Последний шанс

— Мы находимся на секретной миссии. Личные отношения исключены. — Ты что, тупой? «Стальная тревога» Над деревней спускается солнце. Красное зарево отступает на запад, оставляя Коноху во власти вечерней синевы. Усталые улицы пустеют и погружаются в тишину, и только огни в маленьких окошках жилищ напоминают о присутствии людей. Их свет падает на кровать, освещая мятое одеяло. Анко так и не смогла уснуть. Сегодня утром она вернулась с миссии и после душа сразу рухнула в постель: перетруженное тело требовало отдыха, стертые ноги ныли после десятков километров, которые пришлось пройти и пробежать. Если подумать, то раньше ей было легче переносить подобные нагрузки. Анко полагала, что виной тому был уже не юношеский возраст. На горизонте светило тридцать, пик физической формы был давно пройден. Пристрастие к данго также не добавляло легкости движений. Привычка заедать проблемы сладостями сыграла с Митараши злую шутку: контролировать вес становилось все сложнее, а проблемы не растворялись по мановению палочки с цветными шариками. Все чаще Анко думала о своей жизни. Поток времени неумолимо тянул вперед, безжалостно прерывая все попытки притормозить и сделать передышку. А передышка была нужна. Период беззаботного детства ученица Орочимару провела в тренировке техник, на время романтичной юности пришлось дезертирство наставника и тщетные попытки избавиться от печати, а вместе с ней — и от колоссальной психологической травмы. А дальше — бесконечные миссии, убийства и кровь. День за днем, год за годом. Посиделки с друзьями в кафе, свидания и прочие атрибуты нормальной жизни молодой девушки были задвинуты на десятый план и пролетели мимо. Знакомые ровесницы, даже из числа ниндзя, давно вышли замуж и уже провожали в академию «будущих хокаге». Только специальный джонин Митараши продолжала прыгать по деревьям с кунаями и рюкзаком на спине. Потому что так было надо. Безопасность деревни всегда была для нее на первом месте. Анко посвятила жизнь Скрытому Листу. Проклятая метка сенсея-предателя отпечатала в ее душе ненависть ко всем тем, кто желал Конохе зла, а змеиный саннин стал личным врагом, которого Митараши была готова забрать с собой на тот свет. Но время шло, и подростковый максимализм медленно, но верно сдавал позиции. Боль и обида былых лет притуплялись, расплывались в трудно определяемые эмоции. После битвы с Третьим Орочимару отступил и зализывал раны в своем логове, в деревне воцарились мир и спокойствие, и на первый план стали выходить другие проблемы. Анко смотрит на часы. Сердце начинает стучать чуть быстрее. Времени на сон не остается, и девушка, оставив бессмысленные попытки, поднимается с кровати и начинает собираться. За окном окончательно стемнело. В полуоткрытую форточку со свистом врывается холодный ночной воздух. Он бодрит и концентрирует, избавляет от постельной неги. Не зажигая света, дабы не привлечь ненужного внимания, куноичи одевается, укладывает снаряжение и выходит на улицу. Прыжки по крышам — мягкие и тихие, насколько это возможно. Деревня спит, не нужно ее будить. Пусть люди отдыхают и наполняются силами для нового дня, а в их душе живет уверенность в том, что их берегут и защищают. Укол совести заставляет Анко отвернуться от домов. Взор устремляется к стене, к знакомому потайному выходу во внешний мир. Немногочисленная охрана не создаст проблем: проскользнуть мимо пары-тройки зевающих чунинов сможет даже ребенок. Гораздо сложнее не напороться на отряды АНБУ, патрулирующие лесной массив вокруг деревни. Митараши примерно представляет маршруты их движения и опасные места, но фактор неопределенности тут остается силен. Да и вражеские шпионы и диверсанты не даром едят свой хлеб. Анко прыгает по веткам, надеясь на удачу и натренированную годами интуицию. В любую секунду в спину может прилететь кунай. Не хочется думать о том, что случится, если сейчас придется вступить в бой. Если ее заметят бойцы АНБУ, и она будет вынуждена убеждать их в том, что вышла на ночную тренировку… боже, какая чушь! Ей самой смешно от того, насколько нелепо такое оправдание. Но, тем не менее, она сейчас здесь. Потому что ее ждет он. Завтра она, как и всегда, осознает всю глубину своего безрассудства. Завтра ей будет стыдно за эту ночь, за то, что она подвергает себя и всю деревню опасности. Она будет сама себе противна. Но это будет завтра. А сейчас ее сердце колотится как сумасшедшее, от предвкушения встречи накатывают волны эйфории, и она тонет в них, и хочется улыбаться от ощущения счастья. Ноги сами ведут ее к знакомому, исцарапанному скальпелем чакры дереву. Туда, где ее ждет он. Их первая встреча тоже произошла в лесу. Впрочем, как выяснилось позже, не совсем первая. Анко возвращалась с миссии и решила срезать, но как только нырнула в зеленую чащу, почувствовала постороннего. Интуиция ее еще ни разу не обманывала, а она утверждала, что этого человека тут быть не должно. Короткая погоня и бой — и вот уже связанный Якуши Кабуто сидит под деревом под присмотром Митараши. Руки-змеи ухватили приспешника Орочимару за ногу, когда тот попытался улизнуть. Анко рассчитала захват таким образом, чтобы при падении с ветки дерева ниндзя-медик сломал себе шею. Однако Кабуто тоже был не так прост. В последний момент он успел использовать технику самовосстановления и остался жив, хотя и был обездвижен на какое-то время. Этого оказалось достаточно, чтобы связать ему руки и примотать туловище к стволу дерева. Попытки выяснить, что он здесь разнюхивал, успехом не увенчались. Приспешник Орочимару не обращал внимания на вопросы, а упорно гнул свою линию. — Ты ведь бывшая ученица Орочимару-сама? Он многое о тебе рассказывал. Хочешь узнать? Этот вопрос в конце концов заставил Анко повременить с доставкой пленника в Коноху. Тем более, до деревни было еще далеко, а конвоирование такого опасного объекта в одиночку девушка представляла себе смутно. Любопытство, замешанное на растревоженных воспоминаниях об учителе, в конце концов оказалось сильнее. Это было слишком личное, чтобы выяснять в деревне в окружении допросной команды под педантичную запись секретаря. Как-то незаметно для Анко разговор перешел с Орочимару на совсем другие темы. — Сколько тебе лет? Тридцать пять? Сорок? Ехидная усмешка заставила Митараши угрожающе оскалиться и прислонить кунай к шее ниндзя-медика. По лезвию поползла дорожка крови, но Кабуто в лице не изменился. — У тебя были отношения? Сомневаюсь, с таким-то характером. Быть может, это твой последний шанс… Каждое его слово отзывалось болью в груди. Якуши словно видел ее насквозь, забирался в самые потаенные уголки души и читал сокровенные мысли. Это раздражало и вызывало ярость. Она злилась на себя за то, что так плохо контролирует проявления эмоций, но ничего не могла с собой поделать. Удар ногой по лицу также не заставил очкарика заткнуться. — У меня тоже никогда не было женщины, — выплюнув сломанный зуб, продолжил он. — Работа с Орочимару-сама не оставляет времени на такие мелочи. Ах, ты ведь и сама знаешь… И снова это напоминание. Сердце болезненно сжалось, а терпение подошло к концу. Очередной порыв обиды и злости взял верх над разумом, и Анко задрала юбку, схватила пленника за волосы и прижала лицом к своей промежности. — Сам напросился, гаденыш. Когда к ней вернулась способность мыслить трезво и в виски ударила кровь, наполняя ощущением ужаса от собственных действий, остановиться было уже невозможно. Язык Кабуто массировал лобок через сетчатый костюм. Незнакомые ранее ощущения накрывали с головой, заполняли все ее существо. С каждой секундой мир сужался в ее глазах, пока в нем не остались только они двое. — Развяжи мне руки, — тихо попросил пленник, когда куноичи начала постанывать. Она не помнила, как была перерезана веревка. Но не могла не запомнить, как после этого жестким отрезвляющим ударом прозвучало два коротких слова: — Скальпель чакры. В ту же секунду оставшиеся веревки разлетелись на куски, а Якуши выпрыгнул наверх и устремился в лес, оставляя Анко в полнейшем шоке. Больше она не преследовала его. Девушку проняла дрожь, словно от ведра ледяной воды. Стало трудно дышать, сердце будто остановилось. — Благодарю, Анко-сан. Если хочешь еще — приходи одна через пять дней на это же место. А сейчас мне нужно уходить. Пока! Удаляющийся голос был последним, что слышала куноичи. Простояв еще какое-то время в полной тишине и неподвижности, она окончательно обессилела и рухнула в обморок. По возвращении в деревню джонин должна была доложить Хокаге об этом инциденте, но не сделала этого, решив, что сначала сама все разузнает. Пять дней тянулись в мучительном ожидании неприятностей. Появление слуг Орочимару вблизи Конохи не означало ничего хорошего. Не было уверенности и в том, что Анко снова встретит ниндзя-медика в назначенном месте, что все сказанное им в тот день не окажется шуткой. Со стороны Кабуто было бы чистым безумием следовать своему обещанию. Ниндзя Конохи могли подготовить засаду, и тогда у приспешника Орочимару не было бы шанса сбежать. Но кое-что заставляло Анко сомневаться. Почему Кабуто не убил ее, когда высвободил руки? Этот вопрос не давал покоя до самого конца. Однако в условленное время возле исцарапанного скальпелем чакры дерева стоял ниндзя в очках. — В этот раз я тебя не упущу, — с грозным оскалом предупредила Митараши, как только он оказался в поле ее видимости. — Давай обойдемся без драки, Анко-сан, — уклонившись от брошенного куная, улыбнулся в ответ Кабуто. — Ты ведь понимаешь, как сильно я рискую, находясь здесь. Прояви уважение. — К тебе-то, шестерка предателя? Слово за слово, но в итоге их встречи стали регулярными. Раз в несколько дней, когда обоим было удобно, Митараши уходила в лес к этому дереву и проводила ночи в компании вражеского шиноби. Поначалу не обходилось без попыток атаковать друг друга во время близости. Анко делала это скорее для очистки совести, нежели из желания убить. Ей нужно было от него другое. Парень отвечал взаимностью. Но со временем тонкая нить доверия стала укрепляться, и противостояние перешло в другую плоскость. Митараши давала Якуши неназойливые намеки на то, что получила санкцию Хокаге на эти встречи с целью вытянуть из очкарика как можно больше информации о беглом саннине. Хотя на самом деле ни Хокаге, ни кто-либо другой в деревне не знал о ее ночных похождениях. В такие моменты отсутствие близких друзей было очень кстати. Кабуто, напротив, не торопился в чем-то признаваться, и это бесило Анко. Учитывая его былую деятельность в Конохе, она была почти уверена в том, что ее бывший учитель в курсе всего происходящего. Думать о таком было унизительно и больно. С другой стороны, если бы Орочимару знал, то ее уже давно должны были начать шантажировать. А может, они просто ждут нужного момента? В непроницаемых черных глазах невозможно было прочесть ответ на этот вопрос. Она приходила сюда раз за разом, ведомая желанием почувствовать себя женщиной, настигнуть проскользнувшее мимо нее счастье. Пускай и таким диким способом. А ближе к утру, когда приходило время менять роль и возвращаться домой, эйфория Анко сменялась меланхолией. В голову лезли мысли о том, что будет, если однажды кто-то из товарищей по оружию застигнет ее в обществе слуги Орочимару. А если за ней следят уже сейчас, и доклады один за другим ложатся на стол Хокаге? Не сносить ей головы. Да и сама она не сможет жить с таким позором. Анко понимала, что рано или поздно это закончится. Хорошо ли, плохо ли, но эти болезненные, ненормальные во всех отношениях встречи не могут продолжаться вечно. Однажды все закончится. Анко молит судьбу о том, чтобы это случилось как можно позже. Ведь на горизонте светит тридцать, и это и вправду может быть ее последний шанс. Но кто знает… Может, из этих отношений все же что-то выйдет?.. Надежды на лучшее подгоняют ее вперед. Встречный ветер треплет челку, а частокол стволов расходится в стороны, открывая взору знакомое место, где под расцарапанным скальпелем чакры деревом стоит ниндзя в очках.