Сезон ведьм

Ви тосковал. Отчего, было совершенно неясно — Данте мысленно лепил отговорку на отговорку, начиная с светлой печали по далекому прошлому и заканчивая кошмарами об, опять-таки, прошлом. Тоскующий Вергилий вообще было редкое зрелище, Данте не видел ранее ничего подобного, и, думается, это было и к лучшему. Когда-то его посещали мысли: что, если бы брат не упал тогда в Ад? Как бы сложилась их жизнь? Они жили бы вместе или их пути вновь разошлись бы? Данте хотелось верить в лучшее, и он представлял себе упоительную картину своеобразного семейного быта, так и не ставшую реальностью. Он представлял совместные вылазки на задания, как они вместе, плечом к плечу, сражались бы, и им не было бы равных во всех мирах. По выходным надирались бы в хлам, учились бы общаться друг с другом спустя столько лет одиночества, прикрывали бы спины друг друга от внутренних и внешних кошмаров и вляпывались бы в различные приключения, которые, само собой, не смогли бы обойти двух молодых полудемонов стороной. Сейчас Данте понимал, что нет, нихрена подобного. Тяжелые периоды у Вергилия проходили тяжело для всей семьи: он драматично играл на фортепиано, отмалчиваясь на любые расспросы, ходил задумчивее обычного, был замкнут и тих, и либо спал целыми днями, либо сутками втыкал в никуда, мучаясь от бессонницы и каких-то своих мыслей. Самое страшное было, конечно, фортепиано (будь проклят день, когда охотники пошли на поводу у Вергилия и затащили это сраное фортепиано в агентство) — играл Ви неважно после двадцати с лихвой лет вынужденного перерыва, но очень эмоционально. И Данте казалось, что, столкнись он с тяжелым периодом у брата лет на двадцать раньше, то сам, своими силами при первой удачно подвернувшейся возможности сбежал бы в Ад. Сейчас ему, конечно, было почти насрать. Он же Данте, и не такое переносил. И это переживет. Наверное.  — Почему именно пианино, — созвучно его мыслям протянул Неро, падая лицом на обеденный стол. — Почему он не уходит в запой, или не смотрит грустные фильмы под мороженное или, не знаю, не рыдает с нихера, почему именно ебучее это пианино…  — Фортепиано, — на автомате поправил его Данте, не отрываясь от своего утреннего чая. Неро ненавидел пьяниц — пусть Данте и не пьянел сильно даже — а потому с его переездом от привычки цедить алкоголь, как воду, круглые сутки, пришлось отказаться. Неожиданно, но чай пришелся охотнику по душе. — У твоего отца… — Я же просил. —…тяжелый период, и он просто так субли… короче, это его способ. Не нам судить. И действительно. У Данте, к примеру, октябрь всегда проходил еще хуже (но хотя бы каждый год по-разному, и Данте почти научился с этим жить), а у Неро случались эпизоды срывов, когда он несколько дней не взаимодействовал с окружающими, не желая выплескивать раздражение на близких, а потому выходил из комнаты только набить демонические рожи, и в свободное от крушения подземных тварей и элементов декора время лежал на полу и слушал всякие эмо-панк-грайндкор-роки, пуская в потолок скупые злые слезы стресса. Так что действительно, не им.  — Просто не понимаю, может, в его представлении это драматично и пафосно, потому что я не видел, чтобы люди депрессовали с таким выпендрежничеством… — А может ему просто в кайф ломать клавиши, — предположил Данте. — Или в кайф ощущать себя вот так вот пафосно и возвышенно. Работает — и хер с ним. — Если работает, — буркнул молодой охотник, напоминая, что «тяжелый период» длился уже третий день, а улучшений не предвиделось. И это было правдой. Сначала все казалось проходящим и несерьезным. В конце-концов, всех порой одолевала апатия и меланхолия, а учитывая поразительную склонность Ви загоняться по любой херне и его личный огромный багаж херни, по которой без труда можно было загнаться, это даже не казалось странным. Порой складывалось впечатление, что Ви вообще не прекращал молчаливо грузиться и тихо накручивать себя ни на секунду, так как иногда он выдавал несуразные по своей серьезности и драматичности мысли, но это было вроде как нормальным его агрегатным состоянием, потому поначалу замкнутость не вызывала опасений. Но вот уже третьи сутки Вергилий был вежливо-равнодушен к попыткам партнеров расшевелить его — во всех смыслах - что, конечно же, создавало определенные неудобства, так как шевелить друг друга, когда на другой половине кровати кто-то страдает, было как-то… Ну, нечестно, что ли. Данте тяжело вздыхал. До октября еще почти неделя, а все уже становилось сложнее. — Может, само пройдет, — Данте пожал плечами. — Осень, мало солнца, у всех хандра начинается. — Можешь попробовать купить ему витаминный комплекс, — ухмыльнулся Неро, уже представляя себе потуги Данте накормить БАДами Ви. — Уверен, он с радостью запихнет тебе его в зад. Не распаковывая. — И не такое проходило, — отшутился Данте, понимая всю несерьезность его предположения. Но других вариантов не было. Ви на вопросы не отвечал. Это вообще было самое бесячее в этой версии Вергилия, по мнению Данте. Да и вообще в любой. Когда брата что-то задевало, он либо говорил чересчур жестко и прямо — что было благодатью, на самом деле, теперь-то Данте это понимал — или так замыкался и уходил настолько глубоко в себя, что клещами из него нельзя было вытянуть и звука. Будто что-то застревало у брюнета в горле, перехватывало его голос по пути на волю. Он лишь мрачно молчал, и догадывайся сам, что происходит в этой темной голове. Прочитать же такого, задетого Вергилия было даже сложнее, чем обычно. Неро сначала злился в ответ — думал, Ви идет на принцип. Думал, выпендривается. Потом оказалось, что проблема действительно была, и справиться с ней упрямством и психами никак не выходило. Данте предполагал, что это такой механизм защиты — неразобранные эмоции встают комом в горле, вводят в ступор, не дают объяснить, что же не так, и дать понять, что делать, тоже не дают. Потому Ви просто отгородился, мягко отталкивал, игнорировал чужое беспокойство. Ви молчал и только глядел отрешенно и беспомощно. Неро не знал, что ему предпринять — он не был телепатом. Потому они оставили Ви остывать, отходить, приходить в себя. Это было предложение Данте, и оно казалось единственно верным, потому что других вариантов у них больше и не было. Но в итоге и это не срабатывало. Казалось, стало только хуже — взгляд старшего из братьев тускнел и тяжелел с каждым прожитым днем. Звуки в кабинете, где и стояло фортепиано, стихли. — Ушел в комнату, — догадался Неро. — Пойду, проведаю его. Данте пожал плечами, мол, дерзай, посмотрим, что у тебя выйдет.

***

 — Ви? — тихо позвал Неро и заглянул в приоткрывшуюся дверь. Мужчина лежал на кровати, сложив тонкие ладони на животе, с наушниками в ушах. Взгляд его тоскливо вперился в потолок, глядя куда-то сквозь него. Неро не нужно было смотреть на экран лежащего рядом смартфона, чтобы знать, что в наушниках что-то драматичное и обязательно классическое. Окей, это прекращало быть смешным. Да, это было нелепо, но серьезно. — Ты как? — Неро присел на край их кровати и внимательным взглядом вперился в усталое лицо партнера. Ви ему слабо улыбнулся и отвел глаза вновь. — Все еще не настроен разговаривать? Молчание было достаточно красноречивым ответом. Неро вздохнул, собирая остатки своей терпеливости. Прошлая его вспышка гнева, спровоцированная игнором Ви, не закончилась добром: если до этого Вергилий хотя бы односложно отвечал на простейшие вопросы и мог где-то даже покивать головой, то после этого будто и вовсе прекратил замечать окружающий мир. Поначалу Неро злился, думая, что Ви просто обижается, как тупая баба, но потом понял, что тому посрать было, что там Неро хочет и думает. У старшего были какие-то свои загоны, и он в них увяз, целиком и полностью. Парень осторожно забрался на кровать рядом и лег на бок, лицом к партнеру. Он протянул руку и вытащил наушник из дальнего от него уха — мужчина все же скосил взгляд на него, но без каких-либо особых эмоций — и вставил себе. Неро знал заранее, что то, что он услышит, будет дико нудным и совсем не в его вкусе, но может, стоило попробовать разделить с Ви его уныние хотя бы так. Играло что-то простое и тихое, печальное. Неро слышал только фортепиано, и это невероятно отличалось от того, к чему привык охотник — нагромождению тяжелых звуков, бьющим по ушам и взывающим к внутренним демонам. Возможно, это был вальс, или ноктюрн, или еще что, Неро понятия не имел, и уже через минуту ему стало скучно. Он абстрагировался от звуков и сосредоточился на зрении: рассматривал слабо подрагивающие ресницы Ви, и мягкие переливы света и тени в глубине радужки, и мелкие мимические морщинки, и складку между бровей, и жесткую складку у губ, обозначившуюся особенно четко за последние недели. Он рассматривал мелкие волоски и чужие поры на щеках, и пухлые губы, непривычно молчаливые, и тонкие волоски, и нос — Вергилий иногда ворчал на это тело за свое лицо, но партнеры, конечно, находили его невероятно привлекательным и постоянно это доказывали — и тонкий провод наушников, связавший их сейчас. Охотник задумчиво протянул ладонь и накрыл ею сцепленные в замок руки, покоящиеся на животе. Он мягко погладил чужую кожу, наизусть помня каждый выступ, каждый волосок и морщинку, обвел нежно костяшки подушечками и сжал узловатые пальцы своими. Неро ничего не спрашивал, не говорил и не просил — просто обозначал свое присутствие. Возможно, именно это сейчас и было необходимо. Ви повернулся к нему, уткнулся лицом куда-то в ключицы и щекотно выдохнул в шею, тяжело и протяжно. Из него с этим вздохом словно вышла часть напряжения, копившегося все это время, и Неро, радостный от того, что контакт налаживается, просунул руку Ви под голову, чтобы удобнее было обниматься. Второй он притянул мужчину к себе, уложил теплую крепкую ладонь на спину, словно пряча от всего мира, от проблем внешних и внутренних. Осмелев, он даже клюнул темноволосого в висок, надеясь, что этот привычный им жест принесет старшему хоть немного покоя. Неро ждал срыва. Он ожидал истерики, или ярости, или продолжения игнорирования, но никак не спокойной тишины. Внутренние противоречия Ви потихоньку разрешались или засыпали, по крайней мере, в его руках, но от того не становились более Неро понятными. Кажется, Ви намерен был унести причины его тоски с собой в могилу. Ви прижался теснее, иногда шумно выдыхая в чужие ключицы, и обвил тело Неро своим сильнее. Их ноги переплелись, и пальцы брюнета вжались в его спину, и охотник несколько раз поцеловал лоб партнера, а затем уткнулся носом в темные волосы. Под ладонью постепенно расслаблялись напряженные лопатки. Если Ви нужно почувствовать себя нужным, чтобы полегчало — у Неро для него обожания достаточно, целый океан.  — Пацан, он там тебя не прикончил? — позвал из-за двери Данте, прежде, чем ее приоткрыть. Неро обожал этого старого идиота, и сейчас он почувствовал это особенно остро — Данте знал, что что-то может пойти не так, что ему или Ви может понадобиться время, чтобы собраться, что он может нарушить какой-то интимный момент, и дал им время. Конечно, он все равно планировал нарушить его, но это был его способ снимать напряжение. — Мы в порядке, — отозвался Неро, поворачивая голову, и только после этого Данте бесшумно скользнул внутрь, прикрывая дверь за собой. Он забрался на кровать — Неро почему-то всегда нравилось чувствовать, как прогибалась кровать под его весом, было в этом что-то, заставляющее испытывать предвкушение — и обнял Ви сзади, зажимая между собой и Неро. — Обнимаетесь, пока я тут не вижу, да? — протянул он с притворной обидой, которая, впрочем, не помешала ему между предложениями поцеловать брюнета в загривок. — Со мной обжиматься не стал, а пацана вон, как обвил. — Ты просто холодный и равнодушный, — ответил ему «пацан». — Очень даже горячий, — они встретились глазами поверх темной макушки. Данте с наслаждением провел ладонью по чужому бедру вниз, сдавливая сквозь свободную ткань домашних штанов кожу, которой практически не касался целых трое суток. Пытка, с его-то либидо и рядом с таким-то телом. Совершенно непозволительно не лапать Вергилия целых три дня, когда тот в добром здравии и в зоне доступности. Ви, которому тоже нелегко приходилось все это время, тяжело выдохнул и откинул голову назад, брату на плечо. Неро не собирался упускать возможность и тут же склонился к подставленной шее, начав покрывать ее короткими, теплыми и нежными поцелуями. Только-только освободившийся от всего, что грузило его, наконец почувствовавший себя комфортно и легко, но все еще эмоционально нестабильный, а потому расчувствовавшийся, Вергилий ощутил острый укол нежности, а затем его накрыло волной глубокой и всепоглощающей привязанности к этим двум. Они всегда находились рядом, когда ему было необходимо, и всегда ждали, когда ему нужно было побыть наедине с собой. И наедине с собой он не чувствовал себя одиноким. Было много плохого и тяжелого, было то, что он не мог рассказать им — они бы просто не поняли, он и сам порой не понимал, и лучше было это разделить с теми, кто смог бы, или пережить в одиночку, чем чувствовать эту недопонятость — но не одиночество, он никогда не чувствовал себя ненужным в этих отношениях. Он всегда ощущал себя правильно. И сейчас, прижимаясь спиной к Данте, ногами притискивая к себе Неро, ощущая под пальцами его тепло, чувствуя легкое покалывание щетины брата на шее, он все еще ощущал правильность и всепоглощающую благодарность. — Ну так… — нерешительно протянул Неро, перебирая чужие волосы. — Расскажешь нам, в чем дело? Оба почувствовали, как мужчина напрягся. Ви думал. Объяснить им? Как это объяснить? Можно ли передать словами это чувство незавершенности? Этой тоски, не имеющей причин, по чему-то, ему самому неясному, отравляющей его жизнь каждый момент с того мгновения, как Плод лег в его руку? И он выдыхает, проглатывает комом вставшие слова, не уверенный, что может это выразить и не желающий этой тоской — его личной — делиться. Не уверенный, что что-то настолько интимное вообще вслух можно выражать. — Это уже не имеет значения, — отвечает он максимально спокойно. Неро хмурится, видимо воспринимая это, как попытку оттолкнуть. — Давай без вот этих приколов, ладно? — Оставь, — пресекает Данте и сонно трется щекой о чужой загривок. — Как будет готов — расскажет. Парень фыркает зло и недовольно, но делает над собой усилие. — Ладно, — сдается он. — Хорошо, окей. Ты же поговоришь с нами об этом позже? — Возможно, — отвечает Вергилий и улыбается уголком губ, так, чтобы Неро не увидел, прекрасно зная, как такие ответы раздражают мальчишку. — Эй, мы вообще-то договаривались. — Договаривались. — Ну так, договорились? — Да пообещай ты ему уже что-нибудь, чтобы отстал, — советует младший из близнецов, задумчиво водя пальцами по животу брата, и Ви хмыкает позабавлено под хмуро-возмущенное «Эй!» Неро. — В общем, если что… — парень мягко гладит мужчину большим пальцем по скуле, и взгляд его, такой мягкий, с пробивающимся сквозь неловкость и колючесть заботой — словно мгновенно пробивающий грудную клетку кинжал. Так нежно, что больно дышать. Вергилий спрашивает иногда себя — постоянно, на самом деле — заслужил ли он этих людей. — Ты знаешь. — Я знаю, — отвечает он неслышно и, накрыв пальцы Неро своей рукой, прижимается к его ладони губами.