Его пронзающий взгляд

Перед ним сидела плачущая мать, а он мог лишь смотреть в потолок, мучаясь от раскалывающей изнутри головной боли. Белый свет лился сквозь полуприкрытые белые жалюзи. Попытавшись поднять руку навстречу расстроенной матери, волна жгущих плоть ощущений накрыла его. Голова, казалось, сейчас провалится сквозь подушку от веса бинтов на ней. Его тело сдалось, и он провалился в тревожный сон. Тихие женские всхлипы отдалялись все дальше, пока совсем не затихли. *** Он был на крыше школы, медленно прогуливаясь по песку. До океана можно было рукой подать. Там было так спокойно, пока его не настигло чувство тревоги и погони. И вот он уже бежит к концу крыши, сбегая к океану. Сбиваясь с ног, ему не удается перевести дыхание. Сколько он уже так бежит к чертовому концу. Зажмурившись, он молиться о приближении заветного спасения. Наконец, добегая, он не оглядывается и перепрыгивает через перила, встречаясь с бездонной глубью океана. -Д-от—о! -Дж—аро! -Дж-таро! Обращая свое внимание ввысь, сквозь пелену морской глади, он увидел беловолосого юношу. Что-то заставляло тянуться к нему. Он вытянул руку к нему, но было слишком поздно, мертвенная пучина моря затянула его. *** Теперь прямо на него смотрела Холли. Капилляры в ее глазах лопнули, а мешки под глазами напоминали ту темень, в которую провалился он сам во сне. -Джотаро! -воскликнула она и уже хотела обнять сына, но отдернула себя. Она быстрым шагом вышла из палаты и вернулась с мужчиной в белом халате. Он прошелся по палате, осматривая его. -Что ж, Джотаро, как ты себя чувствуешь? -мужчина старался максимально завладеть вниманием, поэтому смотрел ожидающим взглядом на него, параллельно записывая что-то. Голова все еще раскалывалась, но уже более терпимо. Нормально соображать удавалось с трудом. Одарив взглядом мужчину, как будто тот сказал какую-то чушь, он продолжал лежать, даже не пытаясь предпринять попыток подняться. В этот момент в комнату ворвался какой-то человек. Боль снова заполнила его, а в глазах потемнело. Отрывки фраз и секундный взгляд в сторону двери, около которой юноша в темно-зеленом гакуране боролся с медсестрами и его отцом, преграждающими путь в палату. Юноша посмотрел прямо на Джотаро, а тот в ответ лишь непроизвольно улыбнулся. И снова провалился в мир Морфея. *** На этот раз он лежал на дне лазурного океана и наблюдал за жизнью через толщу воды. Он был совершенно одинок на дне в песках бездны и просто не мог пошевелиться, утопая в бессилии. *** В очередной раз проснувшись, он уже практически не чувствовал боли. Как и других чувств. Спать не хотелось. Небольшая покалывающая слабость окутала его тело, а ватность сознания позволяла забыть обо всем и вся. Снова засыпать он не горел желанием. Наступило безмыслие. Чуть повернув голову на бок, что далось ему с титаническими усилиями, перед ним предстало закрытое окно и далекий рассвет, а может и закат. Рядом находилась капельница. Как я сюда попал? Что-то случилось? Он не задавал таких вопросов, ему было достаточно лежать, смотря в одну точку. Сколько он так пробыл, пока дверь не отворила медсестра, пришедшая проверить его. Сцена вновь повторилась. Перёд ним сидел все тот же врач с небольшим планшетом в руках и записывал что-то на протяжении всей беседы, состоявшей из попыток донести до Куджо смысл предложения, который он уловил лишь с третьего раза. -Итак, что последнее ты помнишь до того, как проснулся здесь? -повторил собеседник. В своем сознании он помнил детство, своих родственников, школу, младшую, среднюю, начало старшей, о чем и сообщил доктору. Тот в свою очередь, подчеркнув что-то в своем небольшом конспекте, серьёзно посмотрел на него. Следующая фраза врезалась ему в мозг. -Извини, но ты окончил школу месяц назад. –подчеркнув последние слова, сказал мужчина. *** Пытаясь хоть немного переварить информацию, он начал прокручивать разговор сначала. Когда все пошло не так. Может когда доктор сказал, что тот уже являлся выпускником, а может и когда заявил, что ему лучше узнать все от матери и оставил его томиться одного. Ждать её приезда пришлось недолго. В дверь вошла обеспокоенная Холли и сразу начала расспрос о самочувствии сына на что тот говорил, что все в порядке, не желая обременять и без того беспокойную мать. И когда вопросы с ее стороны кончились она, словно понимая нависший в помещении вопрос, она отвела взгляд в сторону и прикусила губу и постаралась начать. -Дорогой, ты получил ушиб головы. -ком в горле мешал продолжать нормально говорить, а слезинки в глазах были тому подтверждением. -Мне так жаль, если бы ты не полез в ту драку, все было бы хорошо. -сказала она дрожащим голосом, закрывая лицо руками. -Джотаро, зачем ты подрался против такого количества людей сразу. -проговорила она, как будто бы общаясь с каким-то другим Джотаро, а не с ним. Он не смог ничего ей ответить, но крайней мере, он знает причину своего нахождения здесь. Вот только зачем он специально полез на такой произвол судьбы. Ради чего, а может и кого. Сейчас, немного пришедшая в себя Холли хотела что-то сказать, но ее перебили. -Когда я смогу вернуться домой. -это было первое, что пришло в голову юноше. Она снова замялась, но тут же поправилась. -Как только папа все уладит, ты снова сможешь вернуться домой. Думаю, где-то через пару дней. -сказала она, показывая сыну наигранную улыбку. У него было просто ужасное предчувствие, насчет отца. Мурашки пронеслись по спине, позволяя выступить холодному поту. Его верного головного убора нигде не было, поэтому пришлось надеяться, что в свете небольшой лампы, никто не увидит его эмоций. *** По пришествие пары дней, его, как и обещали, выписали с нерадостным диагнозом ушиба головного мозга средней степени и временной амнезией. При этом врачи предупреждали, что память восстановиться практически полностью, возможно, лишь события перед получением сотрясением останутся невозвратимыми. Так и произошло. Память по кусочкам собиралась в пазл до момента прибытия в дом. Его дни был облиты болью. Он не мог вспомнить больше, сколько бы дней не прошло. Таблетки от головной боли, хотя больше подходящее для них название было только-транквилизатор, отупляли его мозг до состояния овоща и не помогали. Ночные кошмары повторяли заученный ему сюжет с морской пучиной, только с одной новой деталью. Он не достигал дна. Никогда. Он слышал случайные неразборчивые фразы и спускался все ниже и ниже. Все темнее и темнее, пока все вокруг полностью не погрузилось в цвет угольной сажи. Все время он лежал в кровати, либо сидел в саду, коим располагал их дом. Чуть более, чем пару месяцев упорного приема таблеток его боли оставили за собой только небольшой шлейф неприятных эмоций и мигрень. Холли все время находилась у сына, поддерживая его. Тогда-то он и решил выбрать заведение, в котором будет учиться. Несмотря на все уговоры матери остаться учиться в Японии, нутро тянулась подальше от родительского дома в одно место. Он сам не мог понять неимоверную тягу к тому, но все-таки выбрал его. Консерватория в Марселе обещала ему стипендию, при наличии знания французского языка. Раньше, английский давался ему не так сложно, возможно из-за быстрой обучаемости, а может из-за семейных корней. На изучение языка у него был еще целый год, ведь по договору с матерью, он сможет покинуть родной дом только с восемнадцати. Отец уехал в тур и вернётся еще не скоро, что не могло не радовать. Так и проходили все его дни до момента отправки документов. Пару уроков французского в неделю, игра на клавишных с репетитором и тихие ночи, в которые он писал собственную музыку. Только для себя, ведь более никто не мог понять тех чувств, вложенных в его произведения, отражавшие вечное падение в бездну. Он постиг все стороны одиночества и полюбил его. Его разговоры с матерью никогда более не заходили на эту тему, а если так и случалось она молчала, ссылаясь на простую драку. Других кто бы мог ему рассказать не удалось найти, поэтому оставалось только смириться со своим положением и продолжить существовать. Ему осталось лишь собрать вещи и улететь. Но даже покидая родной дом в преддверии новой, самостоятельной жизни он не почувствовал ничего, кроме мимолетной мысли, что теперь ему не нужно будет искать темные места. *** Все еще стоя перед тумбочкой он держал фотографию в руке. Он пытался сложить все свои воспоминания в единый рисунок. Он медленно прошелся к пробковой доске над небольшим рабочим столом и прикрепил в самую середину главную и по совместительству первую зацепку. Одинокая, она висела в самом центре, взывая добавить к ней еще пару. Он сорвался с места в ту же секунду, доставая коробки с вещами, привезенными из Японии. Ноты, текста и остальные горы ненужных бумаг в миг оказались перебраны. Оглядывая всю макулатуру, теперь уже разбросанную на полу, он краем глаза замечает стопку нот, еще с начала года. Проклиная все на свете, он кидает бесполезные ноты в сторону от безысходности и из одного сборника выскакивает небольшой, сложенный пополам альбомный листок. Медленно доставая его, он понимает, что нашел не просто ненужный листик, а небольшой рисунок. Легкий набросок карандашом изображает небольшой кусочек, судя по всему, школьной крыши. Перила, небольшая скамейка и бескрайнее небо, как в его чересчур запоминающихся снах. Эта была зацепка, ведь сам он никогда не интересовался рисованием, значит, это нарисовал кто-то. Взять он без спроса он бы не стал, ведь ему было бы просто не интересно разглядывать художества, не несущие для него никакой ценности. На нем не было никаких подписей, кроме небольшой потертой даты: --.12. -6.* Ничего, кроме месяца не сохранилось до конца. Пройдясь до заветной доски, он прикрепил вторую «зацепку» и отправился искать дальше, позабыв обо всем. За последние годы он еще не чувствовал такую тягу к чему-либо. Она взвилась пламенем решительности в его глазах, и он был готов бросить все, чтобы узнать правду.