Ибо плетётся за декорации нога за ногу. Вообще-то, он бы и бежал, но трýсит. Обходит по длинной дуге зелёную стену-экран, закрывающую от камер вид на высотный спальный район соседнего города и ветряки на холмах. Зелёную стену на постпродакшене раскрасят в карамельный пейзаж, или в вулканические обрывы, — он так занят своими переживаниями, что даже не заметил, что там было из реального построено рядом.
Ибо только с самолёта, он уже в парике, но пока в спортивной одежде, в историческое одеваться к сцене будет ещё через час по расписанию. Его не было два дня, а недостаток Чжань-гэ в организме такой, что кажется, так было бы, если бы он эти два дня был без сна и воды. Его это не пугает, он даже находит в этом определённое удовольствие, уверенность в правильности выбранного курса. Цель курса пока не вполне ему ясна, он никогда раньше не испытывал такого странного желания, это даже не обладание, хотя да, это присвоение, он хочет всего Сяо Чжаня себе. Каждую улыбку, каждую минуту. Каждая мысль Сяо Чжаня должна быть направлена на него, Ибо, как он сам сконцентрирован на Сяо Чжане. Звучит диковато, но опыта описывать чувства словами у Ибо нету, так что типа такого. У него и опыта испытывать чувства нету, и он то старается забить на них, как на непроходящую усталость в мышцах при подготовке новой программы, то, наоборот, сосредоточиться, чтоб понять, потянул связку или порвал нахер всё, приложить лёд или в больницу за блокадой. М-да, сравнений у него тоже небогато. В общем, он идёт куда-то в ту сторону, куда, ему показали, слинял на обед Чжань-гэ, чтобы побыть в одиночестве. Ну, какое теперь одиночество, когда Ибо приехал.
Ибо видит Сяо Чжаня издалека, и идти через горячий полуденный воздух становится тяжело, как сквозь воду. На Сяо Чжане только нижние красные одежды, которые на Ибо действуют хуже всего. Сначала Сяо Чжань танцевал в них с шицзе, и его невозможно узкая талия и изгибы бёдер и рук вынесли у Ибо какую-то важную подпорку в мозгах, на которую даже откровенные танцы (ггг. танцы) икснайн не подействовали. Потом была сцена в пещере, где Вэй Ин в красном платье его трогал, всё время его трогал. Задирал это платье, трогал его за голую ногу, трогал его за грудь, задирал это платье, прислонялся к нему всем своим худым боком, приваливался на плечо. Заглядывал в лицо с двадцати сантиметров с дурацкими вопросами. Трогал. Дубль за дублем. Какой-то ужас просто.
Сяо Чжань сидит боком на высоком штабеле каких-то досок или гипсокартона, какого-то стройматериала, из которого потом возведут грубые наброски стен, или гор, или мостов. С неизменным вентилятором, но без зонта, на него падает тень соседнего дерева, довольно густая, но пропускающая редкие солнечные пятна, которые скользят по лицу, по телу, по плечам, и Ибо следит за движениями этих световых пятен, и хочет вот ими сейчас быть. Падать ниже, ему кажется, уже некуда. Но так только кажется.
Одна нога Сяо Чжаня согнута в колене и лежит на его удобном сиденье, а вторая свисает вниз, немного не доставая до земли. Проклятущее красное одеяние с запáхом расходится до пояса, слава богам, он в спортивных шортах, но они едва до середины бедра и не особо спасают. В красном разрезе торчит нога Сяо Чжаня практически совсем голая и бесконечно длинная, он ещё и болтает висящим на пальцах кедом с загнутой пяткой, и Ибо застывает, заворожённый.
— Привет, Чжань-гэ, — Ибо вежливый, и его автоматизма хватает на приветствие хотя бы. Потом он пялится на ногу Сяо Чжаня, на коленку, на волосы — у Ибо таких нет, — на косточку щиколотки. И ни одного ведь синяка, коленки не стёсаны. Красивая нога. Очень-очень длинная. Очень.
— Ибо, ты уже здесь? Не захотел дождаться расписания и отдохнуть с дороги?
— Ибо?
— Не стой там, Бо-ди. Иди сюда?
Глаза Ибо прищурены на солнце, и Сяо Чжань не видит, что они малость остекленевшие и реакции на его слова никакой нет. Но на третьей фразе всё становится более или менее понятно. Сяо Чжань хмыкает, похлопывает себя по бедру и весело говорит:
— К ноге!
Глаза Ибо расширяются, и он делает шаг вперёд, практически шипя:
— Что ты сказал?
Его ярость раззадоривает Сяо Чжаня.
— О, ты совсем невоспитанный щеночек, — Сяо Чжань делает паузу и смотрит Ибо в глаза, — тебе явно необходима дрессировка, раз ты даже таких простых команд не понимаешь. Сяо Чжань ухмыляется так гнусно, что заподозрить, что эта шутка добрая или без подтекста, совсем нельзя. Ибо растерян, он не понимает, что вдруг происходит и как реагировать, и перед глазами всё красное, это вот всё красное с разрезом до талии.
— О чём ты говоришь, Чжань-гэ? — Ибо практически шепчет и ответ слышать, наверное, не хочет.
— О щеночках, Ибо. О том, как они выполняют приказы. Слушаются, когда ими командует хозяин. Ошейник носят.
— Я не собака.
— Ты очень славный, Бо-ди. Но непослушный. Это нужно исправить.
Ибо смотрит на губы Сяо Чжаня, не веря в то, что этот всегда улыбчивый рот сейчас произносит.
— Ты хочешь это исправить?
— Посмотри на себя, чем ты занимался два дня? Некому было о тебе позаботиться. Сказать тебе, что делать.
— Ты же знаешь, я работал, и перелёты. Ты сам знаешь как это.
— Конечно, знаю. Стоит немного выпустить поводок, и ты уже не спишь, не ешь, не пьёшь сколько нужно. Очень плохое поведение.
— Чжань-гэ, почему ты говоришь мне такие вещи? Это просто дико.
— Зачем отрицать очевидное, — Сяо Чжань едва заметно кивает, вроде и себе, а вроде и в строну предательски встопорщенных шортов Ибо. — Это просто необходимо, и ты будешь просто делать всё что нужно.
— Я ухожу, это бред какой-то. — Ибо разворачивается, и, прежде чем сделать шаг и начать физически уходить от сокрушающих сейчас его сознание и вообще реальность картин в воображении, где он голый, в ошейнике, на коленях, а Сяо Чжань держит в руках поводок и хочет, чтобы Ибо сделал для него что-то неприличное и приятное, возможно, чтобы он взял бы в рот его член, ведь можно же надеяться, что он этого захочет, раз такое говорит, слышит в спину тихое: «К ноге!»
И ноги сами несут его обратно, и он реально прижимается к ноге Сяо Чжаня своим совершенно уже бескомпромиссным стояком.
— Ты молодец, Бо-ди. Формально ты подчинился и заслуживаешь поощрения. Но, по сути, это хамство, и придётся тебя наказать.
— Что будет моей наградой, Чжань-гэ? — Ибо чуть склоняет голову набок, и левый угол рта ползёт по-гремлински вверх. Будто моментально приняв правила, он больше не выглядит ошеломлённым, а становится, как обычно, нахальным и игривым. Вот только теперь игра поменялась.
— Наказание тебя не волнует?
— Я верю, что гэгэ не будет жесток со мной. По крайней мере, сначала.
Сяо Чжань втягивает воздух сквозь зубы, понимая, что зашедшее слишком далеко поддразнивание теперь точно нельзя будет спустить на тормозах, как он уже много раз делал раньше, хотя до такой степени он, естественно, не доходил. Так, небольшие намёки и двусмысленности, от которых у Ибо становилось смешное растерянное лицо. Но эти два дня так измучили его внезапной пустотой, неожиданной, и из-за этого с трудом переносимой, что его просто понесло в такую сторону, куда он и думать-то боялся.
— Конечно, нет, диди. Конечно же, нет. Но тебе нужно привести себя в порядок, скоро надо начать работать.
— В порядок! И опять никто обо мне не позаботится! Сам, всё сам! — глумливо восклицает Ибо и, хихикая, уходит в сторону съёмочной площадки.
Сяо Чжань тут же теряет весь свой пафос и сидит в совершенном изумлении финалом. «Эй! Это так не работает!», — хочется сказать ему этому поганцу. Ибо есть Ибо, можно не удивляться. Но что дальше — опять непонятно. Однако, насколько Сяо Чжань представляет себе этого Ибо, который есть Ибо, ему придётся, так или иначе, ответить за все свои сегодняшние слова.
***
Сяо Чжань начинает немного паниковать, потому что он вообще ничего такого не планировал делать. Он любит разные игры, хорошо в них понимает, знает как что работает, что к чему ведёт, технику, терминологию и так далее. Серьёзных погружений у него нет, поэтому ему и в голову не пришло бы тащить с собой на съёмки какой-то секс-стафф, а сегодняшняя далеко зашедшая шутка была спонтанной, так что и безопасной покупкой он заранее не озаботился.
Нельзя сказать, что он о таком не думал в связи с Ибо. Ибо красивый, бесконечно валится на колени в своих видео и так искренен в своих реакциях, что Сяо Чжань с удовольствием поделал бы с ним всякое разное. Танцевальные нагрузки у него такие серьёзные, что Сяо Чжань подозревает, у него специфично интересные отношения с телом, и с болью, например. Но потом Ибо эпично сообщает на весь мир о своём неосознанном кинке на асфиксию: «Под дождём было трудно дышать, мне очень понравилось!», — как мог сделать человек только совсем неискушённый. И эта его полнейшая невинность и неиспорченность Сяо Чжаня ошарашивает и заставляет не то чтобы отказаться от фантазий, но точно притормозить с их воплощениями.
Так что и сегодня он на включение не рассчитывал, но вышло как вышло. Сяо Чжань уверен, что Ибо непременно доебётся к нему теперь как минимум с шуточками про ошейники и поводки, а он драматично не готов. И проигрывать дальше он не готов, и так, считай, этот раунд остался за Ибо. Вот как ему удаётся, а?
Сяо Чжаня так просто не сломить, и он придумывает безупречный, вообще беспалевный план по срочной добыче ошейника. Снимают они в ебенях, но не в лесу, как бывало, и доставка сюда ездит, и он заказывает через Meituan Waimai кучу собачьей еды, фрисби, пару мячиков, резиновую уродливую курицу и скромные, незаметные в общей куче, ошейник с поводком.
И, замирая от восторга, ещё цепь, так тебе, корейский айдол, обвешаетесь цепями по чёрному и ходите красивые. Мало ли для какой собаки мне всё это надо. Скажу, сюрприз.
Доставку вечером привозят так удачно, что можно было бы обойтись и без тонны маскирующей фигни, но Сяо Чжаню не жаль выкинутых денег, ошейник в секс-шопе за это бабло был бы, наверное, с серебряными накладками и нефритовыми инкрустациями. Он уже чувствует себя победителем. А зря.
За это время Ибо успевает полюбопытствовать в интернете подробностями, что там как делают в ошейниках обычно, и понимает, насколько далеко то, на что вроде бы намекал Сяо Чжань, выходит за рамки его самых смелых представлений о возможном сейчас между ними. Какой мелкой была его мысль про минет (хотя вот от неё он точно не отказывается). И решает, что уже получил, в принципе, право на активные действия. Распускание рук без предупреждения и отсутствие необходимости дополнительно выяснять, есть ли взаимный интерес, он себе точно разрешает.
Ибо стучится в номер к Сяо Чжаню, смотрит томно из-под чёлки, не утруждаясь ни приветствием, ни придумыванием повода. Его ожидаемо впускают. Едва оказавшись внутри и закрыв плотно до щелчка дверь, Ибо хватает Сяо Чжаня за талию, планируя немедленно лезть целоваться, но подвисает, увидев как пальцы его почти смыкаются вокруг. «Охуеть!», — думает Ибо так громко, что Сяо Чжань тоже это замечает и, судя по выражению лица, думает так же. Ладно, это тоже хорошо, хотя момент для засасывания определённо упущен. И Ибо, не разжимая рук на тонкой чудесной талии Сяо Чжаня, продавливает его внутрь номера, в сторону кровати, мурлыкая:
— Я пришёл за своей наградой, гэгэ. Дай же мне. Её.
«Невозможно, блядь, пиздец, какой ты», — бьётся в голове у Сяо Чжаня, и ему оказывается прям совсем не до словесных игр, не до выяснения, что награда, что наказание, не до распределения ролей и расстановки границ. Можно будет заняться этим потом, при желании, а оно вроде как есть, хорошее такое, с большой буквы и с большими перспективами.
И он говорит:
— Да, диди, да. Всё что захочешь.
Для начала диди хочет всё же получить член гэгэ в рот. И Сяо Чжань немедленно становится голым, потому что Ибо хочет, пока облизывает и обсасывает его член, общупать всё остальное, до чего дотянутся его руки, с кистями неприличного фетишистского размера. Сяо Чжань оценивает напор и техничность, с которым всё его тело оказывается задействовано в таком, вроде, локальном процессе, и как бы рад, но уже понимает, что с живого с него не слезут. «Тоже мне, трагедия», — думает он и включается в интенсивную стимуляцию доступных в его положении мест на теле Ибо.
В какой-то момент Сяо Чжань понимает, что орёт. Не стонет даже, а натурально кричит, и это не оргазм, а чёртов Ибо со своим всасыванием в пять атмосфер и здоровенными пальцами, которые уже растянули его до болезненного предела и нашли простату.
Ибо, оторвавшись от минета, смотрит на него квадратными глазами, и, видно, что знает, что ему охуеть как хорошо, а не охуеть как плохо. Но спрашивает, не перестать ли, всё ли в порядке. На что Сяо Чжань нагибает его обратно и зажимает себе рот обеими руками, потому что от первого же касания губ Ибо, от высунутого языка, от блядского взгляда, в нём вновь зарождается крик.
Где мой контроль, уважение, прайвеси, нахрена был нужен ошейник? Ржёт про себя Сяо Чжань в секунды на краю оргазма, а по прошествии долгих других секунд опять обнаруживает себя в реальности, на этот раз посреди отходняка.
Бессознательное тело Сяо Чжаня в это время даже занято каким-то полезным делом, оно немножко гладит страшно самодовольного Ибо.
— Ибо! Ибо! — стонет Сяо Чжань ему в плечо, и Ибо затаскивает его на себя, ухмыляясь.
— Ибо, ты пиздец, что ты со мной сделал-то?
— Чжань-гэ такой чувствительный, такой податливый. Такой, похоже, был голодный. — Ибо смеётся, но в голосе нет насмешки, какая-то только радость. И сытость.
— Хм. Ну, не без этого. Что скрывать. Но всё равно как-то слишком уж. Ты сам-то как?
— Всё в порядке, гэгэ. Отработаешь.
И Сяо Чжань, не в силах справиться с изумлением, восхищением этой наглостью и удовлетворением, засыпает прекрасным глубоким сном.
***
Раздетый Ибо на человека не очень похож. Сяо Чжаня не покидает ощущение, что ему свезло с эльфом. Не был бы он хорошо образованным гуманитарием, не трогал бы европейский легендариум, просто считал бы Ван Ибо хули-цзином. Даже сейчас нельзя сказать, что Сяо Чжань не ждёт, когда же, наконец, выстегнутся хвосты. Но пока выстёгивается только Магнум Ван. Кто бы расстраивался, но не Сяо Чжань уж точно.
Так вот, раздетый Ибо сомнительного фэнтезийного происхождения и невозможной красоты стоит на коленях перед Сяо Чжанем в одном ошейнике, у него мутные глаза, глядящие в картины недавно озвученного сценария. Сяо Чжань одет в красное платье, в смысле в своё красное нижнее одеяние Вэй Ина, потому что именно на него у Ибо в данный момент самый отчётливый фетиш.
— Гэгэ, прошу! — говорит Ибо, нервно облизывая губы.
Сяо Чжань нагибает его левой рукой, занося правой стек для порки. «Сука, блять, за что», — думает он. Едва прошёл месяц с того памятного, будь он проклят, разговора, когда солнечные пятна бегали по плечам Сяо Чжаня, а их флирт был невинен и весел. Ибо, несмотря на мольбы Сяо Чжаня притормозить, херачит по всем доступным девиациям и сверху, и снизу, с энтузиазмом неофита, и Сяо Чжань вообще не в состоянии ему отказать. Жизнь в непреходящем экстатическом возбуждении, и беспрерывная ебля, сравнимая по регулярности разве что с первыми курсами университета, но совершенно не сравнимая по эмоциональному накалу, кажется, вот-вот разрушит личность Сяо Чжаня.
— О. Кхм. Ибо! Что ты делаешь?!
Или не разрушит.
