***
— Игорь Владимирович, что это? — высокий испуганный голос молоденькой девушки-гримёра заставил Балалаева дёрнуться. — Где? — Вот! — она отвела в сторону прядь его волос, демонстрируя находку. — Это? Да так… Шрам. Игорь не помнит, откуда у него взялся этот шрам. Немногие знают о нём, а те, кто знают, никогда не спрашивают, где он мог его получить. Шрам тянется вверх от правого уха и теряется в волосах, заканчиваясь чуть ниже виска. На сцене его неплохо прячут парики, а в повседневной жизни — причёска. Балалаев уже несколько лет не стригся коротко, предпочитая отращивать волосы, чтобы закрывали шею и виски. Так ему нравилось больше, да и вопросов задавалось меньше. Иногда Игорь чувствует, как шрам ноет и даже побаливает, реагируя на погоду и излишнюю нервотрёпку. Тогда ему начинает казаться, что края намертво сросшейся кожи расходятся, обнажая мышцы и кости под ними. Становится страшно, и Балалаев проводит по шраму пальцами, ожидая почувствовать на них кровь. Но крови нет. Лишь чуть выпуклый рубец всегда пульсирует под прикосновением или мужчине это только кажется. — Как же вас… Но Игорь не даёт девушке закончить, молча пожимая плечами. Он неловко отмахивается от неё, не желая продолжать разговор. Гримёр оказывается сообразительной и больше никаких вопросов не задаёт. Балалаев благодарно кивает ей и поправляет волосы, заодно быстро касается шрама.Как ему показалось вполне незаметно, пока на это откуда-то из угла гримёрки не хмыкает Маракулин. Александр был одним из тех немногих людей, с кем эта «индейская хитрость» не срабатывала. Дёрганное успокаивающее движение рукой, впоследствии ставшее дурной привычкой, Игорь вполне успешно замаскировал, делая вид, что поправляет отросшие волосы, чтобы они не лезли в глаза. Балалаев долго думал, что ни поклонники, ни коллеги, ни даже друзья ничего не замечают, пока однажды Маракулин не посоветовал ему принимать обезболивающее. Лика тоже всякий раз косилась на него, стоило ему только поднести руку к голове, но в отличие от Александра, Рулла молчала. Игорь несколько раз порывался спросить у Маракулина, откуда он знает про шрам. Однако у Саши всегда получалось вовремя переводить тему разговора или уходить от ответа. Иногда в прямом смысле. Его талант внезапно, а главное быстро исчезать из поля зрения, обескураживал. Временами даже пугал. Балалаеву хоть и казалось это крайне невежливым, но на Сашу он не сердился никогда. Игорь даже не знал почему. Он просто смирился с блестящим умением Маракулина — появляться из ниоткуда, когда не надо и пропадать в никуда, когда нужен. Вот как сейчас, например. Вместо того, чтобы как все нормальные артисты травить байки и расхаживать по сцене, ожидая начала репетиции, Александр торчал в гримёрной. Непонятно зачем. Балалаев хмуро покосился на него через зеркало и мысленно пообещал себе отныне до своей шевелюры гримёров не допускать.***
— Ты же говорил, что погода будет хорошая. Это кто тебя так обманул Гисметео или Яндекс? — Росгидрометцентр! Балалаев вздрогнул и проснулся или сначала проснулся, а потом вздрогнул. Это было неважно. Важным оказалось совсем другое, а именно то, что Игорь не помнил где и когда умудрился заснуть. — Давай просыпайся, соня, — рядом с ним плюхнулся Маракулин, — Ни в коем случае не умаляю твой талант, но роль спящей красавицы тебе не дадут. Даже, если её когда-нибудь поставят. — И тебе, Саша, не болеть, — прохрипел Балалаев, отлипая от удобной спинки дивана. Он наконец-то смог разобрать, где его сморило. В гримёрной почти родного МГАТО на уютном бежевом диванчике, продавленном во всех возможных и невозможных местах. Голова соображала туго, мысли разбредались, не выдавая ничего конкретного. Игорь на всякий случай повнимательнее огляделся вокруг. Никто не суетится, не бегает, костюмы и грим были там, где им положено, следы возможной попойки тоже отсутствовали. Уже хорошо, он вырубился после репетиции, если его конечно не разыгрывают. С Маракулина станется. — Как долго я… — Минут пятнадцать. Велено разбудить, любезный граф, и сопроводить домой. — Кем велено? — Алина свет наш режиссёр постеснялась тебя трогать самостоятельно, ведь месть графа может быть непредсказуемой. Меня ей видимо не жалко… Вставай давай, — Александр поднялся сам и протянул руку Балалаеву, — Ты зачем новенькую гримёршу напугал? Сам её попросил сделать тебе приличный хвост на прогон! — Я забыл, — Игорь поморщился и неосознанно потёр шрам на виске, который разболелся очень не вовремя и не давал ему покоя всю репетицию. — Шёл бы ты к врачу со своей головой. Радуйся, что Чевик не вызвала тебе скорую. Лика её еле отговорила. — А ты, конечно же, всё это время молчал. — Да нет. Мы с Постоленко сказали, что ты с похмелья. — Ааа, то есть теперь мне прилетит за пьянство от режиссёра? — Не прилетит. Сан Саныч умеет договариваться, но к врачу всё же лучше сходи. Зачем так мучиться? — Тренирую силу воли, — пробурчал Игорь, разминаясь. Очевидно, что к сегодняшним проблемам добавится ещё и ноющая спина, — Саш… это на погоду. Погода меняется, вот и болит. Скоро пройдёт. Балалаев попытался улыбнуться как можно беспечнее, но получилось слишком вымученно и неубедительно. Совсем. Александр эту пантомиму комментировать не стал, только хмыкнул и зашагал к двери.***
У Маракулина всегда были ледяные руки. Это обстоятельство никогда не менялось, совершенно не завися от времени года и погоды за окном. Балалаев иногда задумывался: страдал ли Саша такой плохой циркуляцией крови во времена Нотр-Дама или это у него проявилось только с возрастом? Ёжась от прикосновения холодной ладони, которой его поддерживал Маракулин, Игорь твёрдо решил, впрочем, не в первый раз, подарить ему тёплые перчатки или даже варежки. Без повода. Не дожидаясь никакого праздника. Просто так. И может быть прямо сейчас. — Пойдём! — неожиданно громко выпалил Балалаев, совершенно не замечая, как редкие прохожие, попадающиеся им на пути, стали оглядываться — Мы и так идём, — спокойно заметил Александр, продолжая тянуть его в сторону дома, — Или ты куда-то конкретно собрался? — За покупками. Я куплю тебе перчатки! У тебя руки, как лёд. — Спасибо, но вряд ли это поможет, да и время уже… — мужчина посмотрел на часы, — Без пяти минут три утра. Игорь, какие магазины? Домой и спать! Балалаев засмеялся. Ему было хорошо. Даже слишком хорошо. Может быть виной всему был алкоголь, бурлящий в его крови, а может быть и нет. Кстати к чести самого Маракулина стоило отметить, что он всё же пытался добросовестно доставить Игоря домой без лишних остановок. По крайней мере, первые двадцать минут. Балалаев же имел твёрдое желание выпить, у него даже был повод, а точнее два. Первый — несправедливое завуалированное обвинение в алкоголизме, второй — общий настрой. Игорь откровенно хандрил. Он не очень любил время поздней осени из-за частой перемены погоды и как правило сопутствующих головных болей. Это было терпимо, но неприятно. Алкоголь же обычно ему помогал. Маракулин не стал спорить, когда Игорь вместо дома решил завернуть в бар. Наоборот, он даже не поленился составить ему компанию. После первого же шота Балалаеву стало легче. Шрам перестал ныть, а спина — болеть, погода и та стала казаться прекраснее. Он не помнил, сколько выпил за этот вечер, но явно не столько, чтобы мир завертелся перед глазами. Балалаев мог идти самостоятельно, но Маракулин предпочёл не рисковать. Мужчина конечно для вида повозмущался такому недоверию со стороны друга, но спорить не стал и позволил себя увести. Когда они уже уходили, в самых дверях Игорь заметил, что Александр был практически трезв. Балалаева это немного удивило, потому что он был уверен, что пили они одинаково. На его памяти Маракулин особой стойкостью не отличался, но в последнее время от алкоголя он почти не пьянел. Как минимум на всех недавних совместных посиделках со спиртным, Игорь ни разу не видел его пьяным или даже выпитым. Хотя может он просто плохо присматривался. Чуть позже на осеннем ветру Балалаев и сам слегка протрезвел. На мгновение ему показалось, что по улице он тащился один. Рядом идущий Маракулин уж слишком тихо шагал. Игорь не слышал ни стука, ни шарканья подошвы. Но холодные пальцы, осторожно сжимавшие его за предплечье, ощущались даже сквозь куртку и не отпускали его до самой квартиры. — И всё же… Перчатки я тебе обязательно подарю, — пробормотал Балалаев спустя изрядное количество времени, лёжа в своей одинокой, но от этого не менее уютной постели и слушая, как тихонько захлопнулась дверь.***
Мобильный телефон, затерявшийся в недрах одеяла, противно пиликал уже вторую минуту. Игорь бы с удовольствием зашвырнул навязчивый сотовый куда подальше, но вот беда — он никак не мог его отыскать. Звонок разбудил Балалаева и заставил подняться с постели в несусветную рань. Для законного выходного вставать раньше десяти было кощунством. Однако звонивший так не считал. Потеряв всякую надежду найти проклятый мобильник, Игорь спихнул одеяло на пол. Радикально, но действенно. Телефон был найден. Что было удивительно, звонила Лика. Балалаев не мог припомнить такого уже года два. Они с ней вроде бы никогда не ругались и даже когда-то близко дружили, но не теперь. Игорь не знал, какая кошка между ними пробежала, Рулла просто стала его избегать. Она по-прежнему делила с ним сцену и по необходимости перебрасывалась дежурными фразами, но не более. В остальном Балалаева для неё просто не существовало.В конце концов, дыма без огня не бывает — Игорь не раз пытался выяснить причину таких резких перемен. Он старался как-то наладить отношения, но натыкался на упорное молчание и ледяной, неверящий взгляд. Словно Лика не могла и не хотела ему что-то простить. Балалаев не знал, в чём был виноват, а Рулла ничего не объясняла, продолжая его игнорировать. — Оставь её. Маракулин друга не игнорировал, но помогать явно не собирался. Может быть потому, что Лика была ему особенно близка, уж точно куда ближе Игоря. — Ей нужно время. Много времени. Пусть переболеет и потом разберётесь. Подожди, Лика тебя ещё сама позовёт. — Откуда такая уверенность? Саша только пожал плечами и усмехнулся. Этой усмешке Игорь поверил. Безоговорочно и видимо не зря. Или у Лики случилось что-то настолько из ряда вон выходящее, что она даже решила проинформировать об этом своего нелюбимого коллегу. Оставалось только проверить. Балалаев нажал кнопку вызова. — Доброе утро или уже вернее день? — вполне приветливо прошелестел её голос, — Я тебя разбудила? — Нет, — решил соврать Игорь, — Я уже встал, но не смог сразу найти телефон. — Весёлое утро? — Скорее уж весёлая ночь и печальное утро. Лика усмехнулась в трубку, что не могло не радовать. Но Балалаеву показалось, что она немного нервничала. Голос, конечно, не дрожал, однако в нём слышалось небольшое напряжение, словно женщина не совсем понимала, зачем набрала его номер и не знала, что говорить, когда все фразы вежливого разговора вот-вот грозили закончиться. — И какой был повод? — Рулла решила всё-таки продолжить. — Начало долгожданных и желанных выходных. Когда за его репликой из динамика телефона снова раздался смешок, у Игоря отлегло от сердца. Каким бы ни был повод этого звонка, но Лика определённо решила сдвинуть дело с мёртвой точки. — Голова не болит? — Ты знаешь, удивительно, но нет. — Прекрасно. Тогда приезжай ко мне сегодня. Мой фирменный пирог будет готов к четырём. Не дожидаясь никакого ответа, Лика отключила связь и в трубке раздались мерные монотонные гудки. Балалаев слушал их до тех пор, пока линия не умерла окончательно. Ну, вот и всё. Так просто. Без длинных объяснений и выяснения причин. До смешного лаконично. Но Игорь знал, что за этой короткой фразой скрывалось гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. Если он ещё не разучился хоть что-то понимать в мотивах поведения и поступках этой женщины, то Рулла предлагала ему всё забыть. Не ворошить прошлое и не искать оснований. Забыть и жить дальше, словно ничего не случилось. Игорь мог согласиться на это, а мог и отказаться. Но зная Лику, он вполне понимал, что второй раз подобное предложение может и не поступить. Поэтому выбор был очевиден. Обнаружив, что всё ещё сжимает в руках телефон, мужчина набрал номер Маракулина, собираясь поблагодарить его. Он был уверен, что без помощи Александра тут явно не обошлось. Но вместо обычных гудков Балалаев услышал голосовой автоответчик и поднадоевшую фразу «абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети». И так было не в первый раз. По странному стечению обстоятельств Игорь уже довольно давно не мог дозвониться до Маракулина. Его телефон был вечно вне зоны доступа. Радовало только одно — Саша всегда перезванивал ему сам.***
Кухню наполнял поистине умопомрачительный запах! Тыквенный пирог, который Лика предпочитала называть на американский лад «пай», красовался в самом центре стола. В нём уже недоставало три куска. Два из них съел Балалаев, третий стоял перед Ликой почти нетронутым. По мнению Игоря очень даже зря. Пирог получился великолепным, настоящим праздником живота. Балалаев восхитился силой воли этой женщины. Хотя Рулла могла соблюдать какую-нибудь новомодную диету для поддержания формы, основанную на горьком зелёном чае, подсчёте калорий и степени собственного превосходства. Уточнять мужчина не стал, но восхитился ещё раз. Удивительно, но между ними практически не ощущается былого напряжения. Не было особой настороженности и холодности. Лика совершенно спокойно обсуждала с ним мелочи повседневной жизни и работу. Она даже показала Игорю фотографии своей подросшей дочери. Балалаев улыбался и кивал, искренне радуясь, что может показать ей в ответ свою Сашку, которая очень вытянулась за лето. Рулла почти смеялась, когда говорила, что скоро его дочь ростом перегонит отца. Игорь давно не слышал, как Лика смеялась. Это был хороший знак. Когда Рулле что-то не нравилось, она вела себя не так. Маракулин как-то обмолвился, что первый признак её недовольства — разглядывание рук. Лика моментально перестаёт смотреть на собеседника, предпочитая уделять особое внимание собственному маникюру или украшениям. Когда же она начинает их теребить… — Тебе сварить кофе? — Что? — Кофе? Рулла держит в руках немного потускневшую турку с невнятным растительным орнаментом. Игорь знает, что у него есть точно такая же. Но он не может вспомнить, кто её подарил. Сам он её определённо не покупал, потому что предпочитал растворимый кофе молотому, с которым ему совершенно не хотелось возиться. — Игорь? — Да. Нет! В смысле лучше чай. Лика усмехается и качает головой. Она убирает турку на место, а потом ставит чайник на плиту. Женщина продолжает что-то увлечённо рассказывать, Балалаев слышит её голос, но не может уловить смысл сказанных слов. Его мысли продолжают крутиться вокруг потускневшей джезвы, словно она что-то сдвинула в его памяти. Что-то такое, что он не хотел вспоминать. Игорь и сам бы не смог сказать почему, но он почувствовал беспокойство. Смутное и неуловимое, но плотно засевшее в душе. — Лика, ты сейчас собиралась варить кофе… эта турка… она у тебя давно? Балалаев никогда не умел плавно переводить разговор на нужные ему темы и прекрасно понимал, что сейчас сморозил очередную глупость. Но ему важен был ответ. Лицо Руллы изменилось. Затаённая в уголках губ улыбка исчезла, а в глазах появилось хорошо знакомое выражение неверия. Но только на миг. Через несколько секунд к женщине снова вернулся её доброжелательный вид, скрашенный тихой и почти незаметной печалью. — Тебе так понравилась моя джезва? — поинтересовалась она, вставая, чтобы выключить закипевший чайник. — Нет. Просто я… — У тебя есть такая же. Если ты хорошо поищешь у себя дома, то думаю, найдёшь. — Ты мне её подарила? Лика обернулась и внимательно посмотрела на него. Балалаеву быстро стало неуютно под этим взглядом. Ему показалось, что Рулла изучает его. Ищет что-то в его поведении. Какое-то отклонение. И пока не находит. — Нет. Не я, — она покачала головой и снова отвернулась к плите и уже нехотя через плечо добавила, — Маракулин. Игорь кивнул. Ответ его не очень удивил. Саша был заядлым кофеманом. О его войне с кофейными аппаратами в Оперетте ходили легенды. По мнению самого Балалаева, Маракулин был одним из тех немногих людей, кто действительно по-настоящему умел готовить этот напиток. Поэтому не было ничего удивительного в том, что однажды Саша подарил ему и Лике по джезве, чтобы не пить растворимый суррогат. Всё логично и понятно. Вот только почему-то память отказывалась воспринимать этот факт в упор, а беспокойство не спешило никуда уходить. Игорь не мог ничего вспомнить. Он почувствовал, как над правым ухом запульсировал шрам. — Саша значит, — пробормотал Балалаев, осторожно отследив пальцами разболевшийся рубец, потом словно вспомнив, добавил уже громче, — Я звонил ему сегодня. Точнее пытался, но… Но договорить Игорь не успел. Лика старательно разливающая чай по чашкам, конвульсивно дёрнулась. Каким-то чудом у неё получилось не уронить чайник и не обжечься кипятком. Столешнице и расколовшемуся блюдцу повезло меньше. — Не обожглась? — обеспокоенно спросил Игорь, мгновенно оказавшись рядом с ней. Он забрал у женщины злополучный чайник, одновременно оглядывая кухню в поисках полотенца или хотя бы салфеток, но в пределах досягаемости оказалась лишь губка. Рулла только покачала головой, ничего не сказав. Она не воспротивилась, когда Балалаев усадил её на стул и принялся сам колдовать с заваркой и оставшимся кипятком. Он вспомнил, как Маракулин говорил ему, что Лика в основном пила зелёный чай с ромашкой и терпеть не могла с жасмином. А тот, что сейчас разливал мужчина по чашкам, оказался с мелиссой.***
Когда Балалаев возвращался домой в весьма странных и немного подавленных чувствах, в кармане его куртки наконец-то ожил телефон. Пока Игорь воевал с перчатками и подкладкой, звонок оборвался, но через несколько секунд повторился. — Я хотел сказать тебе спасибо, — вместо приветствия начал Балалаев. — За что? — Маракулин тоже не стал здороваться. — За Лику. Мы вроде помирились. — О, поверь мне, вы с ней и не ругались! — Тогда что за… — Игорь Владимирович, хочешь бесплатный совет? — Давай. — Прекращай себя винить и живи дальше. — Саша, а ты случаем не у Ли учебники по психологии берёшь? И я не виню… — Да ты последние несколько лет только этим и занимаешься. — Ты меня с кем-то путаешь. Да. Кстати, что опять с твоим телефоном? Ты на метро весь день катаешься? — Нет. Здесь просто плохая связь. — Смени уже оператора что ли… — Я бы с удовольствием, но мне нравится этот номер. — Ладно. Тебя когда ждать? — Не раньше среды. — Понятно. Созвонимся ещё. А теперь мой тебе совет, Саша — заведи уже свою личную жизнь. — Зачем? — расхохотался Маракулин, — У меня есть твоя. Не прощаясь, он положил трубку.***
Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь сможет объяснить Игорю, как он в тот вечер добрался домой. Сам Балалаев считал, что только по воле Провидения не свалился где-то по дороге. Сразу после звонка Маракулина его скрутил приступ жесточайшей головной боли. Игорь не очень хорошо себя чувствовал ещё у Лики в гостях. Уходя от неё, он думал, что на свежем воздухе ему станет лучше, но не стало. Правый висок заломило с такой силой, что перед глазами всё расплылось. Бесформенное пятно света и тени никак не рассеивалось, а чувство того, что где-то над ухом разъезжается кожа, только усиливалось. Балалаев на ощупь доковылял до ближайшей лавочки и буквально рухнул на неё. Дальше был провал. Способность соображать и видеть окружающие предметы вернулась к нему, когда он уже в подъезде поднимался по лестнице. Зайдя в квартиру, не разуваясь, Игорь сразу кинулся к зеркалу. Он был уверен, что у него идёт кровь. Но крови не было. Бледная полоска шрама оставалась на своём месте, а под пальцами ощущалась сросшаяся кожа. Чуть позже Балалаев перерыл всю аптечку в поисках обезболивающих. По хорошему нужно было вызвать скорую или на худой конец записаться к врачу, но мужчина предпочёл обойтись ибуклином. Докторов Игорь не очень-то жаловал по личным причинам и некоторым соображениям, о которых лучше было не вспоминать. Когда стало лучше, он кое-как нашёл в себе силы на то, чтобы разуться и снять куртку. На этом силы кончились. До кровати Игорь еле доплёлся и растянулся на простынях, даже не раздеваясь. Он думал, что заснёт, едва его голова коснётся подушки, но, не смотря на усталость, сон не шёл. Ворочаться было больно, поэтому Балалаев смирно лежал на спине и разглядывал потолок. Сквозь неплотно задёрнутые шторы проникал рыжий свет фонарей, формируя причудливые силуэты. — Игорь, зачем пить эту растворимую бурду, если можно сварить настоящий кофе? — с самого порога поинтересовался Маракулин. Он заявился к нему без двадцати шесть утра, очевидно забыв про слово «совесть». — Считай, что сегодня твой счастливый день, Балалаев, потому что начнётся он с самого лучшего — с кофе! — Напомни мне, пожалуйста, почему ты здесь в такую рань? — Потому что кто-то сказал мне вчера, что мы должны успеть забрать мелкую и выехать из Москвы до пробок. Докладываю: пробки скоро начнутся, но кофе мы ещё успеем попить. Это вот тебе, — Саша с ловкостью фокусника вытащил из одного кармана куртки маленькую джезву, а из другого упаковку кофейных зёрен, — Собирайся иди, а я пока тут займусь. Кстати, ты в курсе, что для кофе вода должна быть ледяной?... Балалаев подскочил. Он не заметил, как провалился в тревожную дремоту. Голова больше не болела, но шрам всё ещё ныл. Неприятно, но терпимо. Игорь не понял, что его разбудило. На часах было только половина двенадцатого и вряд ли он проспал больше двадцати минут. Мужчина поднялся с постели и начал раздеваться. Что-то снова беспокоило его, что-то снова завладело всеми его мыслями. Не успев расстегнуть рубашку до конца, Балалаев направился на кухню. Он пролез каждый ящик гарнитура, проверил все шкафы, пошарил на полках, но её не было. Игорь осмотрел всё ещё раз. Безрезультатно. На всякий случай он заглянул в холодильник, в морозилку и даже в духовку, но и там её не оказалось. Балалаев уже собирался уйти в другую комнату и начать поиски в ней, когда зацепился взглядом за деревянную ручку. На самом верху холодильника. Это единственное место он не догадался проверить. Среди упаковок бумажных полотенец и салфеток стояла она. Игорь осторожно потянулся и достал её — маленькую, потемневшую джезву, мерцающую тускло, словно старинное серебро.***
Всерьёз о посещении врача Балалаев задумался только через неделю. Сидя в гримёрке и допивая вторую чашку ромашкового чая, он прикидывал, стоит ли сначала обратиться к психологу или лучше сразу идти к психотерапевту. Головные боли с той самой ночи его практически не мучили, а шрам привычно ныл, реагируя на истеричный октябрь. Причина, по которой Игорь хотел попасть к специалисту, была иной. Сегодня, готовясь к дневному спектаклю, мужчина был уверен, что видел Маракулина. Тот привычно расхаживал по коридору в одной жилетке, бросив кунтуш на перилах. Саша уже был перекрашен в блондина, но без усов. Радзивиллу их клеили в последнюю очередь перед самым выходом на сцену. — Оооо, какие люди! А ты чего здесь делаешь? –осведомился Маракулин, дружелюбно пиная кофейный автомат, — У тебя же сегодня вечер Доманским. — Серёжу заменяю. ЧП у него какое-то. — А вечером тогда кто? — Я же. — На износ работаете, Игорь Владимирович, на износ. Кофе будешь? — Нет. Ты же говорил, что это суррогат. — На безрыбье и рак сойдет за селёдку. Ладно. Я пойду свежим воздухом подышу. — Не таскай сигареты у Лики! — У нас равноценный обмен, — Саша кивнул на второй стаканчик кофе и ушёл. Конечно, ничего не значащий разговор не был поводом для обращения к врачу. Лика возвращающаяся с улицы одна, тоже не была поводом. Но вот то, что Игорь на увертюре за кулисами стоял с Маракулиным, а на сцену выходил уже с Голубевым, служило серьёзным мотивом посетить специалиста. Балалаев даже сначала не поверил. Однако перепутать колоритную фигуру Александра Алексеевича, за которым он шёл среди балетных с более компактным Маракулиным было невозможно. — Саша, я… что-то подзабыл. Кто сегодня в вечернем играет Радзивилла? В антракте, пока Голубев перепоясывался кушаком, у Игоря наконец-то заворочался язык, чтобы говорить не по заученным строчкам. — Игорь Владимирович! Игорь Владимирович, переодевайтесь! — где-то рядом суетилась костюмерша. Балалаев послушно расстегнул сюртук. — Кто его играет? — Кажется наш пан-атаман на своей волне, — добродушно отозвался Кирюхин, — Сашаааа! Голубееев! — Да хватит меня разыгрывать! — возмутился тот, — Дыбский его играет. Кто ещё? Вон уже даже лысину начистили. Смотри, как блестит!***
— Маракулин! Твою ж дивизию! Что ты вчера устроил?! Как это понимать?! Игорь Владимирович очень тихий и спокойный человек, сейчас орал так, что взвыла сигнализация рядом припаркованной машины. Балалаев был зол! Страшно зол! Но он всё же старался выбирать выражения и не скатываться к матерной ругани. Интеллигентное воспитание, чтоб его! Игорь всегда прощал Маракулину любые попытки «расколоть» его на сцене, игнорировал все его шуточки в обычной жизни. Но у всего есть предел и это издевательство он определённо стерпеть не мог! — Я спрашиваю: какого чёрта ты сделал?! Где-то в глубине души Игорь понимал, что кричал на Маракулина не столько от ярости, сколько от банального испуга. Эта жестокая выходка Саши здорово его напугала. Балалаев и так уже был весь на нервах, хоть и старался этого не показывать. Неуместный розыгрыш оказался той самой последней каплей, после которой он вспылил. Боязнь потери рассудка являлась одним из самых потаённых и отрицаемых страхов Игоря. Ему всегда казалось, что все люди в какой-то степени сумасшедшие и слово «нормальный» значит «среднестатистический», а не «здоровый». Балалаев хотел быть хотя бы «нормальным». Маракулин же своими глупостями едва ли не показал ему двери недалеко маячащей дурки. Это выбило Игоря из колеи, заставило разозлиться. Однако когда тебе наступают на игнорируемую, но больную мозоль, тебя так и тянет рассердиться. — За что ты так со мной, Саша? Что я тебе сделал?! Маракулин не отвечает ему. Он вообще ничего не говорит, просто смотрит. Обеспокоенно и как-то сочувствующе. Это повергает Балалаева в совершенно несвойственное ему бешенство. — Да ты, блядь, издеваешься! Он хватает Александра за воротник куртки и толкает его, впечатывая в ближайшую кирпичную стену. Игорь готов его ударить. Не шутя и не играя. Вломить Маракулину по-настоящему в солнечное сплетение или по лицу, чтобы запомнилось на подольше. Балалаев замахивается чуть ли не со двора своей прабабки, благородно давая Саше время вырваться или увернуться. Но тот даже не пытается. — Ты чё разорался, э? За спиной у Балалаева раздаётся голос с явным восточным акцентом и недружелюбным тоном. Тут же к нему присоединяется другой. — Ты попутал что ли, не? Игорь с досадой разворачивается к ним, собираясь вежливо попросить их не встревать не в своё дело. Их было трое, просто один молча наблюдал. Злость ещё не улеглась, как следует, она стучала в висках, с лёгкостью забивая голоса миролюбивости и благоразумия. — Язык проглотил, да? Поймал тишину жи есть! — Проблемы, дядя? Балалаев открыл рот, только за тем, чтобы нарваться, но… — У него нет, а у тебя будут! — Маракулин встал рядом с ним. — Заткнись! — Игорь схватился за голову. Приступ такой чистой злобы спровоцировал просто адскую боль. Он рухнул на колени. Вся воинственность схлынула в один момент. Мужчина уже понимал, что от него не будет никакого толку и Саша остаётся с этой троицей неликвидов один… — Амурад! Оставь его! Пойдём. Пускай этот чудила сам тут разбирается!.. Балалаев с трудом разлепляет веки. Перед глазами стоял туман. Он чувствовал, что его куда-то ведут и вроде даже сам переставлял ноги, но на этом всё. — Я не знаю, за что ты на меня взъелся, Балалаев, — совсем рядом проворчал Маракулин, — Но зато точно знаю, кто из нас двоих больший идиот! — Сашка! Игорь дёрнулся и попытался разогнать туман перед глазами, но тщетно. — Да тихо ты! Угомонись уже! — Я… они… — Да нормально всё, Игорь. Нормально! Считай, что ты у нас прямо герой. Ты нас спас, когда чуть не отрубился. Они тебя побоялись трогать. Садись! Балалаев почувствовал, что его отпустили и прислонили к чему-то. Он постепенно начинал приходить в себя. Боль отступала, а зрение возвращалось. — Зачем ты поменялся с Голубевым? Зачем ты так… — Игорь, я не менялся с Голубевым. Ты запутался в днях, ду… гений! Я не знаю в курсе ты или нет, но ты — упрямый идиот! Ценный и всё ещё бесплатный жизненный совет номер два: Балалаев, иди к врачу! А лучше беги, пока тебя туда насильно не отвезло государство! — Я не… я просто забыл принять лекарство! — Обезболивающее, друг мой, не лекарство! Оно не будет помогать тебе вечно! — Блок. — Чего? — Дай мне ещё один блок. Если легче не станет, то я пойду к врачу. — Замётано! Но ещё один такой приступ и тебя увозит скорая, идёт? — Идёт.***
В этом абсолютно не было ничего странного. Люди часто случайно встречаются даже в таком большом городе, как Москва. Балалаев думал, что если подойти и спросить, то у каждого найдётся объяснение подобным незапланированным встречам. Десяток логичных обстоятельств и сотни причин. У идущей в ста метрах от него Руллы наверное тоже есть такое объяснение, а то и не одно. Вот только Игорь не был уверен, что она захочет с ним поделиться, если он всё же решится её догнать. Но он не решился. Балалаев не без оснований считал, что у Лики могли быть какие-то свои дела, которые никого не касались и навязываться ей не стоило. Увы, но Рулла была совсем не тем человеком, который радовался непрошеной компании. Спонтанность для неё никогда не была любимым качеством жизни. Вполне возможно, что именно поэтому они с Маракулиным едва сдвигались с мёртвой точки своих взаимоотношений. Балалаев не спеша довёл Лику до небольшого цветочного магазина с неброским, но привлекательным оформлением, немного полюбовался витриной и прошёл дальше.***
Если спросить у Балалаева, сколько можно не обращать внимания на роман, развивающийся у тебя перед самым носом, то он, подумав немного, ответит, что не больше, чем пару месяцев. Но они продержались дольше. Много дольше. Игорь не раз отмечал, что Маракулина и Руллу всегда тянуло друг к другу. Едва ли не с самых первых репетиций «Ромео и Джульетты» они начали скандалить, как пожилая пара и могли не разговаривать неделями. Сколько по этому поводу шуток гуляло по Оперетте и за её пределами не ведал никто. Но дальше подколов и острот ничего не заходило. Лишь по прошествии практически всей творческой жизни РиДжа Балалаев увидел то, что должен был заметить уже давно. Когда ты влюблён, кажется, что воздух между вами загустевает, а эти взгляды длинной в небольшую вечность… Немного иронично, однако в какой-то момент Саша и Лика перестали быть просто друзьями. Они не делали из этого большой тайны, но и не афишировали, предпочитая придерживаться выбранной стратегии поведения. Впоследствии это не менялось годами.***
— Игорь! С тобой всё нормально? Балалаев недовольно приоткрыл глаза и покосился на обеспокоенного Ли. Сергей был уже третьим, кто сегодня спросил его о самочувствии. И это за неполные четыре часа! — Вполне. С одной стороны надо было бы радоваться такому проявлению заботы со стороны коллег. Однако Игорь повышенному вниманию к своей персоне не радовался. Он и сам знал, что выглядел неважно. Бессонная ночь накануне, нагрянувшая без объявления войны, ощутимо давала о себе знать. Но хотя бы голова не болела, да и шрам не беспокоил. Балалаев просто хотел спать. Однако чувствовал, что и сегодня не уснёт, но теперь уже по конкретной и известной причине. Только он переступил порог театра и не успел даже раздеться, как его под белые ручки подхватила Чевик и едва ли не силой увела к себе в кабинет. Там она сообщила не очень весёлую новость о том, что Белявскому фониатры запрещают выступать. Стас недавно подхватил простуду, которую он то ли по глупости, то ли по безалаберности не долечил и теперь она давала осложнения. Рагулин один не справлялся. Он не мог выходить на сцену по два раза за день каждый блок. Это было слишком тяжело. На это заявление Балалаев про себя фыркнул. Он-то помнил, как они с Маракулиным и Голубевым отпахивали Фролло по три раза в день и не жаловались, а по ночам даже умудрялись готовить капустник.Это кстати было без учёта занятости в других проектах. Не тот нынче пошёл артист, не тот! До декабря с горем пополам мюзикл как-нибудь продержится, но дальше графа Орлова играть было некому. Теперь же Алина предлагала исполнить заглавную партию самому Игорю. Балалаев отнекивался как мог. Он видел, что роль Орлова совершенно не его. Она не соответствовала ни его типажу, ни характеру. Идти против себя и ломаться под персонажа Игорю не хотелось. Он понимал, что ни зритель, ни он сам своей игре «орла и могучего льва» не поверит, а значит и не стоило затеваться. Ему хватало быть Доманским. Но он знал того, кому мундир Орлова придётся как раз впору. — Саша Маракулин прекрасно бы справился. Балалаев постарался проигнорировать тот факт, что на этом предложении Чевик подавилась чаем. Он, конечно, знал о не очень гладких отношениях режиссёра и Александра, но без подробностей, да и его это не касалось. — Рома как-то рассказывал, что даже писал все партии именно под него и Наташу, — с жаром начал убеждать её Игорь, но поймав очень пристальный взгляд, замолчал. — Да. Саша бы справился великолепно, — негромко согласилась Чевик и с сожалением отставила от себя чашку, — Но у нас больше нет такой возможности, поэтому, Игорь Владимирович, я прошу тебя. Балалаев пробубнел что-то не совсем членораздельное про упрямство одних и гордость других, а потом хотел упомянуть про Кирюхина, но передумал и всё же кивнул. Недавний разговор с режиссёром ещё больше вывел Игоря из душевного равновесия и совсем не осчастливил. Теперь ещё нужно было учить и репетировать арии Орлова вдобавок ко всему. Это обстоятельство вгоняло Балалаева в ещё большее уныние, чем уже было. Он даже звонил Маракулину, чтобы тот перезвонил Алине и они поговорили, пока ещё не всё было утверждено. Однако Саша был снова недоступен. Потом Игорь решил набрать номер Руллы, на сто процентов уверенный, что Маракулин гарантированно обретается у неё. И значит, можно было бы поговорить с ним хотя бы так, через телефон Лики. Но Балалаев так и не нажал кнопку вызова, а потом уже было не до этого. — Серёжа… я, кажется, на роль ввожусь.***
— О, откуда дровишки? Надарили, сердцеед? — Маракулин уважительно кивнул на целую охапку букетов, которые нёс Игорь. — Угу. Поклонницы, — Балалаев попытался поудобнее перехватить норовившие упасть цветы, — Ты я смотрю тоже не с пустыми руками. Тебя-то где они отловили? Ты же сегодня не играл. — Это Лика, — коротко ответил Александр и больше ничего не добавил, будто само упоминание Руллы уже всё объясняло. Игорь не стал его дальше расспрашивать. Из вежливости. Хотя ему и показался поступок Лики странноватым. В мировоззрении Балалаева уж если кто и должен был дарить цветы в этой экстравагантной парочке, то именно Маракулин. Однако вышло наоборот. В любом случае Игорь был рад за этих двоих. Он давно не видел их вместе, может хоть теперь… Игорь хмыкнул, это его уже не касалось. Саша не обратил на него никакого внимания. Он прижимал к себе небольшой букет — композицию из чайных роз, окруженных анютиными глазками, и улыбался.***
Погода стояла просто отвратительная. Балалаев с честью, отыграв дневной спектакль, направлялся домой. Не успел он дойти до метро, как зарядил мелкий, но холодный дождь. Игорь поморщился, настроение у него было под стать погоде — такое же отвратительное, если не сказать больше. Голова у него разболелась сегодня прямо на поклонах и сейчас под холодными каплями лучше не стало. Балалаев остановился и помассировал висок, потом споткнулся, заметив, что на ботинке развязался шнурок. Мужчина вздохнул. Казалось, что для полноты картины сегодняшних неудач ему не хватало только того, чтобы где-нибудь по дороге его обрызгала машина. Игорь присел, чтобы привести ботинок в человеческий вид. Занимаясь этим нехитрым делом, Балалаев попытался отвлечь себя хорошими мыслями и добрыми воспоминаниями. Когда-то давно, ещё во времена «РиДжа» у него тоже не вовремя развязался шнурок. Прямо в дверях гримёрки. Он также запнулся и рухнул на колени перед Маракулиным. Александр покосился на него, собираясь помочь, но потом видимо решил, что когда ещё такой случай представится. Он простёр над Балалаевым руки и громогласно, но со спокойным достоинством Фролло провозгласил: — Покайся, сын мой! В плаще графа Капулетти с подведёнными глазами Маракулин не выглядел так устрашающе, как свихнувшийся архидьякон, но всё равно смотрелся внушительно. Игорь даже на секунду опешил и на автомате выдавил из себя: — Каюсь! Исправлюсь, чем хочешь клянусь! — А можно поклясться чем-нибудь другим? — возмутилась подошедшая Рулла. Первой со смеху покатилась Трихлеб, за ней расхохотался Ли, а потом уже и все остальные, кто был там в этот момент, включая самих Александра и Лику. Балалаев невольно улыбнулся этому воспоминанию. Завязав шнурок, он поднялся, чтобы продолжить свой путь. На пешеходном переходе толпились мокнущие нетерпеливые бестранспортные граждане, ожидая возможности попасть на другую сторону улицы. Не менее нетерпеливые водители автомобилей совершенно не желали уступать им дорогу. Игорь не любил этот перекрёсток. Без светофора перейти его было очень сложно. Балалаев по личному опыту знал, что только когда количество пешеходов начинало нести реальную угрозу жизням водителей, машины всё же замирали перед стоп-линией. Хотя всегда находились и исключения. Вот как сейчас, например. Игорь уже шагнул на жёлто-белую зебру, когда мимо пронёсся навороченный джип, обдав его и ещё несколько человек грязной дождевой водой. Попытавшись отряхнуться, Балалаев философски заметил, что мысли материальны и хуже сегодня уже быть не может. Когда дождь усилился, мужчина переменил своё мнение — очевидно может.***
Больше всех известию о вводе Игоря на роль Орлова обрадовалась Лера Ланская. Постоленко пошутил, что это видимо у них судьба такая — вечно играть несчастных влюблённых. Балалаев ничего не имел против. Лера была очень удобной партнёршей с хорошим актёрским чутьём и прекрасным вокалом. Они отлично сработались с ней в Монте-Кристо, смогут и в Орлове. Оставалась другая беда — Лика. Когда Алина официально объявила о том, что Игорь тоже будет играть опального графа, Рулла только пожала плечами. Самого Балалаева же нисколько не радовала перспектива швырять её по сцене. Чуть позже узнав примерное расписание декабрьского блока, он увидел, что играет в основном с Катей и Наташей. С Ликой он должен был выходить на сцену в роли Орлова только один раз. И, тем не менее, репетиции превратились в пытку. Маракулин Игорю сочувствовал от всей широты души. Он заранее поздравил его с вводом на столь ответственного персонажа и даже изобразил овации. Искренне, без своих стандартных эвфемистических издёвок. — А сам чего не пошёл? Игнатьев говорил, что Орлов под тебя писан. От и до. Да и с Наташей ты лучше всех сочетаешься… — Спасибо на добром слове конечно, но… злодеев играть куда интереснее. — Не дури, Маракулин! В чём настоящая причина твоего нежелания? Конфликты с руководством? — Неа. Считай, что это обычная лень.***
Сегодня светило солнце. Впервые за эту неделю. Оно смело заглядывало в мокрые окна и большие лужи, высвечивало голые деревья и опавшие листья. Балалаев на всякий случай замотал шарф потуже. Он посмотрел прогноз погоды и уже точно знал, что к вечеру эта яркая безмятежность сменится очередным проливным дождём, который затянется на всю последующую ночь. А то и наподольше. Сейчас же Игорь, как и тысячи других людей желая насладиться редким погожим деньком, выбрался из дома. Балалаев собирался прогуляться по аптекам и как следует пополнить запасы подъеденного обезболивающего. Он заметил Маракулина почти сразу. Саша, оказавшийся здесь по какой-то неведомой случайности, медленно брёл по тротуару, аккуратно, лавируя между сонными прохожими. Его чёрная куртка почему-то слишком выделялась среди пёстрой и не очень одежды других людей. А ещё Игорю казалось, что она даже не вбирала в себя ни одного лучика солнечного света. Однако Маракулина и всех остальных это совершенно не беспокоило. Балалаев, решив хотя бы поздороваться и поинтересоваться какими он тут судьбами, ускорил шаг, пытаясь догнать друга. Но он умудрился мгновенно потерять Сашу из виду, при этом, чуть не угодив под машину. Визг тормозов и свирепая ругань водителя автомобиля с не московскими номерами больше удивила Игоря, чем напугала. Он бы с удовольствием постоял и послушал ещё все необычные обороты, но неожиданно почувствовал, как его схватили повыше локтя и потянули прочь. Маракулин тащил его куда-то, совершенно не разбирая дороги. Балалаеву даже стало как-то не по себе, когда боль от скрюченных пальцев Саши ледяной змеёй поползла по руке. Игорь вздрогнул и поёжился. — Самый глупый способ самоубийства, не находишь? — рявкнул Маракулин на бегу, даже не потрудившись хоть немного сбавить шаг. — Какой ещё… — А кто из нас решил броситься под колёса отечественного автопрома? Я или ты? — Я ничего не… — Ну да. Конечно. Ты просто гулял? Игорь, не заметить этот тарантас было просто нельзя! Он же громыхает, как ведро с болтами! Тебе что так не нравится играть Орлова? — Да с чего ты взял?! Это случайность, Саша! Случайность! — Ага. Ещё бы! В следующий раз смотри куда идёшь! — Я и так смотрю! — О! Ну, разумеется… — язвительно протянул Маракулин, наконец-то отпустив руку Игоря. — Уймись уже, а? Люди смотрят, а ты ведь так не любишь лишнее внимание. — Да? А я тут что-то никого кроме нас с тобой не наблюдаю. Балалаев оглянулся по сторонам, нехотя отмечая, что других людей кроме них действительно не было. Саша весьма быстро и эффективно увёл его от посторонних глаз и ушей. — Чего ты взъелся? — Видишь ли, не каждый день, твой друг, как сомнамбула, целенаправленно бежит под чужой бампер. Выбрал бы хоть машину поприличнее, что ли, если тебе уж так невмоготу. — Знаешь куда иди? — Думаю да, но можешь попытаться меня удивить. Вполне возможно, что я как раз туда и собираюсь. Игорь усмехнулся в ответ, но ничего не сказал.***
Лера вот уже пятую минуту лихо отплясывала увертюру вместе с балетом. Балалаев внимательно следил за ней, стоя рядом с Кирюхиным. Сегодняшний прогон Игорь был Орловым. Он всё никак не мог сладить с этой ролью, как ни старался. У него не получалось вызвать нужные эмоции, куда уж их проживать на сцене. Да ещё и восседавший в зале Маракулин уверенности в себе не прибавлял. Балалаев догадывался, что Саша пришёл в театр в день, когда ни в репетициях, ни в спектакле не участвовал отнюдь не просто так. Сегодня был первый прогон Игоря с Ликой в качестве Орлова и Екатерины. Видимо Маракулин просто не смог проигнорировать этот факт, решив заранее лицезреть предстоящее зрелище. По его лицу нельзя было судить нравится ему то, что он видит или же нет. Саша сидел один без каких-либо эмоций, спокойно глядя на артистов. Ланская на совместных сценах Игорю очень помогала — оттягивая большую часть внимания на себя. Рулла на такое великодушие не пошла, но всё равно позволяла Игорю вживаться в роль в той степени, в которой он считал нужным. Всё шло своим чередом и более менее сносно, если не считать его самоедства по поводу своей актёрской игры. Вот только где-то в голове у Балалаева постепенно оживало подозрение, что было сегодня что-то не так. И с каждой пропетой нотой, с каждым сыгранным движением это становилось всё более очевидным. Ощущение надвигающегося несчастья зависло над сценой дамокловым мечом. Игорь косился на своих коллег, пытаясь понять, испытывают ли они то же самое чувство, что и он. Однако ничего такого он не замечал. Лера полностью отдавалась процессу репетиции: в нужное время кидалась в объятия, кокетничала, любила, строила оскорблённую гордость. Лика отрабатывала свои выходы без фанатизма, уделяя больше внимания своему маникюру, чем Дыбскому и Маркелову. Ли с Кирюхиным каким-то образом умудрялись травить анекдоты между ариями, хотя по сюжету мюзикла их персонажи вообще лично не встречались. Одна Савельева ходила мрачнее тучи и излишне пристально смотрела в сторону зрительного зала. Игорь подумал, что при личной встрече обязательно спросит у Саши, каким образом он сумел достать нордически спокойную Диану. После арии «Эта ночь решает всё» Маракулин неожиданно им улыбнулся и поднял вверх большой палец, словно продемонстрировал, что всё хорошо. Единственной ошибкой Балалаева было то, что он этому жесту поверил.***
— Тем более я не понимаю, зачем тебе ехать туда самому? — Рулла устало посмотрела на него. Она была расстроена и даже не пыталась этого скрыть. Балалаеву казалось, что всё это уже было. Давно. Лика сидела в том же кресле, в той же гримёрке, так же утомлённо смотрела и говорила те же самые слова. Только не ему, как сейчас, а Маракулину, который вопреки своему характеру сегодня не возникал. Он отмалчивался, стоя рядом с рыдающей Лерой, но успокаивать её не пытался. Всё равно бы не получилось. Чужую смерть надо пережить и выплакать, а потом уже отпустить. Чувство дежавю не покидало Балалаева. Вот только тогда никто не умирал, Маракулин язвил, а Лера плакала от смеха. — Поедешь завтра с нами. Туда и обратно. Ты никого не стеснишь. Со мной только Лера и ты. Не надо никакого такси. Лика его не просила, а ставила перед фактом и это Игорю не особо нравилось. Балалаев уже хотел возразить на этот безапелляционный тон, но Саша успел умудриться дотянуться до него и незаметно пнуть по ногам. Весьма ощутимо. Игорь промолчал и кивнул. У него снова разболелась голова, что отбило желание спорить гораздо эффективнее, чем пинок Маракулина. В конце концов, Балалаеву всё равно нужно ехать на похороны бывшего коллеги. С Ликой было даже удобнее.***
По небу лениво ползли тяжёлые зимние тучи. Снег в ноябре был не редкость и Балалаев искренне надеялся, что он сменит поднадоевшие дожди. Среди голых деревьев туда-сюда скакали разжиревшие вороны, хрипло каркая, словно переговаривались между собой. Рядом с Игорем постоянно кто-то всхлипывал и прижимал к лицам платки. Знакомых ему людей было немного. В основном коллеги-артисты, пришедшие почтить память усопшего и его родственники, сгрудившиеся отдельной кучкой у гроба. Пошёл снег. Игорь посмотрел на бледное лицо мертвеца. Снежинки падали на восковой лоб, на заострившийся нос, на ввалившиеся щёки и не таяли. Балалаев вздохнул и отвернулся. Рулла стояла чуть поодаль, внимательно слушая священника. Она хмурилась, но не плакала и не прятала глаза за стёклами тёмных очков. А Лера плакала. Тихо и практически беззвучно. Балалаев впервые видел её такой. Он поискал глазами Маракулина и не нашёл. Потом всё же разглядел его в стороне, отдельно от всех. Когда отпевание кончилось, Лика одной из первых возложила на могилу цветы, а потом, что-то прошептав Ланской, быстро ушла. На миг Игорю показалось, что у Руллы с собой было два букета.***
Бредя к воротам припорошенного снегом кладбища, одному ему ведомым путём, Игорь искоса рассматривал надгробные плиты, всевозможные кресты и памятники. Возле многих из них лежали живые и пластиковые цветы, траурные венки с чёрными ленточками, увитыми ёмкими фразами «от жены», «от детей», «от друзей» и других множества «от…». На вечную память. Мужчина подумал, что тем, кто тут похоронен было уже совершенно всё равно, чего там понатаскали им живые. Скорее всего, люди, оставшиеся без тех, кого они, несомненно, очень любили, пытались так выразить свою боль, смириться с потерей и продолжить жить дальше. Оставить своих мертвецов в прошлом, там, где им было самое место. За собственными мыслями Балалаев не заметил, как он умудрился обо что-то споткнуться. Едва не полетев на мёрзлую землю, он успел схватиться за металлическую ограду одной из могил, пребольно ударившись бедром и оцарапав руку. Первое о чём подумал Игорь, были не собственные синяки и шишки, а не повредил ли он эту несчастную ограду. Несмотря на всю абсурдность, ему было бы стыдно перед покойником. Балалаев невольно посмотрел на фотографию и застыл. Он не обращал внимания на лёгкий кружащийся снежок. Не обращал внимания на кровь, капающую из сжатой ладони. Для Игоря больше не существовало ничего. Взгляд безумно блуждал между выбитыми буквами, которые складывались в слишком знакомую фамилию и чёрно-белой фотографией. Балалаев закрывал глаза, открывал и закрывал их снова, но ничего не менялось. С фотографии ему счастливо улыбался…Маракулин Александр Леонидович 24.03.1973 — 28.11.2008
Казалось, что земля качалась под ногами. Те несколько шагов, что отделяли мужчину от надгробной плиты, дались ему с трудом. Руки дрожали на холоде, Игорь так и не вспомнил, где оставил свои перчатки. Осторожно он коснулся выбитых букв. Камень не рассыпался в прах и не оказался плодом воображения. Под онемевшими пальцами была всё та же фамилия, а под ней тридцать пять лет заключённых в тире. Из калейдоскопа вязких сумбурных мыслей яркой вспышкой промелькнула одна, так похожая на огни машины, летящей на огромной скорости. Балалаев отшатнулся. Попятился. На этот раз он не смог удержаться на ногах и всё-таки упал. Разница была лишь в том, что он даже не пытался устоять.***
Они появились одновременно. Сначала Лера потеряла его в расходившейся толпе, потом Лика не дождалась его у ворот. Не сговариваясь, женщины, направились к могиле Маракулина. По мнению Руллы, если Игорь где-то и мог застрять на этом кладбище, то только там. Она оказалась права. Мужчина сидел на земле, неловко подвернув под себя ногу и опираясь спиной на чёрную литую ограду. Его взгляд был прикован к фотографии на могильной плите, а губы беззвучно шевелились. Сердце Леры болезненно сжалось от острого чувства жалости к Игорю. Когда она увидела его, такого потерянного и испуганного, то не сразу и сообразила, как к нему подступиться. — У него опять обострение, — Лика не спеша достала из кармана пачку тонких сигарет и закурила, — Он говорил мне в воскресенье, что Саша должен к нему зайти. Нужно было сразу звонить Сергею, а я подумала, что это может пройти само. Через несколько затяжек Лика кивнула Ланской и окликнула Игоря. Он не отозвался. Только, когда Лера подошла и коснулась его плеча, мужчина обратил на них внимание. — Игорь. Пойдём. — Куда? — Домой. Ты замёрз. — Он… Лера, он… — Я знаю, Игорь. Пойдём. Они вместе с Ликой помогли ему подняться. Рулла увидев кровь на руке Балалаева, подала ему платок, потом подошла к надгробию. Женщина ласково провела пальцами по фотографии и что-то тихо прошептала. Будто извинилась. Игорь только сейчас заметил на могиле упавший букет свежих цветов. Чайные розы в окружении анютиных глазок. Простая, но красивая композиция. Лика наклонилась и поправила цветы, разгладила траурную ленту. Руки у неё заметно дрожали. Балалаев следил за её движениями словно загипнотизированный. Ему было тяжело на это смотреть, но и отвести взгляд он не мог. Он чувствовал, как над ухом пульсировал шрам, слабой болью отдавая в висок. Но Игорю было плевать. Потом Лера взяла его под руку с одной стороны, а Лика с другой. Дорогу до машины Руллы, Игорь запомнил плохо. Под ногами хрустели вымерзшие листья вперемешку с грязным снегом, с хмурого неба тоже что-то сыпало и больно кололо лицо. Когда мужчина оказался в салоне новенькой тойоты, на него наконец-то навалилась долгожданная спасительная темнота.***
Игорь никогда не боялся темноты. Даже в детстве. В ней ведь не было ничего страшного. Наоборот. В ней тонули любые страхи и волнения. Даже мысли исчезали, растворяясь в густой черноте, а потом приходили сны. Этот кошмар Балалаев видел не в первый раз и только сейчас он понял, что этот сон был отголоском реальности. Той ночи из две тысячи восьмого, когда мир разлетелся на миллионы осколков и больше так и не смог собраться воедино. Мужчина никогда не мог досмотреть его до конца. Он просыпался. Что-то заставляло открывать глаза посреди ночи, слушать бешеный стук заходящегося сердца, мёртвой хваткой цепляться за простыни. Но теперь проснуться не получалось. Тогда тоже было холодно. Погода за окном уже не первую неделю напоминала людям, что зима близко и до того момента, когда эта фраза приобретёт шутливое значения и отсылку к известному телесериалу, было ещё далеко. В ярком свете фар серый асфальт поблескивал наледью. Дождь на самом подъезде к городу наконец-то сменился мокрым снегом. Оголтелый вой сирен и вот машина скорой помощи пронеслась по встречной, за ней приотстав, последовала полиция. — Однако работы у гаишников сегодня, — проворчал Маракулин, перестраиваясь в другой ряд, — Это уже которые по счёту за вечер? — Шестые кажется. Игорь завозился на пассажирском сидении, стараясь размять затёкшую спину. Сегодняшняя поездка, мягко говоря, подзатянулась. Часы на приборной доске уже показывали половину девятого, а они с Маракулиным только-только подъезжали к Москве. Мужчина уже десять раз пожалел о том, что бывшая жена позвонила ему вчера и попросила отвезти маленькую Сашку к бабушке. Вместо того чтобы взять два билета на автобус и без приключений добраться с дочерью до прежней тёщи, Балалаев решил попросить об одолжении Маракулина. Тот согласился практически сразу, только уточнил пару деталей о дальности поездки. И ничего ведь не предвещало беды. Даже прогноз погоды. Вот только природа решила иначе. — Прости, что так получилось, — Игорь с тоской посмотрел на целую колонну фур, за которыми пристроилась ауди Александра. — Да ладно тебе. Когда я ещё так поболтаю с твоей дочкой и поем домашних пирогов? — Действительно. Что Лика не желает печь тебе пироги? — Угу, чего-чего, а пирогов от неё не допросишься. Фигуру блюдёт, ну и я вместе с ней. Еле ползущие грузовики снова остановились. Игорь был готов поспорить, что далеко впереди кто-то вновь не справился с управлением или не сумел поделить перекрёсток. Маракулин никак не отреагировал на очередную внеплановую остановку. Он потянулся к лежащей на торпеде красно-белой пачке «Мальборо» и опустил стекло. Балалаев заметил, что у Саши оставалась только одна сигарета. Последняя. Дело, видимо принимало действительно серьёзный оборот. Игорь прекрасно знал, что Маракулин и сигареты были неразлучным тандемом с самого первого дня их знакомства. Курил Саша много и с наслаждением, а отсутствие табака переносил очень плохо. — Ты посмотри. Глядишь я так и брошу, наверное. — И мы как раз доедем. — Может быть. Маракулин поднёс сигарету к губам и жадно затянулся. Через сорок минут участия в многокилометровой пробке, они наконец-то въехали в город. А потом был перекрёсток и светофор, горящий зелёным и пьяный шумахер, забывший, что есть тормоза. Весь удар пришёлся на сторону водителя. Игорь ничего не помнил кроме залитого кровью салона ауди. Позднее он узнал, что пробил головой боковое стекло и отключился. Кроме него в той страшной аварии больше не выжил никто.***
— Ему бы скорую вызвать. — Ага. Как ты думаешь, куда она его потом отвезёт? Голоса доносились до Балалаева смутно, как сквозь толщу воды. Он не мог разобрать, где он и что с ним. Чьи-то холодные пальцы прошлись по его лбу и щекам. — Лика, ему же плохо! — Он просто потерял сознание. — А что амнезия и потеря сознания теперь считается нормой?! — Не паникуй! Оставайся с ним, я сейчас позвоню Сергею и мы решим, что делать. Послышался шорох, затем хлопнула дверь машины. Игорь стал припоминать, что они были на кладбище, а потом он вырубился и Маракулин… Маракулин. Саши не было уже почти четыре года, а Балалаев готов поклясться, что видел его сегодня живым! — Игорь Владимирович, — Лера осторожно погладила его по волосам, — Игорь, ты меня слышишь? Балалаев попытался заговорить или хотя бы открыть глаза. Удалось это ему только с пятой попытки. — Игорь Владимирович? Всё будет хорошо. Сейчас вернётся Лика и приедет Серёжа Ли. Он поможет. Может быть, вызвать скорую? — Нет… не надо.***
— Он не в городе, Лера, — Рулла нервно расхаживала где-то в коридоре, — Сергей не сможет быстро приехать. До завтра уж точно. — Тогда нужно… — Дослушай меня, пожалуйста. У Сергея есть хорошая знакомая. Она может помочь. Осмотрит Игоря и сделает укол или что-то подобное. С госпитализацией, врачами и прочим будем решать, когда вернётся Ли. Балалаев лежал на кровати и слышал их голоса сквозь неплотно закрытую дверь спальни. Он смутно помнил, как девчонки тащили его сначала в подъезд, а потом в квартиру. Игорь старался идти самостоятельно, но получалось слабо, он постоянно заваливался то на Лику, то на Леру. — Ты побудешь с Игорем, пока я съезжу за ней? — Конечно! — Не паникуй и сразу звони мне, если ему вдруг станет хуже! Хорошо? — Хорошо. — Посиди с ним. Игорь может терять сознание или просто спать, но ему лучше не оставаться одному. Я скоро вернусь.***
Ирина Николаевна та самая хорошая знакомая Серёжи Ли приехала с Ликой через двадцать пять минут. Всё это время Лера очень тихо просидела рядом с Балалаевым. Игорь не открывал глаза и ничего ей не говорил. Единственным его желанием сейчас было доползти до окна и броситься вниз. Благо высота позволяла. Однако бдительная Ланская вряд ли бы предоставила ему такую возможность. Ирина Николаевна, на самом деле оказавшаяся практикующим врачом с тридцатилетним стажем, внимательно осмотрела Игоря. Она осторожно ощупала шрам, вежливо позадавала вопросы, аккуратно сделала укол трамадола и пожелала здоровья. Уходя, Ирина Николаевна забрала с собой ампулу и пообещала обговорить всё с Сергеем, а потом перезвонить с дальнейшими рекомендациями. — Это похоже на запущенный посттравматический психоз на фоне черепно-мозговой травмы и эмоционального потрясения, — обмолвилась врач, когда Рулла везла её назад, — Подобное случается, если пациент не в состоянии принять смерть близких ему людей. Обычно такое бывает, когда они пропадают без вести. Если не видел человека мёртвым, всегда есть соблазн считать его живым. Но, разумеется, всё сугубо индивидуально. Игорю Владимировичу лучше всего как можно быстрее напрямую обратиться к специалисту. Если бы ему вовремя оказали психологическую помощь, возможно, всё не зашло бы так далеко. Пока же пусть он соблюдает полный покой.***
Лера снова находится в его спальне. Она сидит совсем рядом и Игорь знает, что должен повернуться, схватить её за руку, прижаться губами и попросить остаться. Она готова к такому повороту событий и даже ждёт этого, Балалаев видит это в выражении её глаз. Он должен, но не может. Ему мешают огни. Огни горящих фар проклятого внедорожника, вылетевшего на встречку. Игорь сглотнул. — Может, хочешь пить? — Нет. Это… Это из-за меня, — Балалаев наконец-то заставил себя говорить, — Из-за меня его больше нет. — Игорь, — Лера ласково провела ладонью по его щеке, — Не говори глупостей. Это был несчастный случай и… — Но его не должно было там быть, Лера! — Игорь попытался сесть на кровати и не смог. Он не знал, что за лекарство ему вкололи, но оно определённо начинало действовать. — С чего ты это взял? — Он… Саша специально поменялся с Белявским, потому что я попросил его отвезти меня, — мужчину снова затрясло. — Господи… — Лика имеет право меня ненавидеть, потому что его убил я!***
Лика вернулась быстро. Она стояла под окнами многоэтажки уже десять минут, но никак не могла заставить себя выйти из машины и подняться в квартиру. Ей никого не хотелось видеть. Она думала, что смогла справиться, простить и отпустить. Но сегодня, в очередной раз, принеся на его могилу цветы, она сдалась. Ей было больно. До чёртиков больно! Едва ли не больнее, чем тогда на опознании. Она до сих пор вспоминала, как Саша поцеловал её в то утро — быстро и коротко, пообещав скоро вернуться. Ещё Рулла хорошо помнила, как потом ночью целовала его сама в навсегда застывшие губы. В глубине души Лика понимала, что Игорь не виноват. За те полтора месяца, что он провёл в больнице, Рулла не пришла к нему ни разу. В то время она никак не могла успокоиться и боялась сказать то, о чём впоследствии обязательно бы пожалела. Потом Балалаева выписали. Врачи ничего ему не сказали, тактично промолчали и все остальные, а он видимо постеснялся спросить. Казалось, что Игорь напрочь забыл про аварию и про больницу. Он жил так словно ничего не случилось, а Маракулин никогда не умирал. Когда Балалаев вернулся в театр, Лика предпочла сразу уйти в глухую ментальную оборону. Может быть, именно поэтому она смогла заметить, что с ним далеко не всё в порядке только через два года.Хотя Сергей ей намекал об этом ещё задолго до закрытия «Монте-Кристо». Вдвоём у них получалось помогать Игорю оставаться во вменяемом состоянии. Но они не могли контролировать его вечно. Начались приступы. Потом забеспокоилась Лера и их стало уже трое. Лика сжала руль и застонала. Если посмотреть на всё трезво, без эмоций, то единственным виновником всей трагедии был тот мальчишка на внедорожнике. Но он уже мёртв, с него не спросишь ответа за чужую жизнь и за чужие искалеченные судьбы. А Балалаев же был жив, но мог в любой момент слететь с катушек и окончательно уйти от реальности. Рулла устало посмотрел на себя в зеркало заднего вида, отмечая растрепавшиеся волосы и слегка поплывшую тушь. Странно. Она плакала и даже не заметила этого. Очень странно. Наскоро приведя себя в порядок, Лика всё же вылезла из машины.***
— Пусть Лика отвезёт тебя домой. Укол подействовал. Балалаев чувствовал, что стало легче и боль практически исчезла. Голова больше не раскалывалась на части. Игорю даже показалось, что он смог бы встать, если бы захотел. Но он не хотел. Этот день его вымотал. — Нет. Лика как хочет, а я останусь. Смотри, может стать жарко, — Лера расстегнула ворот его рубашки и принялась за манжеты, — Тебе нельзя сейчас быть одному. — Ничего со мной не случится. Я просто посплю и всё будет нормально. Как ни странно, но Игорь действительно верил в это. Может быть, во всём было виновато побочное действие лекарства, но Балалаев надеялся, что завтра ему станет лучше. — Игорь Владимирович, мне страшно за тебя… Мужчина чуть не рассмеялся. Бедная Лера. Маленькая солнечная девочка, которая беспокоится и волнуется за него. За убийцу. — Лера… Иди домой, — Игорь всё-таки взял её за руку и погладил тыльную сторону ладони, — Просто иди. — Это неправильно! Тебе нельзя… Упрямства и самоотверженности Ланской было точно не занимать. — Можно. Приезжай завтра. Обещаю, что никуда не денусь и буду ждать тебя здоровым. — Почему мне кажется, что это всё ложь, чтобы спровадить меня? — она едва не плакала, — Откуда мне знать, что ты ничего не сделаешь с собой, пока нас не будет? В самое яблочко. Балалаев с удовольствием бы так и поступил. Способов было много: таблетки, алкоголь, острые предметы, верёвки, открытые окна, газовые духовки и прочие развлечения. Все не перечесть. Ещё до приезда Ирины Николаевны, Игорь хотел умереть, да что душой кривить, он и сейчас хочет. Вот только никогда этого уже не сделает. Не потому что боится боли, с ней-то он уже почти на «ты». Балалаев просто не хочет, чтобы Лера таскала за собой такой же груз вины, как и он. Вины за то, что своими действиями или бездействиями загубила чужую, пусть даже никчёмную жизнь. Лере это было ни к чему, особенно в её молодые годы. — Мне вкололи хорошее лекарство, — Игорь поднял руку и осторожно стёр слёзы с её лица, — Не бери ключи, завтра утром я открою тебе сам. — Игорь Владимирович, — Лера чуть улыбнулась и прижалась к его ладони, — Это был наркотик. — Барбитурат? — Анальгетик. — Знатная дурь. Теперь главное не привыкнуть. Не бойся, Лера. Иди. Пожалуйста. — Я приеду завтра в девять! Может даже с Ликой. — Не надо, — Балалаев подумал, что больше никогда не сможет посмотреть Лике в глаза. Быть может они когда-нибудь смогут снова начать с ней нормально общаться. Просто не сейчас. Сейчас Рулле нужно было залечить собственные раны и отдохнуть, а не смотреть на его физиономию с самого утра. — С ней не надо. Лера вздохнула, вспомнив молчаливые слёзы женщины и кивнула. — Тогда до завтра? — Буду ждать.***
Когда матрас прогнулся под чужим весом, Игорь не удивился. Он только перевёл взгляд с потолка на севшего рядом с ним Маракулина. Он сидел там же, где несколько часов назад сидела Лера, пытаясь его успокоить, может быть даже чуть ближе. Пахло от него горьким дымом и табаком. — Ты ведь бросил курить, — сказал ему Балалаев, — В две тысячи восьмом. Хотя он понимал, что это было не так. Саша не бросил курить в своей поездке в Таиланд и не бросит уже никогда. Его больше нет. А призракам или галлюцинациям никотин был не страшен. — Почему ты приходишь? Маракулин долго молчал. Игорь видел, как с его лица постепенно исчезали морщины, как вместо них проступала кровь из порезов и ссадин, полученных при аварии. Потом пропала и она. В слабом свете уличных огней, едва пробивающемся, сквозь плотно задёрнутые шторы, Саша снова стал таким, каким запомнил его Балалаев в тот роковой вечер. — Почему? — повторил мужчина одними губами. Он схватил Маракулина за руку, боясь, что тот исчезнет, так и не дав ему ответа. Пальцы ощутили холод чужой кожи. — Потому что ты не можешь меня отпустить. — Это… плохо? — Нет. Совсем нет. — Прости меня! Пожалуйста, прости! Из-за меня ты погиб. Это моя вина… — Игорь, не мели ерунды. Тебя не за что прощать. Спи лучше. Завтра Лера придёт. — И ты? — И я. А теперь спи! Саша осторожно высвободился из хватки Балалаева. Он положил свою ладонь ему на лоб и держал до тех пор, пока под веками у Игоря не расползлась вязкая чернота.***
Глаза Балалаев открывает с трудом. Во всём его теле поселилась странная лёгкость, едва балансирующая на грани со слабостью. Ему приходится выждать несколько минут, прежде чем он смог подняться с кровати. Это было похоже на похмелье с одной единственной разницей — голова не раскалывалась на части, а в мыслях вместо привычного сумбура воцарилась долгожданная кристальная ясность. Словно все шестерёнки наконец-то встали на место и механизм снова смог нормально функционировать, без поломок и сбоев. Игорь осторожно, словно заново пробуя собственное тело, прошёл к окну и отдёрнул занавеску. Слишком яркий для осени солнечный свет больно ударил его по глазам, но он не зажмурился. Нет. Он смотрел на солнце до тех пор, пока не потекли слёзы. Игорь смахнул их ладонью, потом повернулся и ушёл на кухню, а оттуда на балкон. Морозный и относительно свежий воздух, нисколько не стесняясь, быстро проник под полурастёгнутую рубашку. Балалаев проспал в ней всю ночь, так и не удосужившись снять, хотя по заверениям Леры ему ночью должно было стать жарко, но почему-то не стало. Мужчина вообще ничего не чувствовал. Даже шрам над правым ухом не давал о себе знать. Игорь коснулся его рукой и обнаружил запёкшуюся корочку крови. Видимо ночью он всё же его расцарапал. Балалаев вернулся на кухню и включил чайник. Он достал два бокала. В один из них он опустил чайный пакетик, а в другой налил чистой воды и поставил в холодильник. Игорь помнил, что вода для кофе должна быть ледяной. Он взял джезву и зёрна, но отставил их в сторону, пусть пока полежат. Немного подумав, следом добавил к ним кофемолку. Всё должно быть под рукой, тем более в таком непростом деле. Балалаев налил кипяток в свой бокал и сел ждать. На часах микроволновки высвечивалось без пятнадцать девять. Скоро должна была придти Лера, а потом Маракулин. Ведь он ему обещал.