<• • •>
Кацуки не говорит ничего. Знает, что бессмысленно, Деку его даже не послушает. Сейчас он вообще никого не услышит и не особо этого хочет. Усталые, покрасневшие от выплаканных слёз, изумрудные глаза уже столько времени неотрывно смотрят вперёд — на дверь операционной, что будто назло отказывалась открываться. Бакуго и сам посматривает то на неё, то на Изуку, словно тот может что-то учудить. Потому что знает — может. Деку редко когда поддаётся панике, пытается сохранить холодную расчётливость даже в самой сложной ситуации, но только сейчас почти не может держать себя в руках, и даже такой, казалось бы, чёрствый человек, как Бакуго, может его понять. Всего полчаса назад этот самый Про-герой №1 рыдал навзрыд, рвал волосы на голове, трясся всем телом и не мог выдавить из себя хоть слово. Сейчас он тоже ничего не говорит, только больше не выплёскивает боль, что топит его изнутри, сжался на своём неудобном больничном стуле, тихо всхлипывает и не пытается контролировать дрожащие руки. Кацуки его не осуждает, только время от времени легко, но ощутимо, сжимает чужое плечо, как бы говоря, что всё ещё здесь, и, если ему нужно, позволит замазать свой геройский костюм слезами и соплями, даже протестовать для вида не будет. Потому что прекрасно понимает, что эта его внешняя эгоистичность и агрессия далеко не то, что нужно Мидории сейчас. «Кажется, именно так поступают друзья» — проносится в голове Бакуго. Только Деку ему не друг, всё такой же соперник, с которым он уже столько времени борется за лидерство. Принимать тот факт, что Изуку год за годом остаётся первым в топе, уже практически держит в руках награду Символа Мира, он не хотел. Потому что, сколько бы лет не прошло, это всё тот же Кацуки Бакуго, до крайности упёртый и желающий лишь одного — доказать всем и вся, что он единственный и неповторимый номер один. Он также отказывается принимать тот факт, что сам сел в машину скорой помощи, рядом с всё также крепко сжимающим руку своего мужа Изуку, замеревшим словно в глубоком трансе, сам уже столько времени всё ещё сидит с ним, скорее всего, забывшим о его существовании, существовании кого либо ещё, кроме Тодороки за стенкой напротив. У Кацуки до сих пор перед глазами все эти окровавленные и изувеченные тела, снующие туда-сюда репортёры и медики. Деку, который трясущимися и внезапно обессилевшими руками в одиночку сносит остатки бетонного здания в стороны, разгребая из-под завала Шото. Он и сейчас видит в своей голове образ Тодороки, словно тряпка повисшего на чужих руках, Изуку, отчаянно повторяющего имя своего любовника снова и снова, прося очнуться. То, как Деку падает на колени, как нащупывает пульс у двупричудного, а после прижимает крепко к себе, не сдерживая рвущегося наружу крика из-за боли и вместе с этим огромного облегчения, что Тодороки всё ещё жив, слабо, но всё же дышит. Бакуго всё пытается откинуть от себя мысль, что тогда, да и сейчас, чувствует страх, способный помериться с самим страхом Изуку. Только, конечно, не из-за этих двоих, кажется, влюблённых друг в друга до дрожи, вертящихся всегда где-то поблизости, не смущающихся обжиматься в тёмных или не очень углах. Его буквально трясёт от мысли, что вместо них могли бы быть он и Киришима. Что на месте Деку сейчас мог бы сидеть он, чувствуя, словно мир рушится на части. Что там, неизвестно в каком состоянии, за стенкой мог бы находиться Эйджиро, из последних сил пытающийся ухватиться за собственную жизнь. И именно сейчас он сильнее всего ощущает разницу между ними. Потому что даже если Тодороки не выживет, то Деку встанет и пойдёт дальше, пусть от него останется лишь тень, пустая оболочка с словно криво наклеенной, фальшивой улыбкой, которая в одиночестве, в тайне от всех, будет медленно убивать себя кошмарами и собственными мыслями. Мыслями о том, что не сумел, имея возможность и силы, спасти весь мир, не смог уберечь собственного мужа. Кацуки чётко осознаёт тот факт, что если потеряет Киришиму, то упадёт на дно. Так глубоко, что уже не сможет выбраться, да и не захочет. Потому что, думая о своей жизни, он внезапно приходит к тому, что без его Эйджиро Киришимы всё это станет абсолютно бессмысленно. Какой смысл останется от всех этих наград, званий, если больше не будет его красноволосого чуда с солнечной улыбкой? Если каждый день он будет возвращаться в пустую квартиру, не слыша торопливого бега босыми ногами к нему, лишь бы быть утянутым в крепкие объятья слишком усталого для пререканий и споров Кацуки. Если сам не будет дожидаться его до самой глубокой ночи, зная, что без разговора ни о чём перед сном Эйджиро никак не заснёт, да и потому что сам не сможет успокоиться, пока не будет точно уверен, что с ним всё в порядке. Если не будет просыпаться под песни Three Days Grace, из-за скачущего по всей квартире, плохо подпевающего Киришимы, если не будет в очередной раз пытаться научить его готовить, с ядовитой ухмылкой говоря, насколько же он безнадёжен, а после целуя без предупреждения, до сбитого дыхания. Если он больше не сможет вызвать очаровательного смущённого румянца на скулах, если в очередной раз не поддастся в игре, лишь бы посмотреть на ликующего Эйджиро, если не услышит влюблённых восхвалений из любимых уст… Какой смысл останется в его жизни без всего этого и ещё многих других вещей, прочно связанных с Киришимой? —…Господин Мидория? Господин Бакуго? Кацуки и не сразу замечает подошедшего к ним двоим врача. Тупо хлопает глазами пару раз, фокусируя на нём взгляд, встряхивает Деку за плечо, и тот тоже с опозданием замечает человека напротив, а после рывком вскакивает, не в силах сдержать переживание. Ему не нужно задавать вопрос, каждый из них прекрасно знает единственное, что волнует Изуку сейчас. — Состояние героя Шото нормализовалось. Из серьёзных травм обнаружили лёгкое сотрясение мозга, закрытые переломы двух рёбер и бедренной кости нижней левой конечности. К счастью, пациент потерял не так много крови и никаких повреждений внутренних органов не было выявлено. Деку громко облегчённо вздыхает, пряча лицо в собственных грязных, с примесью чужой и своей крови, ладонях, снова переходя на рыдания. Его не осуждает никто, врач, уважительно поклонившись, как и Изуку ему, удаляется в неизвестном направлении, пока Бакуго поднимается со своего места, утешительно хлопая героя по плечу. — Можешь успокоиться, этот двумордый чересчур живучий. Деку не реагирует на его слова никак, кроме вымученной, но при этом по-настоящему счастливой улыбки, в обрамлении беспрерывно льющихся по щекам слез. Кацуки не предпринимает попыток отправить его домой, даже если весь этот кошмар неизвестности и необычно безэмоционального лица Изуку закончился. Возможно, из чистой вредности, а возможно, потому что знает — пока Деку не увидит Тодороки собственными глазами и не убедится, что всё с ним действительно в норме, то будет готов без перерывов караулить палату. — Тебе лучше отправиться к себе, Каччан. Уверен, Киришима очень беспокоится, — словно читает его мысли Изуку. — Я останусь здесь, лучше подожду, пока мне не позволят увидеть Шото. Бакуго и не сопротивляется, забирает поломанную экипировку и уходит, не проронив больше ни слова и ни разу не обернувшись.<• • •>
— Кацу! — слышит Бакуго, стоит ему только открыть и так не запертую дверь. Ему не хочется даже начинать тираду о том, что её нужно закрывать хотя бы на один оборот, даже если находишься дома. Да и как тут можно начать злиться на очередной проступок Киришимы, если только зайдя в квартиру он тут же натыкается на большие красные глаза Эйджиро, стоящего всего в одном шаге от него, в которых плещется чистое волнение за любимого. — По телевизору показали, что произошло, я так перепугался за тебя, уже хотел было сам на место отправиться. Ты не мог хотя бы просто смс-ку отправить, что с тобой всё в норме?!.. Ох, т-ты точно в порядке? Выглядишь паршиво, может, нам лучше отправиться в больницу или… Закончить ему не дают. Быстрее, чем он успевает что-либо осознать, чужие сильные руки уже прижимают Бунтаря к себе, утыкаясь лбом в плечо, совершенно наплевав, что домашняя одежда Киришимы будет запачкана, а отстирывать её придётся самому же Кацуки, потому что в домашних делах Эйджиро оставался всё так же безнадёжен, но Бакуго никогда, в принципе, и не жаловался на это. —…Кацу? — неуверенно тянет Киришима, но потом всё же обнимает за шею в ответ, вплетая свои пальцы в чужие волосы, неторопливо перебирая пряди, прекрасно зная, что это имеет на Кацуки некий успокаивающий эффект. — Ты можешь рассказать мне, если что-то случилось. — Ты здесь, так что это уже не важно, — наконец подаёт голос Бакуго, жадно вдыхая запах самого Киришимы, до конца осознавая, что это действительно он. Тёплый, живой, безумно родной и близкий, и это всё, что ему по-настоящему нужно. — Н-Ну ладно, — Кацуки не может сдержать ухмылку, по голосу слыша его смущение. Вообще, Бакуго раздражали робкие и неуверенные люди, какой бы области жизни это не касалось, только это Эйджиро, даже после стольких совместно прожитых лет, краснеющий, словно впервые вступившая в отношения школьница, и злиться на него у Кацуки просто физически не выходит. Какие бы трудности не появлялись на пути героя №2, он будет готов раз за разом бесстрашно преодолевать их, но только если рядом с ним всё ещё будет Красный Бунтарь с этой его ослепительной улыбкой, теплотой во взгляде и желанием помогать всем и каждому. Иного Кацуки Бакуго не дано, и он этого даже и не просит.<• • •>