Теория сопротивления

- Смойся на фиг. Гуань Шань быстро выучился пресекать вгоняющие в краску двусмысленные комментарии в свой адрес, едва слышал вступительное «Малыш Мо» и чуть более глубокий и долгий вдох – как ответственный, но самовлюбленный актер, ожидающий соответствующую реакцию на свое вдохновленное красноречие, Хэ Тянь выработал маленький подготовительный ритуал. К сожалению, неискушенный высоким искусством Мо зрителем был неблагодарным и нетерпеливым, да и театральной площадке предпочел бы баскетбольную. Или хотя бы сухую. - Бля, дождь!.. Хлипкие декорации воображаемой сцены с неразрешенной кульминацией рассыпались как карточный домик, вмазывая по щиколотку в грязевое месиво – реальное. Не разгребешь так просто. Как нарваться на своенравные, озлобленные зыбучие пески: ни спастись, ни бесславно утонуть. - Хэ Тянь… - смутное недоверие, едва-едва задрожавшее тревогой, как паутина, оповещающая хищника о пойманной жертве: это могло произойти с кем угодно, только не с тобой, да еще на ровном месте. - Хэ Тянь! – уже не дрожь, настоящий тремор, раздражающий тонкие, охотничьи нити, резко претворившиеся леской – горло сдавило так, что не узнать собственного голоса, надрывно хрипящего как заезженная кассетная пленка, мотай не мотай, ничего другого не услышишь. Сука, кто тебя за язык тянул, еблан. Взгляд безучастно, мельком цепляется за рассеченные костяшки пальцев, загнанные под ногти мелкие камушки и деревянные щепки – под кожу, за выстраивающиеся в длинные, алые линии ссадины, тут же омываемых мутной водой. Не жжет, не зудит, не печет, хотя, кажется, должно. Пожалуйста, только найдись. - ХЭ ТЯНЬ! – гроза, словно гений-дирижёр, заревела еще сильнее, подхватывая крик-аккорд и вплетая в свой импровизированный траурный оркестр, оглушающий до белого, пустого шума в голове. Мо Гуань Шань не слышал ничего: ни вторящие ему голоса друзей, ни свалившегося рядом с ними еще одного дерева, ни загнанно бьющегося в виски пульса, ни того единственного, что хотел услышать – ответа. Панический страх, будто сжиженный и введённый шприцом в вену, расползался по телу с быстротой сильнодействующей, запрещенной отравы – до самых онемевших кончиков пальцев.

***

- Я зд… - прежде чем попытаться что-то сказать, по крайней мере надо было откашляться, избавиться от забившейся в рот воды и грязи и твердо удостовериться, что ты где-то здесь, на живой земле, но рефлекторная необходимость отозваться на собственное имя как только его произнесут выученным до оттенков голосом взяла вверх. Со второй попытки получилось лучше. Ослепило почти сразу; сперва от раздавшегося хруста, который легко было принять за еще один вдобавок к тому, который уже услышал при тщетной попытке подняться, - но оказалось, деревья, ломающиеся от нервного бега, - затем потому, что показалось солнце, заставившее упрямую улыбку проскользнуть сквозь болезненно сжатые губы. Обошлось. - Я, блять, думал, что ты умер. - Почти, - с той неожиданно резкой силой, с какой в Тяня врезались, «почти» беспрепятственно могло шагнуть к ступеньке «полностью» - и это Хэ еще не ляпнул вертевшее на языке «теперь, в твоих руках – запросто»; процесс бы точно ускорился с чужой помощью. - Я тоже – почти, блять... В смысле… - Гуань Шань осекся, но быстро сообразил, как легко проболтался. - Только, сука, не думай, что я волновался! - Мо Гуань Шань шипел, сливаясь с монотонным ливнем, косо хлещущем по лицу, смывая грязь и соль, но прижимал на каждом слове крепче, вкручивая острую боль под чужие ребра и в предплечье – и, не зная об этом, чувствовал, как несильно тянут к себе в ответ, держась пальцами за затылок чуть ниже мокрых волос. На солнце не могут оставаться следы испачканных рук. Только вспышки: громкие, резкие, обжигающие, кусающие без зубов. Одними словами. - Ты же сам хотел, чтобы… - в любой другой ситуации Хэ Тянь уже отгреб бы за издевательские, пусть и слабые интонации. - Завали. Просто, на хер, завали, - в любой другой ситуации Хэ Тянь не поверил бы откровенно просящему тону, но, конечно, сохранил его в памяти как помешанный коллекционер редких диковин. - Глупый, маленький Мо. Рыжик почувствовал тихий, обессиленный смешок, расползшийся теплой, волнующей дорожкой чуть ниже мочки уха и дальше, по шее и спине, - почти знакомая улыбка, а значит все обязательно будет в порядке.