***
В доме лорда Аттвуда давно уже не играла музыка, со смерти его жены. А такая музыка в нем не играла никогда. Она удивляла слуг, бесила лорда и пробуждала в Джонни полнейший восторг. Смесь религиозных песнопений белых и голосов и мотивов черных. Это называлось блюз и под эту музыку положено было грустить о неволе и тяжком труде. Но почему-то ее намного чаще слушали молодые люди за бокалом бренди, не знавшие ни одного, ни другого. Пестрое нечто, не стесняясь никого бегало из своей комнаты в салон и обратно, каждый раз показываясь Джонатану то с другим шарфиком, то с новыми туфлями, меняя помаду с ярко-красной, на бордовую и обратно. А бандо у нее, казалось, было столько, что ими можно было снабдить все индейские племена Северной Америки. — Джонни-Джо, дорогой, а вот это вот? Не слишком ли скучно — спрашивала она, показываясь в ярко-желтом боа, — Джонни-Джо, — как насчет красной ленты в волосы? Или красный уже устарел? Может золото? Вот, смотри, тут еще такие милые листики. Джонатан только молча кивал, иногда добавляя: — Хелена, вы прекрасны в любом виде. Но умоляю вас, не показывайтесь лорду. Он и вас никуда не пустит, и меня, — парня отпускали этим вечером исключительно под присмотром кузины. Но он уже успел понять, что если за кем-то тут и нужно присматривать, так это за ней самой. Хелена оскалилась и с вызовом произнесла: — Пусть только попробует. Познает судьбу дяди Бена. Ох, Джонни-Джо, что вы так на меня смотрите? Я вам не рассказывала, что это я его убила? — было непонятно, шутит она или нет, но Бенжамин Гилмор действительно умер в очень молодом возрасте и добром здравии. Так что Джонни не спешил улыбаться на очередную не самую лучшую шутку своей родственницы. По крайней мере довести до удара она могла кого угодно. — Пойду покажусь лорду Эрнсту «Не оскорбляйте память вашей матери» Аттвуду. Не запрет же он меня в чулане, в самом деле? Лорд Аттвуд сидел на балконе, закрыв дверь, чтобы на улице не приведи Господь, не слышали, что происходит в его доме. Он листал газеты и на его все еще красивом лице читалось так присущее ему выражение недовольства. Густые брови сведены к переносице, серые глаза будто бы в дымке. Губы, окруженные каштановой, аккуратно подстриженной бородой поджаты. Хелена пританцовывая ворвалась в его спокойное чтение газет, захватывая все пространство своей персоной, а воздух новым в то время Chanel No 5. — Дорогой дядя, мы готовы. Можем выезжать? — Лорд сжал челюсть так, что казалось, что он сейчас сломает себе зубы и глубоко вздохнул. — Хелена, дитя, какая уважающая себя девица так выйдет на улицу? Да вам должно быть стыдно, что вы в таком виде передо мной появились, — Хелена подошла к его столу, взяла из пепельницы сигару и затянулась намеренно выводя его из себя. — Дорогой дядя, где вы тут девиц видели? — она оглянулась по сторонам, словно бы ища кого-то — вот и я тоже не вижу. Мы можем идти? Или нам подождать, пока вы письменное разрешение подпишите? Что-то вроде: «Я, Эрнест Аттвуд лорд Вестбури, разрешаю своей воспитаннице Хелене Гилмор не достигшей двадцати одного года пойти на танцы, с условием, что она будет воспитанной леди и не заведет себе больше двух любовников» — лорд закусил губу, но не стал ей перечить, лишь тихо сказал: — Да катитесь вы ко всем чертям! — Хелена подбежала к нему и, из чисто детского ребячества, расцеловала, оставляя на щеках красные следы помады. — Иди уже, пока я не передумал! Лорд Аттвуд остался один. Он проводил взглядом удаляющуюся от их Лондонского таунхауса машину. Дверь в комнату, в которой все ещё играла музыка была открыта.***
Шоферу было строго-настрого приказано следить за молодыми людьми. И он бы выполнил этот приказ с присущей ему педантичностью, тем более, что ему за это хорошо заплатили. Но, как только машина тронулась, ему предложили еще более солидную сумму за то, чтобы он был глух и нем и, когда они доберутся до пункта назначения, убрался восвояси и до утра не возвращался. Взвесив все «за» и «против» и взяв обещание с молодой мисс, что это останется тайной для лорда, он решил, что провести ночь в постели рядом с мягкой, теплой, пахнущей молоком и домашней выпечкой, женой гораздо приятнее, чем в подвале с кучкой богатой молодежи под опиатами. Принимая во внимание его превосходное чувство такта, Хелена позволила себе забыть о своем. Она громко разговаривала, закинув ноги на колени Джонатану и строя гениальные планы на совместное будущее: — Джонни-Джо, вы такой славный парень. У вас есть титул и деньги. Ох, наверняка у вашего лорда-отца их намного больше, чем все состояние Гилморов. Но ведь я тоже девушка не бедная. Вы понимаете? Нет-нет, вы обязаны понимать. Вы же вроде как там что-то закончили? — Кембридж… — застенчиво произнес Джонатан, — у меня диплом юриста и скоро я начну адвокатскую практику. — Ну вот! А ума, что у моей шляпки! — она сняла головной убор и нахлобучила его на голову несчастному парню, так, что тот не мог ничего видеть — я вот о чем, Джонни-Джо, ну не хмурьтесь так, мне нравится называть вас ласково. Так вот, что я имею в виду, — она на всякий случай оглянулась на водителя и удостоверилась, что он усвоил свою роль попугайчика, клетку которого завесили темной тканью, а после этого приподняла платье и положила руку Джонатана себе на колено. Она пробежалась пальцами по его шее и прошептала ему на ухо, — Джонни-Джо, я бы могла стать вашей женой и не только ею. Точнее, женой пока еще рано, а вот все остальным можно и сейчас. Джонни сидел, будто бы каменное изваяние и никак не отвечал на эти знаки внимания. Тогда, Хелена обвила его шею своим боа и, притянув к себе, поцеловала. Но тот на ее поцелуи не отвечал, держа губы плотно сомкнутыми. Она отпрянула и рассмеялась так звонко и громко, что водитель невольно дернулся. — Я все поняла, Джонни-Джо! Вы никогда не были с девушкой! И никогда не целовались даже! Ах, миленький, это не страшно, я вас научу. Просто откройте рот, — Джонни открыл, но лишь для того, чтобы запротестовать: — Хелена, не нужно. Я все умею. — Так значит я вам не нравлюсь, — она сложила губки бантиком и притворно обиделась, отвернувшись от него. — Нет-нет, что вы. Вы прекрасная девушка…женщина. И вы понравились бы любому… — Хелена повернулась к нему и, как всегда не дала договорить. — У вас есть возлюбленная? Что же, познакомьте меня с ней. Браку нашему это не помешает, доходами можем и с ней делиться, — совершенно серьезно заметила она. — Не совсем… то есть нет, у меня никого нет. Но девушек я не ищу. — Вы приняли целибат? — Джонатан взялся за голову и молитвенно воззрился на нее. — Да нет же! Дайте мне закончить! — он повысил голос и последнюю фразу почти прокричал, — я предпочитаю мужчин! Водитель закашлялся, а в кабине повисло неловкое молчание. Даже болтливой Хелене было нечего сказать. Она некоторое время смотрела вперед не моргая и не заметила, как машина остановилась у неприметного дома с маленькой дверкой ведущей в полуподвальные помещения. Водитель открыл дверь, а Джонатан подал руку своей спутнице. Они вышли на улицу. Шофер пожелал им приятного вечера и поспешил удалиться. Тут она выдохнула и на всю улицу произнесла: — Так это же прекрасно, Джонни, мы заведем общего любовника!***
Ничто не может заставить целеустремленного юношу сойти со своего пути. Отто Шварц не отвлекался, не пил шампанского, не флиртовал с девушками и, конечно же не приближался к загадочным личностям, которые заманивали молодежь куда-то, откуда они возвращались совершенно счастливыми и совершенно невменяемыми. От них несло дымом и чем-то сладким, похоже, растительного происхождения. Отто выжидал кого-то сумасшедшего, но не глупого. Кого-то, кто мог бы разделить с ним его участь. Молодого, пропащего, но не избалованного. И ему уже начало казаться, что он выбрал не то место. Эти маменькины сынки, которые сыпали деньгами направо и налево были трусами, зажравшейся буржуазией, которая способна на сумасшествие только под действием запрещенных веществ. А их храбрость заканчивалась там, где заканчивался бюджет их сheri maman et papa. Он уже собрался уходить, как увидел новопришедшую пару. Точнее сказать с грохотом нововвалившуюся. Девушка тащившая своего спутника за собой, растолкала людей у барной стойки и запрыгнула на нее, сметая несколько стаканов. Официант ничего не сказал и молча убрал осколки. Даже музыканты не прекратили играть. Только черный саксофонист подмигнул девушке показывая, что ее узнали и, что ей тут всегда рады. С высоты стойки она смотрелась, словно статуя свободы в золотой диадеме с крылышками по бокам, словно венец окаймлявшей голову. Она подняла протянутый ей бокал с шампанским и постучала по нему длинным красным ногтем, требуя тишины. Все мгновенно затихли. — Друзья! Я привела вам нового человека! Джонни, иди сюда, не стесняйся, — она подала ему руку и ее спутнику ничего не оставалось, кроме как, забраться к ней, — знакомьтесь, это Джонатан Аттвуд. Прошу любить и жаловать. Да-да, джентельмены, особенно вас прошу его любить! — в этот момент молодой человек взял ее на руки и поцеловал, не давая последующим словам вырваться из ее маленького красивого рта, — Ой, беру свои слова обратно, любите его не слишком сильно, чтобы мне еще осталось, — сказала она, когда Джонни дал ей наконец-то вдохнуть. Джонатан спрыгнул с барной стойки с девушкой на руках и поспешил с ней удалиться, подав знак музыкантам, чтобы играли дальше. Он что-то горячо ей говорил, закружив в танце, но что, из-за музыки было уже не слышно. Отто пришлось направиться в самую гущу толпы, чтобы приблизиться к ним. Он подошел, не дожидаясь, пока его кто-то по-английскому обычаю представит, отобрал даму у Джонатана, лишь бросив ему через плечо: «Разрешите?» Рядом с ними он смотрелся блекло. Серый пиджак, гладко-выбритое вытянутое лицо, соломенные прилизанные волосы, только глаза ярко-голубые. Девушка улыбнулась: — Херр Шварц, нужно полагать, наслышана… — Я о вас также. В Лондоне всего-лишь неделю, а такого шума наделали, что некоторые и за всю жизнь не наделают. В этот раз решили взять своего родственника? Не представите меня ему? — Это все из-за Джонни? У меня появился конкурент на всеобщее внимание? Ну хорошо, Джонни-Джо, иди сюда, мальчик мой! — это приглашение пришлось весьма кстати, поскольку молодой Аттвуд как раз таки отбивался от одной назойливой дамы, пытавшейся завлечь его в отдельную комнату для приятного времяпровождения, — женщина, отстаньте от моего родственника. Вы не в его вкусе. Джонни-Джо, это херр Отто Шварц. Какой-то там сорок второй кузен кайзеру Вильгельму. — Вы хорошо осведомлены, мисс Гилмор, — без тени смущения произнес Отто. — Не настолько, как мне хотелось бы. Я все еще не знаю, чем вы занимаетесь в свободное, от задумчивых наблюдений за ночной жизнью Лондона, время. Вы не пьете, не употребляете опиума, а партнеров ваших можно по пальцам одной руки пересчитать. Вам, должно быть, очень скучно жить, — Джонатан в их разговор не встревал, а лишь внимательно смотрел на нового знакомого. При его непримечательной внешности, не примечательным тот вовсе не казался. — Именно об этом я и хотел бы поговорить с вашим другом и с вами, — мистер Аттвуд, — он наконец обратился к нему, — вы ведь юрист. Так скажите мне, что вы думаете о положении рабочих в Лондоне? — Джонни нахмурился, явно не понимая, к чему был задан этот вопрос, — О, вижу, об этом вы не думали? — Признаюсь честно, не думал и не думаю, что мне было бы интересно этим заниматься. — О да. Наверняка ваш интерес к юриспруденции заканчивается загадочными убийствами и разделом имущества. Столь ничтожные дела вашего сиятельства не касаются, — он горько усмехнулся, — Что же, тогда нам не по пути. Прошу простить за беспокойство, — он развернулся на каблуках и пошел в сторону выхода, считая про себя: «Раз, два…» на счет три Джонатан уже был возле него: «Прошу вас, мистер Шварц, проведите вечер с нами».***
Всем знакомо чувство, когда хочется пафоса, тогу, рабов, размахивающих опахалом и трех девственниц в придачу. А ты сидишь — богиня среди смертных, пьешь виски и перекрикиваешь саксофонистов, чтобы кто-то дал даме огоньку. В этом, конечно, есть свой шарм, но Хелене это уже изрядно надоело. Так что она очень обрадовалась, когда святой Отто Шварц пригласил их на вечеринку в римском стиле, хоть и удивилась, почему это приглашение последовало именно от него. Прошло несколько дней с их знакомства и все это время Джонни либо читал толстые книжки, либо вел переписку с новым знакомым. Однажды она решила посмотреть, что же там такого, но книги были на немецком, а знаниями языков юная леди не блистала. В школе она прекрасно считала, блестяще знала географию и играла в религиозных пьесах пока ее не выгнали из школьного театра, когда ей дали роль Девы Марии и она чересчур долго и упорно интересовалась подробностями непорочного зачатия, выдвигая свои собственные гипотезы. Но вот языки она терпеть не могла и выдвигала еще более интересные теории на тему Вавилонского столпотворения и, как после этого можно называть Господа. Так вот, она отбросила попытки понять, что же такого есть в этих книжках, что Джонни предпочитает их ее обществу и хотела прочесть их переписку, но письма Джонатан держал при себе или же хранил под замком в полке своего рабочего стола. Джонни ушел в себя, дядя Эрнест из себя и не выходил. Он, в принципе, редко выходил из своего кабинета, если и бывал иногда дома в то же время, что и Хелена. Так, что девушке было невыносимо скучно и она от скуки даже начала играть на покрытом пылью рояле покойной леди Аттвуд. Получалось отвратительно, но не признать ее старания было бы кощунством. Все же лорд Аттвуд, громко захлопывал дверь, заслышав эти душераздирающие крики раритетного инструмента. И вот, наконец, пташке предоставился случай выбраться из своей золотой клетки и она тут же послала слугу за швеей, чтобы ей и Джонатану поскорее пошили соответствующее платье. Джонатан был рад встрече с новым знакомым, но он сразу же помрачнел, увидев счета, пришедшие от ювелирных мастерских и модисток. — Хелена, ваше транжирство переходит все границы. — Что, лорд Аттвуд настолько скуп, что и на такую мелочь не выделит денег своему единственному сыну, наследнику? Дядя не перестает меня разочаровывать. Не волнуйтесь, я заплачу за все сама. Считайте это подарком, — она брезгливо улыбнулась, — или подаянием, — сам Аттвуд опять сидел на балконе и, когда это услышал, вошел в комнату с таким грозным видом, что Джонни невольно поежился. — Мисс Гилмор, Хелена, я не позволю вам платить за моего сына. Вы получите столько средств, сколько вам потребуется. А с вами, молодой человек, — он перевел взгляд стальных серо-голубых глаз на сына, — мы поговорим, когда вы вернетесь. Хелену такой расклад более, чем устроил, так что она продолжила наблюдать за тем, как нахмурившийся (а хмурился он очень часто) Джонни-Джо преображается в воинственного Марса. В шлеме и латах, но с открытым торсом, он смотрелся очень воинственно, хотя сам все время жаловался на то, что в таком обмундировании, его проткнет копьем любой плебей, вступивший вчера в ряды карфагенянской армии. — Джонни, не волнуйся, если тебя кто-то и проткнет копьем, сегодняшним вечером, то это будет копье любви, — весело отвечала Хелена из-за ширмы, облачаясь в белую паллу без плеч и закрепляя ее на талии коричневым поясом. Шею ее обвивала золотая змея, а черные волосы были завиты и заколоты гребнем в виде морской раковины. Когда они наконец собрались, было уже далеко заполночь. Но для того, чтобы тебя заметили — нужно опоздать. Так считала Хелена и нарушать свои правила не собиралась. В понимании девушки пунктуальность, скромность и нравственность были пережитками прошлого, а она — воплощением нового, свободного будущего. В этот раз все получилось даже лучше, чем она ожидала, ибо их пришествие ознаменовалось барабанными ударами и преклонением танцовщиц, а бородатый мужчина в тоге с молнией в руке, встал с трона и торжественно произнес: — Венера, Пенорожденная, из семени оскопленного Урана! Поднимись же на Пантеон и испей с нами вина. Тебя же, благородный воин, приглашаем на пир у подножия. Тут ты найдешь женщин и славу! — Хелену подхватило несколько черных, как уголь полуголых мужчин и понесли к «богам», восседавшим на галлерее. Джонатану же пришлось довольствоваться общим залом, ибо Марс у «богов» уже имелся, хоть и не с таким красивым торсом. Джонатан подошел к столу и взял первый попавшийся под руку бокал, не обращая внимания на следы розовой помады на ободке. Он поднес его к большому фонтану, стоявшему посреди зала и наполнил его вином. Да. Тут было на что посмотреть даже самому искушенному и многое повидавшему человеку, а для Джонни здесь все казалось новым, великолепным и порочным настолько, что вызывало смешанные чувства омерзения, восторга и безнаказанности. Танцовщицы с танцовщиками в своих диких танцах изображали совокупление. Гости были близки к тому, чтобы начать это делать по-настоящему. И, если благородных дам еще спрашивали, готовы ли они принять в себя божественное семя Меркурия, Нептуна или Юлия Цезаря, то с китаянками и афроамериканками из труппы не церемонились. Рядом сидящий парень отчего-то тяжело дышал и закатывал глаза, пока из-под стола не вылезла рыжеволосая нимфа с потекшим макияжем. Неподалеку парочка дам среднего возраста лобызались друг с другом, невзирая на статус и то, что на них смотрят около полусотни людей. Двое мужчин схватили чернокожую танцовщицу и, не обращая внимания на ее крики, поставили на колени в одном из, казавшихся им, темных углов. Тут уже Джонатан не выдержал и поспешил выйти на улицу. Хелена, сидевшая в ногах у Меркурия, не обратила на это ни малейшего внимания. Когда Джонни наконец вышел из этого царства грехов, он прислонился горячим лбом к холодному фонарному столбу. Тут его окликнули. Это был Отто Шварц. Он подошел к парню и положил ему руку на плечо: — Теперь вы понимаете, друг мой, почему разрушилась Римская Империя? Из-за такой же кучки правящих ублюдков, которым все дозволено и миллионов рабов, которыми они управляли. Из разных стран, с разными обычаями. Все дороги ведут в Рим, а то, откуда они ведут, уже не важно. Их делали прислугой, заставляли верить в римских богов. Заставляли лизать грязные пятки великих господ. Вы не находите, что все это очень походит на современную Британию и ее колониальную империю. Мир меняется, он не будет таким каким был до войны развязанной моим любимым двоюродным дядей Вильгельмом. Каждому предстоит сделать выбор между рабством для масс или свободой. Я свой уже сделал, пусть и вопреки своей горячо любимой семье. Я приношу жертву на алтарь свободы, а не продолжаю эксплуатировать и порабощать, подражая своим дедам и прадедам. Сможете ли вы принести свою, Джонатан?***
Хелена надевала чулки и приводила себя в порядок у зеркала. Волосы растрепались, помада смазалась, а на шею и декольте пришлось наносить тонну пудры, чтобы прикрыть свежие синяки. Меркурий подошел к ней, обнял за плечи и притянул к себе, требуя продолжения банкета. Но та лишь ударила его кисточкой для макияжа по носу и толкнула на помятые простыни. — Меня ждут. Я должна уходить, — седобородый Меркурий сморщил нос и с большой неохотой начал одеваться. Когда Хелена наконец надела платье и уже подошла к двери, он перегородил ей путь. — Хелена, я могу предложить вам обоюдовыгодный договор. Ваш дядя, ведь лорд Аттвуд? — Мне кажется, или этот вопрос чистая формальность и вы уже давно знаете всю мою подноготную, дюк? — Допустим… А вы, раз узнали меня, должны быть осведомлены, что ваш дядя мне сильно мешает. — Я не ввязываюсь в политику, — она открыла дверь, но дюк успел сильно сжать ее запястье, не давая уйти. — Выслушайте меня. Если вы сумеете скомпрометировать лорда, я в долгу не останусь. — Дюк… — Для вас Томас. — Да хоть черт рогатый. Кажется я переоценила вашу осведомленность. В деньгах я не нуждаюсь, а мой дядя — самый скучный и добропорядочный человек в мире. — Хелена… — Для вас мисс Гилмор. — Мисс Гилмор, компромат можно и создать. — Он, конечно и противный старикашка, а я не святая Елена, но он мой родственник. Он и Джонни — все, что осталось от моей семьи. До свидания, дюк Харрингтон. Вернее, прощайте, — она впилась в его руку ногтями и он вынужден был ее отпустить, но он не унимался и вдогонку кричал: — И все же, мисс Гилмор, подумайте над моим предложением.***
Хелена вернулась домой без Джонни и застала лорда Аттвуда врасплох. Он сидел за старым роялем в кромешной темноте и нажимал то одну, то другую клавишу, вперив взгляд в одну точку на стене. Он не сразу заметил, как она вошла, ведь сделала она это без сопровождающего все ее действия шума и хаоса. Тихо, точно кошка она подошла и начала наигрывать мелодию в нижних регистрах. Лорд очнулся только на последовавшем этому порыву диссонансе. Он молча взял ее руку и поставил пальцы на нужные клавиши. Аттвуд встал со стула, предоставляя ей место, а затем придвинул еще один рядом. — Мисс Гилмор, выпрямите спину и перестаньте прижимать локти к корпусу, — он взял ее за локоть и отвел руку в сторону, — вот так. — Хелена… — будто пробудившись от своих мыслей сказала та. — Что? — не понял лорд. — Меня зовут Хелена. Она проиграла первый пассаж, но оступилась на полуноте и повернулась к лорду. При свете луны в ее черных глазах появился странный блеск. Лорд часто заморгал, пытаясь снять наваждение. Не может же быть, чтобы она… — Лорд-дядя, я глубоко несчастна, — да, она заплакала, прислонившись лбом к его плечу. — Ну что вы, мисс… Хелена. Все хорошо, у вас хорошо получается. Хотите я найму вам учителя? — Не нужно. — Ну успокойтесь, хотите я вас научу. — Лорд, я одинока. Мне всего двадцать, а чувствую я себя будто старая путана. Я шатаюсь по злачным местам, чтобы забыться. Мои родители погибли при кораблекрушении. Моя сестра умерла от чахотки. Моего дядю Бена… его… И во всем этом виновата я одна. — Я вас понимаю. Я тоже любил вашу мать. Мы были близнецами. Но не нужно себя винить Хелена. И в конце концов, у вас есть я, у вас есть Джонни. Вы станете виконтессой. Я куплю вам и Джонни чудесную усадьбу. Правда, дорогая. Все будет хорошо, — он неловко гладил ее по голове пока она не перестала плакать, — идите спать дорогая. Последние сомнения развеялись. Хелена осознала, что ни за что не предаст Аттвудов.***
Джонни пришел лишь под утро. Абсолютно трезвый и абсолютно несчастный. Так не выглядят люди, пришедшие с массовой оргии. И, если бы лорда в этот момент хоть немного занимал его сын, он бы сразу понял, что что-то здесь нечисто. Алый бант, прикрепленный у сердца, в темноте сливался с коричневым пальто. Лорд все еще сидел у рояля. Но, в этот раз он услышал скрип двери, и показался перед сыном во всеоружии, сразу же начав отложенный на время разговор. — Виконт, вы чуть не сорвали все предприятие. Я долго терпел ваши выходки. Я ни слова не сказал на ваши, так сказать, предпочтения. Я все вынесу. Но я не потерплю глупости в моем доме. Особенно, если эта глупость мешает мне получить желаемое. — Но, отец, у нас и так проблемы с финансами, — лорд тяжело вздохнул с выражением явного пренебрежения и осознания, что интеллектуальные способности Джонатан унаследовал от матери. — Сын мой, ты слышал когда-то, о такой вещи, как инвестиции? Так вот, можешь любить Хелену, можешь не любить. Да хоть ноги об нее вытирай. Мне все равно. Только сделай все, чтобы жениться на ней, иначе вскоре мы разоримся. Разговор окончен, — он круто развернулся на каблуках и пошел в сторону кабинета. Никто не обратил внимания на звук разбившегося стекла, донесшийся из кухни.