*
3 августа 2020 г. в 06:01
Геральт испытывал боль. Но не мог сказать, где именно. Он протянул руку, сам не зная к кому, и его ладонь приземлилась на Ренфри.
Верно — они были в постели. В порядке. Всё было в порядке. Всё это было дурным сном; она не умерла. Он не убивал её. Не было никакого жестокого и неумолимого предназначения, бредущего ему навстречу.
— Вот ты где, — прошептала она, проведя пальцем от его лба к губам и слегка оттянув нижнюю. — Я знала, рано или поздно ты вернёшься ко мне.
Он перекатился через неё, заключая в объятия. Они были обнажены — были ли они обнажёнными прежде? Должно быть, он забыл, как снимал с себя одежду. Он крепко поцеловал её. Разговаривать не было желания. Не хотелось, чтобы она задавала вопросы. Не хотелось признаваться в своих кошмарах.
Она упёрлась ступнями в кровать, обхватила его бёдра коленями и скрутила их так, чтобы оказаться сверху. Прервав поцелуй, она вытянула его запястья над головой. Он мог бы вырваться из её хватки, если бы пожелал. Он не хотел.
— Ты всё время меня бросаешь, — сказала она, потираясь о его стояк своей щелью. Она была мокрой, скользкой и горячее всего, к чему он прикасался когда-либо. Он взбрыкнул, пытаясь заставить её сосредоточиться на их телах, забыть о разговорах. Она сжала его ещё твёрже. — Никак не перестанешь.
— Я всегда возвращаюсь, — отозвался он. Это был почти вопрос. Он не мог вспомнить. Когда они последний раз были вместе? Как он сюда попал? С чего ему возвращаться?
— И это ты тоже не можешь прекратить, — произнесла она, проследив носом линию его горла, и втянула в поцелуе его ключицу с достаточной силой, чтобы причинить боль.
Он попытался вырваться из её хватки, перевернуть их ещё раз, чтобы они могли оставить разговоры, начать заниматься чем-то менее тревожным, но не сумел. Ренфри была сильной, это правда, но она не была сильнее. У него должно было получиться.
— Будет только больнее, — сказала она ему. Её голос звучал грустно, и когда он опустил глаза, она припала щекой к его груди. Она плавно покачивалась, продолжая о него тереться.
— Почему? — спросил он.
— Бороться с судьбой всегда больно. Как и принимать её. Это просто… ранит, и ты ничего не можешь с этим поделать.
— Даже отомстить? — спросил он, не уверенный, хочет ли этим задеть её или же нет.
Она улыбнулась. Отпустила его руки. Откинулась назад, приподнялась с его бёдер и направила его к своему входу, опускаясь вниз медленно, так медленно, мучительно медленно, пока не насадилась на него до упора.
— Мы внутри друг друга, — сказала она ему. — Никто не может отнять это у нас.
Ренфри внутри него?
Он очнулся внезапно, подскочив на трясущейся телеге, и фермер, протянув руку, бережно пихнул его обратно.
— Хватит уже, ведьмак, — сказал он. — Лежи теперь, лежи.
— Ренфри, — произнёс Геральт. — Где она?
— Не знаю никакой Ренфри, ведьмак. Здесь только мы. А теперь лежи.
Геральт завалился обратно. Ренфри сидела на нём верхом, работая мускулистыми бёдрами в то время, как скакала на нём медленно, ровно и непрерывно. На её горле зияла рана, и она носила свою кровь, словно самое прекрасное платье. Когда он попытался оттолкнуть её, она вцепилась в него ещё крепче.
— Ты свой выбор сделал, — прошептала она ему на ухо. — Ты никогда не узнаешь, был ли он правильным.
— Хорошего выбора не было, — прорычал Геральт. — Никогда не бывает.
— Ты прав, — сказала она. Её волосы ниспадали вокруг их лиц. Дыхание опаляло его губы. Кровь стекала во впадину на шее. — Вопрос не в меньшем зле. Вопрос, с какими последствиями ты можешь жить?
На это Геральт ответить не мог. Жизнь никогда не была выбором; она была привычкой. Он будет жить, пока его не убьют. Вот как это заведено у ведьмаков. Тут не бывает счастливых окончаний.
— Ох, Геральт, — вздохнула Ренфри, и они очутились в лесу. Она была в броне, а он — в своих одеждах. Оба держали обнажённые клинки. — Выбор есть всегда.
Когда она напала, Геральт отбивался исключительно медленно. Она замахивалась снова и снова, пробивая защиту, пока он не отступил, а его нога не погрузилась в грязь на берегу ручья.
— Я не хочу сражаться с тобой, — сказал он. — Никогда не хотел.
— То, что ты хочешь, не имеет значения, — возразила она. — Лишь то, что ты делаешь.
Он потерял бдительность. Её клинок вскрыл ему горло, перекрыв дыхание, и он закрыл глаза в ожидании прихода конца.
Когда она поцеловала его, было больно.
— Это никогда не станет проще, — сказала она ему. Она лежала на спине в грязи, а он вбивался в неё твёрдыми, резкими толчками чресел. На этот раз кровь капала с его шеи. На этот раз победила она. Поражение принесло облегчение. Не требовалось больше никаких решений. Сейчас остались одни последствия.
Он погрузился в неё, прижавшись лбом к её лбу.
— Я готов, — сказал он ей.
— Открой глаза, — велела она, и он нахмурился. Его глаза были открыты. — Открой свои глаза, — настояла она и на ощупь вонзила нож ему в бедро.
Он с трудом сдержал крик, взметнув руками, и подавшийся назад фермер прижал его к жёсткой древесине воза.
— Ведьмак, полегче, — сказал он, — мы почти добрались.
Геральт дико озирался, ища её взглядом. Она не бросит его вот так; никогда не бросала, не по-настоящему. Нога горела как в огне, укус гуля быстро мертвел. Он потянулся к своей сумке, разыскивая другой эликсир. Лучше всего подойдёт «Белый Мёд», но он примет всё, что может замедлить действие яда.
Ренфри сунула флакон ему в руку. Он уставился на неё, и она подмигнула. Он вылил эликсир на рану, взревев от боли, и снова опустился на её кровать.
Она приподнялась на локте, подперев подбородок рукой, и пристально на него посмотрела.
— Твоё предназначение близко. — Ложе было мягким, заваленным подушками с лёгкими и тёплыми одеялами. На искусно вырезанном из вишнёвого дерева изголовье женщина, обратившаяся в волчицу, держала путь через изображённый на нём лес, встречая врагов оскалом. Он провёл ладонью по резьбе, взглянул на Ренфри, и она услужливо показала зубы. То была постель княжны или княгини, и покои, когда он осмотрелся, выглядели также по-королевски. Роскошные гобелены на стенах, богатые ковры и меч на почётном месте над камином. Детали расплывались всякий раз, как он вглядывался слишком пристально, поэтому он обернулся к Ренфри, чьи черты ни разу не дрогнули.
— Я никогда не хотел предназначения, — признался он ей.
— А я никогда не хотела быть проклятой, — сказала она. — Некоторые люди просто рождаются невезучими. Думаешь, ты из их числа? — Её пальцы опустились на его член, найдя его твёрдым и охочим под тонкими простынями. — Ты бы бросил всё это, чтобы стать лишь очередным кметом?
Геральт ничего не ответил, и её рука замерла. Она оттолкнула его, но они уже не были в постели. Они снова находились в лесу, и он стоял спиной к дереву. Глубокие борозды коры впивались в его голую кожу.
— Ты можешь лгать мне, можешь лгать себе, но не сможешь солгать судьбе.
Он зарычал, развернул её и поднял, втрахиваясь в неё. Она ахнула, откинула голову, чтобы он мог видеть нетронутую колонну её шеи, впилась пятками ему в поясницу.
— Думаешь, что знаешь меня, — сказал он. — Все так считают.
— Геральт, — произнесла она с жалостью в голосе и добротой в глазах, запустив руки в его волосы и сжимаясь вокруг его члена. — Тебя не так уж сложно прочесть.
Он попытался опустить её, попробовал отойти сам и обнаружил, что падает в темноту. Ренфри в его объятиях разлетелась стаей сорокопуток, бьющих его крыльями по лицу и рукам. Он очутился на развалинах замка, где дрался со стрыгой, но в этот раз Ренфри была позади него, сияя во тьме.
— Мы, монстры, должны держаться вместе, — объяснила она ему. — Скоро ты это поймёшь.
— Я не монстр, — произнёс он, хотя его оправдание не было таким уж жарким. — И ты тоже.
— О, но ведь это неправда, — сказала она. — Не смей льстить себе за мой счёт; я здесь не для этого.
— Тогда зачем ты здесь? — спросил он и услышал вопль стрыги.
— Ради тебя, конечно, — ответила она, обхватила его подбородок, приподнялась на цыпочки и поцеловала. На этот раз ласково, нежно и осторожно; её губы были мягкими, её рука была мягкой, но на сей раз, когда она потянулась к его поясу, он схватил её за запястье.
— Не надо, — попросил он. Его глаза горели; он не мог вспомнить, когда плакал в последний раз. Он подумал, что это могло произойти во времена Испытания Травами, когда боль была настолько ужасной, что он надеялся умереть. Но, возможно, это случилось, когда он проснулся обнаружив, что Ренфри ушла, и осознал свой выбор. — Я сделаю это. Тебе больше не нужно меня убеждать.
Она склонила голову набок.
— А утешить могу?
— Это не утешение, — сказал он, имея в виду замок стрыги, боль в ноге и сердце, то, как она всегда заставляла его смотреть в будущее ясным взором. Имея в виду всё это.
— Нет, — ответила она. — И не должно было быть им. — Они снова оказались в лесу, на его стоянке возле Блавикена. Плотва довольно жевала корм из своего мешка, тихо журчал текущий мимо ручей. Там были бревно, на котором они сидели, его костёр и Ренфри, распростёртая на земле, голая поверх своего плаща. Она раздвинула ноги, демонстрируя ему свои завитки и ярко-розовую щель, блестящую от влаги.
Он медленно и недоверчиво опустился перед ней на колени, но она не сдвинулась, не схватила его, не начала истекать кровью и холодеть. Она только терпеливо наблюдала, как он скользнул руками по мягкой коже её внутренней поверхности бёдер, раздвинул большими пальцами её нижние губы и наклонился, дабы утолить свою жажду.
Она была горячей, скользкой и терпкой под его языком. Когда он лизнул клитор, её бёдра судорожно напряглись у него на плечах. Геральт жадно пил её, принимая всё, что она давала, до тех пор пока она не вздрогнула и не притянула его к себе, чтобы сцеловать свой вкус с его губ.
Ренфри смотрела на него, вплотную сомкнув их лбы, её дыхание омывало его губы, но он не ощущал ничего; будто наблюдал происходящее со стороны, когда она сообщила:
— Бежать уже слишком поздно. Так было предназначено. Ты мало что можешь с этим поделать.
— Покажи мне дорогу, — сказал он, отдаваясь ей с величайшей покорностью, когда она стала бесплотной и эфемерной в его руках, миг — и от её духа не осталось и следа. Но призрак всегда возвращался. Если Ренфри ушла, то ушла окончательно, а он остался на дне фермерской повозки с дёргающей болью в ноге и кровью настолько насыщенной токсинами, что голова казалась пустой и неустойчивой на плечах.
— Нет, — взмолился он, но она не вернулась.
А Геральт осознал, что должен делать.