Пеннивайз с чувством хлопнул дверцей холодильника и, прочистив горло, принялся громко и патетически-надрывно завывать:
— Жрать хочется. Мне опять на вольный хлебушек переходить, что ли? Несчастный я клоун. Вот так приходишь домой, а жратвы нет… А кое-кто, между прочим, весь день на диванчике кайфовал! У тебя там на заднице пролежни не образовались, милый?
— Иди нахрен, Вайз, — пробормотал Билл, придвигая книгу поближе к лицу. — Можешь соседскими детьми закусить, но если нет… В холодильнике банка тунца, хлеб на столе — бон аппетит, жуй не обляпайся.
— Охуеть забота… Вот возьму и женюсь на тебе, хамло малолетнее.
— Женись, — великодушно позволил ему Билл, перелистывая страницу и всецело переключая внимание на описание одной очень уж интересной сцены из детектива. Какая еда, если у него тут расследование века мутится? Интрига за интригой, а канонический убийца-дворецкий даже чай с мышьяком никому ещё налить не успел.
Пеннивайз минут десять прожигал его проникновенным взглядом, надеясь воззвать к несуществующим зачаткам совести. Совесть на сигнал не отозвалась, случился полный «не контакт», так сказать…
…а потом Билл засмеялся, звонко и заливисто, резко запрокидывая голову и похлопывая себя рукой по колену. Что-то внутри щелкнуло — и стало так тепло, словно мертвые огни вместо режима «кондиционирования» включили режим «обогрев».
— Женюсь, — тихо произнёс он, пребывая в эмоционально-чувствительной прострации от увиденного.
…и таки женился.
***
На следующий день Пеннивайз ни свет, ни зоря потащил его подавать заявление в местный офис окружного регистратора.
Биллу с утреца запихали в рот бутерброд с арахисовым маслом, одели, обули и умчали, пока не опомнился и не начал объявлять войну и протест всем наглым рыжим. Когда опомнился уже поздняк было метаться.
Развели его, как незнакомые старшеклассники первоклашку на деньги.
Было в этом что-то необычное: делать такой ответственный шаг в своей жизни, когда еще вчера даже не думал об этом. От первого безвкусного поцелуя с Беверли до возможной женитьбы с Пеннивайзом срок в два года — привет, кукуха, полет нормальный. И всё же…
Его перед экзаменами не колотило так, как сейчас. Нервы завивались внутри спиральками и рисовали жуткие картины их супружеской жизни с передником и поварешкой наперевес. Кончилась жизнь холостяцкая.
Пеннивайз держался молодцом — тормозить не тормозил, но ручки подрагивали… и рот не затыкался ни на секунду.
Билл невпопад отвечал на вопросы, заикаясь сильнее, чем обычно.
— Что это ты так волнуешься, сладкий?
— Мне придется п-прожить с тобой всю свою жизнь. Отстойно, знаешь ли!
— Всегда можно развестись!
— Ты выдашь мне р-разрешение на развод только вместе со с-свидетельством о смерти.
Пеннивайз улыбнулся во все тридцать два человеческих — а нечеловеческие никто считать не собирался — подтверждая, что свобода светит ему только на том свете и то, если она там есть. Билл очень сомневался, учитывая, что демократии в фонарном царстве, то бишь в чьем-то желудке, отродясь не водилось.
Все трупы по невидимым полочкам, а души по цирковым полянкам с красными цветочками. Неавторизированные конечности подлежали утилизации.
Женщина, работавшая в офисе, рассыпалась в любезностях, озвучила сумму пошлины и торопливо всучила им два бланка, которые показались ему самым настоящим контрактом с дьяволом.
«Мамочки!» — пронеслось в голове, но рука уже отмечала синей пастой нужные данные. Глаза боятся, а остальные части тела делают.
— Предупреждаю сразу: я не буду б-брать твою фамилию!
— Будешь.
— Да кто в здравом уме с-согласиться быть Биллом Греем?
— Ты, сладкий?
Билл посмотрел в огромные, как у кошака из мультика, глазища и, вздохнув, вывел в графе приобретаемой фамилии «Грей».
***
В ювелирном магазине было пусто. Ни очереди, ни охранников, один только продавец с отрешенным видом колупающий стекло витрины.
В руке мятая лицензия на заключение брака, действительная ещё целых девяносто дней. Интересно, как Ричи отреагирует на то, что они попросят его — банально заставят — получить в местной церквушке сан священника?
Он живо представил Тозиера в рясе и с Библией под мышкой, ко всему прочему, с лицом кирпичом и в окружении херувимчиков с невинными рожицами Каспбрака.
— Чем я могу вам помочь?
— Кольца обручальные. Попроще.
— Лучше сразу н-наручники, — буркнул себе под нос Билл, разглядывая витрину. Финансы пели романсы в дырявых карманах. На карточке, правда, лежали заветные сто баксов на всякий пожарный.
Интересно, свадьба за пожар считается?
Мужчина продемонстрировал им три пары колец — низкая проба серебра, гладкие, отличавшиеся только шириной. Были, конечно же, и подороже, при виде которых у одного нечеловека, как и у некоторых представителей птичьих, проснулась жадность и тяга ко всему блестящему.
— Вайз, у меня нет с-столько бабла.
— У меня тоже, но есть одна чудная идея!
— Если ты сожрешь продавца — меня п-посадят. Поедем мы не в загс, а в тюрьму.
— Символично, ты не находишь?
Кольца обошлись им в семнадцать баксов со скидкой, которую Пеннивайз выбил своими нерастраченными театральными способностями, ославив их на весь Дерри, как влюбленных беглецов, свинтивших из отчего дома в одних трусах.
Под конец его гамлетовского монолога на новый лад у Билла горели не только уши, но и жопа полыхала цветными огнями.
***
Одиннадцать ноль-ноль наступило слишком неожиданно. Билл едва успел упаковаться в серый костюм, взятый напрокат в комиссионке.
Жмущие, как испанский сапог,
исчадия ада туфли были задвинуты под кровать до времен чьих-то нескорых похорон.
Бессонная ночь явно не сделала его прекраснее и добрее, только добавила синюшных отеков под глазами и придала взгляду убийственную ауру задолбанного некромантами мертвеца. Сомнительный подарочек на бракосочетание.
Пеннивайз цвел и пах, и даже в зеркало, гад такой, не смотрелся — был настолько уверен в своей неотразимости. Впрочем, чего можно было ожидать от того, кто таскался по домам горожан в нестиранном костюме клоуна, который стал обителью для моли ещё в прошлом веке?
Билл, наблюдая за ним, прокручивал в голове шестеренки подленьких мыслишек. Может перца ему в обувь насыпать? Или ручку для росписи дома забыть… случайно?
— Ты похож на милую… позавчерашнюю булочку. Я, конечно же, богичен.
— А ты на п-прилизанного педика в костюме из секонда. Хотя знаешь… нет, не смахиваешь. Ты и есть прилизанный педик.
Обмен взглядами — куда там конфетам в кокосовой стружке из рекламы! Вот где «никаких слов не надо».
…все несказанные слова Ричи протараторил в трубку телефона, напомнив, что «святой отец Ричард ожидает детей своих на богоугодном празднике рождения новой жизни».
Билл так и не понял, кого они с Пеннивайзом рожать собрались и искренне надеялся, что друг не хряпнул стаканчик кагора для храбрости.
— Если на фуршете нам придется жрать бутеры с тунцом и пивом запивать, я возненавижу этот гребаный тунец!
— Лично для тебя о-откроем шпроты.
— Мой ты заботливый!
Билл не знал, почему согласился на весь этот бред с женитьбой. «Плохая идея!» — вопил внутренний голос, пока они добирались к назначенному месту. Слушать его, конечно же, никто не стал, потому что за сомнительные приключения и авантюры века отвечала жопа, а с ней, как ни крути, не поспоришь.
Ребята плавились в теньку, пока Ричи — прилизанный в очечках и подобии рясы — давясь от смеха, вещал им о вечности, любви и нерасторжимом союзе, который всегда можно расторгнуть с помощью верных друзей и биты… или откушенной головы.
Выездная церемония проходила на Пустоши подальше от любопытных глаз и выхлопных газов. Сплошная природа, комары и никаких благ цивилизации. Не плохой вариант, учитывая, что в списке возможных мест первой числилась канализация.
— Билл, согласен ли ты стать же…эм, мужем, — Ричи шустро достал из кармана бумажку и продолжил: — несравненного и прекрасного, Великого Пожирателя миров, Повелителя мертвых огней, гражданина Макровселенной Пеннивайза?
— Конечно же, нет.
— Билл, солнышко, не устраивай цирк хотя бы на свадьбе.
— Я еще не н-начинал, о великий и прекрасный гражданин.
— А можно я пока сигаретку скурю, пока вы выясните согласны или нет? Я тут рядышком, на пять минуток.
— Никаких перекуров. Он согласен. Так и запиши!
— Окей, пишу: «Сказали, что согласен». Тогда объявляю вас мужем и… мужем. Обменяйтесь кольцами и засосите друг друга.
Несколько минут было слышно только кряканье уток, доносившееся из озера. Билл смотрел на Пеннивайза, Пеннивайз смотрел на Билла — Эдди, взяв инициативу на себя, быстренько подставил им подушечку с кольцами.
Обменялись они молча, не разрывая зрительного контакта, а целоваться было уж слишком неловко — нечего портить ненормальным восемнадцатилеткам ещё больше психику…
… отвлекли их друг от друга минут через пятнадцать коллективным кашлем.
— А вы типа уже все… поженились?
— В-вроде.
— Ураа! Горько! Горько!
— Открываем пиво, ребята!
— А этот тунец ещё съедобный?
Неудачники пьяно галдели у костра. Беверли, растроганная до слёз, танцевала медляк, буквально повиснув на Майке, который, судя по отрешенному виду, снова считал овец в уме.
Бен рыдал над двадцатой ромашкой, предрекающей облом обломский.
Билл сидел рядом с Пеннивайзом и смотрел на звездную россыпь над головой. Сумасшедший день почти закончился. Лёгкая прохлада приятно окутывала тело, и немного клонило в сон. Тоненькая полоска кольца темнела на безымянном пальце. Наверное в такие моменты принято что-то говорить…
— Ты же в к-курсе, что я тебя люблю, старый придурок.
— Ты побил рекорды. Я ожидал признания лет через пять-десять.
— Зараза.
— Я тоже тебя люблю, хамло малолетнее.
Билл улыбнулся и потянулся за причитающимся поцелуем. Одинокая звезда, подмигнув, сорвалась вниз. Вот и поженились.
