Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Коля вскидывает бровями и неопределенно дергает головой, видимо не понимая почему Хилл говорит об этом именно ему. Скотт смотрит на белоруса и прям видит, как шестеренки пытаются скрипеть у того в голове, но получается отнюдь плохо. Капитан вздыхает. —Помнишь, пару дней назад я спрашивал есть ли у тебя время поговорить, —Задумавшись на секунду, Николай кивает, действительно припоминая что-то такое и даже не один раз, —и не один раз, —белорус вновь кивает, —в общем…—Скотт цыкает, трет шею и, кажется, не знает как сказать лучше, поэтому просто выдыхает, подходит и жмет руку. Рукопожатие оказывается крепким до того, что у Коли немеет мизинец на секунду. Хилл смотрит нападающему в лицо и совершенно искренне произносит, —с повышением, капитан. Ладонь Скотта выскальзывает из руки Лукашенко, когда в голове белоруса что-то щелкает и неприятно отдает где-то в шее. Он выдает беспомощный вздох со свистом, как если бы его ошарашили какой-то плохой новостью, и не сдерживается от потрясенного тона: —Ты что несешь? —Скотт в ответ смеется. —Я знал, что ты так отреагируешь, —капитан—капитан ли уже? —пожимает плечами, выражая титаническое спокойствие в этой ситуации, —но уже все решено. —Кем решено? —каким бы не был застанным врасплох Коля, все равно стальные нотки проскакивают в голосе, но Скотта они не пугают. —Всеми, —простой, исчерпывающий ответ, —в первую очередь Тони и мной, еще пару месяцев назад, —Коля не понимает, как он мог быть таким идиотом и не заметить этого. Скотт хотел поговорить. Правда хотел, потому что подходил раза три так точно. Почему Коля просто не выслушал его, это ведь не заняло бы много времени, господи, что он за дурак в последнее время такой, —я пытался предупредить тебя об этом заранее, потому что знал, что для тебя это тоже свалится с небес на голову, но вот как получилось, так и получилось, —Скотт заканчивает свою речь небрежным махом руки куда-то вправо, мол ничего уже не поделаешь, просто прими это как есть. —А парни? —А что парни? —не понимает вопроса Скотт, —Мои знали, я их в первую очередь предупредил, а остальным сейчас сказал, —Хилл кивает головой на дверь, как бы намекая, что сейчас, в смысле минут пять назад и все еще взбудоражены этой новостью, —я, правда по-другому спросил, задал вопрос кого бы вы хотели видеть капитаном, если не брать меня в расчет. —И что они ответили? —А ты догадайся. Нет. Нет, думает Лукашенко, это уже даже не смешно. Ну вот какой из него капитан, он с одним Мэттом иногда управиться не может, а тут целая команда, так еще и настолько насыщенная разношерстными характерами. Коля же кукухой поедет. К тому же это такая ответственность, а у него итак их немало. Учеба, хоккей, Бэррон, а теперь еще и титул капитана. Коля капитан. В голове не укладывается. Словно совместили две несовместимые вещи и получили нечто непонятное. Ну какой из него капитан? —Не думай об этом сейчас, —белорус издает глухое «что?», —в любом случае, ты еще поговоришь с Тони, он все тебе объяснит. Это ничего не меняет, ты все еще центральный нападающий своей первой пятерки, Коль, никакого распорядка это не меняет. Ты втянешься, я уверен, у тебя есть к этому предрасположенность. —Предрасположенность к чему? —К тому, чтобы быть капитаном. —Скотт, —вздыхает белорус, но Хилл поднимает руку вверх, прося не перебивать его пока. Ну вот, ведет себя как капитан. Коля так не сможет. —Когда я рассказал парням, они обрадовались. Давай будем честны в такой замечательный день, капитан из меня никакой, —Коля вновь хочет перебить его, но Хилл хмурится, тем самым прося белоруса замолчать, —все это прекрасно знают, я просто могу перебивать тренера и говорить то, о чем думаю. Не потому, что я хороший капитан, а просто потому, что я такой человек. Ты не такой, —Коля чувствует, как у него вся шея покрылась холодным потом и одна из капель съехала за шиворот и теперь скользит по спине, по крепким мышцам и рельефам, прямо вниз, чтобы впитаться в ткань и остаться в ней до первой стирки. Нервный пот. У Коли подрагивают пальцы от осознания, —Ты не такой, Коль, и именно поэтому ты будешь хорошим капитаном. Капитан не должен быть таким, как я, потому что мне было все равно большую часть времени. Тебе не все равно. Ты подумаешь над моими словами чуть позже, ладно? —и, усмехнувшись и не дождавшись ответа, продолжает, пока белорус все еще молчит,—Ты бы просто слышал, как визжал Мэтт, когда узнал. Ты уже был капитаном для них, Коль, просто условным, ты и сам знал это. —Это другое, —голос хрипит, словно и не его вовсе, но исходит прямо из горла, царапая гортань своим хрипом. —Тоже самое, не пытайся переубеждать меня, я ругался с Тони три часа, доказывая ему, что это место твое, могу и с тобой столько же проговорить, ты меня не переубедишь. —Скотт, это…—у Коли начинает болеть голова от всего этого потока информации, —а ты? —в ответ хмык, —что будет с тобой? —Я уйду. —А? —и тут же, —А?! —Коль, прекращай тупить, —Хилл коротко улыбается ему, совсем просто, словно они давние друзья, шедшие всю дорогу вместе, и в один день им все-таки придется разойтись. Белорус сглатывает болезненный ком осознания, что теперь все то, что делал Скотт, переходит на его плечи. Да еще и самого Хилла не будет рядом. Да, может он прав и капитан из него не самый лучший, но ведь это Скотт…он был капитаном, сколько Коля себя помнит в этой команде. Не может же все так закончиться? —И куда ты уходишь? —Ну как тебе сказать, —тянет Хилл, —на самом деле я и не собирался оставаться здесь так надолго, мой максимум был год, а никак не три. Для меня все это было несерьезно, так, разминка, тренировка так сказать, —Коле, наверное, нужно бы оскорбиться, но почему-то он может понять его, —я нацелен на большой хоккей. Играть в клубе, на более, если понимаешь, серьезном уровне, —Коля кивает, потому что прекрасно понимает. Но паршивое липкое чувство от этого понимания никуда не исчезает, становится только больше и противнее, —но вы…—Хилл вздыхает, делая паузу, —я так сильно привязался к вам, ко всем вам, если честно, что, когда мне предложили, сначала я хотел отказаться. Потому что не хотел оставлять вас и это был мой долг, как капитана, идти с вами до конца, но поразмыслив ночь я понял, оставить вас будет правильным решением. И не потому, что вы и без меня отлично справитесь, хотя и не без этого, а потому, что у вас есть ты. —Скотт поднимает до этого опущенный куда-то в землю взгляд на белоруса и его как током бьет, —ты может и сам не замечал, но был условным капитаном. Ты отличный игрок, Коль, выше среднего намного, и ты сам это знаешь. Мэтт не просто так восхищается тобой. Не просто потому, что ты «крутой», а потому что он правда видит на льду именно «тебя», а не твое экипированное эго. На Мэтта, конечно, ссылаться дело такое, но все равно, над этим тоже подумай. Твоя пятерка говорит о тебе гораздо больше, чем ты мог бы себе представить. Ты тоже научишься это делать. Читать по пятеркам. Узнаешь о себе много нового. Так вот, о чем это я, —Скотт пинает носком кроссовка какой-то камешек, а на улице поднимается ветер. Коля смотрит на капитана в упор, на то, как песок с земли, из-за поднявшегося ветра, оседает на липкой шее Хилла. Он тоже не пошел в душ, понимает белорус, сразу, видимо, пошел за ним, —Да, я ухожу. Из команды и из универа тоже, —Коля хочет было спросить, но не успевает, —перевожусь на заочное, так сказать, может быть мы сможем видеться на экзаменах, но скорее всего вряд ли. Я…—Хилл запутывает пальцы в собственных волосах, промаргивается и тяжело выдыхает, пытаясь улыбнуться, но уголки губ кривятся в чем-то непонятном и бывшему капитану не удается предстать перед своим будущем приемником в повеселевшем виде, —я бы хотел и дальше следить за вами, парни, потому что вы правда стали мне дороги. Все, —пауза, с короткой усмешкой, —даже наши запасники, хоть я их и не знал почти, —Скотт хмыкает, перескакивая с темы на тему, —когда я сказал Тони об этом, о том, что собираюсь уходить, он поступил так, как поступил бы настоящий тренер. Он сказал, что я волен делать все, что мне захочется и они все равно будут поддерживать меня. Они—он имел в виду команду, и в тот момент я понял, когда он произнес это, что я, возможно, был настоящим придурком. Даррен злился на меня ровно двадцать минут, а после крепко пожал мне руку и пожелал удачи, сказав, что будет рядом до самого конца. Кэмерон и Джеймс устроили мне незапланированную прощальную вечеринку в нашей с Аланом комнате, а сам он поддержал мою идею насчет тебя. Я знаю, что оставляю их одних, что они, возможно, привязаны ко мне так же, как и я к ним, но я живу в движении, я не могу оставаться на одном месте, мне нужно быть везде, чтобы меня разрывали, —Скотт переводит дыхание. Его глаза стекленеют, но ничего более не происходит, —ты не такой. Ты стабильный и это очень важно для команды. Ты стратег. И отлично знаешь тактики, я же постоянно все нарушаю и делаю то, что взбредет мне в голову. —Иногда это полезно, —решает вставить свои пять копеек белорус, а то у капитана получается какой-то монолог. —Да, —выдыхает Хилл, —да, возможно, но все-таки, —Скотт замолкает на какое-то время, видимо пытаясь собраться с мыслями, а Коля не может себе представить, что вместо Скотта теперь он будет стоять рядом с тренером и будет смотреть не со скамейки, выслушивая и внимая, а сам говорить и чувствовать, как его слушают другие. Он не может представить, как один из шкафчиков опустеет, как вторая пятерка перестанет быть капитанской, а братья-Батлеры перестанут звать его играть в баскетбол, как Мэтт перестанет рассказывать о том, что видел Скотта и что они вместе куда-то там пошли. Коля не может представить, как Скотт исчезнет из его жизни. Словно он самый дорогой сердцу друг, который в один момент переезжает на другой край земли, и вы больше не увидитесь. —Когда ты уезжаешь? —спрашивает хоккеист, чувствуя как горло сжимается, а глаза щиплет из-за подступающей влаги. Нет, он не собирается плакать, но все его тело пронзает чувство утраты. Вот Скотт стоит сейчас перед ним, что-то ему доказывается и щурится. Вскоре он исчезнет. Прищур и сам Скотт. И больше Коля не услышит этого раздраженного вздоха и передразнивания Тони, когда тот отворачивается. Скотт, может, и не лучший капитан, но он навсегда останется частью команды. Как ее история. Потому что их команда состоит из таких вот маленьких историй. 21 маленькая история в такой большой хоккейной команде. —Я не скажу тебе, —Коля хмурится, —потому что, если скажу, вы полюбому устроите что-нибудь, а я не хочу в свой последний день разводить сырость. —Так ты плакать собрался? —усмехается белорус, приободряюще похлопывая Хилла по плечу, слыша смущенное «да нет…». —Коль. —М? —Я оставляю тебе своих парней, —в ответ кивок, —сделай из них чемпионов, —Лукашенко сдавливает пальцы на плече капитана, произнося быстрее, чем успевает подумать: —Ты будешь гордиться нами. Коля не успевает за собственными импульсами, бьющими в мозг, потому что в следующий момент они крепко обнимаются. Скотт напрягается, сжимая футболку Лукашенко в кулаках, а у белоруса на секунду пропадает возможность дышать. Это может быть последним разом, когда они сжимают друг друга в тисках. Как словно они были бы на льду и забили бы первую шайбу. Коля вспоминает, как Тони впервые и единожды перетасовал пятерки и как он оказался в одной со Скоттом. Это был тренировочный матч, но сила, с которой капитан сжимал его плечи, как потрепал по шлему, что было чисто физически трудно до сих пор чувствуется в ладонях Хилла. Коля не признается, но Скотт плох в капитанстве. Но как человек, как тот, чья поддержка помогает держаться на ногах—Скотт именно такой. Он может коротко ухмыльнуться тебе во время игры: «не кисни, чел» —и настроение само собой поднимется. Коле будет его не хватать. Как того, с кем можно было бы посоветоваться, можно было бы опереться. Коле придется искать пьедестал под ногами в одиночку, потому что Скотт уже с него слез и идет в противоположную сторону. Их дороги расходятся. Последний мах клюшкой, последняя усмешка, последнее слишком долгое объятие. Нехотя и с какой-то неловкостью, повисшей в воздухе, они отрываются друг от друга, и еще где-то пару секунд сверлят лица напротив нечитаемым взглядом. Коля хочет сказать так много, о том, что был рад играть с таким игроком, как Скотт, но если он откроет рот, Хилл поймет, что горло сдавливает от спазмов и его также накроет. —Я должен извиниться, —Коля широко раскрывает глаза, но Скотт тут же спешит объяснить, —нет, ничего серьезного, просто тебе придется перезаказывать игровой свитер, —Скотт делает паузу, после которой круговыми движениями пальцем показывает на место на груди справа, чуть ниже плеча, —ты же капитан. —А, точно, —Скотт руку опускает, коротко улыбается. —Ну что, тебе куда? —Коля мотает головой, говоря, что останется тут, потому что ему нужно дождаться кое-кого. Коля не забыл про Бэррона. Он все время держал у себя в голове тот факт, что котенок все слышит, —а, ну ладно, —Скотт поправляет баул, усмехаясь, —тогда удачи. Скотт машет на прощание и, обойдя белоруса, направляется пешком к асфальтированной дорожке, которая ведет прямиком к автобусной остановке. —Скотт, подожди, —упомянутый оборачивается, спрашивая в чем дело, —ты не поедешь с пацанами? —Хилл улыбается, но эта улыбка выглядит горькой. —Я хочу побыть один. Хилл разворачивается и делает всего шаг, когда Коля все никак не может успокоиться и заставить себя посмотреть капитану в спину. —Скотт, —снова поворот полубоком, —не пропадай с концами, —и уже чуть тише, чего Хилл не слышит, —пожалуйста. —Как я и сказал, —Скотт разворачивается, хмыкая, —а может и не говорил, я приеду на ваш выпускной, вы же мои младшие, —Коля нервно хмыкает. Выпускной. Это будет еще так не скоро, —Коль, —в ответ мычание, —ты справишься. Конечно, думает белорус, по другому просто и быть не может. А после Скотт исчезает. И Коля не знает, увидит ли он капитана еще раз, но навсегда запомнит этот разговор. Скотт и Коля. Два капитана. Одна команда. Одно крепкое рукопожатие и последняя сыгранная игра. Забитые шайбы обоих и Скотт, который никогда не позволяет плохо высказываться о его команде. Скотт взбалмошный в какой-то степени, но наверное Коля может понять и эту его черту тоже. Белорус усмехается, слыша легкие шаги и чувствуя, как на плечо ложится чуть теплая ладонь Бэррона. Бейкер прижимается щекой к его плечу и поглаживает то, а Коля понимает только сейчас—все его тело трясется в отрицании и непринятии. Это пройдет, по другому и быть не может, но сейчас…Сейчас оно останется с ним. —Коль, —тихо зовет его Бейкер, слегка дергая на себя, но не разворачивая, скорее просто чтобы привлечь внимание. В ответ мычание, —вы ведь еще увидитесь, —белорус усмехается, разворачиваясь к парню лицом. Бэррон обеспокоен, но нетерпение высказаться так и читается по его лицу. Мило. Коля проводит ладонью по его щеке, вздыхает. —У меня есть причины сомневаться в этом, —Бэррон делает полушаг вперед, оказываясь прижат к хоккеисту всем телом. «Какие?» —почему-то еще тише спрашивает первокурсник, отстраняясь от руки хоккеиста только для того, чтобы уложить свою голову ему на плечо. Несмотря на то, что Коля помнит про руку Бэррона, он все же поддается ему и обнимает, вспоминая забавный факт, что когда он так делает, Бэррон резко теряется в размерах. Ну конечно, большой широкий хоккеист и маленький художник. Белорус не может сдержать усмешку, пряча полуулыбку в макушке своего котенка. Он не может думать о чем-либо, рядом с Бэрроном. Потому что это Бэррон, он всегда, даже не зная об этом, занимает большую часть мыслей Лукашенко, а уж когда рядом, не имеет значение вообще ничего, кроме того, как очаровательно он зовет его по имени, несвойственному для Америки, —это может прозвучать немного грубо, но Скотт скорее как состарившееся домашнее животное, —Бэррон поднимает полные непонимания глаза на Колю, прося объяснения, —они уходят из дома, чтобы умереть в одиночестве, а не в кругу тех, кто их любит, чтобы не причинять им боль. Скотт такой же. Он, скорее, свалит быстро и никто не узнает когда именно, чем мы все устроим ему прощальную вечеринку, с которой он уйдет, а мы останемся с осадком где-то внутри от того, что своими глазами видели, как он прощается с нами, как он перестает быть физической частью нашей команды. Скотту это тоже не надо. Поэтому он сейчас не поехал с парнями праздновать победу, потому что, скорее всего, завтра-послезавтра мы его уже не увидим. Ни на тренировке, ни в кампусе, нигде, —Бэррон задерживает дыхание, пока Коля рассказывает ему все это нейтрально-печальным тоном. Белорус смеется как-то странно, словно нервно, просит Бэррона не думать об этом, на него итак много чего свалилось, не хватало, чтоб он еще об уходе Скотта думал и о том, как будет чувствовать себя команда, —мы справимся, —на выдохе происзносит парень, убирая колышущуюся светлую прядь на ветру за ухо. —А ты? —Коля выгибает бровь, словно не понимает вопроса, —ты справишься? —Конечно, —уверенно произносит Николай, —даже если и не сразу, я знаю кто мне поможет. —И кто? —совершенно искренне спрашивает Бейкер, но Коля не отвечает. Смотрит ему в глаза и наблюдает за тем, как от осознания у котенка краснеют щеки и кончики ушей. Бэррон взгляд тупит, да ресницами хлопает, —ты серьезно? —Я всегда серьезен, —Бэррон не успевает как-то оправдать сам себя, сказать, что, мол, это неправда, он ведь даже иногда говорить рядом с белорусом не может, не то что поддерживать, —не в разговорах дело, если ты думаешь об этом, —Трамп фыркает, всего на секунду отводя смущенный взгляд. И как только Коле удается так в открытую читать его? —просто будь рядом, ладно? —Бэррона вновь привлекают к себе, осторожно приобнимая. На выдохе Трамп просит Колю перестать быть таким, иначе он опять в него влюбится по новой, а белорус, усмехнувшись, шепчет ему куда-то в макушку, что ни разу не против. Бэррон млеет. Просто потому, что может себе позволить побыть влюбленной тряпкой в руках своего капитана. Спустя какое-то мгновение белорус достает из своего кармана джинсов телефон и, уткнувшись подбородком Бэррону в плечо, стал что-то набирать. Бэррон не успевает спросить что он там делает, потому что Коля объявляет, что такси будет уже через каких-то две минуты, отстраняется от Бэррона, придерживая того одной рукой, другой, освободившейся, поправляет баул, накидывая тот на плечо, а все той же, что до сих пор держит единственное сокровище, прижимает к себе ближе и совершенно бессовестно ухмыляется прямо всему покрасневшему Бэррону в лицо. Трамп просто в шоке. Иногда Коля ведет себя просто ужасно по-ребячески. Это мило, но все еще непривычно для него. Когда машина подъезжает, а белорус начинает тянуть Бейкера в ее сторону, Бэррон вдруг вспоминает, о чем хотел спросить и о чем забыл, ну просто потому что так бывает, когда он рядом с Колей. —Коль, —в ответ короткое мычание. Хоккеист мимолетно здоровается с водителем, открывая пассажирскую дверь и сначала впуская Бэррона, а только потом себя. Баул приходится оттряхнуть и положить рядом, хотя Коля и рассчитывал занять свободное переднее им, а сзади развалиться с Бэрроном. Ладно, не важно, это можно и дома сделать, —у тебя теперь будет новая форма? —они выезжают на трассу, салон постепенно начинает заполняться тихим, размеренным гудящим звуком мотора, а Коля краем глаза мельком смотрит на Бэррона, который сидит прямо, но вообще-то ему бы хотелось упасть своему парню на плечо и ни о чем не думать. И почему, думает Коля, он этого не делает? —Не то, чтобы новая, —со вздохом произносит парень, разминая шею и руки, одна из которых так ненавязчиво делает полукруг в воздухе и приземляется на плечо Бейкера. Первокурсник вздрагивает, а уже в следующий момент оказывается притянут поближе, так, что его кисть может совершенно спокойно свисать с плеча, а может и опуститься ниже, сцепить пальцы на талии и услышать какой-то странный писк и тихое «ты что творишь?». Бэррон совершенно не злобно бьет его раскрытой ладонью в грудь, а Коля делает вид, что серьезно ранен этим ударом и теперь ему требуется срочная медицинская помощь. —Ты нормальный? Ты как себя ведешь? —Бэррон смеется, пихает белоруса в щеку, но тем не менее сам жмется поближе и голову устраивает на чуть подрагивающем от смеха плече. —Мне весело. —Я уже понял это, —ворчит Трамп, пока за окном зеленые виды сменяются городскими улочками. —Просто так нужно, —вновь начинает хоккеист, а Бэррон хмурится, не сразу понимая о чем это он, —придется перешивать, —тяжело вздохнув, белорус все же заканчивает предложение, —я же теперь капитан, у меня должна был «А» вот тут вот, —и свободной рукой показывает на примерное расположение капитанской символики. Бэррон, правда, итак знал где она находится. Когда он пересматривал сегодня прошлый матч, заметил эту букву у Скотта. Долго думать Бэррон не привык, а тут подумал еще и правильно. Неплохо так, —как у Скотта. Проигнорировав последнюю фразу, решив, что она какая-то слишком уж страдальческая, особенно для его парня, Бэррон мурчит, тихонько так, пододвигается чуть ближе и свободной рукой хлопает по бедру, прося повернуться к нему. —Можно я тогда заберу ее? —в ответ непонимающее «а?», —ну, твой старый свитер? —Бэррону неловко просить о таком, внутри все аж замирает от того странного, тяжелого чувства, что он испытывает, произнося такие слова. Коля хмыкает, обдумывает, кажется, всерьез просьбу своего котенка и жмет плечами. —Можно, наверное, он все равно мне не нужен будет, —и тут же, —а тебе зачем? —Бэррон мычит что-то невнятное, из-за чего хоккеисту приходится чуть ли не уткнуться ухом ему в щеку и попросить повторить, потому что у него вроде со слухом все нормально, но он стал сомневаться, потому что он ничего не понял. Бейкер пищит, пихает Колю от себя и ворчит, что не будет ничего ему говорить, —что? —искренне не понимает белорус, —почему? Что такого? —Потому что…—мямлит Трамп, —ну…это…это твоя форма и…и…—Лукашенко просит остановить машину у ворот, потому что дальше их не пропустят. Парень замечает следы от хоккейного автобуса. Это может значить только одно: все парни либо уже на территории, либо их уже тут нет, потому что традиции праздновать победу никто не отменял. А то, что Коля не поехал с ними…ну, как-нибудь и без капитана справятся, не маленькие уже мальчики. —Моя форма, и? —решает продолжить за Бейкера белорус, все еще не понимая почему первокурсник так зарделся и глаза опускает, словно произносит что-то излишне личное. Они выходят из такси, но пальцы, цепляющиеся за хоккеиста, Трамп не расцепляет, —Ну? —подгоняет его белорус и Трамп не выдерживает. —Ну я не знаю, я просто хочу, чтобы твоя форма была у меня. На мне, в смысле. Хочу ходить в твоей форме. Вот. —как на духу произносит парень и глаза поднимает на белоруса, но только для того, чтобы увидеть проблеск понимания в глазах напротив и спрятать свои стыдливо-небесные в порах асфальта. —О, —выдает белорус и зачем-то ерошит Бэррона по волосам, —вот о чем ты, —в ответ тихое «угу». Пальцы, все же, приходится расцепить. Коля пропускает Бэррона вперед, придерживая ему тяжелую металлическую дверь, а пока они идут к его кампусу оглядывается на наличие, раз, своих парней, два, Макларена, который, вообще-то, не должен пока видеть Бэррона, разгуливающего на улице с поврежденной рукой, да еще и в его компании. Мысли о шотландце заставляют по шее пройтись неприятному рою мурашек. Коля смотрит Бэррону в спину, потому что идет сзади и думает. О многом, на самом деле, но все об одном и том же. Вообще, он, как бы, свой старый свитер должен, по-хорошему сдать и забыть, как страшный сон, но мысль о том, что Бэррон будет разгуливать в нем по комнате…белорус шаг замедляет, чувствуя, как температура тела резко скачет вверх, а в глазах на мгновение темнеет. Выдержит ли он такой подставы от собственного парня? Господи, Бэррон в его свитере даже в мыслях выглядит до безумия эротично, что же будет в реально жизни. Он уже может представить, как заходит в комнату, а там он…на Бэрроне. Коля уже чувствует, как хочет схватиться ладонями за подол и, оттянув тот, забраться под него, под тихие шумные вздохи своего котенка, перебирающего лапками по его крепким, напряженным плечам. —Да, —Бэррон вздрагивает, стоит Коле нагнать его у самого кампуса и, толкнув чуть вперед, попросить идти побыстрее. —Что? —не понимает Трамп, мельком здороваясь с вахтершей и оказываясь на четвертом этаже неожиданно быстро. Коля берет его за руку, вытаскивает из кармана джинсов ключ, проворачивает тот в замке, кидает баул у двери, а рядышком припечатывает Бэррона, —Коль… —Да. Забирай. Все, что угодно, господи, только не носи его постоянно, иначе я за себя не ручаюсь, —Бэррон непонимающе хлопает глазами, но тут же тихо смеется, называет его, ласково так «дурачок» и тянет на себя за футболку свободной рукой, целуя сначала в щеку, затем в линию скулы, затем в шею. Бэррон трется носом прямо в том самом месте, где гулко пульсирует вена, чуть прикусывает и вздыхает, стоит белорусу нырнуть ладонями под свою кофту на парне и обвить все его тело, стискивая в кольце из рук, —ты холодный. Бэррон угукает, сдерживая себя, чтобы не прошептать так и рвущееся «так согрей меня». Прикусывает нижнюю губу, хмыкает и все-таки молчит, чувствуя себя в абсолютной безопасности. Как же сильно Бэррону хочется провести ладонями по его рукам, просто сил нет. Со всеми этими тренировками и силовыми нагрузками Коля, кажется, стал только больше в размерах и это так чертовски ему идет, теперь бугры его мышц становятся только заметнее, стоит ему надеть футболку или снять ее вовсе, косые мышцы стали намного четче, а пресс, хоть и не кубиками, но отлично прощупывается, стоит приложить руку. Коля на вид стал словно груда железа, но стоит ему прикоснуться к Бэррону своими большими руками, провести ею, горящей и подрагивающей, тыльной стороной ладони по щеке и выдохнуть, нервно, как Бэррон понимает. Не важно какие именно внешние изменения происходят с ними, они все равно останутся теми, кто любит друг друга до хруста в костях. —Я слышу, о чем ты думаешь. —Не ври, не слышишь. Бэррон чувствует, как Коля крепче сжимает его итак некрепкое тело в руках, как смеется, совершенно искренне и коротко, как может только он, как губы расплываются в совершенно счастливой улыбке и Бэррон просто не может. Ему так сильно повезло отхватить себе именно Колю. Они же просто идеально друг другу подходят, словно Коля—Сатурн, а Бэррон—все его кольца. Или наоборот. Да не важно, главное то, что теперь они наконец смогут валяться и ничего не делать. Бэррон озвучивает свои мысли вслух и, ого, Коля соглашается. Только говорит, что сначала зайдет на кухню и возьмет чего-нибудь пожевать. Бэррон отпускает его, наигранно вздыхая, что уже чувствует смертельную тоску по своему капитану. Коля щелкает Бейкера по носу и хмыкает, а выходя не закрывает дверь, а прикрывает, что означает, что больше, чем на пять минут он задерживаться не планирует.