил этот страх, когда струна рассекла шею Вэнь Жоханя. Убил вместе со странной колючей благодарностью за внимание и науку, вместе с тревожным наслаждением от того, как близко он стоит к смертельной угрозе, вправе даже не преклонять колен. Против призрака у него не было и струны. — Как же мне обращаться к гостю? — Ну-ну, — кривая усмешка тоже дохнула огнем, — как же ты меня назовешь? Цзинь Гуанъяо тихонько сглотнул. Струна в его руках оборвала череду дней, наполненных поровну ужасом и восторгом. Мэн Яо пытал и убивал для Вэнь Жоханя. И для него же выматывался на площадке с мечом в руках, проводил вечера за книгами, а рассветные часы в глубокой медитации. С какой стати главе Вэнь понадобилось, чтобы третий помощник палача, перебежчик, сын шлюхи выучился всему, что должен уметь отпрыск благородной семьи? Что за каприз это был? Спрашивать Мэн Яо, конечно, не стал: просто брал все, что ему давали. И когда все закончилось, не жалел ни мига, не видел кошмаров, не мучился совестью, но... Но был титул, которого никто в жизни Мэн Яо — и Цзинь Гуанъяо — не заслуживал более, чем Вэнь Жохань. — Учитель. Для чего вы здесь, учитель? — Вот как, — сказал призрак и слегка наклонил голову. — Неплохо. Что ж, пожалуй… этот учитель… пришел попрощаться, — по всей видимости, именование его удивило, и он покатал его на языке — если так можно сказать о бестелесной сущности. — И задать вопрос. “Попрощаться”? Цзинь Гуанъяо моргнул. Пятнадцать лет спустя душа приходит прощаться со своим убийцей? Что за… — Скажи, Мэн Яо. Оно того стоило? Все это? Бесплотный, окаймленный пламенем рукав прочертил широкую дугу, словно обводя все сразу: Башню Карпа, Облачную Обитель за горизонтом, Крепость-Людоеда, Юньпин, Луаньцзан и руины Безночного Города… Что он знает, панически подумал Цзинь Гуанъяо, что он может знать о моих делах после его смерти?! Души бывают очень хорошо осведомлены, и если этой придет охота свидетельствовать… Он едва не расхохотался. Душа Вэнь Жоханя, которая пожелала бы свидетельствовать против Цзинь Гуанъяо! Смешно, какой стороной ни поверни. И о чем он думает вообще?! Это Вэнь Жохань, он задал вопрос, и лучше не проверять, что будет, если затянуть с ответом. Стоило ли оно того — то есть стоило ли все, что у него есть сейчас, предательства и убийства. Цзинь Гуанъяо глубоко вздохнул. Он получил признание, которого жаждал. Сын одного главы ордена, названый брат двоих других, муж прекрасной и любимой женщины — стоило ли это убийства и предательства? О да! Правда, жена оказалась единокровной сестрой. Сын — безнадежно больным. Старшего названого брата пришлось устранить. Отца — тоже, но это принесло удовлетворение и титул… И страх. Страх держал Цзинь Гуанъяо за горло, не сжимая холодных липких пальцев, но напоминая: вот он я, я здесь. Его страх убил А-Суна и Цинь Су, а завтра убьет А-Лина. И — не так важно — еще сотни людей. Стоило ли предательства и убийства сменять один страх на другой? А веселого, смертельно опасного и непредсказуемого господина — на отца, который и смотреть не желал лишний раз на непрошеного сына? Вспомнилось вдруг: Вэнь Жохань ни разу не назвал Мэн Яо ублюдком или шлюхиным сыном. А он-то тогда думал — все главы орденов таковы, ни один не опустится до дешевых оскорблений. Смешно. Цзинь Гуанъяо понял вдруг, что тянет с ответом уже долго. Вэнь Жохань при жизни не был терпелив… Но признак стоял недвижно, как не могут живые, только язычки огня покачивались на рукавах, словно диковинная бахрома. Ждал. — Я не знаю, — сказал Цзинь Гуанъяо. Слова царапали горло, ожидание огненного прикосновения пекло в груди. — Я достиг того, чего хотел, и сделаю все, чтобы это удержать. Я должен был убить вас, учитель. Но… если б тогда знать, как все будет… — он покачал головой. Не Минцзюэ, которого он спасал так отчаянно и который никогда больше не встал на его сторону. Отец, приказывавший нарушать любые законы. Жена, к которой он не смел прикоснуться. Титулы главы ордена и Верховного Заклинателя, вознесшие его на вершину мира — в одиночестве… Нет. Он не один. У него еще есть… — Я не знаю, — повторил он, запрещая себе, как и пятнадцать лет назад, даже мысленно произнести имя. — Я не уверен, учитель. Простите неразумного. Призрак усмехнулся. — В самом деле? — протянул он, и Цзинь Гуанъяо содрогнулся: он узнал эти нотки в голосе Вэнь Жоханя, эту странную тягучую насмешку, за которой могли равновероятно последовать ласка, хохот или смертельный удар. — Что ж, у тебя еще есть немного времени, чтобы решить, чего ты на самом деле желал в жизни. Прощай, Мэн Яо. Мы с тобой больше никогда не увидимся. Он повернулся, оперся обласканной пламенем ладонью о подоконник, будто собираясь прыгнуть в окно, подобно существу из плоти. — Учитель! Что вы имеете в виду? Вы покидаете этот мир? Умираете конечной смертью? Хорошо бы в этом возгласе не прорвалась надежда... Улыбка призрака, обернувшегося через плечо, показалась Цзинь Гуанъяо печальной. Наверное, из-за огненных теней. — Ты послужил мне Небесным гневом, Мэн Яо. Смотри и запоминай, как выглядит Бессмертный Младенец. Я не мертв и не намерен умирать. А вот ты… Стало тяжело дышать, и Цзинь Гуанъяо дернулся — в сторону, вверх, хватая ртом воздух… Сквозь резьбу ставен сочился лунный свет, тени сделались насыщенными и четкими. Никакого огня, искр, никаких призраков. Это все страх, подумал Цзинь Гуанъяо, неловко поднимаясь на ноги: левая затекла вся, от бедра до лодыжки. Тот самый, холодный и липкий, который держит за горло. Немудрено, что он задремал во время медитации, и что привиделся Вэнь Жохань, тоже немудрено: страшнее него Гуанъяо людей не встречал... Ничего. Сегодня эти напыщенные, самоуверенные заклинатели отправятся на Луаньцзан и сгинут там. Вместе с Вэй Усянем. А он, Гуанъяо, потом поможет Лань Сичэню оплакать его утрату, и некому больше будет нарушать гармонию между ними… Поворачиваясь к двери, он зацепился взглядом за какую-то необычную тень. Он знал свои покои досконально — ничего подобного не должно было быть. Подошел к окну… На подоконнике темнел, глубоко выжженный в дереве, отпечаток ладони.