Слепая Л.

      Гарри вышел на улицу, на ходу наматывая шарф одной рукой. Другой он держал трость — постоянную его спутницу и помощницу. Теперь передвигаться в пространстве ему приходилось обычным способом, и без трости он не мог сделать и пары шагов, чтобы не напороться на что-то или кого-то.       В своём доме было проще — там всё было знакомо и расположено так, как ему удобно. Там он передвигался относительно свободно, но даже на элементарные операции по хозяйству теперь приходилось тратить уйму времени и сил. Поначалу он страшно раздражался, перебил кучу посуды, переломал мебель, повыбивал стёкла и буквально выл от своей беспомощности и никчёмности. Всё это время его верным спутником, помимо трости, был его гнев. Поттер злился на себя за то, что попёрся к этой яме один, без конца прокручивая в голове каждое мгновение того рокового дня. Злился на врачей за их непроходимую тупость и нежелание понять, что он не способен, не способен сейчас быть спокойным, правильным, исполнительным. Не может он позитивно смотреть на жизнь, когда она катится ко всем чертям! Злился на друзей, на их утомительную навязчивость и жалость, на эти вздохи украдкой и многозначительные похлопывания по его плечу. МЕРЛИН!!! Да как же они не понимали, что это просто хуже не придумаешь — лучше уж сразу похоронили бы или сдали в богадельню, чем вот эти дружественные конвульсии. Он злился на весь мир...        — Положительные эмоции... — мысленно передразнивал он голос своего лечащего врача. — Ага, как же! Прям фонтан позитива, сука!!       Он резко свернул в ближайший переулок, зная по опыту, что оттуда удобнее всего активировать порт-ключ к дому, и с размаху врезался во что-то твердое и бархатистое на ощупь.       — Простите, — привычно буркнул он, отстранившись и пряча лицо глубже в шарф.       — Твою мать! — резкий насмешливый голос заставил его вздрогнуть и рефлекторно сжаться, словно в ожидании нападения. — Святой Поттер стал Слепой Поттер! — раздался скрипучий издевательский смех. — Боже, какой сегодня прекрасный день! Потти! — продолжал словно каркать насмешник, в котором Гарри с трудом, но угадал младшего Малфоя.       — Только не ты! — как-то обречённо простонал Поттер. — Да что ж за день-то такой, блядь! — Гарри с силой треснул тростью о землю, едва не сломав её, и уже собирался идти дальше, когда его с силой схватили за рукав, разворачивая.       — Ну уж нет, Потти, я ещё не налюбовался. Такая удача! Что, герой, как дела? — хихикал Малфой, откровенно потешаясь.       — Пусти, хорёчья морда! — рявкнул Поттер, замахиваясь тростью в воздухе и резко, наугад ударяя ею по торсу схватившего его слизеринца.       — Боюсь-боюсь! — смеялись у него над ухом. — Ну, красавчик, что уж тут скажешь! Проклянёшь меня, да? Или в рукопашную, по старинке? А, Потти? — невидимая рука выпустила его рукав, и тут же Гарри почувствовал увесистый подзатыльник.       — Сволочь! — в ярости закричал Гарри. — Скотина тупая! — и теперь уже толчок в бок заставил его пошатнуться.       — Да-да... — тянул своим противным голосом Малфой. — Я сволочь и скотина, а ты калека и придурок! Как это угораздило-то тебя, а, герой? Догеройствовался, шрамоголовый?       — Догеройствовался, да! — язвительно ответил Гарри чистую правду и облокотился о стену, ища опоры. — А ты, я гляжу, тоже не меняешься. Как был подленьким кретином, так и остался. Я слышал, тебе твои павлиньи пёрышки повыщипывали в тюрьме, сволота. Повеселился, мразь? Жаль, я не видел твою рожу перекошенную, когда твой драгоценный мэнор с молотка ушел! М? Как дела у лорда Малфоя? Что язык проглотил, урод? Эй... Хорёк, ты тут? — он пошарил тростью и, не найдя никого перед собой, громко крикнул в пустой проулок: — Пошел ты! Пошли вы все! — резко вытащил из кармана порт-ключ, сделанный ему специально Гермионой в виде брелока для ключей — аппарировать сам он теперь не мог — и переместился в тёмную прихожую на Гриммо, двенадцать.       — Скотина, белобрысая морда, — крушил Гарри все на своем пути от лестницы до гостиной. — Гад ползучий! — всё внутри у него клокотало от ярости и беспомощности. — Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! — ударил он кулаком по маленькому столику у кресла, тут же разлетевшемуся на невосстановимые щепки. — Ненавижу, ненавижу! — глотал Гарри бессильные слезы. — Ненавижу тебя! Ненавижу! — тихие рыдания разносились по комнате, заполняя её до краёв отчаянным горем сломленного, униженного юноши, в исступлении повторяющего:       — За что? За что? За что?       В глухом проулке Драко Малфой как тень скользнул вдоль стены, отлепившись от неё и переводя сбившееся дыхание. Его точёное лицо все ещё искажала усмешка, а руки чуть подрагивали, но лихорадочное, истеричное злорадство сползло с него, как кожа со змеи. Он стоял неподвижно у стены в отзвуках злобных отчаянных слов Поттера, которые, словно от стен колодца, отражались эхом в его собственной душе.       Крик Поттера! Слепого Поттера! Вызвавшего в нем такую бурю в один миг.       Припомнилось сразу всё, словно подсознание только и ждало толчка, чтобы выплеснуть наконец волну обид и упреков. Все годы унижений, все не его победы, все насмешки, все-все оставленные шрамы. Упреки отца и разочарование в его глазах:        «Ты во всём уступаешь какому-то полукровке-выскочке!»       Он вспомнил и свою трусость, и зависть, и то, как исходил ядом и презрением. Тут же в ушах зазвенел истерический, страшный смех тётки и шипящий шепот матери:        «Семья — это всё, Драко!»       И скрип тюремного засова, лязг ржавых кандалов в камере, шебуршание крыс по углам и звук удара молотка судьи, после которого он в одночасье стал сиротой и бесправным третьесортным магом на испытательном сроке. И другой стук молотка — о, Поттер был как никогда прав — стук, который сделал его бездомным и лишил всех аристократических регалий и фамильных ценностей. Ненавистный скрип перьев на бесконечных исправительных работах в счётной палате, унизительный звон жалких медяков: выплата пособий министерства, гнусный скрежет открывающейся двери в его малюсенькую квартирку почти на чердаке и вжиканье обувной щётки о последнюю пару обуви. Всё это мелькнуло для него в мутных глазах бывшего гриффиндорца. И Драко не смог, просто не смог сдержать природного злорадства.       Слепой Поттер! Поттер, который, слава Мерлину, не видел его потрёпанного вида, его заношенной мантии и совсем не блестящего костюма, залёгшие тени под глазами и бледность лица. Поттер, который не мог дать сдачи. Поттер всесильный стал Поттером обычным. Поттер, спасший однажды его жизнь, Поттер, спасший всех... трясся от гнева и бессилия, как бродячий пес, и выглядел так же. Неряшливый, всклокоченный... ничего общего с вечными его фотографиями в газетах, где он в парадных мантиях, увешанный медалями, цветами, женщинами и прочей геройской атрибутикой.       Жалкий Поттер! Ещё более жалкий, чем он сам.       — Досталось же нам, герой, по самые уши дерьма! — усмехнулся Драко, наконец-то отлепившись от стены тёмного проулка и выходя на людную улицу.       Он размышлял всю дорогу до дома о превратностях судьбы, об их переплетенных между собой жизнях и об этой внезапной встрече, выбившей его из колеи. Поттер всегда бесил его, раздражал своей честностью и прямотой, своей дурной привычкой во всё совать свой нос, а в этот раз он взбесил его ещё и тем, что вызвал чувство несправедливости.       Что хорошего следовало ожидать Драко от своей собственной судьбы, если даже Герой Магической Британии, её честь и гордость, великий и несокрушимый аврор Поттер превратился вот в ЭТО!       Почему всё так? Чем они так провинились перед мирозданием, чтобы так расплачиваться, платить такую высокую цену за поступки юности?       Он добрался до дома с ощущением жуткой мешанины в голове. Всё это раздражало, выводило из хрупкого равновесия его новой, но уже устоявшейся привычной жизни. Дом — работа в счётной палате — ужин в одиночестве — дом. Редкие и скромные развлечения, ещё более редкие встречи с оставшимися, не отвернувшимися от него друзьями, иногда подработки репетитором французского и визиты на кладбище... Вот и вся его жизнь.       Серая череда скучных дней и привычная ноющая боль за судьбу родителей и свою несостоятельность. Когда-то он мечтал о блеске и славе, о хорошем положении в обществе, о ласковой жене и наследнике рода. Мечтал оправдать ожидания и надежды родителей, исполнить возложенный на него долг. Как смешны были теперь все эти грёзы, теперь, когда все его желания сводились к зарплате побольше и новой мантии, к редкой возможности передышки и отдыха, к походам в сладко пахнущие пороком будуары с напомаженными второсортными девицами.       Он проживал не свою жизнь и больше уже не надеялся на что-то лучшее для себя . Но сегодня, встретив обласканного, как он всегда считал, судьбой Поттера, встретив его вот таким — сломленным, запущенным... Всё прежнее возмущение вновь накрыло его волной цунами.        «За что? За что?» — билась, словно по кругу, загнанная мысль в голове.       Он смотрел на себя в зеркало. Худые острые черты лица, впалые щеки, тусклые глаза... В его возрасте отец был уже великолепным величественным лордом Малфоем. В их возрасте Джеймс Поттер был уже сильнейшим и прославленным магом. А он... А они... Они оба... два обломка, два выброшенных за борт куска отработанного материала.        «За что? За что?» — он провёл рукой по мутному с трещиной стеклу, скрывая ладонью свое собственное лицо.       — Это всё неправильно! — вслух сказал он своему отражению. — Моя жизнь, твоя жизнь. Жизнь... Долг жизни... — полоснула молния в его сознании. У него был долг жизни перед Поттером, не отданный долг, всё ещё ждущий своего часа...       И Драко со всей ясностью вдруг осознал, что час этот пробил!