Сними маску

***

      Ты искренне не понимаешь, почему сбегаешь из дома в два ночи. Ты пахал целый месяц, как лошадь в поле. Скорее всего тебя продуло, когда ты отмывал граффити, даже не свои, а каких-то придурков, которых раньше называл друзьями. Твое тело знобит, ломит в плечах, а температура повышается.       Ты жутко устал, Фрэнк не оставляет тебя, все чаще ты задаешь вопрос себе, что с тобой не так?       Ты хочешь спать. Сегодня тебя целый день заставляли убирать дом, под конец этой пытки ты споткнулся и больно ударился головой, набив шишку над бровью.       Отшучиваешься, снова, не хочешь, чтобы мать что-то заподозрила, а после отправляешься к себе. Строчишь на бумаге пометку «Буду поздно, не жди» и тут же засыпаешь.       Ты проспал. И к месту встречи ты буквально летишь, придумывая отмазки.       Уборка?       Мать поздно легла?       Не заметил?       Ты останавливаешься на втором варианте, тщательно подбирая слова. Пробравшись осторожно в заброшенное метро, ты бежишь к вагончику. Фонарик больше не нужен, кто-то поработал здесь и местность освещает с перебоями одинокая лампочка. Она противно мигает секундой через три.       Никого.       Неужели ушел?       — Фрэнк? — поджимая руки к груди тихо зовешь его по имени. Твои пальцы замёрзли, ты хорошо помнишь, как до встречи с Фрэнком буквально жил здесь, а сейчас пугаешься малейшего звука, плюс это ужасное освещение.       — Фрэнк? — более громко зовешь его и оглядываешься.       Никого. И это странно. Либо он ушел, либо опаздывает, но этот вариант просто нелепый. Фрэнк никогда не опаздывает. Ты позвал его ещё раз. Проверил день недели, время 2:36. Пунктуальность — это не про тебя.       Ты даже рад избежать встречи с ним, поэтому не испытываешь судьбу снова, не зовешь ещё раз, просто осматриваешься и направляешься к выходу. Ты слишком вымотан и болен. Меньше всего тебе хочется быть избитым за опоздание, а изнасилованным подавно.       Это, уже, смутное воспоминание проходит дрожью по твоему телу и болью на пятой точке.       В тот вечер, ты впервые напился, Фрэнк был злее, чем всегда. И ты действительно не понимаешь, как после всего мата в адрес мужчины, он, вместо того, чтобы убить тебя, просто зарядил кулаком в нос.       Ты искренне не понимаешь, как после этого вы, раздетые, оказались на холодном полу вагона.       Проходя мимо этого самого вагона, ты чувствуешь, как ткань капюшона натягивается. И с твердым намерением доломать надоедливое и без того разбитое боковое зеркало, ты разворачиваешься. Сколько раз оно цепляло твой капюшон и ты попадался охраннику в руки.       Это не зеркало.       — Привет, Фрэнк, — огорчённо выдыхаешь. Он пришёл. Так легко поднимает тебя за капюшон на уровень своих глаз. Тебе просто не по себе от всего этого. Снова, как мешок, забрасывает тебя в вагон. Ты больно бьешься коленями об пол и вытирая их наблюдаешь, как мужчина заходит в вагон и ровно садится на одно из уцелевших перед тобой сидений.       Он молчит, а ты ненавидишь Фрэнка, за всё: за разбитое тело, психику; за его скорость, силу; за его выдержку.       Тебе хочется плакать, ты держишься, только не перед ним.       — Я проспал… — ты прячешь глаза и мрачно озвучиваешь правду, потому что ты полностью забыл, что хотел сказать минутами раньше. В твоей голове только мутные отрывки той ночи, всматриваясь в чужое «лицо», твой мозг напрочь отказывается вспоминать их черты. Абсолютно точно, он был без маски, пожелтевшая кожа на ключицах от некогда прокусаной кожи, явное доказательство. Но ты был пьян в доску. Фрэнку все равно на оправдания, либо говоришь по факту, либо тебя заткнут фактами.       Он тянет к тебе руку и приподнимает лицо пальцем за подбородок. Ты чувствуешь, что он прожигает взглядом твой синяк, который ты пытался спрятать под кепкой.       — Упал, — отвечаешь на неозвученный вопрос. Тебе ужасно холодно. Он убирает палец от подбородка и протягивает обтянутую тканью руку. Сначала ты даже не совсем понимаешь зачем, но потом подаешь свою. Он тянет тебя к себе и приходится сменить положение. Твои колени горят, ты их разбил, при неудачном падении. Ты сидишь в его ногах, как какая-нибудь собака. Тебе даже смешно, ведь к его стилю подойдет только доберман по кличке Дьявол.       — Ты боишься? — вопрос тебе кажется странным, он наклоняется к тебе, его руки тянутся к твоему лицу. Ты знаешь, что он не оставит следа. Фрэнк слишком осторожный, его касания крепкие, но лёгкие. Нежностью это назвать, язык не повернется.       — Нет, сэр, — он гладит кожу подушечками пальцев. Его игра началась.       — Молодец, — Фрэнк явно доволен, его уроки перевоспитания работают и было бы странно, если бы, под дулом пистолета, они не работали.       Он выдыхает, ты точно знаешь, когда Фрэнк так делает. Кепка падает на пол, странно, что мужчину она так раздражает. Это первый сигнал, но ты так устал. Устал от всего. Сбился со счета сколько истерил из-за Фрэнка. Сколько раз он заставлял тебя целовать полы вагона. Ты пару раз кричал на него задыхаясь от боли и слез, просил оставить тебя в покое. И эти разы запомнил гораздо лучше, ведь самым странным было отсутствие хоть какой-нибудь реакции.       Раньше он мог избить тебя до потери пульса, сломать руку, проткнуть мягкие ткани, но просто ничего не сделал. От слова, совсем ничего. Фрэнк отыграется потом, ты это хорошо знаешь. Пожалел ли он тебя на тот момент, или он просто ненавидит истерик.       — Фрэнк… Сэр, здесь холодно, — ты наивно надеешься на милость этого человека. Но он молчит, только убирает руки от лица и выпрямляется. Ты заранее жмуришься, готовясь к удару, но его не следует. Смотришь, как он стягивает с себя пиджак и понимаешь, это первый раз, когда он раздевается при свете. Ты твёрдо отрицаешь, что поменял ориентацию, но его тело в этой белоснежной рубашке выглядит бесподобно и отрицать это не стал бы никто. Пиджак повис на сломанном поручне, пока Фрэнк расстегивает манжеты. Ты закрываешь глаза и надеешься, что тебя быстрее изобьют, если снова не поимеют. Твои плечи опускаются и ты бессилен против этого, кладешь голову ему на ногу. Никакая боль и никакой страх тебя не поднимут с этого положения. Только повторяешь:       — Я замёрз.       И как-то неожиданно, даже очень необычно для тебя звучит в ответ:       — Я согрею, — его голос такой спокойный. От удивления ты открываешь глаза, словно хочешь убедиться, что это тебе не послышалось.       Фрэнк берет тебя как ребенка подмышки и сажает на свои колени, как Санта. Поверх твоей толстовки ложится его пиджак, ты хочешь списать это на магию, но руки в перчатках с засученными рукавами ровняют полочку пиджака на тебе. Ты растерян. Ты явно этого не ожидал.       Фрэнк не похож на тех, кто проявляет заботу, но сейчас ты почему-то понимаешь, из чего складывается его отношение к тебе. Твой капюшон снова оказывается на законном месте, а ты оказываешься прижат к мужской груди.       Боясь нарушить эту идиллию, ты сильнее прижимаешься к нему и вдыхая запах непонятного, но уже привычного одеколона, на свой риск шёпотом произносишь:       — Почему ты не оставляешь меня?       Фрэнк молчит. Долго. Не похоже, что он обдумывает вопрос. Скорее он вообще не думает. Ты в его руках словно подушка, и он тоже явно расслабился. Слушая чужое сердцебиение и наблюдая, как поднимается грудная клетка, ты практически упускаешь едва слышное:       — Ты держишь.       Ты совсем не знаешь как на это реагировать и нужно ли вообще? Просто молчишь согреваясь в этих чужих руках. Что он имеет ввиду под «ты держишь»? Как ты его держишь? Этот вопрос странный, как и сам Фрэнк и вся ситуация в целом. И ты почему-то списываешь это на его чувства. Если они конечно есть. Но иначе ты не можешь держать его?       Ты смеёшься и Фрэнк наклоняет голову к тебе, чтоб понять в чем дело.       — Где Фрэнк? — это самый тупой вопрос, который ты можешь спросить, словно он не агент, а твой самый близкий человек, с которым можно так пошутить, но видимо мужчина прикол не оценил.       — Отдохни, ты сильно ударился.       Фрэнк бил тебя, стрелял в тебя, резал тебя, даже кусал, а сейчас говорит, что ты сильно ударился головой… ты готов засмеяться в голос, но только издаешь смешок, после чего снова сильнее прижимаешься к теплу и как-то незаметно засыпаешь.       Джейк не знает в чьей адекватности стоит сомневаться. В своей или страдающего педофилией кролика? Почему он не заявил на него? Как это будет вообще звучать? 1000% нелепо, тут Джейк не сомневается, что после последних слов, его засмеют и выставят за дверь участка.       Тихо выдохнув, мальчик поднялся на кровати. Он устал вспоминать Фрэнка. Прошло полгода с их последней встречи.       Полгода, после семи месяцев издевательства и надругательства над хрупким телом и духом.       Полгода с последней трусости.       Полгода, после первого и, как оказалось, последнего нормального разговора.       Ты сидишь на крыше высотного здания, это в двух часах на автобусе от твоего дома, куда ты явно не спешишь.       Твой телефон «в полёте», без музыки наблюдать за закатом не так красиво. Ты точно знаешь, как только ты его отключишь, он будет разрываться от материнских звонков. Но этот вечер слишком особенный. Настолько, что ты даже сбежал из больницы, куда попал из-за Фрэнка. Попал под горячую руку, а ведь ты даже не был виноват. Тебя буквально размазали по стене и вытерли об тебя ноги.       Этот вечер особенный, настолько, что ты готов выслушать недовольные причитания матери.       Но только потом.       Всё потом.       Не в особенный вечер.       Ты совсем не понимаешь, в чем его особенность, но тебя слишком сильно манило сюда. Подальше от мамы; дальше от комнаты, в которой творились непонятные вещи; подальше от Фрэнка?       Неделю лежал на больничной койке из-за того, что так легко попался на глаза матери.       Весь в шрамах, с кровоподтёками. И на ее крики ты тоже отвечал криками. Эти крики долго стояли в твоих ушах. В больнице она извинялась, но ты отвернулся, сказав ещё раз, что это твое тело.       Фрэнк не навещал тебя. Да и глупо было надеяться.       Фрэнк не из тех, кто навещает кого-то.       Медсестра сообщала, что к тебе посетители и ты чуть ли не шептал имя того, кого должен проклинать, но это были твои друзья и ты удивлен, что они вообще пришли. Ведь ты повел себя с ними, как эгоистичная скотина. Не по своей воле. Но повел. Даже так, на то они Друзья, простили тебя, вот только мать не пустила их. Видок у тебя был не ах!       Сидишь прямо над бездной, на самом краю, в твоих руках энергетик и ты небольшими глотками отпиваешь уже теплый напиток. Глаза устремлены в красное небо, ветер так и норовит сбросить тебя с крыши, но ты в безопасной зоне.       Ты твёрдо убежден, что большинство художников, стали художниками только из-за неба. Чтобы бросить вызов всему и доказать, что и человек может творить.       Музыка завершилась и ты снова собираешься поставить ее на повтор, как до твоего слуха доносится звук шагов.       Ты не хотел оборачиваться к нему, но разве у металла есть спасение от магнита на небезопасном расстоянии? Тебе стоило бы признаться себе, что все же ты скучал по этому больному придурку.       Фрэнк идёт размеренной походкой, в правой руке кейс, вторая в кармане брюк. В лучах заходящего солнца, он словно сошел с обложки какого-то глянцевого журнала. Осанка прямая, волосы ухоженные, а ещё эта маска. Ты загипнотизирован, теперь она кажется тебе неотъемлемой частью его лица.       Он не здоровается. Словно не прощался, хотя это он тоже не делает. Просто приходит и уходит.       — Если хочешь скинуть меня, то придется подождать захода солнца, — говоришь в пустоту, но не отводишь глаз. Ты действительно скучал, тупой подросток; рассматриваешь его, словно хотел запомнить каждую деталь. Но это тупо. Ты ведь никогда его не забудешь.       — Я не застал тебя дома, — ты готов грохнуться с этой сумасшедшей высоты, ведь это тебе не послышалось. Его голос такой же, тихий, мягкий, спокойный, ты даже рад.       — Сталкинг — стремная штука, — ты отпиваешь глоток, чтоб скрыть улыбку. Он ждал тебя. Ты смотришь на солнце, вопрос, который так долго душил тебя, норовит сорваться с уст, ты уверен, второго такого шанса не будет, но дал заднюю, — Какого цвета твои глаза?       — Красные, — точно слышишь смешок, сердце пробивает несколько ударов. Ты пытаешься возразить.       — Таких не бывает в природе.       — Проверь, — сказал, как отрезал, снова. Но почему-то у тебя краснеют щеки и взгляд ты переводишь вниз. Там вечно один сплошной муравейник, все снуют кто куда и только ты с Фрэнком на крыше высотки.       — Ты убьешь меня?       — Если хочешь.       Ты действительно удивлён. Удивлен тому, что он не хочет тебя убивать? Даже несколько разочарован. Он ставит кейс на пол и прислонился к ограждению, на котором ты сидишь. Смотреть на закат, вот зачем сюда пришел ты, а Фрэнк? Ты бы и рад продолжить наблюдать за таким чудесным явлением, но вместо этого смотришь на незваного, желанного гостя и ты точно сумасшедший, раз считаешь его своим солнцем. Ты подвигаешься ближе к мужчине, не забывая про осторожность. Сильнее держишь равновесие.       — Фрэнк, — откидываешься немного вперёд, чтоб поймать его взгляд. Ты так и не озвучил свой вопрос, но рука как-то непроизвольно тянется к этому чужому, но такому родному лицу, которое ты никогда не видел, но столько раз рисовал его в снах. Ты почти уверен, что у него тонкие губы, но глаза должны быть очень большими. Может быть у него шрамы и он скрывает лицо поэтому?       Он поворачивает голову к тебе и молчит, никаких попыток убрать твою руку или запретов.       Ты на перепутье.       То был особенный вечер, и даже сейчас вспоминая всё сидя на кровати, ты ощущаешь себя на краю пропасти. Ты уже там понял, что второго такого шанса не будет. И ты в любом случае погряз в этом всём. Эти непонятные игры, времяпровождение. Если ты увидишь его лицо — ты пропал; не увидишь — пропал.        Ты чувствуешь — это не будет длиться вечно.       Воздух шумно покидает лёгкие — ты убираешь руку. Сколько бессонных ночей ты проведёшь ругая себя, что струсил.       — Лучше скажи, ты ведь не просто так заставил меня стереть граффити? — ты слезаешь с перил и становишься рядом с Фрэнком, облакачиваясь спиной к ограждению. Он ухмыльнулся. Ты бы не услышал этот смешок, если бы не ждал.       — Я ничего не делаю просто так, — Фрэнк выпрямляется, а ты смотришь на него снизу вверх. Едва до плеча достаешь. Где-то на подсознании ты ловишь мысль, что это ваша последняя встреча, но почему-то гонишь ее прочь. Раньше ты молился, чтоб он исчез, а сейчас, что изменилось, неужели стал зависим?       Ты хочешь спросить ещё что-то, чувствуешь всем нутром эту недосказанность, но он достал часы. Этот особенный вечер заканчивается.       — А если я нарисую их снова?       — Я точно убью тебя, — он явно улыбается и ты готов сорвать с него маску, но тебе не чуждо личное пространство, которое так упорно нарушал Фрэнк. Глупо, да, ты смеёшься.       — Буду рад призвать демона, — тебе хочется, чтоб он посмеялся вместе с тобой, но он снова смотрит на часы. А затем убирает их и достает телефон, вспышка которого на секунду ослепляет тебя.       Ты долго смотришь на него перед тем, как просто развернуться и уйти.       Буквально бежишь.       Тебе нужно попасть скорее домой.        Джейк действительно зависим, одержим. Он ждёт. Долго.        Сегодня.        Завтра.        Каждую ночь.        В комнате, на железнодорожных путях, даже в заброшенном метро.       Везде, где они когда-то пересекались. Джейк снова рисует граффити, ведь Фрэнк обещал убить его за это. Фрэнк никогда не бросает слов… Ведь правда не бросает?       Мальчик знал, что такое произойдет, но это произошло слишком быстро.       Он не был готов.       Баллончик с краской со звоном упал на разбитую временем плитку заброшенного метро. Покрутился, а затем и вовсе укатился куда-то. Подросток смотрел на граффити.        «— Почему ты не оставляешь меня?       — Ты держишь…»        Джейк заплакал.       Плакал от злости, от обиды, от осознания, что «Ты держишь», подразумевало не чувства мужчины, а граффити. Фрэнк заставил их убрать не просто так. Они ему мешали.       Опыт берет своё и рисунки стали больше и краше, но в больших глазах мальчика — вселенских масштабов тоска.       Как только Джейк выберется на свет, он снова наденет свою маску экстраверта и будет дарить улыбку всем, скрывая за ней сломанного себя. А после закрыв двери и окна в комнате, будет долго воспроизводить образ мужчины в голове, вплоть до непонятного, но уже родного запаха.        Он навсегда запомнил Фрэнка. Статного мужчину в строгом костюме и в глупой маске кролика, который никогда не отвечает на вопросы; у которого бессмысленно спрашивать кто он, где и чем живёт; что за работа у него и почему он носит оружие во внутреннем кармане пиджака.        Ты ждал, но Фрэнк так и не появился.