let it go

Минсу сидит, уставившись на дрожащее мерцание огня. Он наблюдает, как огонёк, касаясь воздуха, резко дёргается из стороны в сторону от каждого дуновения ветра. Медленно, но смело Минсу приближает небольшой листок бумаги, словно желая накрыть им огонь. Хоть он и понимает, что может произойти неизбежное — клочок бумаги настолько маленький, что сгорит за считанные секунды, — но совесть вовсе не мучает. Жар подпаливает конец бумаги, а свет от пламени отбрасывает на него тень. Играющий огонёк очаровывает своими движениями, своеобразным танцем, и заставляет забыть обо всём. Минсу сосредоточен только на свете, исходящем от зажигалки, прекращая его танец быстрым движением большого пальца. Это был один из таких дней, когда он грустит, не находя этому причины; этот день был из тех, когда Минсу вынужден чувствовать себя так на протяжении всех двадцати четырёх часов, независимо, хочет он того или нет. Такое состояние не было чуждым, так уже случалось раньше. Но с тех пор прошло достаточно времени — он забыл, насколько паршивым было такое отвратительно плохое настроение. Дверь на крышу внезапно открывается, заставляя Минсу вырваться из транса, оглянуться и заметить, как его Джэюн переступает через порог и направляется к нему. — Минсу, — его тон был скорее вопросительным. Джэюн хмурится, а на лице появляется недовольная гримаса из-за того, что он в замешательстве. — Что ты здесь забыл? Я тебя везде искал. И хоть тяжкое бремя всё не покидало Минсу, отягощая только сильнее, он не мог ничего сделать со своим сердцем, трепещущим при одной только мысли о Джэюне. И тепло, разливающееся внутри, подобно самой шёлковой или бархатистой ткани. Губы изогнулись в лёгкой улыбке, когда Минсу избавился от огня движением двух пальцев, а клочок бумаги теперь спрятан в заднем кармане джинсов. — Да так, — Минсу не уверен, как именно ему нужно ответить, — размышляю. Джэюн снова хмурится. — Похоже, не только размышляешь. Тут что-то другое. В ответ Минсу может лишь пожать плечами. — У меня просто был тяжёлый день, — немного погодя, добавляет: — Всё наладится завтра, так что можешь вернуться сюда тогда, когда всё будет хорошо, если хочешь. С каждым словом Джэюн мрачнел, так, что спустя несколько секунд от лёгкой улыбки не осталось и следа. — Я никогда не говорил, что оставлю тебя размышлять вот так, совсем одного, — он подошёл ближе и уселся в старый, ветхий шезлонг, оставленный там давным-давно. Минсу сидит рядом в таком же кресле, только ещё более потрёпанном, и наклон у него был побольше, такой, что нельзя было толком откинуться, приняв расслабленную позу. Как раз место для раздумий, чтобы принять соответствующую позу мыслителя. — Что не так? Минсу снова пожимает плечами, не сразу находя ответ. — Мне грустно. Не знаю, почему так. Просто… не понимаю, — мотает головой, уставившись куда-то вниз. — Наверное, сегодня просто такой день. День погрустить, — со вздохом добавляет, практически совсем отчаянно. Джэюн по-прежнему хмурится, только представляя его терзания. — Мне жаль, Минсу. Должно быть, тебе очень трудно. — Трудно, — с усмешкой повторяет он, думая, насколько обычным было это слово, не передающим и толики человеческих страданий. — Я просто ощущаю весь этот негатив и не знаю, как избавиться от него. Плохие мысли так и крутятся в голове, — он перевёл взгляд на небо, задумчиво отметив: — Но то, что ты рядом, меня немного спасает. Это признание было таким внезапным, что Минсу сам не успел понять, зачем поведал об этом, но, тем не менее, сказал как есть. Джэюн утешительно улыбается, принимая его точку зрения: — Хорошо. Просто знай, что я всегда рядом с тобой, Минсу, — он взял парня за руку, в ладони которого всё ещё была зажигалка. Отбросив её на шезлонг, Минсу положил свою руку в ответ на жест друга. — Спасибо, Джэюни, — тихо шепчет. Между ними наступила тишина, пока оба уставились на вечернее небо. Звёзды, нависающие сверху, казалось, были невероятно близки. Луна подчёркивала их мерцающую красоту, создавая до ужаса реалистичное ощущение того, что стоило только поднять руку, чтобы коснуться их, почувствовать, как что-то неприятно кольнёт нежную, мягкую кожу на ладони. Звёзды выделялись на фоне ночного неба, подобно кристаллам, посланным свыше. — Что это за бумажка, которую ты недавно держал? — Джэюн неожиданно нарушает тишину, заставив Минсу повернуться к нему. Он смотрит на него, в то время как пальцы полезли в карман. Сжав клочок бумаги между пальцев, Минсу протянул его другу. Джэюн берёт бумажку и осторожными движениями разворачивает её, словно самую драгоценную вещь в мире, которую доверили держать только ему. Он пробежался глазами по единственному написанному слову, расположенном прям по центру. Оно, казалось, смело уставилось в ответ, приковывая взгляд Джэюна, из-за чего он был не в силах оторваться от него. На миг парню даже показалось, что он понял силу этого слова, которая подвергла его друга переживаниям. — Разочарован, — прочёл он вслух, не упустив, как Минсу при этом вздрогнул, как и то, что глаза его стали блестеть ещё сильнее от непролитых слёз, которые он сдерживал. Джэюн протягивает бумажку обратно, показывая Минсу написанное: — Почему это написано здесь? — Это то, что написал мой брат, когда я появился, — он смахнул слёзы с глаз. — Остальные радовались, всячески поздравляли и поддерживали, но он… Он даже не посмотрел на меня. Он всегда, всю жизнь игнорировал меня, а затем оставил эту записку тем утром, когда я вернулся сюда, — выслушивая объяснения, даже незнакомому человеку станет не по себе от того, насколько был пропитан грустью, печалью и тоской голос Минсу. Он тяжело вздохнул, словно его что-то душило, но легче ему не становилось, и избавиться от тяжести было невозможно. — Это было давно, так что теперь не имеет никакого значения, — подытоживает, шмыгая носом. — Тогда почему она всё ещё у тебя? — друг не понимал, зачем хранить что-то, что причиняет так много боли и страданий, видя, как его любимый в буквальном смысле убивался из-за небольшого клочка бумаги. — Честно, не знаю. Я просто никогда не выкидывал её. А сегодня, в день, когда мне грустно, нашёл её в ящике. Когда же ещё мне нужно было наткнуться на неё, — Минсу опустил грустный взгляд себе на колени. Он удивляется, когда Джэюн поднялся, но всё, что он делает, это ждёт, пока тот что-то скажет. — Так давай сожжём её, — с лёгким сердцем предлагает, протянув ему руку и ожидая, пока Минсу возьмёт его за ладонь. Возможно, он и сам догадывался об этой идее: всё же у него была при себе зажигалка. И он принимает его помощь, протянув в ответ свою руку и осторожно положив её в чуть большую ладонь Джэюна. Встав к нему рядом, Минсу снова достал зажигалку. Парни отходят от шезлонгов, которые располагались у самого края, приблизившись ближе к середине крыши. Джэюн привёл Минсу в определённое место, а сам остановился позади, обняв его сзади. Тепло и чувство безопасности с новой силой появляются в груди Минсу, пытаясь побороть груз, обосновавшийся у него внутри. Джэюн мягко обхватывает Минсу сзади, держа перед ним несчастный клочок бумаги между указательным и большим пальцами. Минсу пару раз щёлкает зажигалкой, пока пламя не появляется, становясь больше и горячее, чем раньше, когда он делал это без поддержки Джэюна. Он медленно подносит пламя к противоположному концу бумаги, наблюдая, как она начинает загораться по мере того, как Минсу приближал зажигалку. Джэюн опустил голову ему на плечо, чтобы лучше видеть, как то, что делало его возлюбленного удручённым, печальным и задумчивым, потихоньку начинает исчезать. Огонь достигает бумаги — она начинает гореть, тепло и свет медленно поглощало тонкий лист пергамента. Пламя поднималось, взбиралось выше и выше. Джэюн ждал, пока пальцами не почувствует тепло, исходящее от бумаги, прежде чем отпустить её, позволив малейшим её крупицам осыпаться на земле. Как только этот миг настал, Джэюн нежным голосом пробормотал Минсу на ухо: — Отпусти. Отпусти беспокойство, грусть, боль. Всё, что накопилось с этим моментом. Этой записки больше нет — ни в твоей руке, ни в ящике, нигде. Просто отпусти. Слёзы стекали по щекам Минсу, пока он наблюдал, как последние кусочки бумаги превращались в пепел, и слушал, что говорил ему Джэюн. Груз полностью не исчез, но большая его часть пропала, освободив место теплу, доброте и ощущению защищённости. И все эти эмоции сопровождались появляющимся новым, неизвестным чувством. Чувствуется так по-другому, так хорошо, что почти захватывает дух. Всё ещё находясь в руках Джэюна, Минсу оборачивается к нему, столкнувшись с ним лицом к лицу. Дыхание было прерывистым. — Спасибо. Джэюн улыбается, коснувшись ладонью его лица и вытерев блестящие дорожки от слёз с его щёк. — Не за что, — наклонившись, он нежно целует Минсу, на что ему сразу отвечают взаимностью. Они так и стоят, опираясь друг на друга, их лбы мягко соприкасаются. Минсу дорожит этим моментом больше всего, и поэтому глубокое, страстное чувство растёт внутри него, пока наконец не превратилось в ощущение прекрасной любви друг к другу. — Джэюна, — тихо зовёт. — Да. — Я думаю… Думаю, что люблю тебя. — Думаю, и я тебя тоже, Минсу.