hurricane

      Ты кладёшь локти на стол и хохочешь во весь голос. Не то чтобы кто-то тут играл в высшее общество, но всё-таки мы в приличном заведении. И в относительно приличной компании. Нервно сглатываю, когда ты всхлипываешь от смеха — шутка не была настолько удачной, чтобы так реагировать, но ты всегда откликаешься бурно. На всё.       А мне не время и не место об этом думать.       Ты сидишь напротив, а должна бы рядом. Так хочу тебя коснуться, что пальцы сводит судорогой. Ты не замечаешь. Или делаешь вид. От твоего голоса, когда ты кому-то что-то отвечаешь — даже не пытаюсь вслушиваться — по рукам мурашки. Хочу домой и тебя, можно в произвольном порядке. Хочу твою кожу под своими ладонями. Хочу твои губы на моих. Всё, что ты можешь мне дать, всё, на что готова.       Выдыхаю резко — ты мимолётно встречаешься со мной взглядом, еле заметно вскидываешь бровь. Без слов говоришь, чтобы я соблюдала приличия, отворачиваешься, топишь в бокале прядь волос. Опять смеёшься, ёрзаешь на стуле, — ткань на груди бессовестно натягивается. Я не хочу соблюдать приличия. Я не хочу притворяться, что между нами — ничего. Это тебя забавляет наша «маленькая тайна», тебе нравится, что для всех мы всего лишь подруги, тебя сводит с ума вся эта секретность. А меня с ума сводит то, что ты далеко — через целых три фута заставленного едой и алкоголем стола. И то, что не могу поцеловать тебя прямо сейчас.       Залпом полбокала белого сухого. Сжатые до боли бёдра. Под столом незаметно снимаю туфли — ступни немилосердно ноют с непривычки на каблуках. И твои босые пальцы слегка касаются моих — ты сделала то же самое.       Всё почти как дома, и от этого крыша машет ручкой и окончательно съезжает.       Ты крадёшь мою туфлю. Осторожно так, будто я ничего не замечу. Конечно, так трудно заметить, что обувь потихоньку отъезжает прямо из-под моей ноги. Ерунда какая. И когда ты как будто случайно промахиваешься мимо туфли и проводишь носком по моей лодыжке, я ловлю твой взгляд и безмолвно умоляю прекратить.       Ты понимаешь. Но не так, как я подразумевала. И, чёрт возьми, как я этому рада.        — Поедем домой? — спрашиваешь так спокойно и невозмутимо, будто сама веришь в то, что мы просто снимаем одну квартиру на двоих. — Думаю, я выпила лишнего, — поясняешь собравшимся в ответ на недовольное роптание. — Ну же, — нетерпеливо киваешь мне и по-дурацки сокращаешь моё имя, — поехали, правда.       Одним богам ведомо, как я ухитряюсь сохранить лицо. И как обуваюсь незаметно для остальных — ногу приходится вытянуть, чтобы дотянуться до украденной туфли.       В такси ты берёшь меня за руку. Ногтем проводишь по запястью — выдыхаю с шипением, по коже от кисти до локтя бегут мурашки. Ты на меня даже не смотришь — играешь — дразнишь, а я взгляда отвести не могу, но по тому, как ты коротко облизываешь губы, по тому, как сглатываешь слюну, вижу, что эта игра тебе не так уж просто даётся.       У тебя дрожат пальцы, когда ты ищешь ключи. У меня дрожит всё тело, когда ты наконец открываешь дверь и тянешь меня за собой.       Поцелуй — такой долгожданный, будто месяц не была дома и наконец-то вернулась. От твоих губ пахнет вином и малиной; зажмуриваюсь, пьянею, голова кружится. Вслепую тянусь к твоей заколке и отрываюсь от тебя — никогда не могла пропустить это зрелище, как твои волосы жидкой платиной рассыпаются по плечам, окутывая твоим острым ароматом. Пропускаю гладкие пряди между пальцами, сжимаю ладонь в кулак и тяну — не сильно, но достаточно, чтобы ты застонала. Тихонько и так сладко, что сдержаться не могу — сцеловываю стон с твоих губ, обвожу их языком, и ты раскрываешь рот мне навстречу. Твои ладони скользят по моим обнажённым плечам, по спине, к застёжке платья — а я путаюсь пальцами в твоих волосах, целую жадно, будто бы этот пыл даст насытиться тобой — но это невозможно. Молнию на моём платье заедает, и ты недовольно стонешь мне в рот, пытаясь с ней справиться. Открываю глаза — посмотреть на твои обиженно нахмуренные брови. Ты невозможно смешная, когда злишься от того, что не можешь получить желаемое.       А я легко справляюсь с застёжкой на твоей шее. Платье с шелестом скользит по коже, оставляя тебя в белье, и я отступаю на полшага — впитать в память твою красоту. Дышишь тяжело и жалуешься, что так нечестно, что я по-прежнему одета — всё, не могу так больше. Застёжку твоего лифчика чуть не с мясом выдираю, прикусываю твою шею, подталкиваю к комоду. Твои огромные зрачки чернотой закрывают голубизну глаз, а у меня от этого зрелища слабеют ноги. Ты послушно садишься на комод, позволяя мне развести твои колени. От того, как твоя бархатная кожа ощущается под моей ладонью, перехватывает дыхание. Ты стонешь, когда я слегка прикусываю твой сосок, вздрагиваешь, когда втягиваю его в рот — никогда не устану восхищаться тем, какая ты чувствительная.       И тем, какая ловкая — добираешься-таки до молнии на моей спине и стягиваешь с меня давно ставшее тесным — и лишним — платье. Следом за платьем — бюстгальтер, и твои ладони накрывают мою грудь так знакомо и каждый раз по-новому, что я едва не теряю контроль. Соски между пальцами, тянешь, зажимаешь, — убираешь руки и касаешься едва-едва, пока они не начинают пульсировать горячей болью под твоими ласками.       Ты тянешь меня за волосы к себе и впиваешься в мои губы поцелуем таким отчаянным, будто мной дышишь и никак надышаться не можешь — и я отвечаю так же жадно. Накрываю ладонью ткань твоих насквозь мокрых трусиков, сдвигаю ткань в сторону и касаюсь скользких горячих складок — то, как ты стонешь — музыка.       Твои ногти щекотно скользят по моему животу. Ладонь проникает под резинку моего белья — ты замираешь, задерживаешь дыхание и резко вводишь в меня пальцы. Не хочу отставать — делаю то же самое, но совершенно не понимаю, что именно. Твои прикосновения отдаются густым сладким пламенем, разливают по телу мëд — и ты целуешь меня ещë яростнее, двигая языком в одном ритме с пальцами. С трудом контролирую себя — кажется, моя рука двигается слишком жëстко, но ты только раздвигаешь ноги ещë шире и вжимаешься в мою ладонь.        — Сильнее, — отрываешься от моих губ на дюйм и выстанываешь единственное слово, и я подчиняюсь. Ни в чëм не могу тебе отказать, особенно когда твои пальцы скользят во мне так правильно, когда ты надавливаешь на клитор основанием ладони, так что у меня ноги почти подкашиваются.       Делаю в точности то, что ты просишь — сильнее. Жëстче. Быстрее. И ты сжимаешься вокруг моих пальцев, пульсируешь и содрогаешься, прижимаешься губами к моей шее и пускаешь по коже вибрацию крика — три слога моего имени, пока из моего горла вырываются два слога твоего. Не до конца понимаю, от чего кончаю так бурно — от твоей руки, твоей близости или твоего оргазма, но удовлетворение рассыпается мурашками по всему телу, пронизывает молнией, так сильно, что я падаю тебе на грудь и прижимаю к комоду, не в силах ровно стоять на ногах.       Ты касаешься губами моего виска, всë ещë сладко вздрагиваешь, шепчешь на ухо несусветную чушь, а у самой язык едва ворочается.       А я опять не могу понять — то ли я так люблю тебя, потому что никогда не хотела никого другого так сильно, то ли наоборот.       Впрочем, не так уж меня это волнует.