Невозможно

Тепло. Базиль редко позволял себе вставать так поздно, но сейчас, когда они уехали на выходные, можно поспать и чуть подольше. Солнце мягко пробивается сквозь шторы, а в гостинице так тихо... Стоит вставать, если хочется прогуляться перед завтраком. В столовой все выглядит так же тепло и уютно, как и в комнатах. Пахнет солнцем: блинами и мёдом. Друзья переговариваются: кто тише, кто громче; спорят, но почти в шутку — все уже успели сродниться за это время. Базиль заглядывается на них, думая о своём везении: судьба ведь всё-таки свела их вместе. Думает, а чай тем временем остывает. Расслабляться так надолго ни разум, ни тело не привыкли, но юноша старается забыть об опасностях, поджидающих где угодно всю его жизнь. Смотрит в окно, отложив книгу, и слушает весёлый говор. Все ушли. Все, кроме него и Савады-доно. Хорошая возможность поговорить. Подойдя поближе, чтобы привлечь внимание, с трудом подбирая слова, юноша неуверенно — как же это непривычно! — начинает говорить: “Савада-доно, я давно хотел сказать...” Тот глядит виновато, тихо произносит, поняв, что договорить не выйдет — слишком тяжело: “Я знаю. Прости”. Знает. В проницательности Vongola Decimo сомневаться никогда не приходилось. Даже когда его действия кажутся непонятными, он оказывается прав. И сейчас — знает. Всё знает, всё понимает. И Базиль видит: невозможно. Одно слово перечёркивает даже искру надежды, обволакивает разум, глушит даже мысли о попытке. Однако сказать стоило. Просто для того, чтобы успокоить тихий голос в голове, убеждающий попытаться. “Я лишь хотел, чтобы Вы знали. Думал, так будет правильнее”, — объясняет Базиль. Савада-доно кивает, взгляд его остаётся виноватым. Базиль неловко улыбается. Невозможно. Но, может, оно и к лучшему? Всё равно с такой работой отношения с кем-либо опасны — для обоих опасны. Да и неопытность бы всё испортила... Действительно, оно к лучшему.