Месяц назад
На указательном пальце правой руки у неё была царапина. Она содрала кожу, когда вешала зонтик на металлический крюк в коридоре. Она испуганно ойкнула и затрясла рукой, как ребёнок. Стряхивая дождевые капли с волос, я непонимающе поднял глаза. Она стояла в полумраке с выбившимися из хвоста распушившимися чёрными прядями, в джинсовке, которая сползла на спину и совсем не грела, но сочеталась с её толстовкой и как-то обиженно и удивлённо дула на палец. Такая милая… Она почувствовала, что я смотрю на неё и завела локон за ухо, претворяясь, что не смущена, забывая – её движения всегда говорили за неё. На её лице мелькнула извиняющаяся улыбка, и я сразу напустил на себя равнодушный вид. – Ты можешь быть аккуратнее? Улыбка пропала. В кофейном взгляде пронеслось что-то задетое, тревожное. С губ почти слетел вопрос: «Что я сделала не так?». Я безжалостно усмехнулся и вплотную подошёл к ней. Она, не поднимая глаз, смотрела мне в грудь. Я нежно взял её запястье, которое она так старательно пыталась спрятать в карман и поднёс к губам. Её кожа была холодной. Я как будто поцеловал кусочек льда. Я неотрывно следил за тем, как она сдерживает улыбку, пытается отвернуться… Но я хотел, чтобы она посмотрела на меня, хотел видеть её реакцию. Поэтому я обхватил её за талию и притянул к себе. Она тихо ахнула и мягкие шоколадные глаза устремились на меня. Я слегка наклонил голову вбок и приблизился ещё немного, крепче обвил рукой. Почувствовал, что её била дрожь. Она так трепетала, когда я вот так прямо смотрел на неё. Иногда мне казалось, что она задерживает дыхание, будто боится меня спугнуть. Мне, чёрт возьми, это льстило. Я нежно коснулся её виска и зарылся в волосах, вдыхая запах фруктового шампуня. Я прикрыл глаза. Она уткнулась мне в плечо и обняла так крепко, как умела только она. Я победно усмехнулся, но поздно понял, что не злобно или насмешливо, а облегчённо. Я чувствовал облечение от обожания в её глазах цвета в кофе. Мне было необходимо знание того, что я нужен ей. Класть голову ей на плечо, прикрывать глаза от свежего запаха её жестких густых волос, пока она не видит, обнимать её хрупкую фигуру, подходя сзади, смотреть как она готовит и что-то напевает себе под нос. И эта её привычка водить тонкими пальцами по моей руке, когда она чем-то занята, а я пристраиваюсь рядом и требую немедленной нежности. Я нуждался во всём этом. Так нуждался, что почти физически ощущал её отсутствие. Внутри ныли все органы, будто их стягивали цепями. Наверное, поэтому я говорил, что люблю её. Когда я произносил это, она всегда вздрагивала, недоверчиво вглядывалась мне в лицо и тут же отшучивалась или меняла тему разговора…Наши дни
…Она никогда не говорила мне это в ответ. Мы жили вместе полгода. Одни поцелуи. И ничего в постели… Один раз я не выдержал. Я больно сжал её руку и прижал к холодильнику. Идиот. – Скажи, я нужен тебе? Она в замешательстве улыбнулась. – Ну, конечно, – хотела нервно поправить волосы, но я стиснул её плечи, не дав пошевелиться. – Тогда скажи, что любишь меня! – я тяжело дышал. – Ч-что? – она испуганно шептала. – Скажи это! – я повысил голос. Она заёрзала. – Ни кричи на меня! Я медленно кивнул, мол, понял всё, спасибо, и, бесцеремонно вздёрнув её, отпустил. – Понятно, – прохрипел я и ушёл собирать вещи, даже не взглянув на неё. Через несколько минут она остановилась в дверном проёме спальни. Медленная, испуганная, но спокойная. Даже сейчас она была рассудительна, и это только подзадоривало меня. – Что случилось? – её голос вибрировал. Видимо набухали слёзы. Но мне было всё равно. – Ты случилась! – отвратительно выплюнул я и покосился на неё. Я видел, как она болезненно сглотнула. – Мне надоело жить в доме, где я никому не нужен. Надоело ничего не получать взамен…– я злобно забрасывал вещи в спортивную сумку и задел локтём её духи. Флакон завис в воздухе и разбился. Она тихо, прерывисто выдохнула. Комната наполнилась её запахом и начала душить меня. На секунду мне показалось, что я не могу, не имею право так поступать. Но лишь на секунду. Я застегнул сумку – Остальное заберу позже, –я шагнул к двери. Она пошатнулась в проёме. – Ты мне очень нужен, – с дрожью в голосе прошептала она. Её глаза были влажными. Мне было невыносимо сложно, когда она плачет. Я не смотрел на неё. Как только она это произнесла, мне стало противно. Я поморщился и грубо пихнул её плечом. Сколько можно говорить нужные слова только когда просят? Я чувствовал на себе её беззащитный взгляд. Ощущал кожей её отчаянье и нарастающий ужас. – Что ты делаешь?...Подожди…Постой, – она шевелила губами, будто немая и как-то просительно протягивала ко мне руки. Она не трогала меня. Не хватала за плечи. Это выводило из себя. Почему? Почему ей всё равно? Не знаю, что мне было нужно в те минуты. Возможно, чтобы она кричала, умоляла остаться, накинулась на меня с криками или поцелуями, обвинила в измене…Мне было нужно так мало. Но для неё это являлось чем-то непомерным, невозможным. Эгоистка. Я прошёл по маленькому коридору к выходу. Вынул из кармана свою пару ключей и бросил их на тумбочку. Звук металла, ударяющегося о дерево, был последним, который застыл в неживом воздухе коридора. Я слышал, как она шуршала своими мохнатыми тапочками, как несколько раз собиралась что-то сказать, но рассеянно отступала и с болью проглатывала слова. Когда я схватился за ручку двери, на лице была довольная усмешка. – Прощай, – то ли с вопросом, то ли с утверждением бросил я. – Но, – начала было она, но я резко подался вперёд и закрыл за собой дверь. Раздался удар, словно она кинулась на неё с той стороны. На лестничной площадке пахло мелом и краской. Сырость отрезвила меня, и я замешкался. Было тихо, я закрыл глаза. Потом услышал скрежет. Это она сползла по двери на пол, захлёбываясь рыданиями. Я поспешил броситься вниз по лестнице и вылетел из нашего красивого дома на Невском.***
Она постоянно звонила, а я не брал. Через несколько дней я проснулся в холодном поту. Я начал что-то искать, мня простынь, пока не понял, что искал её, чтобы обнять рукой. Я неловко засмеялся темноте и укорил себя за эту детскую напасть. Выпил воды, но не смог уснуть до утра. В голове теснились странные мысли, одна – хуже другой. Едва дождавшись рассвета, я, сам не понимая, что делаю, оделся, завёл машину и вскоре уже ехал по давно знакомым улочкам ко второму подъезду. С бешено бьющимся сердцем я поднялся по лестнице. Оглядываясь по сторонам, как будто вор, никому не знакомый здесь, я надавил на звонок. Яростно бил в дверь, но никто не открывал чувство тревоги росло и давило мне на плечи. Я давил в дверь ещё несколько раз. – Чего стучишь-то? – недовольно донеслось за спиной. Я обернулся. – Здравствуй, Петровна, – радуясь знакомому лицу, сказал я. Передо мной стояла прокуренная старуха Петровна, жившая в квартире напротив. Она, как всегда, была в своём цветастом халате и накрашенная жутко для своего возраста. Петровна была совсем не рада меня видеть. – А где?...– начал я. – Съехала, – сказала она будто давно поджидала меня здесь и знала, о ком я буду спрашивать. Она полезла в карман халата и, достав тонкую сигарету, изящно подожгла её. Я почему-то не поверил. – Как съехала? Петровна не торопилась с ответом. Она затягивалась, с наслаждением выдыхая дым, и неотрывно, с презрением смотрела на меня. – А вот так, – Петровна пожала плечами. – Как вскрыла себе вены, так и квартиру выставила на продажу. Я оседал спиной на дверь, чувствуя дрожь в коленях. Внутри что-то завозилось и распороло мне живот. Я сел на коврик под дверью. – Что? – прошептал я. Петровна, по-видимому, была довольна произведённым эффектом. Она стряхнула пепел в баночку, стоящую возле перил и затянулась снова. – Она жива? – я плакал. Петровна злобно сверкнула глазами, желая ещё немного помучить меня. – Жива? – повторил я срывающимся криком. – Жива, жива, – лениво отозвалась старуха. Я отрывисто засмеялся, трясясь от рыданий. Кажется, прошла вечность. Я прикрыл глаза, изнемогая от усталости. Петровна терпеливо ждала, опершись руками на перила. Я плакал, как ребёнок и не мог успокоиться. Из меня выходила вся дурь, которой был наполнен, когда уходил. В висках стучали мысли, почему я не мог подождать, поговорить с ней, обсудить, почему не дал ей вставить и слова…А теперь из-за меня она… Старуха безжалостно ухмылялась, явно считая, что я всё это заслужил. – Упустил ты её, – спустя некоторое время заключила она, бросая докуренную сигарету в баночку. Петровна собралась уходить. – Постойте! – я тяжело поднялся. И снова она посмотрела так, будто знала, что я скажу. – Где она? – одними губами шептал я. Старуха смотрела перед собой, затем медленно перевела на меня свои блёклые желтоватые глаза. В морщинках под её глазами залегли комочки туши. Она лениво повела плечом и хмыкнула. Я ждал, не собираясь уходить. Петровна молча зашла в свою квартиру и через минуту бросила передо мной потрёпанную сумку. Увидев свою одежду, я почувствовал неясное облегчение. – Значит, она приезжала? –Нет, – соседка победно подбоченилась. – Парень какой-то приезжал. Распорядился перевозкой мебели. Закрыл квартиру и вещи твои собрал, – она странно улыбнулась и оголила ряд испорченных зубов, слегла наклонив голову. Я похолодел и испытующе вперился взглядом в Петровну. Что, чёрт возьми, за парень? Старуха вновь исчезла за дверью, и через пару мгновений морщинистая рука протягивала мне клочок бумажки с адресом. Я, как сумасшедший, выхватил его, кажется, у меня тряслись руки. Петровна всё так же с отвращением взглянула на меня. – Упустил, – театрально повторила она и закрыла дверь. Я слетел вниз. Через двенадцать минут я был на месте. Запыхавшись, я остановился у железной багровой двери. Я пытался успокоить бойню в грудной клетке. Не выходило. Я поправил волосы, откашлялся и поднял руку, чтобы позвонить. Вдруг дверь распахнулась. И я увидел её… На ней была длинная белая футболка ниже колен (она любила безразмерную одежду). Тёмные волосы рассыпаны по плечам…Она была бледна, что её кожа отливала зеленоватым оттенком, под глазами залегли фиолетовые синяки, а сами глаза, большие, бездонные почти чёрные, испуганно расширились. Я не дышал. Взгляд опустился на её руки. Я болезненно простонал и схватился за дверной косяк: у меня подогнулись колени. Её руки от запястий до локтей обнимали серые грубые бинты, кое-где проступали капельки крови. Слезы сами покатились по щекам: я задыхался… Как только она увидела меня, она слегка согнулась своей идеальной фигурой, будто я ударил её в живот. Сейчас она отступила на два шага назад. Я всё никак не мог понять, зачем она собралась выйти в одной футболке, а потом заметил пачку сигарет в левой руке. – Теперь приходится курить, – она знала меня слишком хорошо. Хватало на то, чтобы читать мысли. Я тупо усмехнулся, не веря в то, что вижу её, в то, что это моя вина… Она не любила сигареты. Она вообще не выносила дыма и с лёгким непониманием указывала на курящих людей. Чувство такта не позволяло ей думать о них с презрением. Бедная моя девочка… Она не плакала. На ней не было и тени того волнения, как в тот идиотский вечер…Я хотел подойти. Взять её за плечи, зарыться в волосы и, плача, умолять о прощении. Мне так не хватало её всё это время. Я метался от одной пустоты к другой, отказываясь принять тот факт, что она заполняла всю тьму внутри ярким светом… Я бы мог подождать ещё. Готов был прожить на одних поцелуях и длинных беседах по вечерам, лишь бы она была рядом. Не нужны мне никакие утешения, слова, которые ничего не значат. Я никогда не думал, что нужно было ей. Даже сейчас. Ублюдок. – Прости меня, – наконец вымолвил я. Она взмахнула ресницами и усмехнулась с такой холодностью, что я опешил. – Я тебя не виню, – на последнем слове её голос дрогнул. Она всё ещё собирала остатки гордости. Глупышка. Я сделал шаг. – Не стоит! – в её голосе звучал металл. – Умоляю, – бормотал я. – Что-то случилось? – донеслось из глубины квартиры, и показался парень с добрым лицом и серыми светлыми глазами. Он назвал её по имени. У меня во рту стало горько. Почему он произносит её имя?... – Всё в порядке. Я сейчас вернусь, – она весело оглянулась и непринуждённо откинула волосы на спину. Затем повернулась ко мне и так тихо, счастливо томно вздохнула, будто боялась, что я разрушу её снова, прямо здесь и сейчас. Я собирался с мыслями. Парень строго поглядел на меня, но скрылся на кухне. – Ты нужна мне, – я с надеждой вглядывался в её глаза и не находил ничего, чтобы уверило её в истинности моей реплики, в этом дешёвом спектакле, где я играл весьма фальшиво и мерзко. – Я люблю тебя, – наверное, я даже чувствовал себя кем-то благородным, честным. Возможно, полагал, что спасаю её, но спасти я хотел только себя, потому что не представлял жизни без неё…Я помню каждое из её слов. Они до сих пор бьют мне в грудь почти ежечасно. – Может, тебе стоило подумать об этом раньше? Никто тебе не дал того, что я могла, не так ли? – она очень аккуратно сложила руки на груди. Ей было больно. – Итак, вот ты здесь, пытаясь попросить у меня прощения, натянуть на меня одеяло вины, чтобы тебе стало легче. Ты говоришь я «нужна тебе» сейчас, а ты был нужен тогда…– она с содроганием вздохнула. Я сделал вторую попытку обнять её. Думал, это может что-то изменить. Она выставила руку вперёд. Мне пришлось остановиться. – Я нуждалась в тебе, но ты наплевал на это. Ты, видимо, так сильно любил меня, что это заставило тебя уйти, – она надменно задрала подбородок. – Вот твоя любовь, – она показала мне руки. – С тех пор я работаю над собой. И в этот…период одиночества я поняла, что ты мне не нужен. Если бы твоя жизнь зависела от меня ты бы умер, так же, как убил меня, – она смело бросила мне пачку сигарет и захлопнула дверь.