Амнезия

      Спустя семь месяцев я открыла глаза. Помню бесконечную черную пелену, ломоту по всему телу. Веки задрожали под ярким светом лампочки над головой, и я с трудом открыла глаза. Я не понимала, где я и почему все тело начало опять болеть, ведь, кажется, совсем недавно было так хорошо и безболезненно. Я чувствовала лёгкость, невесомость, а потом все это сменилось резкой головной болью, тошнотой и ещё многой дрянью в этом роде.       В начале января я открыла глаза. На тумбочке, рядом с кроватью, лежали цветы и открытка от папы в честь моего дня рождения. Это было так странно, ведь совсем недавно было лето. Но самое ужасное и страшное было впереди…       Я приходила в себя очень медленно — ещё где-то месяц я была в полубессознательном состоянии. Иногда случались видения — белая палата, отец рядом с койкой, капельница, мужчина в зелёном халате и в очках… Как ни странно, но цвета я запоминала хорошо. Видимо, задатки художника я не истратила, пока валялась здесь семь месяцев, и когда моя жизнь зависела от несчастного аппарата. Две недели я не признавала отца. Моё тело стало для меня тюрьмой.       Первое время я не двигалась вообще, словно была заложником инвалидного кресла. Я не чувствовала вкуса, запахов, многое видела смазано. Я забыла полжизни, училась заново ходить, говорить, держать ручку в руке, а о красках и холсте не было и речи. Помимо этого у меня были проблемы с весом — в больнице я похудела до 40 килограммов, кожа да кости. Папа учил меня держать ложку в руках, подносить её ко рту, убирал еду, которую я часто роняла, воду, которую я всегда разливала. Он искренне радовался, когда я впервые пошевелила пальцами правой ноги, а буквально через полгода я сделала свой первый шаг. Первый шаг в 23 года.        Через год после того, как я проснулась, у меня начались галлюцинации. Были сильные головокружения, по утрам накатывала тошнота. Я просыпалась в поту по ночам, кричала, что хочу обратно, там было хорошо, разбивала руки об стену, оставляя внушительные трещины и кровавые капельки на костяшках, а на следующее утро забывала про это.       Помню тот вечер, когда спустя три месяца моих тренировок я решилась порисовать. Как только я почувствовала под пальцами твердую палочку кисти и запах свежих красок, все снова обрело смысл, до того момента, пока кисть не коснулась холста. Не забуду, с каким трудом я макнула кисточку в красную краску, чуть пролила её на стол. Помню дрожащую руку, пытающуюся нарисовать круг. Обычный, чёртов круг! И никогда в жизни не забуду, как рука соскользнула вниз, размазывая чёртову краску по белому холсту, и как кисть упала на пол, пачкая его. Я, черт подери, никогда не забуду этот звук, с которым упала кисть и рухнула моя последняя надежда вернуть себя прежнюю. Разбитый стакан с водой, перевернутые краски, испорченный холст, очередная истерика, горькие слезы, дрожащие руки, крепкие объятия отца… «Я умерла. И родилась заново.»