eternal pain

«Это не ради меня. Это ради тебя. Прошу, Сану.» «Я ни за что тебя не брошу» «Я действительно тебя люблю» Санитары оказываются на редкость говенными паскудами, что не упускают возможности приложить его лицом об пол, при неверном движении рукой. Уколы в шею - болезненные, а согнутая черт знает как рука - отдаёт жгучей болью в спину. Красивое лицо всплывает перед глазами каждый раз при приеме сильных ноотропов и он даже упускает момент, когда реальность начинает уплывать из под пальцев. Углы мира внезапно сглаживаются, лица становятся менее четкими, а собственные руки слабеют с каждым проклятым днём. В какой-то момент сил на то, чтобы проявлять хоть какие-то эмоции не остаётся и вовсе. И если когда-то сказавший следующую фразу: «мир становится черно-белым» был серьёзен, то Сану готов стать одним из тех, кто это подтвердит. Реальность затягивается, трещит по швам перед глазами и покрывает его руки чёрными синяками от уколов. Вырывать капельницу становится слишком неперспективно, ударная доза Рисперидона закатывает ему глаза до ужасно-белённого оттенка, пока слюни во рту превращаются в вязкий ком ниток, паутина, затягивающая собой весь пищевод и желудок. Они говорят, что это побочные эффекты от лекарств. По ночам он слышит шевеление внутри себя и как кто-то прогрызает его стенки изнутри, пожирая органы и откладывает яйца в мышцах, где-то под брюхом, куда он больше всего мечтает дотянуться лезвием ножа - единственный способ избавить себя от паразитов. - Зачем ты пришел?.. - он не узнает собственный голос. Он в принципе удивляется сам себе, когда из глотки выходит хоть что-то кроме хрипа. На нервах постоянно трет свой подбородок и уголки рта, часто складывает и проверяет ладонь на наличие следов - насекомых быть не должно. Он должен быть здоровым. Ведь он в порядке. Бум смотрит на него с нескрываемой тревогой и Сану всеми силами пытается вспомнить, как выглядит раздражение. Он закатывает глаза. И этот триггер заставляет его на автомате согнуться на стуле и потянуть пальцы ко рту. - Сану... - Он испуганно отдергивает руку. Бум, кажется, в шоке. - Что с тобой? Сплевывать таблетки приносимые медсестрой становится трудно, давить пальцами на корень языка чтобы вызвать рвоту - бесполезно. Тело слишком ватное, неспособное и на малейшее применение силы. И ему не остаётся ничего, кроме как добровольно глотать ноотропы с нейролептиками и с упоением в душе смотреть на холодные лезвия в стакане с канцелярией у главного врача. Ему никогда не было свойственно отчаяние. Но и его стены никогда не покрывались чёрным инеем, в желудочном соке не плавали черви, а из глотки не лезли жуки. Жуки выходят из него комьями, тут же в стороны рассыпаясь по плитке, когда ему удаётся наебать систему. Два пропущенных, один принятый, мозг - центр по самоуничтожению, а собственные пальцы - великое спасение. Он давит на корень языка, проталкивает глубже дотягиваясь до перегородки между трахеей и пищеводом, и резко разводит пальцы в стороны, повреждая обожженные стенки пищевой трубки. Паразиты выходят из него толчками и у него есть всего несколько минут, чтобы попытаться очиститься от этого дерьма. Слезы разрезают обклеенные пластырями щеки солеными дорожками. Пока мешанина из клещей и их личинок пестрит перед глазами своим обилием и горчит на корне языка. Сану давится своими пальцами сильнее, пропихивая их невозможно глубоко до неприятного хрипа, пока глотка хлюпает от резких сокращений и пищевод выталкивает через себя все новые и новые порции токсичных масс с паразитами. Зуд наконец прекращается, а лезвия ножей перестают к себе манить. Нет проблемы - нет и повода. - Ты выглядишь гораздо лучше, - Бум улыбается так нежно и так по-доброму, гладит его запястья тонкой ладонью, целует пальцы и отчаянно верит, что все наконец-то наладится. - Я так жду, когда наконец смогу с тобой прогуляться. Ты знаешь, там открыли новый парк аттракционов. - Да что ты. Он чувствует себя гораздо лучше, игриво отзывается в интонациях и тянет к ластящемуся Юн Буму ладонь. Тот поддаётся навстречу, краснеет и пытается его поцеловать. И Сану позволяет. Пока однажды оно не возвращается глубокой ночью. Он тогда просыпается непонятно от чего, но резко, с чьим-то именем на губах. Оглядывается по сторонам и с трудом соображает. Пока с ужасом не падает с кровати, хватаясь за руки повыше локтей. Зуд поражает собой его вены. Жрет сердечные трубки, пока он пытается вымыть это дерьмо из себя литрами воды и долгими минутами рвоты. Но не помогает - в рвоте их больше нет. И он с ужасом понимает, что клещи пробрались глубже. Осознание резкое, внезапное и разносится его криком по коридору. Двадцать уколов в руку, ещё четыре в задницу. Зуд не унимается. Он расчесывает свои руки, пока с кончиков пальцев не начинают сыпаться частички кожи. Уже ставшие кровавыми следы от ногтей, отбрасывающие четкие тени трубки вен. И сидя на терапии, слушая рассказы других - озадаченно сжимает чёрный карандаш во время задания «нарисуйте себя». Он смотрит на белый прямоугольник листа и понятия не имеет, что рисовать. Но зато тысяча и одна идея как сломать карандаш и раскроить им собственные руки выпуская клещей наружу. - Сану? - он вздрагивает, поднимая на терапевта взгляд. Она смотрит на него и его лист озадаченно, старается не касаться, присаживается на стул рядом и как-то слишком доверчиво заглядывает в глаза, наклоняясь. - Как часто вас насиловала ваша мать? Черви в трубках вен заменяют ей кровь, черви наполнили её глотку и желудок, черви сожрали её глаза. Черви в чреве. Черви под языком. Черви под ногтями и зудят-зудят-зудят. ЭТОТ ЗУД СВОДИТ С УМА Внезапный треск раздаётся в комнате слишком отчетливо, чтобы все обратили к нему своё внимание. Они слышали её вопрос? Они все знают? Они в курсе, что у него проблемы с самовосприятием? Почему она смотрит? Почему она спрашивает?! - Что вы сказали?.. - дрожащей рукой он закрывает рот ладонью, не отрывая взгляд от белого листа. Другой ладонью он сжимает остатки карандаша. - Я говорю, вы не знаете, что нарисовать? Вы никогда не задумывались над тем, с кем вы себя ассоциируете? - она, кажется, говорит это снисходительно улыбаясь, подсаживаясь ещё чуть ближе и кладя ладонь ему на спину. Карандаш в пальцах дрожит чуть сильнее. - Конечно, это может показаться немного глупым, но на самом деле такие мелочи очень сильно определяют вас как личность. Это может быть какой-то человек, животное или даже насекомое. Грифель ломается об бумагу, грязным пятном проезжаясь вдоль пустого места на бумаге. И он наконец отнимает ладонь ото рта, безумным взглядом впираясь в лицо доктора. Та переводит взгляд на листок и сводит свои тонкие брови к переносице. «가려움». Зуд пожирает собой сначала его запястья, затем растягивается по трубкам выше, заполняет режущей болью локти. В этот раз ему дают дозу выше обычного. Потому вязкий ком слюней скапливается в горле совсем не вовремя, когда он идёт по коридору с санитаром после уколов. Нить слюны тянется от подбородка к рукам и он в бреду прикидывает, что было бы замечательно вытащить из тела трубки вен. Связать их в ком и сжечь, слушая как лопаются тела червей и панцири клещей. Пластырь на разодранном ногтями запястье скрывает их шевеление, но Сану-то знает - он чувствует их внутри рук и как они движутся под кожей на шее. «Как часто вас насиловала ваша мать» Один раз. «Что именно она с вами делала?» Она... «Почему она это делала?» Потому что она ненавидела меня. «Но разве секс между близкими - не признак любви» Что? Зуд вытесняет собой все его мысли, отпечатывается где-то на корке сознания и не выходит совсем, что бы он не делал. Он чешет вены словно героиновый наркоман, дерёт кожу до артерий на ногах, в паху, на шее. Поднимает рубашку и безумным взглядом упирается в собственный живот. Краем глаза он видит движение - Бум нервно ерзает. - Тебе стало хуже? - А похоже? - Ты как-то странно себя ведёшь... - парень перед ним неопределенно пожимает плечом и Сану расплывается в улыбке, и теперь Бум не отвечает ему взглядом, а пугливо ерзает, отводя глаза. - Ты задаёшь слишком много вопросов. Теперь моя очередь. - Сану дергает его на себя за руку и крепко хватает за плечи, заставляя смотреть точно в глаза и не отводить взгляда. - Как думаешь, она меня любила? - Твоя... Мама? - Да, все верно, моя мама. Чьё лоно наполнено червями. - Как думаешь, она любила меня? Она ведь любила моего отца. Значит... Я люблю тебя, Ёбо Сану! Ёбо Сану! - То, как она раздвигала ноги перед моим отцом и своим ублюдком любовником по любви. Сынок Любимый. Сану Малыш. Мой мальчик Трахни меня. - Так же было и со мной... Кабинет главврача оказывается пуст. Юн Бум смотрит ему в след напуганно. Слезы начинают катиться из глаз сами собой, когда он встаёт под холодные струи душа. В глазах двоится, руки дрожат, но движение по венам заметно все равно. После смерти она перебралась в него. После смерти её клещи заползли ему в ухо. После смерти она проросла в нем гнойными ранами и атрофированными трубками вен, кровоток в которых заменили личинки. Он судорожно дышит, упираясь лбом в стенку кабины и закрывая лицо ладонью. Непонятная горечь душит изнутри, словно кто-то наступил ему на горло и теперь хочет раздавить. Все внутри сводит от боли, неясной тоски и острого чувства потери. Он слышит эти шорохи паразитов изнутри, пока слезы заливают ему лицо, пока слабый напор в душе не способен перекрыть собой ни биение сердца, ни движение внутри ушной раковины. Его реальность треснула по швам, разорвалась на «до» и «после», окропила весь его мир в чёрный, цвет бездны, непроглядной тьмы внутри пустоты, в которой он обречён бесконечно падать, захлебываясь ощущением безысходности. В его реальности таблетки застревают в раковинах и разжижают десна вместе с желудочным соком. В его реальности двухэтажный дом пустует в одиноком квартале. Дом, в котором он заперт с нею наедине. Реальность в которой слабые тонкие руки - сильнее крепких и мощных. Где он заперт в каменной клетке с её побелевшим телом в луже почерневшей крови. ЧЕРВИ НАЧАЛИ СЖИРАТЬ ЕЁ ТЕЛО НА ТРЕТИЙ ДЕНЬ ЧЕРВИ НАЧАЛИ СЖИРАТЬ ЕГО РАССУДОК НА ТРЕТИЙ ДЕНЬ А ВЕДЬ ТРУПЫ НЕ ХОРОНЯТ НА ТРЕТИЙ ДЕНЬ АХАХАХА̷̫̞͓̭͋̏̄͐̈́̋͐Х҉̞͍͔̞̯̖͍̃̀͒̈̋̅̎̀͆̌͊А̵̫̤̗͙͐͂̎̀̿̿̌͌̈̚Х̵̦͉̭̘̫̭̯̔̏̀̈͋͆̄̿̅̆̌̂ͅͅА̶̰̳̱̗̳͎̠̲͕̘͐̋͗̾̎͗̍̓̒̀̽̚ͅХ̶̟̪̟̲̝͖̽̇̌̈Ӓ̵̰̬̮̟̤͖̯̦͕̰́̑̀͗́̏͆̉̀̌͗̔ В треснувшей реальности бутоны могильных цветов моргают и смотрят пристально, цветы расставлены в гостиной, ванной, широким зрачком смотрят как сквозь него. Смотрят на фотографирую в рамке с зачеркнутыми кровью лицами. И на то как она прижимается к своему любовнику голым телом. ОМЕРЗИТЕЛЬНО Слезы срываются с его подбородка на холодный кафель. Шевеление сотен паразитов, склизкий, гадкий, липкий звук, с каким чавкают, с каким черви заполняют твою глотку и ты давишься - заслоняет собой все остальные звуки. Мама прижимается к нему голой грудью сзади, рукой проскальзывая между ног. Он смотрит. Смотрит, как её пальцы обхватывают его член и... как черви ползают под кожей на его животе. Он дотягивается до своей одежды. - Мамочка так тебя любит! Серый мир внезапно окрашивается кровью, когда лезвие с размаху встречается с животом кровь заливает глаза, уши заливает протяжный вой чего-то страшного, раненого изнутри, паразита, что пророс в нем до корней ее крик заливает стены душевой продирает его нутро и ее ногти впиваются в его руки как когда то когда его руки были связаны изолентой а она опускалась на его член его реальность выгорает по краям кровью заливает стены запирает его в доме с выжженными стенами и трупами в углах бум мама мама я люблю тебя ненавижу ненавижу биполярное расстройство не оправдание его больная улыбка - усмешка а вместо короткой стрижки - отросшие обесцвеченные волосы не оправдание ЗА ЧТО он просто хотел жить нормально КАК ОНА СМЕЛА ТАК С НИМ ПОСТУПИТЬ что это за мир такой как она могла так поступить почему она это сделала за что за что за что почему он умер он умер он умер отравила отца? убила его? сын? любовник? муж? Как ты могла?!