Юнги снова посмотрел на него и понял только одну вещь — это уже конец. Чимин находился слишком рядом, буквально в паре метрах от него и смеялся, чуть ли не заваливаясь на пол, вместе с Чонгуком над какой-то шуткой. По крайней мере, это должно было так называться, юмор Юнги не заценил. Оттого ли, что это настолько тупо или же он просто даже не расслышал ни слова, полностью растворяясь в человеке с этой ангельской улыбкой. Он жадно въедался взглядом в него, рассматривая каждую чёрточку, но этого было слишком мало, хотелось проникнуть глубже и изучить всё досконально. Он нервно сглотнул, ибо смотреть уж столь долго было просто неприлично, хотя он всё равно уже давно нарушил все правила этикета, да и плевать на них всегда было.
Пак, как это обыкновенно бывало во время очередных приступов смеха, облокотился на кого-то рядом, а рядом, конечно же, был Чонгук, который уже более-менее пришёл в себя. Юнги заметил эту привычку ещё в первую их встречу, когда кто-то «неудачно» пошутил, а Чимина, казалось, рассмешить могло всё, что угодно. И тогда тот от переизбытка эмоций навалился на колени Мина, пытаясь хоть немного успокоиться. Судя по всему, парень даже не обратил внимание, что нарушил чьё-то личное пространство, как будто они знакомы несколько лет, а не минут. Юнги в тот момент был в таком замешательстве, сначала он не понял, что это сейчас было, почему кто-то думал, что мог прикасаться к нему. Он уже хотел едко выплеснуть ядовитую раздражимость и безжалостно стряхнуть с себя этого паршивца, но что-то остановило, заставив отказаться от первоначальных мыслей. Что-то слишком тёплое, хрупкое, чего он никогда не наблюдал в своей душе, но тут оно захватило сердце, когда Юнги посмотрел на лицо человека, который, как цветок, распустился в столь ярких эмоциях и так просто дарил их окружающим.
Юнги был тем человеком, который всегда старался скрыть эмоции от посторонних, показывая лишь маску, сквозь которую могли пробраться лишь недовольство и привычная озлобленность на мир. Это то, что он показывал миру, другие же переживания хранились в нём самом под семью замками, а ключ потерялся глубоко в сердце. «Наверное, застрял между полулунными клапанами», — усмехнулся бы какой-то приверженец естественно-научных воззрений.
Сквозь промелькнувшее возмущение, вызванное действиями юноши по отношению к Чону, снова пробилось равнодушие и ярко засияло. Юнги потерялся в энергетике, исходящей о одного конкретного человека, забыв напрочь обо всем, а что-то тёплое и по-прежнему хрупкое обхватывало изнутри слишком сильно, чем ожидалось, и к чему-то пробиралось, не встречая отторжения, и защиту уже поставить было нельзя, а как бы Мину хотелось бы этого сейчас. Учёные уже изобрели машину времени или как? Почему, ещё нет? Чем они там вообще занимаются? Может, вернувшись назад, он смог всё исправить и не допускать эту ошибку. Но как бы сильно люди не сопротивлялись этому, не шли против этого закона, пытались все переиначить и подстроить под себя, судьба выбирала людей, а не наоборот. И это была та самая истина, к которой все так стремились, забывая обо всём на свете.
Чонгук был двоюродным братом по маминой линии, поэтому они были знакомы с самого детства, и их отношения Юнги бы охарактеризовал как сносные, терпеть брата всё же периодически не хватало сил. Его страсть к тому, чтобы показать и доказать всем, что он лучше многих, была совершенно непонятна Мину и, как следствие, раздражала, но это были лишь мелочи жизни, которые можно и игнорировать. Вызывала тихие вздохи и желание устало потереть переносицу потребность Чона в общение с братом, его детская привязанность, его уже утопающие глаза в ручейке слёз на почти-отказ сходить с ним в кафе. Этот школьник мог сводить с ума. И окончательно свёл, даже не заметив, без всяких сожалений, когда на еженедельный поход в место с самым лучшим мороженым в городе пригласил своего друга. А что было дальше и так известно.
Теперь это стало традицией собираться втроём, которая продолжалась около года. Чимин был той самой причиной, почему Юнги терпеть не мог эти все глупые встречи, и причиной, почему так отчаянно на них рвался. Он даже находил время, чтобы сделать укладку и найти что-то более-менее приличное из скудного гардероба, чем сначала удивлял, а позже и смешил
всепонимающего Чонгука, хотелось врезать, но Юнги пока ещё мог сдержаться.
— Юнги-хён, как твои дела с той песней? Ты дописал её уже? — раздался голос Чимина, вырывающий его из пучины воспоминаний, бесполезных рассуждений о невозможном и беспричинного любования той гранью между реальным и невозможным, которую транслировал Пак буквально всей своей сущностью. Юнги, забыв, как говорить, нервно сглотнул, быстро пробежался взглядом по сторонам, заметив стакан с водой, схватился за него и немедля сделал пару глотков, чуть не захлебнувшись.
— Все в порядке, хён? — забеспокоился Чимин. Чонгук же действовал более решительно, начав стучать по спине, отчего Юнги поперхнулся ещё больше и зло глянул на брата, что тот как будто превратился в кролика и за пару прыжков переместился на безопасную территорию, где потрошитель душ его точно не достанет, — рядом с Паком.
— Вроде, уже лучше, — прокашлялся Мин. — С музыкой пока всё не особо гладко идёт, — ответив на первоначальной вопрос, он невольно начал вспоминать все угрозы увольнения от начальства на ответы, что композиция пока ещё не закончена, хотя очередной дедлайн уже маячил как никогда близко. — Я что-то плохо себя чувствую, лучше пойду домой. Пока, ребят, — бросил он, собираясь сбежать от своего лучшего наваждения, и умчался к направления к выходу.
Покинув помещений, он жадно вдохнул свежий воздух, прижался спиной к стене и уткнулся в свои ладони, глубоко дыша в тщетной попытке вернуться к прежнему состояния, когда он мог прятать эмоции, как ясный день ярчайшие звезды; когда не было никакого Чимина в его жизни.
Чимин как океан: снаружи, вроде, был спокойный, тихий, умиротворённый, но стоило лишь появиться какому-нибудь моряку, так начинались всякие заигрывания, где-то слегка корабль качнул волной, где-то своим течением помог ускориться. Но он мог и устроить шторм, корабль затопило бы, а моряк захлебнулся бы без шанса ещё раз сделать вздох. А что происходило внутри океана — как бы сильно не пытался понять Мин, он никогда не сможет. Там был неизведанный мир, не описанный ни в одной научной книге — в этом мире он терялся, а выход найти не мог, ведь карты не было да и не будет. Юнги тонул в океане по имени Чимин, а сладкий голос мифических сирен манил и нежно пел, что всё так должно было произойти и не было более правильно пути для них.
— Юнги-хён! — вылетел из кафе Пак, оглядываясь по сторонам и наконец замечая нужного человека. — Ты так неожиданно ушёл! Все хорошо? Тебе нужна помощь? Я могу что-то сделать? — щебетал Чимин, взгядываясь в лицо старшего, пытаясь найти ответы на свои вопросы, но видя лишь бесконечную усталость от жизни.
— Останься сегодня со мной, пожалуйста, — еле слышно прошептал он на ухо, чуть отодвинулся, поднял руку, нерешительно коснувшись щеки, потом, не встретив сопротивления, стал её легонько поглаживать, пальцами проводя за мочкой уха и очерчивая линию челюсти до подбородка.
Чимин опешил, явно не ожидая такого поворота событий. Он смотрел на хёна, который очевидно был не в себе. От него веяло отчаянием, горечью и непонятной тоской по кому или чему-то. Пак глядел на океан в карих глазах напротив и видел там ужасный шторм, сильный ветер, что как будто резал его безысходностью. Чимин накрыл ладонью руку Юнги, что до сих была на его щеке. Тот уже отвёл взгляд вниз, сгорбившись, поэтому юноша также немного склонился, второй рукой поднимая голову хёна за подбородок, чтобы снова установить зрительный контакт. Но у того из глаз пролилась капелька боли и норовили проделать тот же путь ещё несколько. Из-за этого Мин продолжал опускать голову вниз, порывался уже убрать ладонь с щеки парня и снова позорно сбежать, но не успел. Чимин обнял его, оперевшись головой о плечо и несильно прижимая его к себе.
— Юнги-хён, давай поедем к тебе домой, хорошо? Тебе явно не по себе, — мягко предложил Чимин и, ощутив едва заметный кивок, заказал такси с помощью приложения на телефоне, параллельно сообщая Чону о состоянии Юнги и попытках тому помочь.
Машина подъехала, к счастью, очень быстро, поэтому, заприметив нужный номер, Чимин разорвал объятия и, схватив своего хёна за руку, повёл к нужному автомобилю. Юнги не понимал, кто он и что происходит, но доверчиво шёл за личным лучиком солнца, который успел за эти пару минут в объятиях поделиться теплом и немного успокоить крики боли в душе.
Они заняли заднее сиденье, Чимин назвал адрес, хоть он там и ни разу не бывал, но знал его, спасибо Чону. После того, как машина тронулась, Пак подвинулся к парню, притягивая к себе так, чтобы голова того упала ему на плечо, а потом взял его руку в свою. Так они просидели до конца поездки, сначала Юнги попытался вывернуться из такого положения, но Чимин крепче схватил его ладонь, поэтому он просто расслабился и не обращал внимания на на что, кроме тепла, что излучил человек рядом с ним. То было жизненно необходимо, казалось, что без него он даже не сможет сделать следующий вдох.
Выйдя из машины, Чимин потащил хёна к дому, а после и к квартире, номер которой он смог разузнать у Чонгука, перебросившись парой сообщений с ним в такси. Юн как будто наконец очнулся, когда парень попросил его достать ключи. Он рассеянным взглядом рассматривал знакомый подъезд, будто оказался в нём впервые, после, в конце концов, сообразил, что от него требовалось и потянулся к карману, нащупал необходимое и передал Чимину.
В квартире творился полный хаос, но это никого не волновало. Эта была однокомнатная квартирка, так что Пак сразу сообразил, что к чему, поэтому скоро юноша перетащил всю одежду с кровати на ближайший стул. Казалось, все эти вещи были просто полностью вывалены из шкафа. Заглянув туда через оставленную небольшую щёлочку, Чимин убедился в своём предположении.
Юнги, стоящего в проходе, он усадил на кровать и примостился рядом, крепко обнимая. Мин уткнулся ему носом в шею.
— Тебе нужно отпустить себя, — тихо сказал Чимин, слегка поглаживая по волосам. И ключ нашёлся, и семь замков распахнулись по щелчку, выпуская все накопившуюся боль за все годы. Чимин ощущал весь солёный шторм океана боли, что был сосредоточен на его плече. Он шептал какие-то успокаивающие глупости ласковым голосом, морально поддерживая, как мог. Главное, что Мина отпускало, слёз оставалось всё меньше, лишь безмолвные всхлипы продолжали мучать, заставляя задыхаться. В конечном счете, у Юнги не осталось сил даже поддерживать тело в положении сидя, поэтому он полностью повалил себя и юношу на кровать.
***
Юнги медленно открывал глаза, сквозь дрёму слыша, как Чимин с кем-то разговаривал. Он постепенно приходил в себя, садясь на кровати, всё происходившее вдруг резко накатило, воспоминания выстроились в логическую цепочку. Выругавшись, он спрятал лицо в ладонях. Продолжая прокручивать в голове события нескольких часов назад, он безудержно отправлял паровозик в своей голове, который гудел всеми известными ему ругательствами.
— Да, с ним всё хорошо, он почти уже закончил, там немного осталось. До свидания, — приближался голос Чимина к нему, вероятно, он шёл с кухни. Хотелось убежать. Снова. Стыд и осознание своего ничтожества обрушились на него. Юноша, зашедший в комнату, держал в одной руке его телефон, а в другой — кружку с зелёным чаем.
Чимин улыбнулся, увидев, что хозяин квартиры уже не спит, присел рядом и протянул кружку, от которой исходил приятный аромат. Мин благодарно кивнул, сделал небольшой глоток и поставил на захламлённый стол, что находился совсем рядом. Он посмотрел на юношу, но Чимин, кажется, как-то неверно растолковал его взгляд. Стыд со смущением отобразились на лице.
— Прости! — Пак отдал ему телефон, что был до сих пор в его руке. Юнги непонимающие уставился на гаджет, после отложил рядом с кружкой чая и снова посмотрел по Чимина. — Тебе раз десять, наверно, звонил менеджер, я и ответил, прости, хён! Я правда не хотел брать твой телефон, но он продолжал названивать. Менеджер спрашивал, как та песня, которую ты должен прислать до завтра. Я сказал, что ты почти её закончил. Прости, хён! — пролепетал юноша на одном дыхании так быстро, что до сих по до конца не пришедший в себя Юнги с трудом разобрал смысл этих предложений.
Честно сказать, Мину сейчас было совершенно плевать и на этот тупой телефон, и на этого более тупого менеджера, да и на песню тоже, хотя он понимал всю критичность ситуации, но в душе это не откликалось ничем. Сплошная безразличность к внешнему миру и гамма эмоций к личному солнцу, что слепило его полностью, при этом заставляя тянуться к нему за жизненно необходимой порцией тепла. И убежать бы, да давно уже поздно, поэтому, наконец-то набравшись смелости, он решился:
— Чимини, нам нужно поговорить, — тот закивал, — о нас. Понимаешь, о нас, — Юнги сделал паузу, вглядываясь в глаза парня. — Я не знаю, когда и почему это началось, но то, что происходит внутри меня, уже не имеет конца. Я не знаю, куда деться от этого, но, на самом деле, мне даже и не хочется задаваться этим вопросом. Чимина, ты убиваешь меня, — он тихо вздохнул, во взгляде Пака блистало потрясение. Добрая душа желала помочь, но не понимала, как это сделать. Уйти?
— Чимина, как бы я не пробовал, мои попытки убежать, как видишь, с треском провалились, — невесело ухмыльнувшись, он тяжело сглотнул, собирая всё мужество в кулак: либо сейчас, либо никогда. — Я люблю тебя, Чимини, — Юнги отпустил голову, а Пак, кажется, прочитал эти слова по губам, расслышать их навряд ли бы удалось человеческому уху. Юноша сжал ладонь хёна.
— Юнги-хён, прости меня, я не думал, что тебе так плохо, — на лице парня появились слёзы. — Я видел, что происходило с тобой, но мне было… страшно. Я боялся, что напридумывал себе всякого, ты всегда такой холодный, и мне не совсем было понятно, что именно ты обо мне думаешь. Может, я нравился тебе как человек или как друг, о большем не хотелось думать, чтобы не было больно потом. Да и кто примет такие отношения, люди говорят, что любовь — это всегда прекрасно и ориентацию не выбирают, но по их действиям этого не скажешь. Да и если ты подумаешь, что кто-то может любить человека своего же пола, то это даже может оскорбить того, — Чимин уже путался в словах, не мог ясно сформулировать мысль, лицо уже полностью покраснело от солёных слез, которые Мин ласково вытирал рукой.
— Прости меня за всё, Юнги-хён, я тоже люблю тебя, правда, давно, с того самого первого взгляда, как увидел тебя… — возможно, Чимин хотел сказать что-то ещё, но все слова растворились в воздухе, он максимально близко наклонился к лицу старшего и пристально посмотрел на губы. Мин ощутил этот взгляд и поддался вперёд, давая себе обещание, что никому не даст в обиду своё единственное солнце.
И волны двух океанов слились в одну, образуя что-то поистине великолепно, но одновременно с этим несколько устрашающее, потому что сразу ты сразу понимаешь, что, попадя под такую волну, уже не выживешь. Утонешь, как эти двое, и не захочешь даже выбраться. Юнги никогда в жизни не испытывал такого вдохновения, как сейчас, утопая и возрождаясь снова.
Для меня ты будто солнце, единственное здесь.
В лучах твоих купаясь, цвету, но жажда есть.
Уж слишком поздно, не сделаешь ничего,
И пусть усохну я, дотянусь же до тебя.*
Песня, ставшая хитом за рекордное количество часов. Чимин не мог её перестать слушать, постоянно ставя её на повтор. Юнги же мог перестать сжимать в объятиях свой океан, завораживающе переливающегося на солнце, пока тот параллельно читал текст этой песни. Знал же, кому она посвящена.
Больше ни на что я не способен,
Лишь любить тебя могу да и только.*
