***
Александр Грей всю свою жизнь грезил морем. Может, тому виной был синий - единственный цвет, который он видел, - или дневники морских путешественников, в изобилии проглоченные им в детстве. Как бы то ни было, он хотел быть капитаном и стал им. Александр родился в богатой семье, но столь ярко контрастировал с высшим обществом, к которому принадлежал, что отец и мать со временем перестали пытаться его исправить и позволили жить в своё удовольствие. С малолетства зачитываясь приключенческими романами, он представлял себя доблестным рыцарем, благородным принцем или бесстрашным капитаном, и эта страсть к геройству повлияла позже на всю его жизнь. В восемь лет Александр, приставив к стенке стул, лезет доставать картину, изображающую распятие, чтобы вытащить гвозди из рук Христа (то есть замазать их голубой краской) – печальный взгляд синих глаз бередит что-то в душе мальчика. В десять лет он видит другую картину – величественный белый корабль взлетает на гребне волны, устремляясь прямо на зрителя, отчаянно борется с бушующей стихией, а над всем этим возвышается фигура капитана. Он стоит на носу корабля, сжав кулаки, и вся поза его выражает напряжение, но лицо, волевое и гордое, упрямо обращено вперёд. В этот момент он един с кораблём – он его разум, душа и сердце, и всё здесь подчинено его воле. Александра завораживает это противостояние человека и стихии, эмоции и чарующие переливы насыщенного синего в морских волнах, и он впервые думает, что, возможно, хотел бы связать с этим жизнь. В пятнадцать, обложившись всеми книгами и звёздными картами, которые только нашлись в родовой библиотеке, он самостоятельно штудирует навигацию и бухгалтерию, морское право и кораблестроение. В семнадцать, получив все доступные теоретические знания, он сбегает из дома под покровом ночи, и вскоре из порта отбывает корабль, уносящий в Марсель тонкокостного юнгу с нежными, не привыкшими к работе руками. Грей посещает Америку, Францию и Испанию, проматывает почти всё своё имущество, учится пить как чёрт, мастерски вязать на рею парус и ещё тысяче других наук, составляющих каждодневные будни моряка. Его рука приобретает крепость, походка – пружинистость, не проходящую даже в редкие часы на суше, а неуверенность сменяется привычкой. Остальная команда и даже сам капитан постепенно проникаются уважением к упорному юноше, утрачивают былое снисхождение, и он окончательно становится своим. Когда спустя два года Грей, скопив приличную сумму денег, покупает галиот, матросы пьют и веселятся два дня, провожая новоиспечённого капитана в путь, а на утро третьего «Секрет» расправляет паруса, и киль его впервые разрезает морскую гладь. Он родился с живой, ищущей душой, и только стоя на мостике в чине капитана он чувствует, наконец, что нашёл себя. И так, обнимаемый со всех сторон бескрайним родным цветом, по-прежнему завораживающим его своими переливами, капитан Грей плавает ещё четыре года, пока судьба не заносит его в бухту Лисса.***
Жизнь Меннерса протекает размеренно, ничуть не меняясь изо дня в день. Помощь матери в трактире да дружба с Ассоль – вот и все составляющие его нехитрого быта. Ставшие привычными насмешки не сильно задевают его: он попросту живёт в каком-то своём мире. Мальчик, казалось, должен был ожесточиться за годы травли, но на деле он свет излучает, незаметный большинству окружающих. Яр удивительным образом умудряется сохранить свою душу по-детски чистой и восторженной: хотя с чужими он угрюм и неприветлив, это можно заметить по лёгкому изгибу уголка рта в намёке на улыбку или по чуть мечтательному взгляду. Единственный в Каперне музыкант (да и тот, впрочем, почти всегда пьяный) роняет как-то при его матери: «У парнишки такой голос, ему бы петь, а хозяйке не помешает лишний центик». Мать, конечно, цепляется за возможность лишний раз подзаработать, и Яр поёт теперь почти каждый вечер, стоя в начале на большой деревянной бочке, а затем на хлипком помосте, наспех сооружённом в углу. Он поёт в основном грубые матросские песни или плохо сложенные частушки, принимаемые вечно пьяными кабацкими завсегдатаями на ура – ничего другого он просто не знает, но даже это становится для него отдушиной. Это и ещё, пожалуй, рассветы. Каждое утро он поднимается на утёс и приветствует новый день, следя за причудливой игрой красных бликов на воде в те несколько минут, пока алеющее солнце поднимается из-за горизонта. И иногда тихонечко затягивает какую-нибудь из нежных красивых песен, привезённых из дальних стран, которые смог напеть им с Ассоль Лонгрен, и такое пение, пусть даже без музыки и с перепутанными словами, нравится ему куда больше. Он не очень-то ловкий в жизни, и потому работа подавальщика, которую мать отводит ему в трактире, всегда кажется издевательством. Конечно, он спотыкается и выливает на подвыпившего посетителя доверху наполненную кружку пива. Чувствуя, как пена стекает по лицу, пьянчужка закипает и отвешивает ему пощёчину. Юноша прижимает руку к вспыхнувшей огнём щеке, а мать тут же выскакивает из-за стойки, рассыпаясь в фальшивых извинениях. Яр опять ссорится с ней. Они ругаются довольно часто, но сегодня она словно нарочно проходится по всем его больным точкам: слишком хилый и неуклюжий для настоящего матроса, вечно витает в облаках и до сих пор верит в детские сказки. - Не приплывёт никогда твой капитан. Истории про родственные души – просто бредни, рассказанные пьяными моряками, любящими посплетничать словно базарные бабы, равно как и это твоё предсказание про алые паруса. Только такой сумасшедший, как ты, способен выйти в море под алым шёлком – дорого и непрактично. Это оказывается последней каплей. Яр разворачивается и стремительно вылетает из трактира. Он бежит в то единственное место, где чувствует себя свободным – на утёс. Юноша долго стоит, прикрыв глаза, обдуваемый лёгким морским бризом, чувствуя, как горячие солёные слёзы текут по щекам. Он не хочет возвращаться домой, а потому уходит в лес и сворачивается калачиком на неприметной полянке, устраиваясь на ночлег.***
Они стоят в бухте Лисса уже десять дней, освобождая трюмы от табака и чая и заполняя их новым грузом. На одиннадцатый день команда получает увольнительную, и матросы проводят свободное время в трактире или в портовом борделе, а их капитан отчаянно скучает. Его мучает неясное предчувствие каких-то перемен, которые произойдут в ближайшем будущем. Что-то внутри бьётся птицей, и он с удивлением понимает, что волнуется как мальчишка, чего уже давно не замечал за собой. В такие моменты лучше всего побыть в одиночестве и привести мысли в порядок, а потому Грей решает отправиться на небольшую прогулку. Он поднимается по узкой петляющей тропинке, изучая природу – для моряка, большую часть времени проводящего в море, всё вокруг в диковинку. Свежий утренний воздух полон цветочных ароматов, и капитан с наслаждением вдыхает полной грудью непривычный запах. Тропа приводит его на поляну, он отводит рукой ветку и останавливается, поражённый. Там, на траве, свернувшись калачиком, лежит юноша. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, путаются в его волосах, окаймляя голову белым пушистым нимбом. Белёсые на свету ресницы отбрасывают трепещущие тени на острые скулы. Александр, словно в трансе, подходит ближе, опускается на колени и осторожно касается кончиками пальцев фиолетового синяка на щеке юноши. Он настолько очарован, что не сразу понимает, что произошло. Фиолетовый?.. Грей оглядывается вокруг, впитывая непривычные краски. Деревья и трава вокруг теперь окрашены сочным цветом, чем-то созвучным с морем, – зелёным?.. Солнечный свет, оказывается, не холодно-белый, а тёплый даже на вид. Задыхаясь от восторга, он вновь переводит взгляд на сладко спящего юношу, который внезапно оказался его родственной душой, замечает высохшие дорожки слёз, и сердце его сжимается. Паренёк кажется трогательно-беззащитным во сне, будто съёжившимся в ожидании удара. Его хочется укрыть от всех напастей, добиться улыбки на тонком лице. «Ему нужно подарить чудо», - понимает вдруг Александр. Эта своя-чужая мысль мелькает в голове и тут же перерастает в чёткий план действий. Он уже дёргается было, чтобы встать, но вдруг замирает и оттягивает ворот своей рубашки. На длинной цепочке на груди болтается единственная реликвия, что осталась у него из отчего дома – простой перстень с одним-единственным чёрным камнем. Грей осторожно надевает его юноше – налезает на указательный палец – и встаёт слитным движением. Необходимо найти трактир. Он интуитивно выделяет неказистое строение среди прочих, и оно действительно оказывается кабаком. Несмотря на ранний час, в зале уже сидят несколько пьянчужек. Хозяйка сама выходит ему навстречу, расплываясь в заискивающей улыбке и явно подсчитывая, сколько можно содрать с хорошо одетого молодого человека. Грей садится за стойку, и ему тут же наливают что-то тёмное. Он отпивает, не морщась, ставит стакан на потёртое дерево и спокойно говорит, пристально глядя трактирщице в глаза: - Вы, разумеется, знаете здесь всех жителей. Меня интересует имя юноши с тёмными волосами до плеч, худощавого, лет семнадцати на вид. Хозяйка отвечает, поджав губы: - Это, должно быть, мой никчёмный сынок, Хин Меннерс. Больше никто в Каперне не носит такие длинные волосы, тьфу, что баба, - и тут же начинает лебезить, заламывая руки. –Если он вас обидел чем-то, не гневайтесь, господин хороший, ух я ему всыплю, как дома объявится! Он у нас малость не в себе, не ведает, что творит… - Не в себе? – Грей цепляется за резанувшую слух фразу. – Как же это случилось? - Лет семь назад этот бестолковый мальчишка опять сбежал к чудакам-Лонгренам… - начинает хозяйка, и рассказывает о том, как Яр говорил в лесу с бродячим сказителем. История эта приобрела, конечно, в устах местных форму грязной и плоской сплетни, но суть осталась нетронутой. – Вот с тех пор и кличут моего сынка сумасшедшим, ну да что с него возьмёшь, полоумного… Капитан кивком благодарит снова начавшую было причитать трактирщицу, бросает на стойку мелкую монетку и уходит, оставив недопитый стакан. В Лиссе он долго ходит по лавкам, придирчиво выбирая нужный оттенок шёлка. Слишком грязный, слишком тёмный, слишком светлый – подходящий цвет находится только в третьей по счёту лавке. Чистый и прекрасный, словно алая заря, благородный и гордый – этих качеств недоставало остальным оттенкам, выглядящим базарными дешёвками; причудливо отливает фиолетовым – цветом мечтателей и тех, кого люди клеймят сумасшедшими. Да, эта ткань определённо подходит. Александр заказывает две тысячи метров шёлка и без торгов соглашается на цену, предложенную шокированным продавцом. У него есть ещё одно дело в портовом городе. Едва он выходит из лавки, как его окутывают чарующие звуки музыки. В соседнем дворе играют бродячие музыканты. Они уже почти закончили своё выступление, и один из них ходит по людям с протянутой шляпой, а остальные торопливо собирают инструменты. - Ба, Артемио! – Грей признаёт в мужчине, возящемся с виолончелью, того пианиста, что по вечерам развлекает подвыпивших моряков в корчме в двух кварталах отсюда. – Как же это ты изменил пианино? - Досточтимый капитан, - отвечает тот с лёгкой ехидцей, откидывая чёрную вьющуюся прядь со лба, - я играю на всём, что звучит. Но пианино – это моя жизнь, а виола – моя страсть. Александр смотрит на музыканта, чуть прищурившись, и принимает решение. - Именно ты-то мне и нужен. Я предлагаю неплохо подзаработать. Собери музыкантов, но не тех напыщенных ремесленников, что давно забыли о душе музыки и теперь губят её своим точным, но мёртвым искусством. Найди настоящих творцов, которые живут тем, что делают, собери своих бродяг. Приходите к вечеру на «Секрет». Из глаз Артемио исчезает былое ехидство, сменяясь проблеском уважения. Он чувствует, что происходит что-то необычное и очень важное, чувствует, что все действия и помыслы этого человека сосредоточены сейчас на одном каком-то предмете, чувствует его внутреннее нетерпение и вместе с тем необычайное внутреннее же спокойствие, будто он уже обрёл всё, о чём мечтал, а потому говорит с достоинством, глядя прямо в глаза: - Всё будет исполнено в лучшем виде, капитан. Грей обозначает кивок и уходит. Команда нуждается в разъяснениях, а смена парусов – небыстрое занятие.***
Яр просыпается спустя несколько часов. Он почему-то чувствует себя отдохнувшим, несмотря на ломоту в теле от неудобной позы. Потягивается, урча, и тянется выпутать из волос застрявшие травинки – всё-таки ночёвка в лесу имеет свои недостатки, – но застывает в недоумении. Рука кажется чужой – признать её родной мешает непривычное кольцо на указательном пальце. Юноша поворачивает её то так, то эдак, изумлённо разглядывая, когда непослушный солнечный лучик падает ему на нос – только тогда он понимает, сколько времени. Встаёт со вздохом – покидать гостеприимный лес не хочется, но надо. Мать тут же подрывается, стоит ему переступить порог трактира. Воздух разрезает высокий крик, и Яр непроизвольно кривится: - Хин Меннерс! Где ты шлялся?! Ты можешь себе представить, как я волновалась?! – Яр снова морщится: в её беспокойство он не верит ни на йоту. – О тебе тут спрашивал какой-то человек, по виду – капитан. Признавайся, что ты натворил? Опять разлил на него что-то? – под бесконечный поток ругани она подходит ближе и сразу замечает намётанным взглядом тонкий перстень. – Так вот, что ты сделал! Всегда был никчёмным мальчишкой, а стал ещё и вором! А всё дурная кровь твоего папаши, я-то тебя не так растила… - причитания заходят на новый круг, и Яр тоскливо смотрит в окно. Кольцо мать у него, конечно, отбирает, да ещё влепляет пару затрещин, чтоб неповадно было; добычу, впрочем, прячет. Яр той же ночью выкрадывает его обратно.***
Следующим утром Яр подрывается ещё затемно. Мир в предрассветных сумерках кажется нереальным и волшебным, прохладный воздух напоён ощущением чуда. Он вдыхает его полной грудью. Неясное приятное предчувствие захлёстывает его, и юноша сладко жмурится, прикрыв глаза. Яр поднимается на утёс, как делает каждое утро. Алый краешек солнца подсвечивает клубящийся над морем туман, и пространство расцветает разными оттенками розового. Но ещё один красный отблеск привлекает его внимание. Огромный белый корабль, идущий прямо на него, показывается из дымки. Белый корабль под сияющими алыми парусами. У Яра перехватывает дыхание. Он моргает враз набухшими ресницами, не в силах пошевелиться. Дождался. Юноша наконец поворачивается и бежит в город, как можно ближе к воде. В Каперне в это утро царит необычайное оживление. Повсюду хлопают ставни, доносится шёпот или даже громкие крики: «Корабль! Корабль!». Никогда ещё такое большое судно не подходило здесь так близко к берегу, и оно производит эффект землетрясения: жители бросают свои дела и, перекрикиваясь и толкаясь, стремятся к воде, вскоре образуя небольшую толпу. Яр стремглав проносится по знакомым с детства улочкам, не обращая внимания на окружающих. Около трактира его окликает мать, но он даже не оборачивается. На пристани юноша с разгона влетает в толпу, глазеющую на невиданное зрелище. Каким-то чудом он пробивается вперёд и оказывается у самой кромки. Откуда-то струится музыка. Нежная и восторженная, она очаровывает, пленяет и обнимает, и юноша чувствует её каждой клеточкой тела. Корабль уже совсем близко – ещё немного, и он напорется на мель - и тогда от него отделяется лодка. Яру приходится заслониться рукой от слепящего солнца, чтобы различить фигуры. На ней всего два человека: один гребёт, а второй стоит на носу, тревожно вглядываясь в стоящих людей. Сердце бьётся пойманной птицей. Лодка приближается: двести метров, сто, и вот он уже почти видит лицо стоящего… Тут ему заезжают локтем по спине, затягивают обратно в толпу – каждому хочется первым увидеть гостей, – и он, не удержавшись, падает, неловко заваливаясь на бок. О него спотыкаются, и толпа вскоре выплёвывает его обратно. Он сидит, не пытаясь подняться, сосредоточив всё внимание на красной ссадине на ладони. А зачем?.. Ни один человек вокруг не способен понять, что это е-г-о чудо, да и сам капитан, наверное, не в курсе, какое полотно ему подсунул нечистый на руку торговец – не так много людей могут различать цвета. Солёные слёзы скапливаются в уголках глаз. Всё вокруг плывет, а потому он не сразу замечает появившуюся в поле зрения руку и не сразу понимает, что протянута она ему. Ему ещё никто не протягивал руку. Он цепляется за неё и несмело поднимает взгляд, с трудом фокусируясь на чужом лице. Он смотрит прямо в яркие зелёные глаза, и мир вокруг вспыхивает разными красками. Яр почти задыхается от неожиданности, но тёплые сильные руки осторожно поднимают его на ноги, бережно стирая слёзы. Он смотрит-смотрит-смотрит и не может насмотреться. На синее море и голубое небо, грязно-коричневую одежду горожан и на улыбающееся открытое лицо держащего его человека. У человека белый китель, правильные черты, встрёпанные каштановые волосы и яркая, немного неуверенная улыбка. Яру она ярче всех новообретённых красок кажется. Его сил хватает лишь на то, чтобы вцепиться в чужие плечи и прошептать сдавленно: - Дождался. А потом – плавиться от непривычной нежности в чужом взгляде. А потом – подниматься на корабль, ни на минуту не отпуская чужой руки – вдруг растает волшебным сном? А потом – плыть по тронутой солнцем воде, оставляя за спиной постылую Каперну, жители которой начали расходиться, оправившись от потрясения. И только Ассоль, стоящая на утёсе, до последнего провожает взглядом корабль под алыми парусами и мягко улыбается чужой сбывшейся сказке. Она знает, что её время ещё придёт.