«Чувства — это Лайт. Это то, что сбивает меня с толку.»
— С вероятностью в 98 процентов, исключая погрешность, я могу заявить — что нравлюсь тебе, Ягами Лайт. То, с какой безразличностью и точностью рассчитывающей машины брюнет произнёс эту фразу — стало отправной точкой для кипения. Ягами нахмурил брови и одарил Риюзаки звонкой пощечиной. И тем не менее, именно Лайт ощущал эту пощечину. Вновь ощущал себя промозглым и нагим, как при первой встрече. Ему было стыдно за себя и свои чувства, которые отнюдь не являлись порождением чего-то похотливого и темного. «За симпатию не должно быть стыдно. А за доверие уж тем более.» Пару секунд поглядев на ошарашенного Риюзаки, студент обернулся и ушел, чувствуя себя опороченным. Как он мог доверить свои чувства человеку, который так просто читает людей насквозь и плюет на их переживания? И как Риюзаки мог озвучить это так непозволительно, неприлично скоро, еще на стадии зародыша? Сердце вырывалось из грудной клетки, юноша ускорял шаг и выбежал из небольшого поместья, спеша в общежитие. Брюнет смотрел на открытую дверь и держал ладонь на горящей щеке, хлопая ресницами. Он не думал, что сможет задеть чужие чувства настолько сильно, что ему влепят пощечину (хотя с его работой глупо будет утверждать, что такого никогда не случалось ранее). Детектив ненавидел сентиментальность и все с этим связанное, ненавидел признавать свою неправоту и то, что остался в проигрыше. Но сейчас, куда важнее было то — что ему было не наплевать на Лайта, и это еще мягко сказано. За этот вечер Риюзаки осознал, что сделал и сказал не так, пусть и не желал принимать.«Мне стыдно за симпатию и чувства. Стыдно, что мне жаль.»
***
На следующий день у Лайта был выходной, как назло. Ему было бы проще сидеть на парах, не отвлекаться от мыслей и общаться с однокурсниками, но не сегодня. Русый вопреки своему графику пролежал в кровати до полудня. И пролежал бы еще столько же, если бы не стук в дверь. Ягами лениво открыл ее и распахнул глаза. — Ты, — тихо проговорил юноша, даже не став разглядывать того, кто за дверью и закрыл ее. В нее вновь постучали, но русый не открыл и отрешенно, с грацией морского котика, плюхнулся на кровать, отвернувшись к стене. Тогда дверь распахнулась сама. В комнату вошел Риюзаки, держа в руках букет цветов. Парень повернулся, осмотрел детектива с ног до головы и усмехнулся. От этой напыщенности хотелось плакать. Но все же было приятно. Брюнет осторожно протянул букет к рукам Ягами. — Это гиацинты… — детектив слегка помялся. Лайт не был знатоком в сфере флористики, но много лет назад, Соитиро приносил Сатико эти цветы в качестве извинений. Будучи ребенком, младший Ягами прекрасно помнил, что они означают доброту, понимание и сближение. — Спасибо, — тихо произнес юноша, принимая цветы из рук брюнета, стараясь не касаться его рук. В то время как детектив пытался сделать обратное. Отдать должное Риюзаки, этот жест примирения был романтичным, и довольно необычным с его стороны. Но какие-то растения не были поводом все забыть и простить. Когда брюнет был рядом, русому было вдвойне больнее. — Я осознал, что сделал тебе больно. Мне жаль. Я очень часто досаждаю людям, когда говорю всю правду в лицо. — Это я понял вчера, — отрезанно-деловито-обиженно произнес Лайт. — Я не хочу, чтобы ты думал, будто ты безразличен мне. — Потому ты и пришел извиняться. — Да, Лайт. Многие чувства чужды мне, как ты понял. Но это не оправдывает мой поступок. Я не хотел обесценивать твои чувства ко мне. Ягами молчал, сжимая букет в руках и глядя на него. Не было сил смотреть детективу в глаза. Тишина напрягала пару минут, а русый панически боялся смотреть на брюнета. Лайт чувствовал себя опозоренным. — Вчера ты не дал мне договорить. Я понял, что ты ко мне испытываешь, но также осознал, что чувствую по отношению к тебе то же самое, — Риюзаки позволил себе подобраться к юноше поближе и присесть на кровать рядом. Мурлыканье детектива успокаивало, и русый решил поднять янтарные глаза на чужие. Ягами не мог оторвать взгляда, настолько ему нравились глаза Риюзаки. А сейчас они излучали больше тепла и спокойствия, чем обычно. «Они больше не затягивают. Обволакивают.» — Я доверяю тебе, Лайт. Но я хочу, чтобы ты мог понять меня. Я всю жизнь доверял свою личную информацию лишь одному человеку, он знает меня с детства. С тобой мы также сблизились, но я уверен в том, что тот человек сможет себя защитить. Если кто-то, кто хочет убить меня, узнает о том, что ты владеешь моей личной информацией, тебя могут использовать. Похитить, пытать и шантажировать. Я не хочу жертвовать твоей безопасностью ради наших с тобой отношений, Ягами. И тут русого как током ударило. Конечно, как он мог не понять столь очевидной вещи? Брюнет был отчасти виноват, но рассказал правду, ничего не утаив. — Сейчас, когда я не рядом, ты не можешь быть уверен в моей безопасности, потому и оберегаешь, — Лайт продолжил монолог Риюзаки. — Все верно. — Спасибо, это то, что я хотел слышать. — А что именно ты хотел слышать? — Правду, Риюзаки, — русый улыбнулся и уловил улыбку детектива, от которой на душе становилось необъяснимо тепло. Лайт медленно протянул руку к чужой, аккуратно дотронувшись. Брюнет же нежно взял ладонь Ягами в свою и сплел пальцы. И этого жеста им обоим было достаточно для того, чтобы изложить все чувства друг к другу. — Прости, что ударил тебя, — парень сожалеюще (и тем не менее с улыбкой) посмотрел на бледную щеку. — Ты уже загладил свою вину, Лайт, — то, с каким тоном было произнесено имя Ягами, будоражило все фибры души.***
Спустя пару недель, полных работы, учебы и спонтанных встреч, Лайт и Риюзаки нашли время, чтобы побыть наедине друг с другом (а не пыльными книгами, чашками кофе и пирожными, как это и было последние две недели). Парни теснились на кровати русого в его комнате и лежали в считанных сантиметрах друг от друга, рассматривая потолок и тихо разговаривая друг с другом. Студенту давно не было так хорошо. — Риюзаки…это ведь твое не настоящее имя, — юноша повернул голову к брюнету и посмотрел в ореховые глаза. Зрачки были постоянно расширены. — Верно, Лайт, — спокойно произнес детектив, но не мог удержаться от усмешки, когда завидел хитрющие глаза партнера. Его любопытство сводило Риюзаки с ума (во всех смыслах). Долго не сомневаясь, брюнет произнес: — Я могу сказать тебе свое имя, но, когда мы на улице, я хотел бы, чтобы ты продолжил называть меня Риюзаки, — русый заметил блеск в черных глазах, которые обычно поглощали свет. — Мера предосторожности, — продолжил за ним Ягами. Детектив молча кивнул и перевернулся на локоть, слегка приподнявшись, теперь возвышаясь над янтарными глазами. — Меня зовут Эл. Фамилию я не могу сказать, ты сам знаешь почему. Пообещай мне, что не будешь упоминать это имя, кроме как рядом со мной. — Обещаю, Эл, — юноша поднял уголки губ. Детектив, пусть и нехотя, тоже устало улыбнулся. Лайту нравилась одна мысль о том, что он был вторым человеком, знающим тайну Риюзаки (пусть и не полностью). Юноша чувствовал тепло где-то внутри себя, когда понимал, что ему доверили жизнь в надежде на то, что русый ее сохранит. — О чем задумался, Лайт? Ты улыбаешься. — О тебе, и о том, как мне приятно хранить твой секрет, — шепотом произнес Ягами. Эл осмелился дотронуться до теплой щеки русого, чувствуя легкий жар от кожи. Юноша не любил, когда до него дотрагивались без его разрешения, но сейчас он был готов отдать душу за прикосновения Лоулайта. Лайт положил руку на бледную детектива, поглаживая ее и прижимая к своей щеке. А после перевел взгляд на иссохшие «и кажущиеся такими сладкими…» губы Эл и почувствовал, что его необъяснимо влечет к ним. Русый приподнял голову к детективу и поцеловал его в уголок губ. Лоулайт был ошарашен. Он еще на протяжении минуты хлопал ресницами и пытался осознать происходящее, пока Лайт разглядывал его лицо. — Зачем ты это сделал? — детектив сел на кровати, слегка нахмурив брови. — Обычно люди делают это, потому что хотят. Потому что им это нравится, — Ягами усмехнулся. — Должна же быть какая-то другая причина… Лайта забавляло то, как Эл пытался анализировать простое прикосновение и причины его возникновения, ибо плохо понимал человеческие чувства. Но, а сам японец не желал находить причины и разбираться в своем каждом жесте, ведь он просто делал то, чего сам хотел. — Причина в том, что я просто захотел поцеловать тебя. Ты и сам прекрасно понимаешь, почему и зачем люди это делают. Лайт также сел на кровати рядом с детективом. — Если тебе не понравилось, я могу не делать этого больше. — Дело как раз-таки в том, что мне понравилось, — Эл приложил палец к губам, задумчиво глядя в сторону. Сердце Лайта пропустило удар. Одно незначительное прикосновение — вот то, что порицалось обществом, вот то — из-за чего устраивалась войны и убийства, вот то — за что сжигали на костре, объятым жгучим пламенем неправильных, но безумных чувств. Именно языки этого бушующего пламени прямо сейчас, так остро как никогда, ощущал Эл Лоулайт внутри себя. Его далеко не волновала правильность русла его рассуждений и того, на что они с Ягами идут. Его острый ум занимали только последствия их выбора, как положительные, так и отрицательные. Внизу живота нечто тянуло вниз, распространяя сладкую текучую негу, но после брюнет догадался, что это был своего рода адреналин. Отчетливое его присутствие он ощущал тогда, когда принимался за новое дело. Когда перевозбуждение перекрывает все эмоции и хочется зайти за черту дозволенного. И в ту же секунду Лоулайт понял, что опьянен Ягами, бесповоротно захвачен в плен желаний. Детектив пошел на поводу (Лайту) чувствам и эмоциям, через пару секунд повалив студента на кровать, надвисая над ним и вновь целуя. Требовательно и нетерпеливо, игриво прикусывая пухлые губы, с каждой секундой увеличивая напор. Русый немедленно ответил, углубляя поцелуй и впуская в ход руки. Но не торопился, в отличие от Лоулайта, усмиряя его не терпящий возражений нрав. Лайт с точной хитростью хищника, заманивающего в ловушку жертву — растягивал удовольствие-убийство, провоцируя приливание крови к вискам, дрожащим рукам и нетерпеливые мычания-вздохи партнера.Он бесил, вымораживал, не давал нужного и не оправдывал ожиданий, выводил из себя, доводил до кровавой ярости — но как же сладко было потом, когда он одарял детектива, спустя вечные муки ожиданий ласк.
В эту самую минуту, ни один из участников схватки за жизнь и удовольствие, даже не подозревал, что «отрицательные последствия» нагрянут раньше, чем их можно было ожидать.***
В один момент детектив уловил, как Ягами начал засыпать, потому Лоулайт решил ретироваться, дабы дать своему студенту отдохнуть. Эл уходил из общежития с улыбкой, испытывая расхождение теплых и волнующих миазмов по всему телу. Но он всегда был настороже. Потому почувствовал взгляд со спины. Детектив забеспокоился, но виду не подал, рассуждая, кто может за ним следить. — Добрый вечер, Ватари, — поздоровался детектив, садясь в машину. — Добрый, Эл, — ответил старик на переднем сиденье. — За мной следили, — абсолютно спокойно произнес Лоулайт. — Ты уверен? Может, показалось? — Нет, Ватари. Я абсолютно уверен. — Хорошо, что я могу сделать? — Я сам постараюсь выследить этого человека. Но твоя помощь мне пригодится. Я хочу, чтобы ты установил слежку за Лайтом. Я боюсь, что с ним может что-то случиться. — Будет сделано, Эл. Брюнет нервно покусывал ноготь большого пальца, погрузившись в раздумья. Его преследовало плохое предчувствие, а интуиция детектива никогда его не подводила.«Возможно, я слишком боюсь потерять Лайта, потому начинаю волноваться по пустякам. Такая правда мне по вкусу больше…»