Хлебные крошки

Где-то на корабле что-то капало и мигал свет, дергая Гэвина прямо за его и так уже потрепанные нервы, заставляя оглядываться на каждый шорох из расходящихся крестом коридоров. Пилотировать в одиночку корабль, даже такой маленький, было изматывающей задачей, а если учесть все приключения, через которые Гэвину пришлось пройти, да еще и то, что долбаный корабль норовил развалиться прямо в космосе… Скрежет раздался из правого коридора, едва не заставив Гэвина треснуть себя по носу шуруповертом. — Эй! — рявкнул он. — Не смешно! Гэвин и так был на взводе — протрахался с задвижкой чертова вентиляционного люка уже полчаса, и хоть бы какой результат, к тому же люки до сих пор вызывали у него противную дрожь. Он уже перебрал запас реально существующих ругательств и перешел на выдуманные, пять раз кинул шуруповерт и пять же раз поднял и совсем готов был сдаться и просто заделать люк холодной сваркой… …когда скрежет раздался вновь, а следом шуруп вывалился ему на лоб и дверца хлопнула, распахиваясь и едва не лишая Гэвина носа своим острым углом, — и из воздуховода прямо в лицо Гэвина бросилась когтистая лапа. И вцепилась ему в волосы. Звук, который издал Гэвин, даже сам он никогда не назвал бы мужественным. Отшатнувшись, он хлопнулся на задницу, отползая и выставляя вперед шуруповерт, второй рукой пытаясь достать оружие и в панике вспоминая, что оставил его в рубке, пока его разум судорожно метался от «как-как-как?!» до «блядь-блядь-блядь!!!» Это Коннор, это Коннор, это должен быть Коннор, не может быть, чтобы… Лапа отцепилась от волос Гэвина и с сухим треском упала на пол — и он только сейчас сквозь прыгающие перед глазами мушки увидел, что она ни к чему не присоединена. Блядь, кажется, зря он извел свои запасные штаны на ветошки. Несколько секунд Гэвин сидел и пялился на конечность, на всякий случай не выпуская шуруповерта. Рука была черная, матовая — совсем не похожая на гладкий блестящий каркас Коннора — и выглядела какой-то… бумажной? — Кон? — заорал Гэвин. Место ужаса быстро заполняла клокочущая ярость, плотно перемешанная с желанием вот этим самым шуруповертом немного перфорировать кое-чью шкуру. Это что, долбаный розыгрыш? И чья, ради всего святого, эта рука? От мысли, что где-то на корабле валяются части расчлененного ксеноморфа, Гэвину стало нехорошо. От мысли, что ксеноморф может быть вполне себе целый, ну, за исключением руки, и шляться по кораблю в этот самый момент, стало еще хуже. А следом пришла мысль, что штуковина-то и правда уж больно смахивает на руку Коннора… — Кон! — завопил Гэвин еще громче. Тишина. Только долбаный звук капель — да когда уже этот охладитель перестанет подтекать! — и скрежет переборок, и если Коннор без руки и скрывался в одном из коридоров, то выйти на свет божий он не спешил. Да какого хера! Покачав головой, Гэвин осторожно взял лапу в руки и едва не выронил, настолько она была легкая. И пустая. Серьезно, эта штука, хотя внешне и напоминала лапу с когтями, и складками на суставах, и всем таким, внутри была пустая, как пластиковая перчатка, жесткая и растрескавшаяся на ладони и нижней части пальцев. Теперь это еще больше напоминало розыгрыш. — Ну, Кон… — угрожающе сказал Гэвин, забывая о люке. И, помахивая рукой, отправился на поиски источника своей головной боли.   Коннор вел себя странно уже неделю по корабельному времени — ну, на этом месте Гэвин засмеялся себе под нос, конечно, потому что разве не тупо рассуждать о странностях в поведении вот этой вот здоровенной зубастой и когтистой хуйни? — но если у зубастой хуйни и существовало нормальное поведение, то вот последние дни было уж точно не оно. Именно из-за этого Гэвин и ебался с чертовым кораблем в одиночку. Сначала у Коннора испортилось настроение — раньше он снисходительно игнорировал подначки Гэвина, а теперь принялся на них огрызаться, иногда буквально, и если бы Гэвин в тот раз не убрал руку, то сейчас был бы без пальцев. Гэвин опустил взгляд и на всякий случай пересчитал пальцы. Все были на месте, удивительное дело. После огрызаний наступил черед пряток: большую часть времени Коннор проводил где-то в недрах корабля, сливаясь с переборками так натурально, что Гэвин едва не словил инфаркт, приняв его за часть стены. Он отказывался от еды, бросил всякие попытки разговаривать на понятном Гэвину языке и приходил только тогда, когда Гэвин укладывался спать, чтобы улечься рядом и трогательно обнять его хвостом. Гэвин засыпал, поглаживая этот хвост пальцами, и просыпался в одиночестве. Позавчера Коннор не явился даже к отбою, зато ночью Гэвин открыл глаза, чтобы обнаружить его сидящим на краю кровати и сверлящим Гэвина взглядом. Вид у него был такой растерянный и даже печальный, что Гэвин, не раздумывая, потянулся и обхватил его лицо руками, прижимаясь губами к его рту. Его твердая броня была очень горячей, раскаленной и почему-то помутневшей, и в голову Гэвину закралась бредовая идея, что он заболел, но идея была… ну — бредовая, как может ксеноморф заболеть? А потом Коннор навалился на него всем своим весом, принялся вылизывать и ласкать с такой жадностью, будто месяц не прикасался, и идея быстренько вылетела из головы Гэвина прямо в невесомость. Задница у него приятно ныла до сих пор, что было и неплохо, учитывая, что с той ночи он видел Коннора только один раз вчера, не дольше пяти минут, и тот отказался от поцелуев, потому что у него «болела голова». Гэвин тогда заржал от неожиданности — меньше всего ожидаешь услышать что-нибудь подобное, честно, — а Коннор в ответ на смех вспыхнул глазами, оскалился и хлестнул хвостом пол, прочирикал что-то явно нецензурное на своем языке и выскочил из каюты, и как Гэвин ни пытался его дозваться, на глаза он больше не показывался. Гэвин не хотел признавать, что беспокоится. Беспокоится за себя — он доверял Коннору, парадоксально даже доверял, но разум подсказывал, что это доверие может стоить ему головы, а также рук, ног и внутренностей, да и милые дружки и родственники Коннора, не столь расположенные к Гэвину, все никак не желали покидать его воспоминаний и кошмаров. Беспокоится за корабль — это чужеродное корыто на ладан дышало, к тому же Гэвин не слишком-то умел с ним обращаться, а Коннор, похоже, окончательно забил на пилотирование и в рубке не появлялся всю эту неделю. Вдобавок кишкообразные коридоры и другие стремные дизайнерские извращения действовали Гэвину на нервы. Ну и больше всего — и глубже всего, конечно, в таких глубинах, что и с фонарем не найдешь, — Гэвин беспокоился за Коннора. Каким бы бредом ни звучали предположения о болезни, правда была в том, что нихуяшеньки Гэвин про их болезни не знал, а значит, ничего нельзя было исключать. Опять же, общение и с родичами Коннора, и с бывшей командой Гэвина самому ему даром не прошло, но у него-то все синяки были видны снаружи… — Кон? — на всякий случай позвал Гэвин. — Коннор, твою мать? Не то чтобы я хотел встретиться с твоей матерью, в самом деле, давай пока без знакомства с родителями — нет, у нас все серьезно, конечно, ты не думай, что я сливаюсь, просто не хочу торопить события. Твои родственники пиздец агрессивные, они считают, я тебе не пара… Он заткнулся, потому что разговаривать с самим собой в этих коридорах было очень странно. А Коннор отвечать не спешил. Тяжело вздохнув, Гэвин плюхнулся на изогнутое сиденье в кают-компании — назвать это стулом язык не поворачивался, — и хлопнул руку на стол. В ярком свете она меньше напоминала настоящую конечность и больше — имитацию из шероховатого полупрозрачного пластика. Интересно, это были останки кого-то из прежних «владельцев» корабля, или Коннор ее притащил с собой и спрятал? Гэвин надеялся только, что это не какая-нибудь религиозная хрень, за прикосновение к которой Коннор ему самому откусит руку. Снова вздохнув, Гэвин поднялся и начал готовить еду в надежде, что сегодня-то Коннор вылезет поесть. И поговорить. И просто постоять рядом с Гэвином.   Хвост Гэвин нашел возле грузового трюма. Ну, Гэвин предполагал, что это помещение в нижней части корабля — грузовой трюм, потому что оно было пустое, но с бугристыми ремнями из незнакомого материала, явно для крепления грузов, и эти ремни просто свисали, как чертовы лианы, первое время пугая Гэвина до икоты своим покачиванием. Ярко освещать помещения явно было для ксеноморфов идеей ненужной и даже вредной. Коннору свет тоже не нравился. И на обед он не явился, так что Гэвин бормотал ругательства себе под нос, пробираясь по трюму и рукой отпихивая с дороги «лианы», спотыкаясь о другие «лианы», валяющиеся на полу, потому что путь в нужный ему коридор вел исключительно через эти ебучие «лианы»! Нет, на самом деле там где-то наверху был перекидной мостик шириной дюймов эдак пять-шесть, по которому Коннор перебегал за несколько секунд, и по его словам это был «очень удобный и безопасный путь». Но Гэвин предпочитал нормальный пол под ногами, спасибо большое. Он наконец-то добрался до починки системы охлаждения. Корабль только на вид выглядел как неведомая хуйня из ночных кошмаров, а на деле был устроен довольно универсально, и чем больше Гэвин в нем ковырялся, тем лучше понимал. Только приборы управления полетом с непонятными знаками и индикаторами пока оставались загадкой, но Коннор обещал показать, как ими пользоваться. Может, он даже сдержит свое обещание, если когда-нибудь перестанет прятаться и соизволит снова заговорить с Гэвином. — Черт, — выругался Гэвин, цепляясь ногой за «лиану» и едва не падая. Теперь ему мерещился шорох наверху, как раз там, где был мостик. Но отсюда, снизу, все равно ничего не было видно. — Где ж тебя носит? Задняя часть трюма была свободна от креплений, и перед Гэвином замаячила дверь в нужный коридор. Он избегал сюда приходить, откладывая ремонт до последнего, проверив охлаждение на всем корабле и даже заварив злосчастный люк, лишь бы оттянуть неприятный момент. Но Гэвин отказывался считать себя трусом, а ремонтировать, как ни крути, больше было некому. Коридор был освещен еще слабее трюма, и Гэвину пришлось поморгать несколько секунд, чтобы хоть как-то приспособиться к полумраку. Сморщившись, он коснулся темного пятна на стене — след крови, возможно, его собственной. А возможно, и не его. Да и кровь ксеноморфов тут тоже была, как и следы от кислоты. Гэвину казалось даже, он до сих пор чувствует запах плавящегося пластика. Это место навевало на него тоску и иррациональный страх — сейчас-то тут точно не было ни людей, кроме самого Гэвина, ни ксеноморфов, кроме скрывающегося непонятно где Коннора, а воспоминания о выстрелах, хлещущем из стороны в сторону хвосте и гнетущем напряжении до сих пор нет-нет, да и всплывали у Гэвина в голове. — Ладно, сама эта херня не починится… Он подавился словами, потому что как раз в этот момент увидел хвост. Хвост пересекал коридор в нескольких футах перед Гэвином, выходя из одного проема и исчезая в другом, как здоровенный сегментированный шланг, и Гэвин отпрыгнул назад и прижался спиной к переборке раньше, чем сообразил, что делает. Это точно не мог быть хвост Коннора. Хвост Коннора все время находился в движении, сворачивался и разворачивался, поднимался и опускался, ходил туда-сюда, даже когда Коннор замирал на месте, словно выдавая внутреннюю энергию. Этот хвост не шевелился. Вообще. Значит, либо это был не Коннор, либо Коннор не мог шевелить хвостом и… Не соображая, что делает, Гэвин бросился вперед, ныряя в правый проем — и застывая на месте. Хвост, мать его ксеноморфную, обрывался ровно в том месте, где обычно прикреплялся к заднице Коннора — единственному относительно нежному месту в его теле, кроме глаз, — край даже топорщился несколькими жесткими лоскутками, напоминающими надкрылья насекомого. Гэвин нахмурился — эта хрень наводила его на какую-то мысль, но мозг все отказывался за нее уцепиться. Помотав головой в тщетной надежде привести мысли в порядок, Гэвин потянул за хвост, и тот с тихим шуршанием свернулся у его ног, слегка сгибаясь на стыках сегментов. Как шкурка от здоровенной такой змеи, если б у змей были сегменты, шипы и лезвие на конце и не было головы. Несколько лоскутков валялось на полу — один за другим, как хлебные крошки в древней сказке, они вели за угол, и в темноте Гэвину казалось, что он видит слабое свечение. — Коннор? — почему-то шепотом позвал Гэвин, следуя за лоскутками. — Коннор, я серьезно, не время для твоих шуточек… Коннор был тут. Коридор заканчивался тупиком с небольшим углублением, и именно в этом углублении расположился Коннор, свернувшись удивительно компактно для такого не мелкого существа. Он поднял голову, следя за приближением Гэвина, но не делая попыток встать и вылезти из своего укрытия. Здесь было довольно тепло и влажно, и именно кожа Коннора слабо-слабо светилась. — Коннор, — Гэвин сглотнул — у него в горле пересохло. Пиздец, не нравилось ему все происходящее. — Что случилось? С тобой все в порядке? Эй?.. — Все… в порядке, — человеческая речь и обычно давалась Коннору нелегко, но сейчас он говорил с заметным трудом, будто вовсе не хотел открывать рот. — Все хорошо… Гэвин. В гробу Гэвин видал такое «хорошо». Стремно это все выглядело, вот что. — Что-то не похоже, чтобы у тебя было все в порядке, Кон, — сказал он, садясь на корточки и стараясь не поддаваться панике. Хрен знает, что могло произойти с таким, как Коннор, и что с этим делать, и где им найти помощь… Его родичи, пожалуй, и могли бы что-то сделать, только наверняка у них главным ингредиентом любого лекарства будут кишки Гэвина. — Это ты потерял хвост? Мда, вслух звучало так же тупо, как в голове. Коннор развернулся, поднимаясь на ноги — снизу он показался Гэвину просто огромным, — взмахивая хвостом. — Хвост на месте, — сказал он. Улыбнулся, но улыбка была так себе, неубедительная. — Иди… И он попытался вернуться в свое «гнездо», но хуй там Гэвин собирался вот так вот все и оставить. Моментально рванувшись, он схватил Коннора за руку, пытаясь удержать на месте. Результат превзошел все его ожидания. Коннор зашипел, как кислота, буквально выдираясь из хватки, отпихивая Гэвина так грубо, что процарапал когтями ему по плечу, — и выдал целую тираду на своем языке, забиваясь обратно в углубление и яростно сверкая оттуда глазами. — Не… трогай! — выдал он, прижимая к себе высвобожденную руку. Будто… будто — Гэвин ошеломленно захлопал глазами, пытаясь осознать, — будто ему было больно! Гэвин посмотрел на свои ладони, обычные человеческие ладони, ну, разве что немного мозолистые, которые обычно на прочной броне Коннора не оставляли никаких следов. — Так! — рявкнул он. — Что за нахер здесь происходит? Я никуда не уйду, пока не скажешь, понял? Заявление, конечно, было так себе, неубедительное — Коннор ему и ноги мог бы оторвать, чтобы уж точно никуда не пришлось ходить, — но Гэвин сдаваться не собирался. С Коннором явно происходило что-то отстойное. Он решительно подполз, устраиваясь на коленях и упираясь руками в пол, не отрывая от Коннора взгляда. Он готов был играть в гляделки хоть сутки. Пауза тянулась. И тянулась. Только всеми космическими богами проклятая система охлаждения продолжала капать за углом. У Гэвина от нее глаз дергался. — Я… линяю, — тихо произнес Коннор. — Что? — голос у Гэвина дал позорного петуха, и ему пришлось откашляться, чтобы продолжить: — Что ты делаешь? Языковой барьер, все дело в нем. Первым делом, как только они выберутся из этой жопы и избавятся от корыта, надо будет разжиться переводчиком. Первым делом! — Линяю, — повторил Коннор сквозь зубы. — Старый каркас. Слезает. Да, да, сама концепция была Гэвину понятна — просто он, ну… не предполагал. Что такое может произойти. — А почему здесь? — спросил Гэвин. Он хотел бы спросить и «почему сейчас?», и еще сотню примерно вопросов ему хотелось бы задать, но с ними можно было повременить. Коннор помолчал. — Ты здесь… не бываешь. Гэвин сглотнул, потому что это был неожиданно болезненный укол. Верно, он старался в этой части корабля не бывать, и сегодня не полез бы, если бы не охренел от одиночества и беспокойства, так что лучше места, чтобы спрятаться, на таком маленьком судне Коннор найти бы не смог. Но зачем ему вообще было прятаться? Настолько не доверял Гэвину? И это что — опасный процесс, при котором Гэвин мог бы ему как-нибудь навредить? — Что с тобой будет? — спросил Гэвин, стараясь скрыть обиду. Сейчас его обида была явно не самой большой их проблемой. — Из тебя же не вылупится… что-нибудь? Это можно как-нибудь остановить? Блядь, Коннор, как нам это остановить?! — запаниковал он. Он смутно припоминал, что ксеноморфы вылупляются из яиц, и у них есть несколько стадий, но никогда не задумывался, как это все в реальности происходит. До их нашумевшей революции Гэвину как-то удавалось обходить их стороной. Зато теперь Гэвин в них вляпался по самые уши. По самые яйца. — Никак. — Коннор плотнее обернулся хвостом. — За несколько дней… каркас затвердеет. Не переживай. Я займусь кораблем… завтра. Он что, думал, Гэвина только этот ебучий корабль волнует? — Ты думаешь, меня волнует этот сраный корабль? — вспылил Гэвин. Да какого хрена, за кого он Гэвина вообще принимает, засранец? — Или что, бабки? И тех пацанов я завалил исключительно по приколу, что ли, потому что люблю валить людей? Гэвин вскочил на ноги, меряя Коннора взглядом — тот настороженно и немного раздраженно смотрел в ответ, его черные глаза мерцали в полумраке, лицо казалось по хищному красивым и странно уязвимым. Возражать он не собирался. Видимо, да — так и думал. — Ой, да пошел ты, Коннор, — выдохнул Гэвин, отступая. — Охота тебе сидеть тут в одиночестве, как собаке, — да пожалуйста. Я задолбался. Если что, ты знаешь, как меня найти. Кипя от возмущения, он резко развернулся и на первой космической рванул подальше. Хвост за углом так и продолжал лежать немым укором, и Гэвин едва подавил порыв пнуть его ногой. Яростно раздвигая свисающие канаты, он продрался через трюм, на этот раз игнорируя все шорохи и скрежеты, слишком разъяренный, чтобы дергаться. После всего, через что им пришлось пройти, Коннор скрывается от него и готов укусить за одно прикосновение! Да еще и считает, что все дело в этом ведре с инопланетными гайками! Да Гэвин спалил бы этот корабль в тот же миг, как представился бы шанс пересесть на что-нибудь нормальное, и срать на все деньги на свете! Но в каюте его гнев начал потихоньку остывать — тут было прохладно, и это немного охладило разгоряченную голову Гэвина. Прохладу как-то умудрился настроить Коннор, сам-то он предпочитал среду потеплее, но Гэвину было душно. Выругавшись под нос, Гэвин уселся на кровать. Простыни ему где-то добыл тоже Коннор, потому что Гэвин не любил спать на голом ложе, как экспонат в музее. Может, не стоило все же оставлять его одного? Гэвин нервно потер колени ладонями. Что эта линька должна была означать и насколько на самом деле она была опасна? Линяли насекомые и змеи, но Коннор определенно не был похож ни на то, ни на другое. И, конечно, он имел полное право относиться к Гэвину настороженно — в конце концов, Гэвин и его бывшие, ныне покойные, товарищи, при нехороших обстоятельствах с ним встретились… Но блядь, как же он бесил иногда. Бесил даже больше, чем пугал! — Бронированная хвостатая жопа, — пробормотал Гэвин. В дверном проеме напротив показался хвост. На этот раз вполне себе подвижный, он высунулся из-за переборки, спрятался, а следом в проеме возник весь Коннор целиком. Он коснулся когтями рамы и перешагнул через порог. — Можно… войти? — спросил он тихо. Будто раньше ему требовалось разрешение. Но Гэвин только коротко выдохнул, кивнул и подвинулся, освобождая место на койке. Коннор пересек каюту — медленно, осторожно, так явно стараясь не коснуться ничего даже самым кончиком хвоста, что беспокойство в Гэвине снова стало перевешивать гнев. Приблизившись, Коннор опустился на самый край койки, аккуратно разворачивая хвост по полу и не глядя на Гэвина. Его кожа вблизи казалась не такой бескомпромиссно черной, как прежде, а скорее темно-серой, полупрозрачной, свечение пробивалось сквозь нее на конечностях, пульсировало в груди. Это выглядело красиво и в то же время жутковато, а еще Гэвину ужасно хотелось потрогать его. — Можно? — решился он, медленно протягивая руку. Как ни крути, пальцами он дорожил. Но Коннор только покосился на него — темные глаза смотрели изучающе, — и слегка кивнул. Гэвин осторожно провел по его плечу кончиками пальцев. Кожа была не мягкая, как он ожидал, но и не такая твердая, как прежде, а еще она была не гладкой, а приятно-шероховатой, какой-то… нежной. Коннор вздрогнул, когда пальцы Гэвина спустились к его запястью, и Гэвин отдернул руку. — Больно? — спросил он. Это было так странно — все это, и ощущения, и реакция Коннора, и сама ситуация, и то, что они сидят тут рядом и молчат, хотя всю первую неделю полета трахались до полного изнеможения. — Нет, — Коннор снова отвернул лицо. — Нет. Не больно. Это… другое. Он как будто смутился, что даже в голове у Гэвина звучало дико, и в то же время дико заводило, потому что до него вдруг дошло, что Коннор имеет в виду под «другое» — и вся кровь бросилась Гэвину сначала в лицо, а потом от лица. Придвинувшись, он снова поднял руку, осторожно проводя большим пальцем по позвонкам на шее Коннора — тот резко вдохнул воздух и задрожал под прикосновением, его хвост взметнулся, стукнув по полу. — Тебе нравится? — протянул Гэвин, еще придвигаясь, наклоняясь и касаясь плеча Коннора губами. Проводя языком — медленно, бережно, но настойчиво, вверх к самому подбородку, целуя в край челюсти приоткрытым ртом. — О да, тебе нравится, я вижу. Коннору очевидно нравилось. Свечение стало сильнее — ослепительным на деталях под кожей, а область вокруг глаз и даже уши, напротив, еще потемнели, и он вздрагивал от каждого самого крошечного прикосновения, как от удара током. Но где-то в уголках его глаз и сжатых губах Гэвин все равно видел настороженность. — Иди сюда, — позвал он, отрываясь и легонько хлопая себя по колену, — давай, Кон, не трусь. Коннор нахмурился, несколько секунд сверля Гэвина взглядом, но потом едва заметно кивнул и одним молниеносным движением уселся к нему на колени — хвост взметнулся, широким кольцом укладываясь на койку. — Я… не трушу, — сказал Коннор упрямо. Так близко он казался еще более встревоженным — и еще более возбужденным. Почти диким. Гэвин улыбнулся ему самой широкой улыбкой, на какую только был способен, и подался вперед, проводя языком по его груди, от светящегося кольца на груди до шеи и края подбородка. Коннор взвыл — издал немыслимый звук, запрокидывая голову и вцепляясь Гэвину когтями в плечи, крепко, но не прокалывая кожу. — Она такая чувствительная, — протянул Гэвин, повторяя ласку, — кто бы мог подумать, ты такой чувствительный, верно? Коннор сказал что-то невнятное на своем языке, потом вытолкнул по-английски: — Да. Да, — с таким трудом, словно разучился на нем говорить. — Еще. Гэвин готов был еще и еще это делать, если в ответ он будет получать такие звуки. И такой взгляд. И этот приоткрытый рот с кончиком языка, то и дело облизывающим нижнюю губу. Гэвин коснулся своим языком шеи Коннора, спустился вниз, оставил на ключице влажный поцелуй, вызвавший у Коннора еще один поток скрипов, щелчков и стонов — на языке Гэвина он больше и не пытался разговаривать, — скользнул ладонями по талии к бедрам и дальше, к основанию хвоста. — Где еще ты чувствительный? — спросил он игриво. Коннор снова облизнул губы, зубы в его приоткрытом рту поблескивали в ярком свете ламп, глаза сияли. Сквозь каркас на груди и грудную клетку ярко пульсировало сердце. Гэвин в жизни не видел ничего красивей. Горячей. — Везде, — с трудом произнес Коннор, посмотрев Гэвину в глаза долгим взглядом. — Модификации… — он запнулся на длинном слове, — раньше делали… во время… линьки. Из-за каркаса. Гэвин не удержался и прижался к его рту губами в коротком, но пылком поцелуе. — А теперь не делают? — бездумно спросил он, не особо интересуясь ответом. Его гораздо больше интересовала кожа вокруг хвоста, такая чувствительная, что Коннор дрожал и ерзал у него на коленях, и вторая рука Гэвина уже спустилась к скрытому месту у него внизу живота, потому что им определенно стоило двигаться дальше, иначе Гэвин вот так и кончит, даже не вынув из штанов… — Делают, — сказал Коннор. — Сейчас… под наркозом. Блядь. Кажется, у Гэвина резко упал стояк — ну ладно, не упал, но слегка опустился уж точно. Он вскинул взгляд, но Коннор на него не смотрел: он самозабвенно вылизывал свои когти, закрыв глаза, а потом подался вперед, принимаясь так же самозабвенно вылизывать шею Гэвина… Нет, подумал Гэвин, запрокидывая голову, нет, он просто не будет сейчас думать об этом дерьме, просто не будет. Не такая уж и сложная задача, пока Коннор прикусывает кожу на его шее своими бритвенно-острыми зубами, и его член, влажный, горячий и гибкий, уже скользнул в руку Гэвина, и осталось только снять или хотя бы немного спустить штаны… Хвост легонько хлестнул его по спине, потом по каким-то чудом уже голой заднице, а потом его член прижался к члену Коннора, такому восхитительно-подвижному — и, несколько мгновений спустя, уже влажный и скользкий, погрузился в раскаленное тело. Гэвин не потерял сознание таким титаническим усилием, что впору требовать себе памятник. Подавив протяжный стон, он сжал бока Коннора — нежно, стараясь не давить, — и потянул его на себя, снова прижимаясь губами к его груди и плечам, лаская языком. Тот трещал что-то без остановки низким, задыхающимся голосом, обмякнув на Гэвине, его рука протиснулась между их животами, царапая Гэвина когтями, его волосы стали дыбом, а свечение начало слепить глаза… А потом тело Коннора скрутили судороги такой силы, что сжали член Гэвина почти до боли, в глазах у того померкло, и чувство горячей вязкой жидкости, выплескивающейся ему на живот, да сбивчивое бормотание Коннора прямо в ухо — именно это довело Гэвина до кульминации.   — И часто у тебя бывает эта линька? — спросил он лениво, проводя ладонью по спине Коннора и наслаждаясь его дрожью. — Скоро теперь будет? Коннор вытянулся на койке на животе — и Гэвин только сейчас заметил, что он вроде как стал длиннее, — спустив хвост на пол. Он казался очень расслабленным, но на самом дне глаз все еще мерцала тревога. — Нет. Не должна быть, — хвост поднялся, снова опустился, — несколько лет. Не волнуйся. И опять он. И снова! Но Гэвин усилием воли подавил раздражение — в конце концов, сейчас ему было слишком хорошо, чтобы раздражаться. Он опять провел ладонью по спине Коннора, на этот раз со значением задержавшись на ягодице. — Тогда надо использовать этот удачный случай по полной, — сказал он, ухмыляясь, — разве нет? И Коннор ухмыльнулся ему в ответ.