***
Все шло совсем не по плану. Точнее, совсем не так, как мне казалось, должна вести себя научно-исследовательская кампания. Нас обманули. Меня обманули. Уединенная жизнь в горах — совсем не то, что в большом или хоть каком бы то ни было городе, в цивилизации. Она научила нас гармонии с природой, с миром вокруг нас и его дарами. Все, чего мы хотели — спокойствия. И не только для нас, но и для тех, кто приходил к нам, для всех, кто бы ни нуждался в нашей помощи. Возможно, это сделало нас слишком наивными. Поэтому, когда появились те люди, мы приняли их, можно сказать, с распростертыми объятиями. Хотя должны бы были прогнать. Они рассказали нам о радианите. О том, как с его помощью кампания Киндом помогает людям: обустраивает города, обеспечивает людей теплом и кровом, открывает новые лекарства, технологии… Все это звучало, как решение всех мировых конфликтов и проблем. Как то, о чем мы мечтали, укрывшись в нашем уединенном храме. Эти люди заставили нас верить, что мы можем спасти мир. Если разрешим им поселиться рядом с нами и добывать этот ценный ресурс, которого оказалось так много в наших краях. И мы подумали тогда, раз планета может спасти человечество, какое право мы имеем мешать этому? Как же мы были глупы. Сначала все было хорошо. К нам приехали ученые и стали бродить по окрестностям с какими-то аппаратами. Познакомившись со мной, они сказали, что с помощью радианита могут помочь мне усилить и усовершенствовать мои способности. Так, что я смогу одним взмахом руки спасти любое живое существо от любых заболеваний и ран. Разве я могла мечтать о большем? Затем появились строители. Техника. А затем солдаты. Наша мирная долина превратилась в военную лабораторию. Они говорили, что это необходимо лишь для того, чтобы защитить исследования, личный состав и нас. А мы и не спорили. Они показывали нам чудеса, на которые способен добытый ими радианит, и мы верили, что все еще сопутствуем чему-то благому. А потом появились те чужаки. Я не знаю, кто они такие и чего хотели, но, когда люди Киндом нашли их неподалеку от храма, они их… их всех убили. На месте. Не спрашивая. Я услышала только «огонь на поражение», а затем на пороге нашей обители появилась груда мертвых тел. Я не знала, что делать. Но самое ужасное, что всем вокруг было словно наплевать на произошедшее, как будто ничего не случилось. Как будто, так и должно быть. Я убежала оттуда. Я не знала, что делать, просто хотела уйти подальше от этого кошмара. А потом я нашла ее. Она пряталась от солдат, но — я чувствовала это — они были повсюду, еще бы минута, и они окружили бы ее со всех сторон. Кем бы она ни была, но уйти от целой армии… Я не могла позволить себе рискнуть ее жизнью, доверившись случаю. И вот теперь она, раненая, лежит передо мной, а я пытаюсь не дать ей так часто просыпаться. Я не знаю, не понимаю, почему в тот момент я не придумала лучшего способа помочь ей, кроме как убедить всех, что… я разобралась с ней сама? Мне удалось подобраться так близко, на разговоры и убеждение времени уже не было, и я просто… В момент удара сияние ее жизненной энергии так жутко вздрогнуло, что я испугалась, неужели я промахнулась? Я знала, куда целиться. Что сделать, чтобы все выглядело так, будто рана смертельная. План, рассчитанный мной за те секунды, что я подкрадывалась к ней, был идеальным. Я ударила ее ножом, она успела только оглянуться, но тут, увидев ее глаза, я буквально задохнулась от страха. Что я наделала? И вот теперь она здесь. В одном из маленьких заброшенных домиков на краю нашей обители, где я часто пряталась сама. В безопасности. Да, раненая, но ведь все же живая. Я стараюсь вылечить ее всем, что мне удалось найти в храме, и не пользоваться моими силами, потому что… я просто боюсь. Здесь повсюду установлены разные датчики и устройства Киндом для изучения и поиска радианита. А мой дар… Я не хочу подвергать ее опасности, используя его. Самое сложное — следить, чтобы она реже просыпалась. Приходя в себя, она ведет себя, как загнанный зверь. В последний раз… было хуже всего. Она не доверяет мне, считает врагом. Впрочем, на ее месте я, наверное, поступила бы так же. Но ведь ей же лучше, если она примет меня, хотя бы на время. Я в который раз посмотрела в ее лицо. Такое спокойное, такое красивое, умиротворенное лицо. Хотелось бы мне узнать ее при других обстоятельствах. Думаю, пора попробовать с ней поговорить. Чтобы она могла спокойно уйти отсюда, живая и невредимая, ей придется довериться мне. Надеюсь, она послушает. Только бы самой успеть немного поспать…***
Не знаю, как долго я бродила по этим горам, но казалось, будто прошла целая вечность, когда я наконец заметила впереди огни какого-то города. Понятия не имею, где я и как далеко ушла от храма. Ночь. Довольно светлая, безоблачная. В каком-то смысле мне повезло. Не знаю, почему, но каждый раз, когда я приходила в себя в том доме, вокруг всегда было темно. Сколько же вот таких ночей прошло с нашей провальной миссии? Когда я очнулась в последний раз, вокруг ничего не изменилось. Я приподнялась на локтях и увидела позади ту женщину сидящей на стуле возле очага. Кажется, она спала. Двигаясь как можно тише, я встала, осмотрела дом, подобрала все, что удалось попрятать по карманам, и вышла на улицу. Не знаю, что эта темноволосая сделала, пока я была в отключке, но бок болел уже меньше. По крайней мере, я уже не падала от боли и бессилия. Я чувствовала, как талию стягивает тугая повязка, несколько сковывая движения. Ладно, если это поможет мне выбраться отсюда, переживу. Перед уходом я еще раз посмотрела в лицо этой странной целительницы. Все же и правда помогла. Почему? Сначала ранила, потом оттащила подальше, подлатала. Но зачем? Может, ей просто все равно, кому помогать? Работа ради работы. Тогда в принципе можно понять, почему она с Киндом. Хотя этот ее взгляд… Ей явно не плевать на происходящее. Но тогда почему же она здесь? Когда я добралась до города, уже стало светать. Повезло, телефонную будку я нашла почти сразу. Не знаю, как я по пути не свалилась прямо на дороге. Два гудка, удивленный голос оператора, вопросы. Видимо, они там уже меня похоронили. После оставалось только ждать. Я просто села на землю и, обняв колени, пониже натянула на лицо капюшон. Хотелось есть и спать. Никогда еще я не чувствовала себя так жалко. Вокруг уже вовсю сновали люди, трудолюбивые ранние пташки, но благо, никто из них так и не подошел ко мне. Интересно, за кого они меня принимали? Спустя примерно час передо мной наконец остановилась машина. У меня не сразу получилось заставить себя открыть глаза и приподняться. Сил уже не было ни на что. Водителя я не знала, но вот охранника — да, его я пару раз, кажется, видела в штабе. Впрочем, будь это парни из Киндом, я бы все равно, наверное, не смогла им уже ничего сделать, а тем более — попытаться сбежать и где-то спрятаться. Схватили бы, как ребенка, и все старания той целительницы пошли бы насмарку. Да уж… Ехали быстро. Кажется, несколько раз я успела провалиться в беспокойный сон, так что не знаю, сколько времени прошло. Я чувствовала только бесконечную усталость и постоянную тревогу — в безопасности ли я теперь? Оказавшись в штабе, меня сразу повели, точнее, почти понесли к местному врачу. Моя повязка уже никуда не годилась, на ней выступила кровь. Я на ходу теряла сознание. В следующий раз очнулась я уже в больничном крыле. Бледный, слегка грязноватый белый свет наводил тоску, но в целом — и это главное — он давал мне ощущение спокойствия. Можно было просто закрыть глаза и провалиться обратно в спасительный сон, не думая ни о чем. Жалко, времени на это, как всегда, нет. Открыв глаза, я увидела рядом с собой высоченного долговязого врача с довольно кислым выражением лица. Он был занят перебиранием каких-то бумажек в толстой папке, которую держал в руках. — Как долго я здесь? — хриплым голосом спросила я, садясь на кровати. Врач нехотя оторвался от бумажек и посмотрел на меня, как на мешок мусора, внезапно оказавшийся у него на дороге. Мне вдруг вспомнился ее взгляд. Совсем другой… обнадеживающий, согревающий, а совсем не… это. — Три дня, — холодно ответил он, — если бы не истощение, было бы быстрее. Вам, откровенно говоря, повезло, — он вернулся к своим бумажкам, — на вид рана была так себе, а на деле оказалось, что вреда не больше, чем от простого пореза. Плюс, видимо, сразу же оказанная медицинская помощь… Всегда бы так. Со стороны выхода послышались тяжелые шаги. Договорив, врач закрыл папку, развернулся и ушел. И все с таким выражением лица, словно больше всего на свете ему осточертело нянчиться со мной. Да уж, она… смотрела на меня совсем иначе. — А вот и ты, красотка. А ведь я говорил этим снобам в галстучках, что черта-с два тебя так просто укокошат, — передо мной вырос огромный плечистый мужчина — один из местных командиров, — Ну как ты? — Бывало и лучше. — Слушай, — он вдруг помрачнел и понизил голос, — мне жаль тех ребят. Когда все случилось, я перерыл тут все вверх дном. Но это был не слив. Накануне операции Киндом успели привезти на базу какого-то своего агента, немецкого специалиста по обороне. Этот урод вычислил нас, заблокировал все каналы связи и загнал вас в западню. — Звучит дерьмово. — Так и есть. Но это только начало. Они притащили туда столько ресурсов и оборудования, в общем, наши уверены, что эксперименты начнутся прямо там. — Черт возьми, — я закрыла глаза и упала обратно на подушку. Я уже знала, что все это значит. Сейчас этот здоровяк произнесет вдохновляющую речь о том, как важно то, что мы делаем, и все в таком духе, а потом скажет, что мне придется вернуться в самую гущу всего этого дерьма. Так и произошло, но я не слушала. — Не знаю уж, как ты выбралась оттуда, — наконец заключил он после долгого перечисления всего, что он успел найти, — но ты нужна там, Джетт. — Ага, — я отвернулась. Хотелось просто провалиться в сон, а не думать об этой дурацкой лаборатории и… Перед глазами вновь возникло ее лицо, эти обеспокоенные глаза цвета молотого кофе. Что ж, скоро снова увидимся? Только давай в этот раз без ножа?***
Один вид этих ящиков заставлял меня держаться от них подальше. Пульсирование сосредоточенной в них энергии эхом прокатывалось по мне обжигающей волной. Слишком много. Слишком… нестабильно. Меня просили находиться рядом во время всех этих работ, наблюдать, впитывать, учиться, чувствовать. Я не хотела, но после всего, что случилось с теми чужаками, я боялась отказать. А потом… Я увидела резкую, ослепительную вспышку, жар ударил меня в грудь, и все исчезло. Я подумала, что умерла. Бесконечно долго не было ничего. Тишина больно сдавливала уши, что-то тягуче сжималось в области живота. Страх. И пустота. Черная, клубящаяся пустота. Я зависла в ней, как в болоте. Ни шевельнуться, ни вдохнуть. Ну же. Это было похоже на толчок. Я ничего не почувствовала, но все внутри и вокруг как будто бы вздрогнуло. Ну же, вставай. Пустота сжалась, сдавила меня холодными тисками. Я дернулась, как будто могла вынырнуть на поверхность, но тяжесть не отпускала. Давай же, пожалуйста, ты должна встать. Должна, я должна. Я резко открыла глаза и закашлялась. Сначала я не поняла, где я. Над лицом нависали какие-то камни, что-то неприятно давило на грудь, обдавая меня тяжелым жаром, а пыль не давала вздохнуть. В первую секунду я запаниковала. Помогите. Я безуспешно задергалась, а в мыслях судорожно билось одно: «Пожалуйста, помогите, вытащите меня отсюда, помогите!» Соберись. Ты нужна им больше, чем кто-либо. Взгляни на них. Ты должна встать. Ощущение чужой жизненной энергии пришло ко мне внезапно, как хлесткая отрезвляющая пощечина. Совсем рядом чей-то огонек висел на волоске, бился тонкой беспомощной жилкой, не надеясь на спасение. Я снова откашлялась и попыталась встать. Обломки, мусор и какие-то камни тяжелой горячей грудой лежали на мне, не давая пошевелиться. Как могла, я уперлась ладонями в эту кучу и потянула вверх. Что-то с треском упало, я почувствовала сильный жар, но остановись я хоть на секунду, оно бы рухнуло и раздавило меня. Камень становился все горячее, пульсирующая холодная энергия внутри меня нетерпеливо билась в такт перепуганному сердцу, обдавая освежающей волной дрожащие мускулы, кожа на ладонях начинала нестерпимо гореть и ныть сильнейшей пульсирующей болью. Я не выдержала и закричала, на глазах выступили слезы. Не смей останавливаться. Отчаянный вопль, рывок, грохот и тут же обдавший лицо жар и духота. Я закашлялась. Повсюду нервно бесновался огонь, а позади стену и деревянный пол пробили странные черные колонны. Из них почти сочилась концентрированная энергия радианита, слепя и сдавливая горло сильнее, чем пожар вокруг. Бежать. Увидев свои дрожащие, обожженные руки, я обессиленно всхлипнула. Колющая жгучая боль сковала пальцы, слезы застилали глаза. Вдруг совсем рядом со мной послышался чей-то хриплый стон. Не раздумывая, я бросилась туда, к лежавшему в обломках и собственной крови монаху и упала рядом с ним на колени. Я не могла дотронуться до него, ничего сделать не могла, только бессильно плакала и медленно задыхалась. Я не знала, что делать. — Прости, — шептала я, — Прости, я не могу… Он снова захрипел и, с трудом разлепив глаза, посмотрел на меня. — Сейдж… — его сиплый голос был едва различим за яростным ревом подбирающегося к нам огня, — Нежный цветок… ты так дрожишь… — За что нам все это? За что… — Жизнь… — он закашлялся, — не спрашивает. Важно лишь то… как ты пройдешь через это, — он вдруг потянулся ко мне и крепко сжал мой локоть, — Будь… сильной, дитя. Пройди…свой… путь. Его пальцы разжались. С губ со свистом сорвался тяжелый выдох и… он погас. Сил у меня больше не было. Боль и отчаяние забрали все. Я упала. Вдох, медленный выдох. Вот и все. Вокруг сгущалась темнота. Вот и все. Сейчас закрою глаза, и она унесет меня прочь отсюда. Прочь от всего. Прежняя пустота подхватила меня, легко, как мотылька — я вдруг даже как будто ощутила уверенное прикосновение ее крепких рук. Сил не было, и я не стала ей сопротивляться.***
Я с трудом пробилась в горящее здание и, прикрывая лицо рукой, бросилась к лежащей на полу женщине. Жива. Все еще жива. Я подхватила ее на руки и потащила на улицу. Не смей тут у меня умирать, черт тебя дери. На территории храма царил хаос. Авария заставила солдат, как подорванных, носиться вокруг лабораторий, спасая сотрудников Киндом, а главное — их наработки и какое-то оборудование. А до раненных и бегущих кто куда монахов никому дела не было. Как и до меня. И я побежала. Меня прислали наблюдать за этим местом около двух недель назад, и я уже знала окрестности, как свои пять пальцев. В поручаемых мне заданиях не было ничего сверхъестественного: то небольшая диверсия, то отслеживание путей, по которым транспортировался радианит, то копирование кое-какой информации. В целом, что-то, конечно, очень важное, но совершенно несложное. В конторе были довольны. В этой миссии не было бы ничего особенного, если бы не одно «но»: сколько я здесь находилась, я все время ловила себя на том, что ищу взглядом ту целительницу. Понятия не имею, почему она не выходила у меня из головы. Ну, да, спасла один раз. Но это же не повод думать о ней… постоянно. А теперь, после аварии, пустившей всю эту заварушку псу под хвост, я, вместо того, чтобы просто спасать себя, неслась, сломя голову, держа на руках девушку, даже имени которой не знала. Почему, зачем я это делала — не знаю, я не думала об этом. Просто бежала, подгоняемая ветром и единственной мыслью — только бы она не умерла у меня на руках. Вскоре мы оказались возле маленькой хижины с заколоченными окнами — той самой, в которой с месяц назад она выхаживала меня. Тогда здесь было вполне безопасно, и теперь я только надеялась на то, что все так и осталось. Быстро, но аккуратно я толкнула спиной дверь и, войдя в хижину, положила девушку на единственную кровать. Только выдохнув и опустившись рядом с ней, я почувствовала, как сильно устала. Вся в крови и копоти — она выглядела довольно жалко. Я аккуратно осмотрела ее. Никаких видимых повреждений и ран, только… обожженные ладони. Минут пять я просто смотрела на них. Выглядели плохо, но почему-то у меня было ощущение, словно там, в храме, когда я поднимала ее, они выглядели еще хуже. Странно. Я не знала, как помочь ей. Вообще о том, как оказывать первую помощь в таких ситуациях — мне это никогда не было нужно. Я никогда не заботилась ни о ком, кроме себя, а уж так выходило, что во время моих заданий где-то рядом всегда находился какой-нибудь врач. Не придумав ничего другого, я отвязала от пояса полоску ткани, разрезала на две части и с максимальной осторожностью, на которую только была способна, перевязала ей руки. Вот и все. Оставалось только ждать. Она же должна рано или поздно проснуться, да? Скажет, что где найти, что сделать, и я сделаю. Как-никак, я в долгу перед ней. Оставалось просто дождаться, когда она проснется. План звучал хорошо, обнадеживающе. Но почему-то каждый раз, когда я смотрела на нее, я вставала и начинала нервно бродить по комнате. Это беспомощное, несчастное лицо… Ощущение собственного бессилия выводило меня из себя. В какой-то момент я уже просто не выдержала и вышла на улицу. Медленно садилось солнце, окрашивая небо в теплые желто-оранжевые тона. Ни облачка, тихий ветерок приятно ласкал лицо и волосы. Если бы еще не сильный запах гари и это скручивающее чувство тревоги, был бы идеальный вечер. Вернувшись в хижину, я вдруг увидела, что целительница мелко дрожит. Я тут же в панике бросилась к ней, а ее трясло так, словно мы сидели в какой-нибудь морозильной камере. Тогда я кинулась обыскивать дом на предмет хоть чего-нибудь, чем бы ее можно было накрыть, но из хижины как будто вынесли все подчистую, оставив только какие-то бесполезные банки. Я в отчаянии взглянула на трясущуюся девушку. Что, скажи, что мне сделать? А потом, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, я, без единой мысли в голове, подошла, легла рядом с ней и крепко прижала ее к себе, накрыв ладонями открытые участки ее рук. — Все хорошо, — зачем-то прошептала я, уткнувшись носом ей в шею, — Ты в безопасности. Не знаю сколько времени прошло, но в какой-то момент она стала успокаиваться: ее дыхание выровнялось, стало глубже, она заметно расслабилась. Я с облегчением выдохнула и, по-прежнему прислушиваясь к ней, закрыла глаза. Проснулась я от того, что перестала слышать ее дыхание. Оно стало очень тихим, настороженным, как будто она боялась… спугнуть меня? Я открыла глаза и, обеспокоенно прислушиваясь к ней, случайно коснулась носом ее шеи. Она немного напряглась и едва слышно выдохнула, но все же не стала делать ничего, чтобы отстраниться от меня. Чего она ждет? Боится, просто не понимая, что происходит, или же узнала меня и… Аккуратно разжав руки, я перекатилась через спину и тихо встала с кровати. Некоторое время она продолжала неподвижно лежать, видимо, ожидая, что я сделаю дальше. А я просто стояла у противоположной стены и смотрела на нее. Потом она наконец пошевелилась, села на кровати и сразу же вопросительно посмотрела на меня. Значит, узнала. Я молчала. — Ты жива, — тихо констатировала она, осторожно разглядывая меня, словно какое-то чудо. — Ты тоже, — задумчиво кивнула я в ответ. За исключением крови и грязи на лице и одежде, она действительно выглядела гораздо лучше, чем вчера. Я, конечно, не врач, но разве можно так оправиться от подобного всего за одну ночь? Тем временем она опустила взгляд на свои руки, удивленно разглядывая повязки. Потом быстро посмотрела на меня — поняла, откуда они взялись, — аккуратно размотала одну из них и подняла перед собой совершенно здоровую ладонь. Я недоуменно нахмурилась. — Ты радиант? — спросила я. Она смущенно кивнула. Черт, ясно, это все объясняет. Вот почему Киндом постоянно держали ее у себя на виду. Но тогда что было такого важно в их лаборатории, раз они предпочли это ценному радианту? — Ты ведь тоже, да? — Что, волосы выдают? — я усмехнулась. Она же очень странно посмотрела на меня — я не поняла, что именно выражал этот взгляд. Но оторваться от него… не получалось. — Нет, просто… — она снова смущенно или как будто даже виновато опустила глаза, а потом вдруг тихо спросила, — Почему ты здесь? — Работа, — я пожала плечами. Мне стало интересно, она всегда так себя ведет или же ее так сильно смущаю я? Я непринужденно переспросила, — А что? — Просто… После прошлого раза, — она опять быстро подняла и опустила глаза, как будто проверяя мою реакцию, — Не думала, что ты вернешься сюда. Так вот оно что. Я понимающе кивнула, а затем медленно, почти бесстрастно произнесла, не сводя с нее внимательного взгляда: — Когда я вернулась, врачи сказали, что мне крупно повезло. Мол, сама Фортуна отвела клинок, и только этим можно объяснить, что лезвие не задело ничего важного. Но ведь это не так, верно? Она посмотрела на меня — снова этим странным нечитаемым взглядом, и медленно кивнула. — Что ж, — я вздохнула и поджала губы в неловкой улыбке, — это значит, что теперь мы квиты. Жизнь за жизнь. Она ничего не ответила. Просто продолжала внимательно смотреть на меня, хотя теперь ее взгляд стал как будто бы немного спокойнее. На этом мне стоило бы развернуться и уйти. Может, максимум, попрощавшись напоследок. Но я не двигалась с места. — Как тебя зовут? — вдруг спросила я, неожиданно даже для самой себя. — Сейдж. А… — Джетт. Все, пора, хватит. Нам обеим это не нужно. Она в полном порядке и теперь вполне справится и без меня. Я кивнула ей и без лишних слов повернулась к двери. Но все же перед самым выходом я остановилась и спросила: — Что будешь делать теперь? Храм сожжен, Киндом больше тебя не держат. — Не знаю, — она отвела глаза и ее лицо снова стало ужасно печальным. Я посмотрела на нее и вдруг поняла, что не хочу… оставлять ее здесь одну. И тогда я тихо спросила: — Хочешь пойти со мной? — Хочу.