Лучше иметь друга, чем друг друга

Первый месяц меня ломало от тоски. Я метался по квартире из угла в угол раненым зверем, рисуя в голове картины, как они там с Катькой… Грыз подушку, жмурился до ярких бензиновых пятен под закрытыми веками, пытаясь хоть как-то, через физическую боль и откровенно жалкую пародию на самообладание, вытравить из башки образ нет, не Димки, а длинноногой блондинистой Катьки, как дератизаторы вытравливают помойных крыс из подвалов и чердаков. Да, ее красивое гладкое личико мне рисовалось крысиной мордой, на которую почему-то в моих больных ревностных фантазиях Синицын просто обязан купиться. Потому что он, блять, знает, насколько умелый ее рот, насколько жарко в ее теле, насколько упругие ее сиськи… Сука-сука-сука! Он ведь знает ее тело от кончиков золотистых волос и до крохотных пальчиков на миниатюрных ножках, он ведь знает, как она выглядит без одежды, и там, за океаном, когда они будут совсем одни, когда… Я со всей дури швырнул ни в чем не повинный телефон об стену. На грохот прибежала теперь обитавшая у меня на постоянной основе из-за ссор с родителями Пизда с ушами, то есть, родная сестра Танечка. — Ты совсем долбанулся? — мрачно пробухтела она, поднимая мой рассыпавшийся старый мобильник с пола. — Он сдох, поздравляю. Я отвернулся к стенке лицом, посильнее натянув на себя одеяло. Присутствие Таньки почти не спасало, но зато не нужно было при ней делать вид, что все окей. Она-то в курсе, как мне хуево. Пусть мелкая, до восемнадцати лет еще полгода, а понимающая. — Макс, хватит уже фантазировать о том, как они трахаются. А не то все это дерьмо перерастет в тупой фетиш. — Иди в жопу, — буркнул я в ответ, не понимая юмора. Не смешно. Вообще. Вот так в огрызательствах с сестрой, битой посуде и искалеченных телефонах прошло полгода. Полгода, за которые я, кажется, успел поседеть, постареть, сдохнуть и сгнить, каждый раз воскресая, когда он выходил на связь по скайпу, ласково улыбался мне с монитора своими ослепительно белыми зубами, будто актер какой-то рекламы зубной пасты. Сраные полгода, которые я отмечал в календаре, зачеркивая крестом или черточкой, отмеряя очередной день, проведенный в разлуке. Я научился не задавать лишних вопросов и даже научился не вздрагивать каждый раз, когда в разговоре речь хоть косвенно касалась Кати или других особей женского пола. А еще я научился относиться к Димке не как к тупому животному, который думает только членом, как однажды выразилась сестра, а как к своему партнеру, которому я обязан доверять. Обязан, потому что иначе нельзя. Май. В мае он должен был приехать, но потом у него с какого-то хуя появилась срочная работа, и он, конечно же, положил на меня свой толстый болт, пусть даже в реальности сказал, что не может отказаться, ибо там перспективы, бабки, будущее, а я, разумеется, поддержал, всеми силами уговаривая его не отказываться от работы, а себя умоляя потерпеть еще полгода. До сентября, когда он наверняка приедет, потому что закончится срок действия контракта. Он ведь приедет? Танька скрашивала одиночество, таскала меня по пыльным дубовым книжным магазинчикам-барахолкам, уютным медовым кофейням и до блевоты шумным торгово-развлекательным центрам, в общем туда, куда я никогда не заходил с Димкой. Почему? Да черт его знает. Мне с ним было офигенно наедине, а потому два последних месяца перед его отъездом мы не вылезали из постели, доходя до такого состояния, когда уже не могли ходить. А я к тому же не мог еще и сидеть. И лежать. Два дня тюленьего отдыха с пивом, пиццей и сериалами, и я снова не выдерживал, насаживаясь еще не до конца пришедшей в норму щиплющей задницей на твердый член, рыдая от боли и блаженства. И вот теперь… теперь годовое воздержание. Спустя всего пару месяцев я снова вернулся к своим игрушкам, доставая из обувной коробки любимые дилдаки, купленные на небезызвестных сайтах. Ощущения не те. Совсем не те. Вообще ни разу, блять! Ну как может холодный бездушный пластик сравниться с горячим, пусть и обтянутым латексом идеально длинным и толстым членом Димки? Окей, ладно я тут страдаю от недотраха, уныло пихая в себя бесполезные игрушки, а как там он в такой соблазнительной доступности до женского тела, наверняка готового принять его без всякой растяжки, подготовки и уговоров? Некстати вспомнились все те рассказы о сказочной глотке Кати, которая могла без труда принимать, не задохнувшись и не заблевав всё вокруг себя. Да уж, это не я, который с удовольствием брал в рот, да вот только… стоило члену проникнуть хотя бы наполовину, и слишком развитый рвотный рефлекс пытался упрямо вытолкнуть из желудка все содержимое. В очередной раз проболтав весь вечер с Димкой, который будто намеренно травил пошлые неоднозначные шуточки про правую руку, бананы и американские хот-доги с сочными сосисками между мягких булок, я, вместо того, чтобы лечь спать, отпуская в полет очередной день гнетущего одиночества, почувствовал вдруг, что мне будет явно недостаточно простого сна. И даже дрочить как-то не хочется, а хочется чего-то… На глаза попал вымытый после вчерашних игрищ, приютившийся на столе рядом с кружкой недопитого чая черный резиновый член, по размеру точь в точь как у Синицына. Ну, правда, зачем терять время даром? Лучше потренироваться, чтобы, когда он вернется, сразить его наповал своим искусством «глубокого горла». Представить, прикрыв глаза, что это он, придерживая меня за голову, толкается в глотку, полушепотом проговаривая, как ему хорошо, как ему приятно, какой у меня сказочный блядский рот… Я отложил ноут на тумбочку и поднялся на ноги, с некоторой опаской приближаясь к такому знакомому дилдаку. Ну, что за херня, Макс, ты же каждый изгиб этих ненастоящих вен знаешь, ты же, черт возьми, знаком с ним с одиннадцатого класса! Отогнав тупые мысли и непонятно чем порожденные страхи, я покрепче сжал резиновую игрушку в руках и, придерживаясь пальцами за гладкие и неестественно твердые яйца-ограничители, направил его в рот. Язык тут же инстинктивно поднялся к небу, изогнувшись, и я никак не мог расслабиться, все силы растрачивая лишь на то, чтобы держать рот достаточно широко открытым, чтобы не царапать игрушку зубами. Блять, да как он поместится-то?! Нахмурившись, я бросил бесплодные попытки засунуть его в рот насильно, и решил пойти другим путем. Вытащил язык, будто демонстрируя горло ЛОР-врачу, вооруженному лопаткой, я широко открыл рот и погрузил дилдо как можно глубже. Показавшаяся вдруг нереально жесткой головка надавила на нёбо, на корень языка, и я закашлялся, испуганно дернулся, закрывая рот рукой, будто вот-вот по пищеводу из желудка должна была подняться тошнотворная масса. Как эти порноактеры и порноактрисы в себя засовывают полуметровые шланги, мне не понять, видимо. Хотелось немедленно прекратить тупую возню и лечь спать, но вряд ли Синицын оценит, если я при попытке взять поглубже заблюю все вокруг. Нет, надо пробовать еще. Может, лечь на спину? Я перевернулся, свесил свою дурную башку с края кровати, чувствуя себя нереальным придурком. Разумнее, конечно же, было бы взять ноут и погуглить, посмотреть обучающие видео с мудреными дамами и бананами, подойти к делу, так сказать, основательно, но я, как полный придурок, решил действовать наугад, методом научного тыка. Как там делали порноактеры и порноактрисы? Свешивали башку, а потом без труда принимали в себя сочный хер, не обращая внимания на текущую по лицу густую слюну… Сложил язык лопаткой и снова попытался взять глубже, засовывая, наверное, до самых гланд. Задержал дыхание, надавил на плоские яйца, проталкивая член уже насильно. От висения вниз головой кровь прилила к мозгам, но, кажется, так все-таки было проще… — Макс, ты… Дверь пинком распахнулась, и я ничего не успел сделать. Горло инстинктивно сжалось вокруг черного дилдака, все тело сгруппировалось, перевернулось, падая с кровати. Резиновый пыточный инструмент выпал из распахнутого рта, и я на автомате подхватил его, сжал в руках, во все глаза пялясь на застывшую в дверной проеме сестру. — Чего тебе? — едва отдышавшись, хрипло просипел я, сглатывая вязкую слюну. — А… тренируешься? — с ледяным самообладанием, не свойственным девушкам ее возраста, переспросила Танька. — И как, получается? Наверное, в таких ситуациях люди обычно орут что-то вроде «уйди и закрой дверь с той стороны!», но, блять, Танька — это же Танька! Она ведь с самого начала знала о моих пиздостраданиях, она прекрасно осведомлена о всех моих влажных фантазиях и уж точно не станет издеваться, потому что воспринимает секс — как секс, и не видит в нем ничего «грязного», «запретного» и «предосудительного». Ну, а может просто потому что гейские фанфики читает лет с тринадцати… — Пока не очень, — честно признался я, заливаясь помидорной краской. — Наверняка все неправильно делаешь! — уверенно заявила она, складывая руки на груди и прижимаясь плечом к дверному косяку. — Не буду торчать над душой, но от парочки советов не убежишь. Язык сильно не вытаскивай, а то блеванешь — это раз. Смочи слюной максимально, чтобы скользил — это два. Поза на спине лучшая — это три, хотя там уже как тебе самому будет удобно. Я прижал тыльную сторону ладони к губам, пытаясь скрыть смущенную улыбку. Мне чертовски хотелось спросить, что она обо всей этой сцене думает, но она и сама ответила, замечая мое замешательство. — Господи, Макс, что угодно, лишь бы ты перестал ползать по квартире как комок плесени и портить мне настроение своей кислой рожей!

***

Он прилетел шестнадцатого сентября. Я с многочисленными родственниками и друзьями Димки, Кати и еще парочки человек, которые с ними летали, стоял рядом с дурацкой табличкой — идея одной мамаши-затейницы, и с тревогой рисовал себе картины, как увижу его, как кинусь ему на шею, как потащу его в стороны туалетов и отсосу прямо там, а потом подставлю свою подкачанную за год безделья задницу. Но вся моя уверенность улетучилась, едва я увидел его… Уставший после длительного перелета, неудобных пересадок, ночевки в зале ожидания, разницы в часовых поясах, он шел по коридору, разговаривая с длинноволосой блондинкой, в которой я без труда узнал Катю. Нашу общую знакомую еще со школьной скамьи, его бывшую и… не знаю. Я отодвинулся подальше от счастливой толпы, которая накинулась на прибывших в родной город людей, желая, наверное, сделать то, что делал регулярно — позорно сбежать от чего-то неуловимого, необъяснимого, повисшего в залитом неестественно белым светом зале. Хотелось просто взять и выкинуть себя на помойку, как лишний хлам из наполненной новой мебелью квартиры. Его обнимали родители, восторгались друзья, шутили, кажется, о том, что он одумался и они с Катькой снова вместе… Да, такая шутка прозвучала. Кажется, его тетка сморознула нечто подобное, но зато после ее слов Димка сразу в лице изменился. Он нашел меня сам. Заключил в объятия, толком не дав ничего сказать или рассмотреть его. Просто сдавил со всех сил, сжимая своими руками так, как я уже и забыл, что он может сжимать. Никакого намека на гомосятину — никаких слез, никаких неосторожных слов, никаких, упаси боже, поцелуев! Просто два друга, которые давно друг друга не видели. И не потому что я стесняюсь, а потому что я боюсь, что с нашего последнего телефонного разговора шесть часов назад что-то могло измениться. Потому что оно уже менялось. Последние три месяца — затишье. Никаких пошлых намеков, никаких обещаний, что он сделает со мной при встрече, и уж точно никаких нежностей. Сухие разговоры о погоде, работе, друзьях, после которых меня буквально выворачивало, сгибая пополам над унитазом, а спросить, все ли у нас хорошо, язык не поворачивался, потому что гордость, сука, не позволяла. А еще страх. Неловкое молчание, пока ехали в набитой машине. Я был тесно прижат бедром к округлому бедру Кати с одной стороны и дверце с другой, то и дело пытался улизнуть от встревоженного взгляда Таньки, которая перегибалась через Катьку, заглядывая мне в лицо, а Димка сидел впереди, держа на руках огромную Катину сумку, которая не поместилась в багажник. Его отец что-то безостановочно тарахтел, ругаясь на состояние дорог, потому что «Там небось дороги-то получше, да?». Казалось, отец и вовсе не замечал гнетущее молчание, тараторя что-то о самом лучшем пироге, который приготовила мама, спрашивал про какого-то Артура. Выгрузка из машины, сумки-сумки-сумки, а потом «Ну, Максим, мы вас с Таней домой закинем, а завтра ждем на ужин в честь приезда». Конечно же родители все знали! Знали о нас, но все еще верили и надеялись, что он и Катя… Сухое рукопожатие, усталый и виноватый Димкин взгляд, который явно давал понять, что он увалится спать, едва ли коснется непутевой башкой подушки, а потом… черт, потом, может, что-то и объяснит.

***

У Димки большая хата. Вернее, у его родителей. Всегда удивляло, почему одни люди рождаются в богатых семьях, с шикарной внешностью, гербарием талантов, а другие… Впрочем, мне грех жаловаться, ведь я сорвал куш. Много ли геев, влюбленных в своих лучших друзей, получают взаимность?.. Мы сидели в большой гостиной за овальным столом, заставленным разными яствами, и Димкины родители, которые и без того не особо меня любили, считая, что их звездному сыночку западло общаться с каким-то отщепенцем, теперь, когда их уже давно повзрослевший мальчик безапелляционно заявил, что этот самый отщепенец, то есть я, его… парень, и вовсе воспылали ко мне ненавистью. Но сделать уже ничего не смогли. Как бы они не пытались подсовывать умниц-красавиц из аристократичных семей, Диме было это все до жопы, и рядом с собой за столом он посадил меня, а Катю… Катю подальше, к моей сестре Таньке, которая так многозначительно улыбалась, поглядывая на нас с ехидством истинной лисицы, что я то и дело покрывался красными пятнами от смущения. Не привык еще, что Дима не собирается скрывать наши отношения. Я не слушал о чем говорят за столом, да и незачем, мы ведь с ним созванивались почти каждый день, я и без того знал, чем он занимался все это время. Сложно было концентрировать внимание на разговоре, когда сердце ныло от желания остаться с ним наедине, не вздрагивать от ненавязчивых прикосновений к бедру, не отдергивать руку, не отводить взгляд… А Димка как всегда был гвоздем программы. Над его шутками смеялись, его слушали, на него смотрели, а я просто мучился, ведь мне снова приходилось делить его со всеми. А еще было что-то неуловимое, необъяснимое, чего я так трусливо избегал, оттягивая момент. Разобраться в себе получилось только к концу вечера, когда все начали разбредаться по домам. — Макс будет ночевать у меня, — заявил Димка родителям, прекрасно осознавая, что дом и его тоже, и ни у кого разрешения он спрашивать не собирался. Я лишь чудом сумел сохранить на лице невозмутимое выражение, потому что внутри все вопило от ужаса, ведь все прекрасно понимают, что мы не драку подушками устроим и не ночь кино с попкорном и сахарной ватой. И его мать, и его отец, и Катька эта, и сестра моя лопоухая понимают, что мы будем трахаться. Жестко, громко, горячо, стараясь нагнать упущенное. — Конечно, — холодно ответила мама Димы, отворачиваясь. Мы посадили девчонок в такси, помогли убрать посуду в посудомойку, и, бросив родителям скомканное «спокойной ночи», скрылись в спальне. Я думал, что мне дадут хотя бы сходить в душ, но, как в тот самый первый наш секс, тяжелое тело навалилось разом, прижимая к стене, и губы впились в мой рот грубым долгожданным поцелуем. Разговаривать не хотелось, а хотелось отдаться во власть страсти, пойти уже по протоптанным дорожкам нашего привычного сценария, но я… — Подожди… — позволяя жадным губам выцеловывать мою шею, прошептал я и попытался мягко оттолкнуть едва ли не рычащего от удовольствия Димку. — Стой! — Какого хера, Макс?! — прошипел он, хватая меня за горло, будто желая пришпилить к стене, чтоб не дергался. Мне нравится такое, нравится это в нем, но в крови сейчас бурлит адреналин, и я просто обязан наконец-то попробовать… — У нас вся ночь впереди, — упрямо заявил я, уставившись на него широко распахнутыми глазами, чтобы, наверное, быть убедительным, но Димку эти слова будто разозлили. Уголки губ дернулись в нехорошей улыбке. — Хочешь послушать про игру команды Ред Сокс? Или про корабль-музей?.. — Нет, дурак! — шикнул я, а потом обхватил его лицо ладонями и почти ласково, на диком контрасте с его грубостью, коснулся губами приоткрытых губ. — Просто не торопись, хорошо? — не позволяя углубить поцелуй, прошептал я, чуть отстраняясь. Ну вот и настал тот момент. Он не спешит, не двигается, не так сильно сжимает пальцами мою шею, смотрит удивленно, но позволяет руководить. Хорошо. Изящно и плавно опуститься на колени, будучи практически вжатым его телом в стену, не получилось бы, и я просто рухнул вниз. Он чуть отступил, понимая, что к чему, хотя и недоумевая, зачем нам сейчас отсос, когда можно получить обоюдное удовольствие, а уж потом соси не хочу, но… Я быстро вскинул на него взгляд, в полумраке замечая, как отблескивают его глаза, отражая свет уличных фонарей, и тихо выдохнул, успокаивая бешено бьющееся сердце. Это только при просмотре порнухи кажется, что засунуть в свое горло член и не блевануть легко и просто, на деле же это просто… просто жесть. Зря я что ли почти ничего не ел, спрятавшись за батареей бутылок и вазочек. Только вот… лишь бы то немногое, что я все-таки запихнул в свой желудок еще в обед, не попросилось обратно. Сомнения начали прокрадываться, и, расстегивая ширинку Димкиных классических брюк, я даже успел мельком взглянуть на пол, дабы убедиться, что там не ковры с толстым ворсом, а ламинат, так что… Боже, стыдоба. Но я тренировался, так что все должно пойти хорошо. — Макс! — тихо позвал Дима, когда в его хмельной голове, видимо, начала складываться логическая цепочка. — Что это ты удумал? Но я не стал отвечать, сразу направляя в рот освобожденную от плена штанов и нижнего белья головку его члена. Придержал рукой, чтобы он с коротким едва слышным стоном конвульсивно не толкнулся глубже, потом по наставлению (боже, как стыдно!) младшей сестры смочил слюной, пробегаясь языком и губами по всей длине, стараясь не думать о том, как всё это поместится во мне. Димкины пальцы уже привычно зарылись в волосы на моей голове, перехватывая, и я спустился еще чуть ниже, запрокинул голову, и медленно, положив упругую головку на язык, осторожно попытался взять глубже… Горло протестующе сжалось, и я осторожно отпрянул, уже зная, что так обычно бывает. Нужно попробовать еще раз… Плотнее сжав член губами, я закрыл глаза и, затаив дыхание, попытался насадиться, но снова ничего. Ладно, хер с ним, есть еще способ… Я оперся затылком о стену, и притянул молчаливого и почти покорного Димку к себе за бедра, а потом быстро глянул на него и тут же опустил глаза, потому что по его лицу было видно, что он понял меня. Хватка на волосах усилилась, фиксируя мою голову, теплая ладонь легла на мою щеку, скользнул к челюсти, заставляя открыть рот шире… Отпинав просыпающуюся панику в дальний угол, я снова затаил дыхание, испуганно ощущая, как Димка осторожно толкается вперед, в будто… блять, будто растягивающееся горло. Секунды две-три я не двигался, а потом вдохнул воздух носом, пока еще мог, пока еще мне не перекрыли кислород, еще сильнее запрокинул голову и с усилием сглотнул, ощущая до жути непривычное и неестественное чувство, которое буквально отключало мозг и заставляло инстинктивно отбиваться. Но ласковые прикосновения Димкиных пальцев к щекам, растянутым вокруг его члена губам, напряженной до вздувшихся вен шее, возвращали меня к реальности, и я уговаривал себя потерпеть еще чуть-чуть, еще немного, оттягивая тот момент, когда я не выдержу, оттолкну его, сделаю вдох… Пока я совершал мыслительный процесс, стараясь игнорировать рвотный рефлекс, который то и дело сжимал спазмом не только горло, но и все внутренние органы, я и сам не заметил, когда успел пропустить член в себя до упора. — Да-а, боже… — прошептал Димка потрясенно, и я невольно шевельнулся, вжался лопатками и затылком в стену, насильно удерживая себя в прежнем положении. Он задержался еще на секунду, а потом двинулся назад, и я судорожно схватил воздух, потому что в ту же секунду член снова толкнулся вперед, плотно запечатывая глотку, как корковая пробка винную бутылку. Мне вдруг стало страшно, когда сильные пальцы чуть сжали мою шею, будто желая нащупать сквозь кожу, мышцы и другие ткани крупную головку… Я тихо-тихо сдавленно застонал, осторожно отталкивая его бедра от себя, и едва ли не охерел от ужаса и почти обиды, когда Димка грубо схватил меня за загривок, совсем не ласково вталкиваясь в и без того саднящее горло, выплескиваясь внутрь. Боже, я, кажется, мог почувствовать, как по пищеводу вниз стекает его сперма… Хотя, честное слово, это лучше, чем пытаться проглотить ее, когда эта вязкая субстанция будто склеивает носоглотку, так что грех жаловаться. Сам хотел. Димка медленно отстранился, и я наконец-то смог закрыть рот, сделать несколько глубоких вдохов-выдохов, прежде чем смахнуть с ресниц невольные слезы, и запрокинуть голову, дабы посмотреть на него… — Боже, Макс, ты просто… — с трудом переводя дыхание, восхищенно прошептал он, опуская на пол рядом со мной. — Ты… Я слабо улыбнулся, удовлетворенный его реакцией, но какой-то осадочек остался, как говорится. Впрочем, глупо. Инициатива наказуема исполнением. Впрочем, Димка качнулся вперед, обхватил мое лицо руками и выдохнул в губы, все эти осадочки, обидулечки ебаные и послевкусия стирая двумя емкими фразами: — Теперь и мне придется учиться искусству горлового минета, да? Может, начнем?..