Deprived

Agnes Obel - Familiär

      Когда Субин отводил взгляд, а его улыбка комкалась и собиралась на одну сторону, когда он поджимал губы и щурил глаза, когда морщил нос и смеялся заливисто, когда стоял на пороге его комнаты, облокотившись плечом на дверной косяк. Когда Субин... то Кай... Кай думал, что так просто нельзя. Почему-то ему неистово хотелось выкинуть все эти образы из головы. Забыть, словно он никогда не видел ничего и не слышал. Словно Субин был моделью с рекламного плаката в торговом центре, а не тем, кого приходилось знать лично.       Жить под одной крышей. Некогда в одной комнате. В ней все и началось.       Если бы Кай смог быть с собой хотя бы наполовину честным, а с Субином хотя бы наполовину смелым, то проблем бы добавилось выше крыши. Никому из них это не было нужно, поэтому Кай неустанно твердил себе, что ничего не происходит, и он всего лишь надумывает, а сердце колотится, как бешеное, потому что только что поднялся по ступенькам. С первого на второй этаж.       Скорее всего, Кай элементарно преувеличивал, но ему всегда казалось, будто в Субине есть нечто особенное. Будто он смотрит иначе, не так, как другие, и улыбается тоже по-другому. Даже походка у него выделяется. И все это вместе создаёт впечатление необыкновенной загадочности. Словно он таит в себе что-то, недоступное каждому живущему на Земле. И что, если к нему прикоснуться, то подушечки пальцев останутся измазаны звездной пылью, но на деле во время прикосновения Кай никогда не чувствовал ничего, кроме тепла и мягкости кожи.       Чувствовал позже. Когда засыпал, наблюдая чужой мирно сопящий профиль, и тогда эти самые подушечки начинало жечь, и Субин действительно мерещился ему настоящей звездой, горячей, как их Солнце, а может, и горячее. Кай думал, что на данном этапе старший, пожалуй, из всех небесных тел все еще был голубым гигантом.       Именно поэтому, судя по всему, Кай отчетливо ощущал процесс возгорания. Не кожей, но где-то внутри. Все вокруг называли это переходным возрастом, мол, у подростков все чувства обострены, даже сам Субин постоянно над ним подшучивал по этому поводу. И это было хуже всего. Улыбаться и молчать, когда хотелось сказать так много без тени улыбки.       - Я чем-то могу помочь? ‒ Рука Кая мягко ложится на опущенное плечо нависшего над ноутбуком Субина. В его голосе, равно как и в этом жесте, можно разглядеть все скрытое в них самозабвение. Нужно лишь всмотреться.       - Хм... Не думаю. ‒ Вряд ли бы Субин стал когда-нибудь заниматься подобным. ‒ Хотя... Принесешь колу из холодильника? ‒ Чхве трогает его пальцы и смотрит в глаза так, словно просит о чем-то невыполнимом. Кай кивает с водянистой улыбкой. ‒ И еще, наверное, ты мог бы почитать реплики ведущей…       - Конечно, хён. Давно бы попросил. Все равно делать нечего.       Правда в том, что младший сказал бы то же самое, даже если бы у него было дел невпроворот. Для Субина он всегда свободен. Всегда готов прийти на помощь. Всегда лучший донсэн.       Иногда Каю кажется, что это очевидно для всех, даже для кого-то вроде Тэхёна. Но только, по-видимому, не для Субина.       Поэтому, когда они репетируют первый раз Чхве в роли ведущего, Кай не пытается сдерживаться. Он позволяет себе столько прикосновений, что реалистичность репетиции тут же испаряется: ни одна девушка-айдол не провернула бы такое на камеру. Он смотрит на Субина так, как делает это всегда: будто с языка вот-вот сорвётся робкое признание. Он обнимает в конце, так, как сделал бы друг, если бы в этих объятиях было чуть меньше нежности и длительности. И говорит: "У тебя все получится". Не потому что знает наверняка, а потому что горячо этого желает.       И у Субина получается, как же иначе. Кай даже на сцене рядом с ним. Удалось удачно попасть под руку организаторам. Ему вообще часто везет, когда дело касается старшего. Так ведь можно начать верить в какую-то чепуху вроде судьбы и предназначения. И, самое ужасное, Кай начинает. Впадает в какое-то глубокое детство, в то, где мама ещё читает сказки на ночь. Потому что Субин ‒ настоящая сказка. Тот Субин, которого Кай хочет иметь ‒ самая что ни на есть сказка.       Субин, у которого с ним все взаимно.       - Хюнин-и... ‒ Когда у него виснут на шее, чувствуется едва уловимый запах. Они с Ёнджуном выпивали. Это стало понятно еще в тот момент, когда Субин споткнулся на пороге гостиной, в которой Кай уединенно рубился в игру на телефоне. Но теперь он убедился. ‒ Что-то голова кружится... Чем занимаешься?       - Играю. Как посидели с Ёнджуном-хёном?       - Отлично! ‒ Младший хотел бы знать, что включалось в это "отлично" ‒ Ёнджун и Субин не так уж и редко выпивали вместе. И не хотел бы одновременно. ‒ Хён, как обычно, шутил без остановки.       "Еще бы", ‒ звучит у Кая в голове противным тоном, и он поджимает губы. Голова Субина лежит у него на плече. Он даже ощущает запах его лавандового бальзама для волос. И так хочет... так неистово хочет провести по ним рукой. По черным, по голубым, по гладким, по жёстким и выжженным краской. По любым. Просто дотронуться. Он даже поднимает руку, но опускает ее уже через несколько секунд. Пожалуй... не к месту. Почти всегда не к месту.       - Под конец я даже устал, захотел домой, к своему Хюнин-и, ‒ мямлит Субин куда-то ему в футболку.       Он вечно такой. Вечно без ума от своего Хюнин-и. Кай жить без этого не может. И с этим жить не может тоже. Ему хочется накричать на Субина каждый раз, когда он начинает эту свою песню про "любимого Хюнин-и".       Старшему не понять, какие это порождает надежды. И какие приносит разочарования. Как больно каждый раз глупо надеяться, в итоге получая лишь неоправданные ожидания. Да, Кай ‒ дурак, раз наступает на одни и те же грабли уже в тысячный раз. Но когда Субин лежит вот так на его плече и говорит, что хотел к нему... Разве можно оставаться безразличным? Разве можно не повестись?       - Ты мог бы не ходить. Мы могли бы посмотреть фильм вместе, ‒ произносит Кай вполголоса, как будто не уверен, стоило ли вообще это говорить. В его словах нет ничего такого, и, вместе с тем, они являются неприкрытым вторжением на чужую территорию. - Все еще можем, ‒ пожимает плечами Субин. ‒ Только когда я высплюсь, ладно? ‒ Он сползает вниз по дивану и укладывает голову Каю на колени, заискивающе заглядывая в глаза.       Тот кивает, едва заметно улыбаясь, и всё-таки не сдерживается, касается чужого лица ладонью, невольно оценивая нежность кожи. Субин улыбается ему на это, широко и беззаботно. А затем прикрывает глаза: напряжение лицевых мышц исчезает спустя минуту. Он наверняка уже погрузился в сон или на пути к этому. И если бы вдруг Кай коснулся сейчас его губ своими ‒ вряд ли бы он заметил. Страх оказывается сильнее. Все, что делает младший ‒ подносит указательный палец сначала к своим губам, а после к губам Субина. В это мгновение Каю кажется, что веки того подрагивают. Но спустя секунду он все так же лежит неподвижно и даже не думает пробуждаться.       И когда на следующий день Чхве с утра на кухне подкрадывается сзади и обнимает ни с того ни с сего ‒ Кай не придает этому значения. И когда позже днем Субин вдруг включает ответственного лидера и начинает вещать о важности разговоров по душам, не отрывая при этом глаз от макнэ ‒ тоже. Все это в принципе вполне вписывается в его обычные порывы, диктуемые настроением. Но вот вечером происходит нечто странное. Субин берет его за руку и уводит в свою комнату, зачем-то закрывая дверь на защёлку. Садится на свою кровать, начинает чесать запястье и невнятно мычать. Его редко можно увидеть таким.       - Ты о чем-то хочешь поговорить? ‒ спрашивает Кай, неловко застыв посреди комнаты.       - Да. Присядь. ‒ Субин хлопает рукой по кровати рядом с собой, и младший, замешкавшись, садится. Становится волнительно. Теперь он знает, что услышит. До последнего надеется услышать другое, что угодно другое, но чутье подсказывает самый пугающий исход. ‒ Ты ни о чем не хочешь мне рассказать?       - Да нет. А должен? ‒ Голос слегка дрожит, но Каю почти что удаётся это скрыть.       - Вчера ты... Не думаю, что мне показалось... ‒ Субин изо всех сил пытается сохранять зрительный контакт, но все равно постоянно прячет глаза.       - Что я? Хён, говори четко. Я ничего не понимаю.       - Это был поцелуй? Пальцами. Это…       - Я пойду. ‒ Кай подрывается с кровати и бросается в сторону двери, но Субин успевает схватить его за предплечье.       - Давай договорим. Пожалуйста. ‒ Лицо старшего выглядит по-настоящему обеспокоенным и даже грустным. От такой реакции еще больше хочется исчезнуть на месте. Убежать куда глаза глядят. ‒ Ты хочешь меня поцеловать?       - Что? ‒ выходит малость истерично. ‒ Нет. Давай закроем тему.       - Тогда что? Ты влюблен в меня?       - Хён, прошу... ‒ Во взгляде Кая мольба, но очевидно, что Субин еще не закончил. Он накрывает руку Хюнина своей ладонью, как-то по-отечески снисходительно, и его блестящие глаза словно становятся еще печальнее.       - Если хочешь, ты можешь меня поцеловать сейчас. Но только один раз. Думаю, это всего лишь твое подростковое любопытство. Поэтому ты можешь удовлетворить его, и мы больше к этому не вернемся. Что скажешь?       Никогда раньше Каю не хотелось ударить, но сейчас это желание по-настоящему неудержимое. И он бы вмазал Субину хорошенько, если бы желание поцеловать его не было еще сильнее. Это унизительно. Смехотворно. Глупо. Несправедливо. Но если такова цена поцелуя с ним, Кай готов ее заплатить.       - Ладно. Закрой глаза. И не открывай, пока не услышишь щелчок двери. И никогда не вспоминай об этом.       Субин смиренно кивает, тут же смыкая веки.       Кай приближается робко и неторопливо. Их носы сталкиваются, и на миг ему кажется, что на лице старшего мелькает веселая улыбка. Прикосновение губ выходит сухим и почти невесомым. Так же ощущались бы под кожей лепестки розы. Кай отстраняется ненадолго, чтобы обхватить лицо Субина обеими руками, и снова придвинуться, но теперь увереннее. На этот раз поцелуй оказывается чуть глубже. Взрослее. Из тех, что показываются в американских фильмах, а не корейских сериалах. Сейчас Субин уже не выглядит таким спокойным и равнодушным, как еще пару секунд назад. И Каю это нравится, поэтому он продолжает целовать, неумело, интуитивно, но со всем копившимся все эти годы чувством. Так, что если бы Чхве не было настолько плевать, у него в животе обязательно закружили бы бабочки.       Губы Субина на вкус как первая, самая искренняя и самая болезненная влюблённость. Вряд ли Кай сможет не думать о них хотя бы десять минут подряд. И вряд ли позволит этому поцелую стать последним.       - Да, я влюблен в тебя.       Дверь щелкает прежде, чем Субин открывает глаза.