Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Не был неожиданностью тот факт, что в комнате Марка не оказалось. Коля снимает с себя кофту, оставаясь в одной футболке, закидывая ту к себе наверх, кивает Бэррону в сторону шкафа и говорит, что все полки, что не заняты—его. Бэррон чисто из интереса спрашивает почему у них вообще есть свободные полки, на что хоккеист пожимает плечами, говоря, что раньше там были его вещи. Бэррону почти стыдно. У парней в комнате гораздо больше места, чем в комнате Бэррона. Оно и понятно, Трамп живет один, а вот хоккеистов в комнате двое. Бэррон все же решил не занимать полки, просто сунул свою сумку в шкаф и рухнул на потрепанный жизнью диван. Неловко как-то. Бэррон не знает, чем себя занять. Обычно он делал домашку или рисовал, но тогда он был один и его не отвлекали. Сейчас он с Колей у него в комнате и, при всем желании, порисовать в спокойной обстановке он не сможет. —Что ты делаешь? —Бэррона вытаскивают из собственных мыслей одним простым вопросом. Парень не понимает в чем дело, смотрит на Колю, который садится на нижнюю койку и чуть наклоняет голову вправо. —Не знаю, —пауза, —сижу, а что мне еще делать? —нервно усмехается первокурсник, пожимая плечами. Коля смотрит на него секунд пять, вздыхает и хлопает на место рядом. —Иди сюда, —и тут же, —ты слишком далеко. Бэррон тут же с дивана встает и оказывается рядом с Колей. Поправочка, не рядом, скорее в ногах белоруса. Тепло. Прям как надо. Трамп, опомнившись, спрашивает как его спина, на что Лукашенко ухмыляется, ерошит Бэррона по волосам и шепчет, чтобы тот не забивал себе голову всякой ерундой. Бэррон кивает, скорее самому себе, облокачивается на Колю и глубоко выдыхает. Они правда сейчас сидят и милуются у него в комнате, или это больное воображение Бэррона сыграло с ним злую шутку, и он сейчас до сих пор стоит перед отцом и слушает его лекции? Воспоминания об отце заставляют вновь напрячься, а горло облепляет забывшийся страх. Бэррон зажимается весь, но его сначала целуют куда-то в затылок, как бы пытаясь отвлечь, а после спускаются дорожкой к самой шеи. Бэррон вздрагивает, потому что ему щекотно, а Коля ухмыляется, приобнимает Бейкера со спины и ничего на это не отвечает. Некоторое время они так молча и сидят. Иногда на Бэррона нападет чувство тревоги, но Коля постоянно, словно почувствовав это, начинает то ерзать, то еще как-то невзначай касаться парня, не давая отрицательным чувствам захлестнуть его. И только Бэррон расслабляется как следует, как понимает—он смертельно устал. Настолько, что буквально чуть ли не уснул в руках у белоруса целых четыре раза. Коля смеется с того, как Бэррон держится, клюя носом ему куда-то в плечо, а Бейкер несильно пихает белоруса вбок и разворачивается к парню лицом. —Ну что? —Бэррон смотрит на Колю несколько секунд, но вот вопроса выдержать не может. Утыкается лбом хоккеисту в плечо и тяжело вздыхает. —Где я буду спать? —бурчит Бэррон в свою футболку на белорусе. В ответ задумчивое «хм». —На моей кровати, —и кивок, — а я на диване, —усмешка, —или на полу, если совсем не повезет, —Бэррон в ответ совершенно невесело дергает краешком губ. —А вместе?.. —спрашивает Трамп, хотя сам прекрасно понимает, что желаемого не получит. —Мы не можем, —оба разочарованно вздыхают. Бэррону немного грустно от этого. Он не привык спать один, точнее не так, он привык засыпать с Колей, тот теплый и постоянно греет его, если Бэррон спит без него, приходится зарываться в одеяло чуть ли не с головой, и все равно мерзнуть. Трамп никогда не думал, что он настолько чувствителен к холоду. Да, он болел зимой довольно часто, но это казалось нормой, все болеют зимой, разве нет? Ну, это хотя бы продлится всего три дня, после все вернется на круги своя, Коля сможет приходить к Бэррону и они будут спать вместе. Главное терпеть. Этим Бэррон занимался всю жизнь, еще три дня не будут ни лишними, ни новыми. Все просто останется на своих местах, так, как и должно быть. —Котенок, не делай такое лицо, —ну вот опять. Каждый раз, когда Бэррону становится не по себе Коля называет его котенком, гладит по голове и улыбается, поддерживая. Бэррон рвано вздыхает, трется о Колино плечо и мурчит что-то невнятное, пока его крепко обнимают. Он и правда ведет себя как кошка. Вот только кошки обычно не привязываются к хозяевам. Бэррон же не то, что привязан, не представляет, что ему делать, если вдруг их разлучат. Такие мысли пугают. Звуки шагов, а после и громкий знакомый голос заставляют парней чуть ли не отпрыгнуть друг от друга. Бэррон чувствует, как его захлестывает паника, но Коля берет его лицо в свои ладони и коротко целует. «Все будет хорошо» —читается в серых глазах напротив и Бэррону не остается ничего, кроме как поверить в это. Коля выпрямляется, отводит плечи назад и подходит к двери для того, чтобы открыть ту, но на пороге появляется Марк с какой-то херовиной в одной руке и телефоном в другой. —Так что иди нахуй, дружок, —выплевывает Уокер в трубку, бросая ту. Коля облокачивается о стену, спрашивая в чем дело, а ему в ответ пихают ту самую коробку, по запаху которой становится понятно, что там пирог, —пиздец, сегодня что, всемирный день «доведи Уокера до истерики», а я не знал об этом? —Марк обходит Колю, но в упор не замечает Бэррона. Поворачивается к белорусу лицом, начиная возмущаться, —нет, ну ты представляешь? —Коля хмурится, потому что понятия не имеет о чем он, —я попробовал еще раз поговорить с Никитой, —вздох, —на что мне сказали «это не твое дело», окей, а чье это, спрашивается, нахуй, дело? Твое? —Марк тыкает в Колю, но хоккеист мотает головой, —вот именно, —старший снимает один кроссовок, —потом Мэтт долбоеб с его конченной поблядуньей, —Уокер зло взъерошивает свои волосы, — «ой, а давайте поищем Трампа», «ой, интересно, а как он выглядит» —передразнивает их Марк, —как люди блять у которых есть мозг, а то у этих двоих вообще его, походу нет, —летит второй кроссовок, —или он сука размером со стручок фасолинки, причем разделенным пополам, —Марк тяжело вздыхает, видимо, выговорившись, —а ты? — «что я?» —беззвучный вопрос. Продолжать старший, видимо, не собирается, —пирог с черникой, кстати, —кивает Уокер на коробку, —у меня стресс, будем заедать, —Марк спокойно, насколько это для него возможно в его взвинченном состоянии, выдыхает и поворачивается, —о, —пауза, —привет, —Бэррон неловко зажимается в плечах, приветливо улыбаясь. Марк поворачивается на Колю и секунд пять смотрит на друга, —я слушаю? —Лукашенко пожимает плечами, кивает на диван. Пока Марк доходит до Бэррона, как бы невзначай осматривая его открытые участки, белорус ставит пирог на стол, поворачивается к парням и вздыхает. —У Бэррона проблемы с комнатой, —Марк в ответ мычит, гуляя глазами от Коли до Бэррона, —я предложил ему пока пожить с нами. —Как благородно, —все-таки не сдерживает усмешки Уокер, —а ты где спать будешь, умник? —пауза, —потому что Бэррона на диван ты не положишь, —Бейкер уже хочет открыть рот, как Марк направляет на него взгляд и смотрит секунды три. Мучительных долгих три секунды. —Я лягу на полу, —твердо выдает хоккеист. Бэррон мечется глазами от Коли к Марку, ощущая не то напряжение, не то тревогу. —Ладно, —спустя время пожимает плечами Уокер, —ты надолго к нам? —обращается он к Бэррону. —Дня на три, —чуть сиплым голосом отвечает Трамп. —Ладно, —вторит парень, —вещи тебе есть куда сложить? —Бэррон неуверенно кивает, —круто, тогда давайте есть пирог, —Марк хлопает Бейкера по бедру, а сам машет Коле, чтобы тот сходил на кухню за кружками. Лукашенко, честно, сопротивляется, но все равно проигрывает и ему приходится уйти. —Если я мешаю…—уже хочет было начать Бэррон, но Марк прыскает куда-то в сторону. —Все нормально, Бэррон, —дружелюбно улыбается он, а после слегка зависает, вспомнив дневной разговор, случайно подслушанный, —ты какой-то бледный, —тянет Марк, —все в порядке? —Д-да, —Бэррон не дает прикоснуться к своему лбу, —просто я немного нервничаю. —Почему? —мгновенный вопрос. —Не знаю, неудобно перед вами как-то, —Марк хмыкает. Да какой он Трамп, самый обычный пацан. Уокер вздыхает, понимая, что теперь в его голове на одну тайну больше. Впрочем, и не такое переживал. —Забей, ладно? —в ответ кивок, —Будет весело, я тебе обещаю, —после этих слов в комнату входит Коля с каменным лицом и двумя кружками, —о, а вот и веселье, —смеется Марк, —такое лицо у него постоянно, —Бэррон коротко улыбается, —не переживай, —старший кладет руки Бэррону на плечи и несильно встряхивает того, подмигивая. Бейкеру становится чуть легче, а вот Коля…ладно, с этим они что-нибудь сделают.

***

—Можно совершенно идиотский вопрос? —Коля ставит на стол кружки и поворачивается к Марку, руки которого все еще покоятся на плечах Бэррона, —мы пить что будем, воздух? —в ответ закатанные глаза. —Ну сходи и налей, —отмахивается белорус, —я не буду, —Марк страдальчески облокачивается на Бэррона, бубня, что если Лукашенко казался ему хорошим, то пока он будет с ними жить, то поймет, что это не так. Упомянутый вскрывает коробку с пирогом, да с такой злостью, что Уокеру весело становится. Бэррон понимает почему он так делает, не понимает он только Марка, который уж слишком близко к нему. Немного неудобно. И странно, поскольку старший даже ничего не сказал по поводу его отметин, которые так явно видны, хоть Бэррон уверен, что тот их заметил. Такое просто невозможно не заметить. Странный этот Марк какой-то. —Ну Коль, —тянет Марк, —ну сходи, тебе что, сложно? —и тут же, —у нас гости, поухаживай за ним, —Коля бросает на Марка всего один взгляд, но столь красноречивый, что даже Бэррона передергивает, берет со стола кружки и, рыкнув что-то недоброе, уходит обратно, хлопнув дверью, —а нам я предлагаю перебираться на пол, —улыбается старший, —потому что если мы накрошим на мою кровать, будет плохо, —это почти звучало как «тебе пиздец, если чо», —давай, —Марк похлопывает Бэррона по спине, —слезай, пол чистый и не холодный. Марк не врет. На полу и правда не холодно. Палас довольно приятный на ощупь, не втоптанный и промерзлый, как у Бэррона, он будто новый. Повезло им. Между делом, переодеваясь, Марк спрашивает не хочет ли Бэррон снять толстовку, потому что позже ему станет жарко, окна они не открывают обычно, но Бейкер тактично отказывает, потому что себя он прекрасно видел и взгляды на себе весь день ловил, не хочется еще и от Марка отмахиваться. Уокер напяливает на себя какую-то черную футболку, убирает волосы назад и коротко вздыхает. Бэррон осматривает всего парня, про себя подмечая, что тот хоть и хоккеист, но по комплекции они с ним схожи. Руки у Марка тоже тонкие, но отличие в крепкости заметно сразу. Уокер начинает что-то балаболить про то, что урвал последний черничный пирог, а Бэррон не замечает, как начинает зависать на нем. Марк выглядит просто и так…по-домашнему, что ли? Вообще не парясь о том, что где-то там на кухне стоит злой Коля с кипятком в руках, а у него в комнате сидит незнакомый ему парень. Хотя они общались немного, даже без Коли. Бэррон не понимает, что чувствовать, но Марк кажется приятным. —Ты быстро, —хмыкает старший, оборачиваясь через плечо. Бэррон поворачивается туда, куда он смотрит и практически смеется с непроницаемого лица белоруса. Коля коротко вздыхает, подходит к Бэррону и садится рядом, отставляя кружки чуть поодаль. Трамп уже хотел было подумать, что им, наверное, не стоит сидеть так близко друг к другу, но Коля краем глаза смотрит на него и ухмыляется, спрашивая что-то у Марка. Уокер ставит коробку с уже разрезанным пирогом на пол и садится по другую сторону от обоих парней. Марк жалуется Коле на Бэррона, что тот отказался снимать толстовку, хотя он предупреждал, что будет жарко, на что белорус лишь пожимает плечами: «не хочет, пусть не снимает, не цепляйся к нему». Марк практически обиженно дует щеки, но уже через секунду меняется в лице. Уокер начинает рассказывать про то, что поссорился сегодня с парнем, при этом не стесняясь заковыристых французских выражений и не забывая экспрессировать руками, параллельно с этим он пихает Бэррону в руки кусок пирога и грозится, что если тот не съест его целиком, то Марк сделает с ним что-нибудь нехорошее. Что именно с ним сделает Марк Бэррону не очень хочется знать, поэтому он откусывает небольшой кусок и тут же выдает удивленное «о». Марк останавливает свой поток из речи, а Бэррон извиняется, потому что не ожидал, что это будет так вкусно. Уокер переводит взгляд на Колю и, если честно, практически слепнет от того, насколько его друг выглядит сейчас мягким, как большая игрушка. Даже издеваться не хочется, Марку непривычно видеть Колю таким. Обычно он молчит, особенно, когда они одни в комнате, а сейчас. Уокер подпирает щеку рукой и блаженно вздыхает. Коля сопля. —Так о чем это я, —попялив на этих двоих еще некоторое время и поняв, что Лукашенко не завис, а просто постоянно смотрит на Бэррона, Марк хлопает в ладоши, вспоминая что именно хотел сказать. Кое-что нужно проверить. Будет не очень приятно, особенно некоторым в этой комнате, но Марку просто необходимо убедиться. Вот как он убедился в том, что его друг крутит роман с первокурсником, так Марк хочет убедиться в том, что он видел правду, а не просто какой-то неудачный период в жизни младшего Трампа. Ух, всего аж передергивает от этого факта, ну да ладно, нужно просто смириться, —Я собирался на выходные во Францию сгонять, —обращается он больше к Коле, но краем глаза все равно следит за Бэрроном, —маман недавно звонила, говорила умирает там без меня, как думаешь, —пауза, —стоит ехать? —Коля смотрит на друга как на дебила, словно он только что задал вопрос тупее, чем это сделал бы Мэтт. —Езжай, —просто отвечает белорус, —семья все-таки, —пауза, —тем более, если они скучают, —Лукашенко вздыхает, не удержав себя от малейшей издевки, —я хоть отдохну от тебя. —Ты не устал от меня, не пизди, —фыркает Уокер и тут же смотрит на то, как Бэррон прожевывает последний кусочек пирога, опуская глаза в пол. Марку правда жаль, но это только начало, —а ты домой не хочешь смотаться? —Коля в ответ жмет плечами, —выходные все-таки. —Да мне пока тут нормально, —в ответ хмык. —Твои родители бы обиделись, если услышали такое, —Лукашенко пихает друга ногой, хмурясь. —Моим родителям есть о ком заботиться. —А, —тянет Марк, —так ты не один, —в ответ кивок. —У меня два брата, —Марк кивает, словно понимает о ком идет речь. —Старшие, младшие? — «старшие» —тут же отвечает белорус, —прикольно, то есть ты самый любимый, —Коля отводит плечи в сторону: «я такого не говорил», —а ты? —внезапно обращается Уокер к притихшему Бэррону. —Я тоже, —Коле не нравится то, с какой неохотой произносит это Бэррон. Предвидев дальнейший вопрос, Бэррон вновь вздыхает—у меня два брата и две сестры, —Марк дергает краешком губ, чуть ли не сказанув: «я знаю». —Так домой хочется, —с фальшивой ностальгией в голосе тянет Марк, —отец, наверное, опять будет спрашивать стал я натуралом или нет, —Уокер коротко смеется, уже на самом деле вспоминая своих родителей, —сестренку тоже надо бы увидеть, —в воздухе повисает какая-то непонятная атмосфера с ноткой чего-то грустного. Марк одергивает себя, —ладно, сейчас не об этом, —и тут же, —а ты не хочешь домой съездить? —Бэррон даже не смотрит на него, мнет джинсы меж пальцев, на выдохе произнося: —Я не хочу домой, —Марк гулко сглатывает, а после видит взгляд Коли и понимает, что надавил слишком сильно, чего не стоило следовать. Бэррону трудно дышать. Все эти разговоры о семье буквально выбивают из колеи. У Марка полная семья, он с такой смешной дурашливостью отзывается о них, для Коли, кажется, семья тоже имеет значение, а что Бэррон? Бэррон задыхается, когда вспоминает собственный дом, маму, крепко обнимающую его, говорящую, как сильно она соскучилась. Мама, наверное, приготовила бы какое-нибудь печенье к его приезду, хоть она и нечасто появляется на кухне, все равно готовит очень вкусно. Они бы разговаривали до самого вечера, несмотря на то, что у нее были бы какие-то дела. Она бы гладила Бэррона по голове и по-матерински вздыхала, причитая, как Бэррон похудел за время отсутствия дома. А потом входные двери бы раскрылись и на порог дома зашел бы отец. С его неизменным каменным лицом, не выражающим абсолютно ничего. Он бы снял свое идеальное пальто, прошел внутрь и застал бы их на кухне, треплющихся о чем-то. Сказал бы, своим все еще пустым голосом, что не потерпит излишек в этом доме, глянул бы в лицо маме, назвав ее «Мелания» и попросил бы зайти в его кабинет после того, как она разберется со своими делами. Бэррон всего лишь «дело» для него, не больше. Он не подойдет, не приобнимет за плечи и не спросит, как у него дела, потому что ему не интересно, потому что все, что его интересует—это оценки и посещаемость, а о них он итак все знает. У Бэррона бы пропал аппетит в тот самый миг, он бы извинился перед мамой, даже непонятно за что именно, и убежал бы к себе. А после лежал бы на своей кровати, свернувшись в клубок, и даже не плакал. Потому что этот дом не потерпит слез. Потому что единственное безопасное место стало для Бэррона настоящей каторгой, а слабый свет свободы в виде мамы не может постоянно быть с ним, хоть Бэррон и знает, что ей хочется. И Бэррону хочется. Очень сильно. Но он не может. Ему не позволяют. —Чай закончился, —неловко тянет Марк, видя, как у Бэррона начинают трястись руки, а его самого неосознанно тянет к Коле. Марку становится совестно за то, что он, кажется, раскрыл старую рану, —пойду еще принесу, —он берет две наполовину заполненные кружки и как можно быстрее покидает комнату. —Бэррон…—зовет Коля, осторожно касаясь плеча парня. Упомянутый вздрагивает, поворачивает голову к белорусу и чувствует, как к горлу подступает комок, перекрывающий кислород. —Коль…—хоккеист совсем слабо улыбается, всем телом поворачиваясь к парню. «Иди сюда» —и самостоятельно притягивает Бэррона к себе. Спина просто адски ноет, Бэррон обвивает шею белоруса руками и выдыхает куда-то в плечо, прячась от всего этого мира, от собственных мыслей. Коля думает, что он уебет Марку когда-нибудь за это, Бэррон успокоился только недавно, а эта сука…Из мыслей о жестокой расправе Колю вытаскивает тихий всхлип, который Бейкер пытается скрыть, прижимаясь к Лукашенко еще теснее. —Котенок, давай без слез, —Коля правда не понимает как можно довести человека до такой степени, что любая фраза способна вызвать такую реакцию. Хоккеист буквально готов разрушить весь этот мир и построить его заново, только бы Бэррон не страдал. Ему больно морально, и как бы Коле хотелось забрать хоть жалкую частичку этой боли, чтобы Бэррон не нес этот огромный громоздкий чемодан из прошлого один. А пока все, что он может, это отвечать на крепкое объятие и целовать те неприкрытые участки, до которых только может достать, —Я, блять, убью его, —несдержанно шипит Лукашенко, чувствуя себя невообразимо злым сейчас. —Не надо, —Бэррон поднимает голову с плеча белоруса, вытирая мокрые щеки, —он ничего не сказал, правда, это все я, —Коля вздыхает, сжимает Бэррона так, чтобы он не мог дернуться и говорит, смотря четко парню в глаза. —Ты ни в чем не виноват, Бэррон, —в ответ тишина, —это нормально—грустить или испытывать боль от воспоминаний, слышишь меня, —все еще нет ответа, —котенок, посмотри на меня, —Бэррон рвано выдыхает, набирая в грудь побольше воздуха, и поднимает глаза, чувствуя, как силы покидают его. Он становится слишком слабым, когда Коля начинает показывать все свои чувства, это буквально добивает его. —Мне страшно, —шепчет Бэррон, но ему не дают вновь спрятаться в плече, —мне так страшно, Коль, —голос предательски срывается, эти слова пронзают насквозь итак истерзанное естество, —я не смогу уснуть без тебя, —Бэррон стирает скатившуюся дорожку, прикрывая рот, чтобы не было слышно его подступающей истерики. —Я буду рядом, —и Бэррон ревет окончательно, —я всегда буду рядом, слышишь меня? —Бейкер мотает головой, словно парень говорит какой-то бред и все это неправда. Коля задыхается, —Бэррон, —у белоруса сушит горло, мысли спутываются, образуя комок из чувствительных нервов. Бэррон не успокаивается, ему только хуже с каждой секундой. Лукашенко смотрит на дверь и его всего перетряхивает от только что всплывшей мысли. Так не может продолжаться, —пойдем умоемся, —Коля встает с пола, поднимая всего трясущегося Бэррона следом, — тебе нужно успокоиться, пойдем, —и тянет на себя, потому что Бэррону даже идти сложно. Белорус включает в ванной свет, пропуская Бэррона внутрь. Трамп даже успевает подметить, что и ванная у них больше, чем у него, пока его всего трясет от накативших слез. Коля подталкивает Бэррона к раковине, включает воду и самолично умывает его, стараясь не намочить толстовку. Трамп понемногу успокаивается, глубоко вздыхает, а после вытирается сухим вафельным полотенцем, пахнущим каким-то сладким запахом, и неловко смеется. Коля выдыхает. —Кошмар, у меня болят глаза, —белорус взъерошивает волосы парня, подмечая, что глаза у того и правда красные. Сколько же он выплакал? Бэррон молчит с секунду, а после хмыкает и смотрит на хоккеиста исподлобья, —я, наверное, ужасно проблемный, —в ответ хмык. —Ничуть, —Бэррона это успокаивает, —Мне нравится заботиться о тебе, —пожимает плечами парень, забирая из рук полотенце и вешая то обратно. —Как о кошке, —с каким-то удручением вздыхает Трамп. —Как о парне, —Бэррон зависает секунды на три, а после краснеет чуть ли не до самых ушей и открывает рот в немом вопросе. Коля, глядя на это, лишь усмехается, —Ты милый, —и притягивает к себе за подол толстовки, оставляя практически невесомый поцелуй на сморщенном носике, —пойдем, —шепчет хоккеист, чувствуя, как Бэррон начинает гореть от всех его действий, —Марк должен скоро вернуться. С чувством выполненного долга, Коля запускает Бэррона обратно в комнату, а сам выключает свет в ванной и закрывает дверь как раз в тот момент, когда возвращается Марк. Уокер натянуто улыбается, глядя на то, каким убийственным взглядом одаривает его белорус. Ну перегнул палку, бывает, больше постарается так не делать. Бэррон с громким вздохом садится обратно на пол, спрашивая у Марка куда он дел его кружку. Уокер тупит с секунду, а потом бьет себя пол лбу и выдает: «так вот, что я забыл». Бэррон смеется, а Марк проходит внутрь, делая для себя пометку никогда больше не делать больно этому ребенку. Даже в предвечерних сумерках можно разглядеть небольшие синячки под глазами и то, какие они у Трампа красные. Уокер садится рядом с младшим, неловко извиняясь перед ним, ибо чувствует в этом острую необходимость. «Все нормально» —говорит Бэррон, — «я просто слишком чувствительный» —и улыбается. Коля проходит мимо, пихает Марка ногой, но тот видит, как Лукашенко смягчился. Значит он поступил правильно, извинившись перед Бэрроном. Две пары глаз следят за тем, как белорус сначала наклоняет голову влево, потом вправо, отводит плечи назад и садится за стол. Бэррон спрашивает что он собрался делать, на что получает вполне обычное: «домашку». Марк, взяв Трампа под руку, меняет их местоположение на свою кровать, откидывается назад и хмыкает. —Кто делает домашку на понедельник в пятницу? —и глаза закатывает. —Я, —хмыкает хоккеист и с ним даже поспорить нельзя, правда ведь делает домашку. На понедельник. В пятницу. Марк цыкает. —Даже я обычно в субботу за нее сажусь, —Уокер гаденько хихикает, принимая сидячее положение, после чего подпирает голову ладонью и ласково так произносит, —трудяжка, —Бэррон смеется куда-то в сторону, пока в Марка прилетает его же пенал, а Лукашенко пихает его ногой и посылает нахер, —видишь какой он плохой, —жалуется тут же старший, подвергаясь избиению со стороны ноги белоруса, —не общайся с ним, он еще и говняется постоянно, —в ответ шипящее «слышь ты», а Бэррон уже не может сдерживать смех. Марк вскрикивает, когда Коля встает с места, поднимая ладони в немом жесте, моля пощады. Хоккеист качает головой, зачесывает волосы назад и падает обратно на стул. Бейкер пытается остановить смех, но у него это плохо получается. Оказывается, Колю еще и раздражать весело, Бэррон сделает в голове пометку, —да сними ты, —Марк поддевает толстовку Бэррона руками, хмыкая, —я не буду спрашивать, а ты сопреешь, —с секунду Трамп тупит, не понимая о чем он, а когда доходит неловко угукает и все-таки снимает Колину толстовку. —Можешь кинуть на мою, —Коля кивает вверх, указывая на койку. Бэррон кивает, забрасывает вещь наверх и садится обратно на кровать, уже с ногами. Так и правда легче, у парней в комнате жарковато. Или это от того, что Бэррон так много смеялся? С Гленом у них редко получается веселиться, как обычным друзьям. Макларен обычно не склонен к веселью, а шутки у друга обычно либо несмешные, либо зацикливаются на том, чтобы оскорбить другого. Бэррон вздыхает, смотря сначала на Марка, после на Колину спину. Нормальные друзья…будут ли они когда-нибудь у Бэррона? —Бэррон, —Марк машет у парня перед лицом, выводя того из транса, —ты чего залип? —Уокер чуть было не сказал «На Коле», но вовремя закрыл рот. В последнее время это у него получается все лучше и лучше. Натренировался, что уж тут сказать. —Да я задумался, —отмахивается Трамп, —о чем мы говорили? —Ни о чем, —смеется Марк. Бэррон ойкает, неловко улыбаясь, —я пытался докопаться до Лукашенко, —хмыкает Уокер, —но, как видишь, мне это не удалось, —Марк делает слишком уж серьезное лицо, выдавая, —белорусская крепость непробиваема, —Бэррон прыскает, а Коля закатывает глаза и поворачивается к парням вполоборота. Марк тут же оживляется, —ты же домашку делаешь, да? —Коля непонимающе хмурится, но кивает. Бэррон тем временем ведет взглядом по его руке, что лежит на спинке стула, и останавливается на пальцах, что перебирают воздух, —сделай и за меня тоже, —и тут же, —по-братски, —Лукашенко хмыкает, замечая то, как сидящий рядом с Марком Бэррон трет собственную шею, тяжело сглатывая, —Коль? —Ага, —отмахивается парень, поворачиваясь обратно. Если Бэррон будет так вести себя постоянно, Коле будет сложно держать себя в руках. Даже сейчас. Он смотрит на какой-то заданный тест, а буквы расплываются. —Что «ага»? —возмущается Уокер, —сделаешь? —Лукашенко выгибает бровь, хмыкая. Марк закатывает глаза, —да ладно, тебе что, сложно? —вот кому-кому, а сложнее всех сейчас Бэррону. —Марк, —в ответ мычание, —отъебись, —вздох, —по-братски. В итоге от Коли решили отстать. Тем более был еще Бэррон—невинное светлое дитя, которое можно, если что, подловить на чем-нибудь интересненьком. Пока Лукашенко над чем-то там усердно думал, Марк рассказывал Бэррону о том, что не успел рассказать за пирогом. Бэррон внимательно выслушивает все истории старшего про его парня, даже сочувствует ему, когда тот рассказывает, что они поссорились. Трамп спрашивает настолько ли серьезная ссора, на что Уокер отмахивается, говоря, что в следующий раз, как поедет к нему, так и помирятся. «У вас все так просто» —хмыкает Бэррон, а Марк хлопает его по плечу и как бы между делом спрашивает как там дела у Бэррона. Младший не понимает в чем дело, а после в голове всплывает их давнишний разговор, в котором Бэррон проболтался, что ему нравится парень. Первокурсник зависает на секунду, неловко жмется, говоря, что не очень хочет это обсуждать. Марка такой ответ не устраивает, он театрально смахивает невидимые слезы, уже начиная было ныть, что даже Бэррон не хочет доверять ему свои тайны. Упомянутый, стиснув зубы, все-таки бубнит какой-то бред про то, что все у него с тем самым парнем в порядке. —То есть ты признался ему? —вскрикивает Марк, но ответить Бэррон не успевает. —У тебя ведь соседний вариант? —ни с того ни с сего спрашивает белорус, не поворачиваясь. Марк слегка теряется. —А? Ну да, а что? —но тут до него доходит, —так ты сделаешь и за меня? —в ответ незаинтересованное «ага», Уокер победоносно хлопает в ладоши, а хоккеист вздыхает. Да все что угодно, лишь бы до Бэррона не докапывался со своими странностями, он итак в стрессе постоянном находится. К сожалению мимолетное отвлечение не отвлекло Марка совсем. Уокер вновь поворачивается к Бэррону, но на этот раз вопрос убивает всех. «Хочешь еще пирога?» —Коля практически слышит, как у Бэррона остановились в голове мыслительные процессы. «Не особо» —отвечает Бейкер. После разговор заходит о учебе. Марк интересуется как Бэррону вообще на его специальности, а Бэррон рассказывает, что не так плохо, как казалось изначально. Марк вспоминает приветственную вечеринку для первокурсников, но Бэррон сконфуженно смеется, бубня, что это было так давно, что он уже и не помнит. Уокер похлопывает младшего по бедру, успокаивая того, что там все равно ничего интересного не было. Было, на самом деле, просто никто не хочет об этом говорить, потому что не хочется смущать Бэррона еще сильнее. За всеми этими незначительными разговорами и рассказами о двоих отсутствующих парнях в их компании, никто не замечает, как летит время. Бэррон даже успевает зевнуть пару раз, а у Марка заканчиваются шутки и терпение, потому что Бэррон все еще не привык к нему и отвечает, по большей части, односложно. Белорус откидывается на спинку стула, делает круговое движение головой и потягивается. Бэррон уже думает, что он, наконец, присоединится к их диалогу, но он вытаскивает ноутбук из-за стола, а Марк присвистывает. Бэррон не понимает, что происходит, а после видит, как экран сначала темнеет, а после загорается заставкой какой-то игры. —Ну все, —Марк бьет по собственным коленям, —мы его потеряли. —Что? —переспрашивает Трамп, не понимая, что только что произошло. —Да он в танки зашел, —вздыхает Уокер, —ближайшие часа четыре он вообще ни на что реагировать не будет, —Бэррон хмурится, всем своим видом вопрошая: «это как?», —ну смотри, —решает наглядно показать Марк. Парень встает с кровати, кивая Бэррону на диван. Как только Трамп садится, Марк подходит к Коле сзади, сначала проводит пальцем по шее, а после с силой щипает. В ответ лишь сдавленное шипение, —как я и говорил, —ржет Уокер, —можешь хоть сесть на него, он потерялся, —Бэррон удивленно выгибает бровь, но в этот самый момент белорус хмыкает, хватает Марка за его футболку и тянет на себя. —Еще раз так сделаешь и я тебе лицо сломаю, —Уокер хлопает по плечу, пытаясь успокоить разбушевавшегося белоруса, а Бэррон вздрагивает от такого приказного тона, чувствуя рой мурашек, прошедшийся по обеим рукам. Это было…горячо? Бэррон буквально чувствует, как у него краска к щекам прилила. Неловко. Главное, чтобы Марк не заметил. —Ты чего? —Бэррон практически закатывает глаза, вовремя внушая себе, что Уокер просто подмечает любые детали, —Слишком жарко? Открыть окно? —Марк уже хочет было встать с дивана, как Бэррон хватает его за запястье и отмахивается, говоря, что все в порядке. Уокер смотрит на покрасневшее лицо младшего несколько секунд, ухмыляется, поняв почему именно у того красные щеки, и бросает, совершенно обыденным тоном: «тогда ладно», усаживаясь обратно, —предлагаю сериал посмотреть, —Бэррон заинтересованно выгибает бровь, пока Марк встает с дивана, доходит до своей сумки и вытаскивает оттуда наушники, после чего вытаскивает телефон из кармана штанов и плюхается обратно, усаживаясь поудобнее, —Коле насрать, но на всякий случай будем смотреть в наушниках, так звук лучше, —Бэррон покорно берет один наушник, вставляя в ухо, пока Марк что-то быстро печатает в телефоне, на секунду замирая, —ты французский на каком уровне знаешь? —вопрос совершенно обычный, что слегка удивляет Бэррона. Марк хмыкает, —я просто не очень хочу с субтитрами смотреть, —Бэррон коротко улыбается. —В совершенстве, не волнуйся, — «отлично» —усмехается Уокер, —а что смотреть будем? —Бэррон придвигается чуть ближе, но не успевает разглядеть название сериала, как старший уже нажимает на иконку третьего сезона, а Бэррон непонимающе хлопает глазами, —а почему не с первого? —А, ну тут типа каждый сезон про разных персонажей, —в ответ кивок, —я уже смотрел, —пауза, —тебе, думаю, должно понравится. —А что за герой? —Лука, —и тут же отмахивается, —не спрашивай, просто смотри, ты все поймешь, —Уокер нажимает на иконку первой серии третьего сезона, а Марк хмыкает, глядя на то, как Бэррон заинтересованно уставился в экран. Он просто надеется, что Бэррон ничего там себе не надумает.

***

Проходит, может, часа два с того момент, как Коля сел за ноут и пропал. Бэррон переключает на шестую серию, весь в напряжении, а Марк тем временем кемарит у младшего на плече. Бэррон не против, Марк не тяжелый, правда плечо немного онемело, но это не самое страшное. Трамп так проникается сюжетом—хотя персонажи его, конечно, заинтересовали чуть больше—вслушивается во французскую речь и совершенно не замечает, как экран ноутбука гаснет, а Коля разворачивается к ним, выгибая бровь в немом вопросе. Белорус замечает, как Бэррон тяжело дышит, а еще замечает своего дружка, так удобненько устроившегося на плече его парня. Нет, так дело не пойдет, такого себе даже Коля не позволяет. Хоккеист разминает затекшие мышцы, встает со стула и в один шаг оказывается возле дивана. —Что смотришь? —тихий шепот на ухо. Бэррон дергается, а после диван печально скрипит под весом еще одно тела. У Бэррона дежавю, причем не самое приятное. Лукашенко слышит французскую речь, понимая, что все равно нихрена не поймет. Бэррон останавливает серию на фразе «Иногда нужно выбирать», косится на Колю, а после просыпается Марк из-за того, что хоккеист громко кашляет. —На какой мы серии? —сонно потирая глаза, забирая наушники, спрашивает Уокер. —Шестую начали, —отвечает Бэррон, ответом ему служит кивок. —Все еще впереди, —Бэррон хмурится, не понимая к чему это было сказано, а Марк встает с дивана, и уходит в ванную, бубня, что ему нужно проснуться. Парни провожают его взглядом, а после Трамп ойкает, стоит хоккеисту несильно куснуть его за плечо. —Ты чего? —шепчет Бэррон, напрягаясь. Они не могут дурачиться, у них буквально Марк за тонкой дверью. —Ничего, —бурчит белорус, ведя кончиком носа по открытому участку шеи, —просто захотелось, —и еще раз слегка кусается, тут же выпрямляясь. Марк выходит из ванной, вытирая лицо полотенцем, а после смотрит на излишне довольного—хотя по его каменному лицу и не скажешь—Лукашенко и чуть смущенного Бэррона. Марк даже спрашивать не будет, потому что не хочет ничего знать. —Коль, —упомянутый мычит, как бы давая понять, что он слушает, —ты помнишь? —и кивает на дверь, садясь обратно к Бэррону на диван. Белорус хмыкает в ответ. —Помню, —вздыхает он, а после понимает, что такой ответ друга не устраивает, —ты что, предлагаешь мне идти прямо сейчас? —и даже не удивляется, когда Марк кивает, —уже слишком поздно, —Уокер хмурится, —я схожу завтра утром, —Бэррон не понимает о чем речь, пока Марк не раскрывает рта. —А что тебе мешает пойти сейчас? Соседняя комната, буквально, —Коля молчит, —иди давай, —и махает на него, словно прогоняет большую кошку, —мы пока с Бэрроном сериал обсудим, —хмыкает француз, —все, кыш, —Лукашенко показывает другу средний палец, но все равно, почесав затылок, выходит из комнаты, прикрывая дверь.