Когда ничего не осталось.

— Эмма мне и правда жаль, очень жаль… — Мэри-Маргарет накрыла руку женщины своей, — Мне тоже сложно и тяжело принять это, но… Тебе придется жить дальше… Ты продрогла выпей хоть глоток, заболеешь… Помощник шерифа, резко выдернув руку, словно обожглась, молча встала, и вышла обратно в дождь, она не могла плакать за нее плакало небо. — Ты же обещал! — Кричала женщина, в непробиваемую, черную, как смоль пустоту, стремящуюся поглотить…- Ты обещал! Обессилев она упала на колени, перед мысленным взором, как наяву, все та же картина: «Скорая», носилки и не подающий признаков жизни возлюбленный, чья-то рука на плече, фоновым шумом, голос, произносящий нечто вроде, «Мы пытались…», тьма и пустота… которая останется с ней навечно.  — Зачем?! За что?! — уронила голову на руки не чувствуя ни пронизывающего ветра, ни ледяных капель дождя, даже они не знали пощады, каждая падая, словно обоюдоострый меч, проникая в самое сердце, пронзала его насквозь, не оставляя шансов выжить, убивая в женщине последнюю надежду, на чудо. Чудес не бывает. Во всем виноват Генри, с его треклятыми параноидально-шизоидными фантазиями, и неутомимой верой в них, это он, он почти заразил ее… Будь проклят этот мальчишка! Она едва не поверила… С трудом встав, медленно побрела, по пропитанной водой земле, в никуда. Вдруг словно очнувшись ото сна вспомнила, что забыла оставить на могиле, серебряную флягу молодого человека, которую подарила ему. Поймала такси. — Центральное кладбище Сторибрука — выпалила Свон, скороговоркой — Могли и не уточнять — сочувственно, донеслось спереди — Оно здесь одно… Машина плавно тронулась Эмма сидела вжавшись в кресло и прислонив голову к стеклу, — она ничего не замечала и не хотела, по щекам катились слезы. Она даже не заметила, что достигла пункта назначения. Водителю пришлось, несколько раз окликнуть ее, прежде чем она наконец поняла это.

***

Ноги не слушались. Она едва различала дорогу, в ослепляюще-белом, холодном свете луны, пробивающимся сквозь кромешную тьму ночи. Этот свет, словно вел ее. Увидев наконец гранитное, арочное надгробие с выбитой на нем надписью «Киллиан Джонс», дрожащей рукой достав из кармана флягу, и положив ее, на него, она опустилась на колени, и прикоснувшись, к могильной плите губами, женщина сорвалась на крик: — Ты обещал, что найдешь меня, где бы я ни была! И никогда не оставишь меня! Будь ты проклят! Ты и Генри, с его сказками! Будьте вы оба прокляты! В этот момент, молния рассекла небо, и ударив в надгробие расколола его на двое. — Я бы не торопился проклинать, — зазвучал за плечом женщины, до боли знакомый голос, и отрицать существование чудес, в твоем случае это чревато последствиями, — в свете луны, блеснул серебряный крюк, — Я же обещал, что никогда не оставлю и найду, где бы ты не находилась? Женщина обернулась и застыла в оцепенении. — Любовь сильнее любых проклятий и даже самой смерти, дорогая… Эмма упала в объятия любимого. — Ну-ну, будет тебе плакать — Киллиан бережно поднял ее с колен, не разнимая объятий, и накрыл ее губы своими, увлекая в страстный и бесконечно долгий поцелуй, развевающий в прах все ее тревоги, печали и сомнения