четыре пять

В детстве все было понятно и просто. Буквально расписано по минутам. Клаус не решал, что ему делать. Решал отец. «Еще пять кругов, номер Четыре!» Он не жаловался. В доме Харгривзов жаловаться не принято. В покое отец оставлял их буквально на пару часов в день, но даже эти пару часов были расписаны. Эти правила на стенах не висели, но никто с ними не спорил. Лютер всегда прав. Если Лютер не прав, права Эллисон. Если Лютер здесь, то здесь и Эллисон. Если здесь Первый и Третья, значит где-то неподалеку бесится Диего. «Старшие» всегда проводят время вместе. «Младшие» не занимают их время своими глупостями. Оставшиеся четверо развлекают себя сами. Бен проводит все время с Ваней. Они вместе читают книги, собирают гербарий и вырезают из цветной бумаги симпатичные картинки. Клаусу книги не интересны — он прибивается к Пятому, сидящему в одиночестве. Пого, заметив это, глубокомысленно начинает повествовать что-то о симбиозе, как самом удивительном способе выживания в дикой природе. Клаус отсылку не догоняет, но он и Пятый потихоньку притираются друг к другу. Пятый учится игнорировать дурацкие шутки Клауса. В какой-то момент младший перестает их просто игнорировать и начинает улыбаться — широко, оголяя ровный ряд белых зубов и позволяя веселым морщинкам разбежаться по всему его лицу. Перед ужином Клаус рассказывает особенно неприличный анекдот, заставляя Эллисон брезгливо сморщиться. Назло ей Пятый смеется настолько громко, насколько может, вышибая из легких остатки воздуха. Клаус сидит, завороженный. Пятый редко смеется. Это грустно, потому что, когда он смеется, он похож на ангела. Клаус делится переживаниями с Беном, но тот только недоуменно пожимает плечами. Подумав, в сердцах добавляет, что если Пятый и ангел, то только падший. Клаус это серьезно не воспринимает — вчера у Бена сперли недочитанную книгу, которую он сам спер из отцовской библиотеки, и он во всем винит Пятого. Ваня слышит (потому что Ваня проводит все время с Беном) и смущенно не соглашается. Пятый, говорит она, очень хороший. Просто очень вредный, добавляет с детской наивностью. Ваня Клаусу нравится. Они одного возраста — они все одного возраста — но он зовет ее только petite sœur. Потому что она сестра и потому что она совсем petite. Пятый ему тоже нравится. Клаус учится игнорировать его язвительные комментарии. Это дается ему легко — проведенные годы с шестью сиблингами та еще школа жизни. В доме Харгривзов только один язык любви, и это пассивная агрессия. В какой-то момент шпильки Пятого превращаются в тему для новых шуток Клауса, и он совмещает приятное с приятным, продолжая любоваться на улыбку младшего. Однажды он заставляет его рассмеяться так сильно, что вместо смеха из его груди вырываются только какие-то визги тонущего дельфина. Клаус сидит на полу, твердая щетина ковра больно впивается в голые коленки, Пятый сидит на небольшом бархатном диванчике и смеется, задыхаясь и отложив в сторону какую-то очень умную книгу. Клаус смотрит на него снизу вверх. Солнце путается в его волосах, подсвечивая слезящиеся глаза, морщинки расцвечивают все его лицо жизнью, и Клаус чувствует себя древнегреческим пастухом, взирающим на бога. Чувство приятное. Богом Пятого он не считает — Пятый маленький мудак. Но он смеется из-за Клауса, не кого-то другого, и никто другой не видит этой потрясающей картинки, и это наполняет его непонятной гордостью. Даже жадностью. Впервые в жизни у него есть что-то свое. В день у них всего несколько свободных часов, но все эти часы они проводят вместе. Не потому что настолько сильно друг другу нравятся, а потому что Клаус приставучий и одинокий, а Пятому нравятся его сумасшедшие истории о том, как он сбегал от дилера, прихватив с собой килограмм отборной травы, или сбегал из дома, спрятавшись в корзине с грязным бельем. Не то чтобы они близки, но ближе друг друга в этом доме у них никого нет. Клаус приходит к нему, когда кошмары становятся совсем невыносимыми, потому что он ни за что не пойдет с ними к кому-нибудь из главной тройки, Ваня ужасно боится привидений, а Бену хватает и своих ужасов. Клаус не собирается нагружать своими проблемами никого из них. А Пятый все равно не спит до поздней ночи. К тому же он не пытается его успокоить, просто позволяя ему лечь рядом и вслушиваться в биение чужого сердца. Клаус благодарен — правда, абсолютно искренне благодарен, и когда Пятый приходит к нему после очередной ссоры с отцом, он без вопросов его впускает. Пятый забирается в его кровать как к себе домой и сгребает его в охапку, будто плюшевого медведя. Клаус высокий и тощий, Пятый низкий и с приятно мягкими щечками, так что партнёры по обнимашкам из них никакущие, но им плевать. Ночные посиделки становятся грустной традицией. Потом Пятый исчезает. Клаус спивается, Бен умирает, Эллисон становится знаменитой, Диего становится Бэтменом, Лютер отправляется на Луну, а Ваня пишет книгу. Отца кремируют. Когда Четвертый вернулся домой, он внезапно осознал, что ничего не изменилось. Часовая бомба Харгривзов продолжает тикать, а отец все еще держит каждого из них за яйца. За годы ни одно из неписаных правил близнецов никуда не делось. Лютер не прав, и Эллисон заняла первое место, как обычно милостиво позволяя Диего считать, что оппозицию тут возглавляет он. Ваня продолжила стоять в стороне, заняв место наблюдателя. С тех пор, как Бена не стало, никто больше не пытался вытащить ее из раковины. Клаус был ужасно занят, долбясь в вены и не только, а вот чем занимались остальные лузеры и почему за petite sœur никто не взялся серьезно, он вообще без понятия. Бен продолжил игнорировать происходящее, внимательно рассматривая цветущую азалию. Клаус мог бы уважать его за эту непричастность, но слишком хорошо помнил то, как равнодушно он смотрел на сбивающего кулаки в кровь брата. Когда Пятый исчез, Клаус занял место отцовского разочарования. Его место слушателя досталось Бену. Клаус без ложной скромности считал, что в свое время с этим справлялся лучше. Спокойный безэмоциональный взгляд Шестого выводил его из себя. На брате он срываться себе не позволял, и продолжал драться с бетоном, громко визжа посреди комнаты. Сбежавшего/пропавшего/погибшего Пятого он в тот момент ненавидел. Клаус был уверен, что с ним все в порядке и что однажды он вернется, чтобы от души над ними позубоскалить. Он против не был. Он и сам бы так поступил, если бы мог. Просто после его ухода внезапно выяснилось, что Четвертый и Пятый не были просто вынужденными союзниками. Клаус ощущал себя брошенным. Он знал, что однажды Пятый сбежит. Он просто всегда думал, что будет вместе с ним. Это была их небольшая тайная мечта, которую они шептали друг другу, укрывшись одеялом с головой, терпя духоту ради ложного чувства защищенности. Когда Бена похоронили, Клаус решил, что ему нечего делать на этом тонущем корабле, и свалил, однажды ночью просто не вернувшись домой, оставив там все свои вещи и ебанутое семейство. За год трава прочистила ему мозги, а героин забил ему вены, и Клаус его простил. Просто, без особенных размышлений, однажды сел и понял, что больше не обижается. Наркотики даровали ему блаженное спокойствие, и разбитые костяшки остались в прошлом. Все изменилось, и Клауса больше не держали привязанности прошлого. Клаус был свободен. Когда Клаус вернулся, он осознал, что, на деле, не изменилось абсолютно ничего. Это осознание перестало быть настолько ужасающим, только когда вернулся Пятый. С ним в дом вернулось ощущение дома. Все наконец-то было на своих местах, и Харгривзы двигались, будто заведенные часовые фигурки. Год назад такая мысль обеспечила бы ему часовую истерику, но сегодня Клаус просто принял происходящие и приготовился получать удовольствие. Лютер сидит на том же стуле, на котором сидел всегда, Эллисон привычно пытается включить мозги, Диего привычно пытается сойти за умного. Ваня сидит в шоке, Бен молчит за ее плечом. Клаус подбирает под себя замерзшие ноги. Пятый остался все таким же маленьким и симпатичным и продолжил быть угрозой общественной безопасности. Клаус как-то понял, что охренеть как соскучился по этому. Свободным он не был. Он был ужасно одиноким и наконец вернулся домой. Пятый замер перед ним. — Отличная юбка, — Его взгляд пробежался от талии до икр и кончиков пальцев, вернулся к глазам. — Тебе идет. И откусил огромный кусок своего богопротивного бутерброда. Клаус счастливо улыбнулся. В его голове начинал формироваться план действий. Он не вернулся в недвижимое болото. Он получил еще один шанс. Ничего не изменилось в доме Харгривзов и, теперь Клаус это четко видел, это было настоящим благословением. Они остались такими же, какими были годы назад, а значит, получили шанс построить свое будущее заново, на руинах умирающего мира, на этот раз сделав все правильно. Клаус получил шанс сделать все правильно, и он собирался им воспользоваться. Он не даст их семье снова сбежать. Этот дом был тонущим кораблем, это правда, но они были его командой, а не испуганными крысами. Клаус останется. Спасет хренов мир. Помирится с семьей. И, возможно, еще разок поглядит на смеющегося Пятого. Его улыбка, вообще-то, многого стоила.