* * *
Вернулся он страшно довольный и был незамедлительно атакован братьями Миками, в два голоса задавшими животрепещущий вопрос: — Сирикодама¹ цела? — Отъебитесь, — Серидзава явно находился в добром расположении духа. — Где остальные? Зовите всех. Долго собирать элиту Судзурана не пришлось — каждый горел желанием узнать, как прошла поездка, и, возможно, услышать некоторые деликатные подробности. Конечно, надежды на то, что Серидзава проговорится, было мало, но верить в невозможное никто ведь не запрещал? Когда пришедшие живописно расположились на крыше, украсив чернотой гакуранов каждый свободный клочок площади, Серидзава обвел всех взглядом, словно пересчитывая, и махнул рукой: — Иди сюда. Иди, не стесняйся, тут все свои. Из-за угла вынырнул худощавый парень. Он оказался не совсем таким, как на картинках: высокий («Да он выше Серидзавы», — брякнул Макисе, тут же поймав подзатыльник от Чуты), аккуратно одетый в черные брюки и белую, аж глаза слепило, рубашку. Но даже издалека не возникало сомнений в том, что это не человек, а когда он подошел поближе, все увидели, что лохматые черные волосы перехватывает кожаный шнурок — ровно по краю небольшого белого блюдца, в котором рябила и блестела на солнце вода. Каппа широко улыбнулся. Зубы у него тоже были ослепительно белые, а глаза черные, как едва остывшие угли. — Это Токио, — представил Серидзава, мягко, даже как-то бережно цепляя каппу за локоть и усаживая рядом с собой на диван. — Теперь он тоже судзурановец, то есть свой. И если кто-то тронет его хоть пальцем, я тому лично сирикодаму выну и в глотку засуну. Все понятно? — Чего ж тут не понять? — высказался за всех Макисе. Остальные согласно закивали. Действительно, чего непонятного: каппа — значит, каппа, сказал, что засунет — значит, засунет. Обычное дело для Судзурана. — Давайте, что ли, вечером отметим, — предложил Идзаки. — Завалимся в бар, выпьем за нового, эм… ворона. — Поддерживаю, — подхватил Токаджи, оценив коварный замысел извечного врага: разговорить пьяного Серидзаву шансов было значительно больше. Во всяком случае, по сравнению с нулем. — А давайте, — охотно согласился Серидзава. — Предложившие проставляются. Токио, а ты когда-нибудь смотрел на закат с высоты школьной крыши? Пойдем, покажу. — Блядь, — емко подвел итог Идзаки, на ровном месте попавший на деньги. И в кои-то веки Токаджи был с ним абсолютно согласен.* * *
Нажрались они от души. Серидзава все-таки не позволил своей армии опустошить кошельки опрометчиво выступивших генералов, и после первой судзурановцы пили уже за свой счет. Каппа тоже оказался далеко не трезвенником, и после того, как Манабу перестал капать кровью из губы, вечеринка пошла по накатанному. (Губа лопнула, когда Манабу предложил проверить, что случится, если налить саке каппе в блюдце. Серидзава, увы, не оценил перспективность затеи.) Братья наперегонки пили за Судзуран, Чута и Маки восхищались каждой проходящей в пределах видимости девчонкой, Идзаки и Токаджи прожигали друг друга взглядами через стол, который, кажется, начинал дымиться от накала эмоций. Цуцумото пытался задать Серидзаве каверзный вопрос, но никак не мог перебраться через слово «сирикодама». Серидзава ржал и отправлял друга спать. Его рука расслабленно, но уверенно обнимала плечи каппы. Тот улыбался до ушей и абсолютно не возражал. — Я д-думаю, — веско сказал Токаджи, когда они с Идзаки, стараясь держаться прямо, прослеживали взглядами зигзагообразный маршрут так и не разлепившейся парочки, направлявшейся к автобусной остановке, — что каппа все же добрался до его сирикодамы. И Серидзаве это п-понравилось. — Все б-было наоборот, — возразил Идзаки, поправляя на переносице отсутствующие очки. — Это Серидзава так удачно заехал каппе по сирикодаме, что тот теперь т-только о повторении и думает. — Я бы поискал твою сирикодаму, — еле ворочая языком, сообщил Токаджи. Идзаки снова поправил очки и показал «фак». Как будто этот жест был встроен в его программу при рождении. Сука. Су-у-ука. — Сам такой, — Идзаки покачнулся. — Так и быть. Я тебе расскажу про каппу. Можешь идти рядом и внимать… внимательно слушать. Понял? — Ага. — Токаджи не был уверен, что удержит Идзаки, вздумай тот пиздануться с пьяных глаз на тротуар, но упускать такой шанс было не в характере Токаджи. — Так вот, — Идзаки устремился вперед, полностью игнорируя встречных прохожих, — чтобы заставить каппу служить себе…* * *
Вскоре Судзуран уже не представлял, как раньше жил без каппы. Токио умел и любил играть в любую настолку, знал хуеву тучу разных вещей — и охотно делился знаниями накануне тестовых работ, а главное, с его появлением Серидзава перестал скучать и выдумывать развлечения, от которых порой мурашки пробегали по коже даже у самых закаленных бойцов. Излюбленным занятием Серидзавы теперь стало любование закатом на пару с Токио. После того, как некоторые судзурановцы, рискнувшие прервать это действо неотложным важным вопросом, приобрели гипсовые украшения — один на руку, другой на шею, — никто больше не рисковал лезть к лидеру в час заходящего солнца, так что они с каппой могли курить, разговаривать и делать все, что им заблагорассудится, без помех. Обсуждать их уединение считалось в школе дурным тоном; генералы Серидзавы убедительными доводами подкрепляли эту точку зрения. А вскоре появился и другой повод для разговоров. Случилось все поздним вечером, когда группа слегка подвыпивших воронят столкнулась с толпой местной шпаны. Шпана была еще мелкая, но злая и кусучая, как стая комарья. И их было изрядно больше — раза эдак в три. Отступать Судзуран, конечно, не собирался, но существовал один нюанс. С тех пор, как в школе появился каппа, больших стычек у воронов еще не случалось. А во всяких мелких передрягах они, практически не сговариваясь, выбрали единый метод действий. Серидзаву с Токио либо оттирали назад, будто случайно (и Серидзава не возражал), и лезли вперед сами, оставляя идущим в арьергарде лишь возможность попинать павших бойцов, которой те никогда не пользовались. Либо же кто-то из генералов бросал «это ко мне, личные счеты» и шел пиздить противника с избранной группой единомышленников, присоединяться к которой Серидзаве было не по статусу. Но сейчас ни тот, ни другой вариант явно не прокатывал. Токаджи беспокойно оглянулся, придумывая, куда и как деть каппу. Идзаки сканировал нападавших, беря на учет каждую биту и кастет. Выходило много, примерно дохуя. Машинально они сомкнули ряды, заключая Серидзаву и Токио в защитное кольцо. Серидзава стоял рядом со своим каппой и, судя по лицу, намеревался в случае чего там и лечь. — Хули надо? — дипломатично спросил Идзаки, выходя на полшага вперед. Токаджи машинально встал сбоку — на всякий случай, проследить, чтобы эту блондинистую блядь никто не продырявил и не угодил кастетом в висок. Конечно, Идзаки был не дурак подраться и в их единственном бою один на один таки уделал Токаджи, но не переживать тот не мог. В конце концов, не существовало другого человека на свете, который бы так бесил его самим фактом своего существования. В этом Идзаки был неповторим. — Закурить не найдется? — вожак стаи тоже шагнул вперед. Высокий и тощий, он напоминал плохо кормленую пиранью. Идзаки достал из кармана пачку, выбил сигарету, чиркнул зажигалкой. Не торопясь выпустил в воздух струйку дыма и наконец лениво ответил: — Не курю. Вожак наклонил голову, на секунду замер и с ревом кинулся вперед. Шпана сорвалась следом. Судзурановский заслон встретил их на «ура», но вскоре численное преимущество стало сказываться. Серидзава, время от времени доставлявший ботинком в печень особо пронырливому пацану, был вынужден полноценно вступить в бой. Он старался держаться поблизости от Токио, который пока удачно отбивал долетавшие до него удары, но логика драки в несколько минут растащила их в разные стороны. Некогда было крутить головой, чтобы отслеживать, что и с кем происходит, на каждого навалилось по нескольку человек. Однако уровень судзурановских бойцов значительно превосходил возможности подворотни, так что вскоре поле боя расчистилось, толпа поредела, и судзурановцы узрели нечто невероятное. Каппа умел драться. Этим фактом, конечно, никого было не удивить, но его манера боя заставляла отвиснуть челюсть. Словно танцовщица, при вращении всегда глядящая на зрителя, Токио при ударах, подсечках и клинчах умудрялся держать голову в одной плоскости. Вода в блюдце ходила ходуном, но через край не проливалось ни капли. Когда третий противник был отправлен в нокаут ударом ноги с разбега, судзурановцы зааплодировали. — А что ж ты раньше молчал? — Макисе в восторге хлопнул Токио по плечу. — А мы-то… — А мы-то тебя в деле и не видели, — вовремя вмешался Токаджи, понимающий, что не стоит сообщать самолюбивому каппе о той опеке, которую они развернули вокруг него. — С дебютом! Серидзава, как нож сквозь масло, прошел через новоявленных фанатов каппы, посмотрел на Токио и отчаянным жестом прижал его к себе, как обычно, наплевав на публику. Токио опустил глаза. Он не мог наклонить голову, поэтому прижимался к Серидзаве, неестественно выпрямившись, но взамен гладил его по плечам и что-то чуть слышно говорил. Соратники ощутили срочную потребность отвернуться или поискать что-нибудь кто под ногами, кто над головой. — Бля, — Токаджи уставился в темнеющее небо. Почему его никто не обнимет вот так вот, при всех или хоть наедине, но так, чтобы сердце пыталось выскочить из груди? Эх… Он нашел взглядом Идзаки. Тот почувствовал безмолвный вопрос, нацепил темные очки — самое то в сумерках, и показал очередной «фак», но как-то без души. Может, тоже страдал без близких контактов? Хотя — близость и Идзаки? Токаджи хмыкнул. Нет Вселенной, в которой эти понятия совместимы.* * *
— И что такое этот Хосен? — Токио откинулся на спинку дивана в углу и улыбался. Почему-то именно эта улыбка больше, чем блюдце на голове, выдавала его не человеческую сущность. Улыбка была частью культуры капп, как «тэк-тэк» Касима Рейко² или разорванный рот Кутисаке-онна³, и не имела никакого отношения к текущему разговору или настроению Токио. Серидзава не сразу привык к такому положению дел, но со временем научился не обращать на улыбку внимания. Зато теперь каппа иногда переставал улыбаться — например, когда смотрел на закат, — и это были очень хорошие моменты. — Сборище ёкаев, — пояснил Серидзава. — Крупных, злых, лысых ёкаев. — Почему вы хотите их победить? Потому что вы лучше? — Если честно, нет, — признал Серидзава. — Косяк изначально был с нашей стороны. Хосеновцы еще те о́ни⁴, но правила соблюдают. Сейчас ситуация запуталась так, что переговорами не решить. Будем разбираться без дипломатии. — Это здорово, — мечтательно произнес Токио. — Драться? Само собой. Самый простой способ понять, кто прав. — Верно. Но я про другое. Здорово будет драться как часть Судзурана. — Ты в любой драке его часть. — Нет. Тут другое. Школа выходит против школы. Официальная война. — Так и есть. Хотел бы я запретить тебе в ней участвовать. — Серидзава крутил в руках сигарету, пока из разорвавшейся бумаги не посыпался табак. — Сомневаешься, что я справлюсь? — Нет. Но ты не представляешь размах. Там никого не щадят. Все может произойти. — Все будет хорошо, — на этот раз улыбка Токио была настоящей. Говорившей, что ничего с ним не случится. Серидзава очень хотел бы запретить ему даже приближаться к Хосену в день великой битвы. Но он действительно не мог распоряжаться поступками Токио. Кто бы подумал, что ему придется об этом пожалеть. Каппа усмехался, словно прочитав его мысли. Потом придвинулся ближе и провел ладонью по бедру, от колена к паху. — Все будет хорошо, — он склонился так близко, что Серидзава ощутил дыхание, слабо отдающее речной водой. — Я обещаю. — Как будто твое обещание на что-то влияет, — буркнул Серидзава, прижимаясь лбом к его щеке.* * *
— Э… Идзаки… — Токаджи не знал, что сказать дальше, но чувствовал — что-то надо. Бой с Хосеном — не рядовая драка. Он должен найти какие-то значительные слова. Если не сейчас, то когда? — Ты помнишь, как меня зовут? — удивился тот. — Я думал, тебе мозги еще в первом классе отшибли. А потом сделали пересадку от морского окуня. — Сука, — бессильно выдохнул Токаджи. Говорить тут же расхотелось. Да пошел он к хренам собачьим, этот Идзаки. Все равно ничем не прошибешь. Когда прозвучало «Юджи», он даже не подумал, что обращаются к нему. А поняв, нахмурился и неверяще уставился на Идзаки. Тот криво и неловко улыбнулся, шагнул к нему и прижал ладонь к груди. На одну секунду; потом спрятал лицо за темными очками и исчез. А Токаджи остался стоять, чувствуя, как бешено колотится пульс во всех частях тела и фантомное тепло чужой ладони над сердцем. Сейчас он мог бы положить Хосен в одиночку; сейчас для Токаджи Юджи не существовало преград.* * *
В коридорах Хосена было тесно от кулаков; волна черных гакуранов разбилась на брызги и теперь просачивалась в чужую школу, как вода в песок. Серидзава пробивал себе путь на крышу, где его обещал ждать Наруми. Это было очень в духе лидера Хосена — обставить все как можно театральнее, превратить рядовую в общем-то драку в битву за вершину мира. Надо было рассказать Токио, с кем им предстоит иметь дело, — тому бы понравилось. Токио вообще с интересом слушал любые рассказы о людях. Все-таки он знал про них слишком мало, проведя большую часть жизни под мостом в речке Каппа-бути. Голые задницы разных извращенцев, конечно, не редкость в этом мире, но, к счастью, и не единственное, что можно разглядеть в существах, гордо носящих звание человека. В висок прилетел чей-то кулак, Серидзава не глядя ответил ударом с ноги и перестал отвлекаться на посторонние размышления. Время для созерцания еще не наступило. Сейчас было время для драки. Идзаки, Токаджи, Макисе, Чута, братья Миками — этот ударный отряд действовал как поршень автомобильного пресса, оставляя за собой покрытый стонущими телами пол. Токио тоже был здесь. Чтобы не привлекать излишнего внимания, он откопал где-то херовину, больше похожую на старинное пыточное устройство. Херовина застегивалась под подбородком и закрывала макушку. Серидзава накануне только вздохнул, увидев этот головной убор, и взглядом уточнил: значит, идешь? Каппа широко улыбнулся. Слов не потребовалось. Серидзаве вообще все чаще казалось, что слова им скорее мешают. Обмена взглядами вполне хватало для понимания, а прикосновения равнялись детальному разговору с разбором полетов. Серидзава не считал это ни магией, ни телепатией — просто не задумывался. Вообще-то он с самого начала знал, что так и будет. Токио ощутил его беспокойство. Подошел, обнял сзади за плечи, подышал в висок. «Сам же сказал, что я судзурановец. Я не могу отступить». Серидзава услышал эти слова яснее, чем если бы Токио произнес их вслух. Он махнул рукой — мол, водяной демон с тобой. Токио улыбнулся и уже без всякой телепатии сообщил, что ему вполне достаточно видеть рядом судзурановского монстра. И вот теперь они вместе поднимались наверх. Спаянное ядро армии понемногу расслаивалось, рассыпалось. Миками остались усмирять буйных на первом этаже; Маки увел за собой целую толпу отборных бритоголовых. Токаджи застрял на втором. Когда Шибаяма со своими бойцами появился в коридоре, Идзаки дернулся было навстречу, но Токаджи оттеснил его плечом, заявив, что крашеные блондины по его части. Серидзава отметил, что Идзаки на удивление мирно отнесся к такому попранию своих прав и свобод. Это стоило обдумать — потом. Пока же они поднялись еще на один пролет. Здесь общей свалки не было, никто не бросался в бестолковые атаки. Чем ближе к вершине, тем организованней и опасней были хосеновцы. Едва оставшаяся троица прошла несколько ступеней, как сзади послышался оклик. Глаза хосеновца блестели; блестела его улыбка и золотой зуб в верхней челюсти. Матоба Тоши был серьезным противником. Идзаки не изменил выражения лица, будто ему предстояла приятная прогулка. Он шагнул обратно вниз, к межэтажной решетке, мимоходом обернулся, бросив взгляд на Серидзаву, и встал в проеме, перекрывая путь Матобе и его ребятам. Токио улыбнулся. Серидзава еще раз удостоверился в его целости и сохранности — насколько мог быть целым боец, дошедший почти до самой крыши Хосена, — и рванул наверх, навстречу последнему сражению. Он не думал, победит или нет, просто делал то, что должен. И немного хотел покончить со всем поскорей, чтобы вернуться с Токио на любимый диван, который немало повидал за этот месяц. На крыше сначала по глазам ударило солнце, а потом уже Наруми — по печени. Ничего не видя, кроме красных кругов перед глазами, Серидзава оборонялся почти наугад, и только судзурановский опыт и почти звериная интуиция позволили ему избежать серьезных ошибок. Цена проигрыша в этой битве была слишком высока, поэтому Серидзава обязан был победить. Когда глаза привыкли к яркому свету, он обнаружил, что Наруми тоже хорошо досталось. С кем бы тот ни столкнулся прежде, его основательно отделали. Значит, они на равных. А в этом случае, не сомневался Серидзава, победа — дело времени. Он понятия не имел, почему, но так случалось всегда. А на противника сильнее себя он еще ни разу не натыкался. Наруми вскинул голову. Красоваться здесь было вроде бы не перед кем, но он все равно красовался. Серидзава ответил широкой улыбкой. В этот момент ему окончательно стало ясно: да, Наруми ляжет на эту крышу, и Судзуран останется в веках как та школа, что смогла победить Хосен на его же территории. Он потянулся, прищурился на солнце и тут же молча бросился вперед, на бегу переходя от буддийского спокойствия к слепой ярости самурая. Он бил точно, выверенно, успевая и думать, и оценивать обстановку, и предвидеть происходящее на два удара вперед. Именно это умение сочетать трезвый рассудок и бешенство боя принесло ему славу монстра Судзурана. Наруми падал, поднимался, умудрялся достать его, порой по-настоящему серьезно. Серидзава не чувствовал его кулаков. Во время боя с ним случалась какая-то тотальная анестезия. Казалось, он может подниматься на ноги бесконечное количество раз. Именно это быстрее и надежнее, чем любая боль, ломало его противников. Воин, у которого сломана рука, с большой вероятностью еще способен победить. Воин, которому сломали веру в себя, не выигрывает никогда. Серидзава усмехнулся, разбежался и двинул обеими ногами в грудь Наруми. Вот вам и вся разница в росте. Лидер Хосена проехался по крыше спиной, закашлялся, но перекатился на живот и медленно, как сломанная игрушка, поднялся на ноги. Серидзава уважительно склонил голову — после такого удара встал бы далеко не каждый. Впрочем, время Наруми Тайги все равно истекало и вскоре истекло окончательно. После очередного хука он остался лежать, заливая кровью и без того уже красную майку и больше не видя Серидзавы — только небо, с которым и вел безмолвную беседу о чем-то очень личном. Серидзава почесал ухо, решил, что здесь ему больше делать нечего, и, прихрамывая, направился назад, к школьному двору, воронятам и Токио. Они все были там — побитые, грязные, ржущие и курящие. Серидзава с достоинством принял поздравления и сигарету, охнул, когда какой-то ебанат в знак одобрения похлопал по выбитому плечу, и огляделся, выискивая в толпе условно белую рубашку. Таковой не обнаружилось. — Токио? — Он отбросил сигарету и нахмурился. Толпа зашумела, будто пересчитывалась между собой на «первый-второй». «Я его не видел после первого этажа». «Не, они поднялись на второй, а мы остались прикрывать». «На третьем он был, точно». Серидзава переводил взгляд с одного на другого, пока не остановил его на Идзаки. — Я остался разбираться с Матобой, — Идзаки чуть прищурился, будто смотрел на события со стороны, — а Токио поднялся вместе с тобой. Во всяком случае, насколько я видел. И обратно он не возвращался, это точно. Он бы неизбежно оказался в центре драки. Там незаметно не пройти было. — Он немного отстал. — Серидзава сунул руки в карманы. — Я не оглядывался. Думал, там уже никого не осталось. Но, значит, кто-то был. — Он снова обвел взглядом своих воронов. Теперь лица у всех были серьезными и озабоченными. — Мне надо вернуться. Кто со мной? Человек пять. — Бери больше, — посоветовал Идзаки, становясь рядом с ним. — На всякий случай. — Блондинка дело говорит, — согласился Токаджи, занимая место слева. — Хрен знает, что у них там за монстр. — Быстрей, — Серидзава вдруг заволновался. — На месте разберемся, кто там и чего. На этот раз подняться на вершину Хосена оказалось не в пример проще. Остатки армии Наруми, попытавшиеся встать на пути, они снесли не глядя. Лестницы, повороты, расползающиеся к стеночкам лысые ёкаи — все это было уже знакомо и неинтересно, как пустая шелуха. — Вот, — Идзаки указал на верхнюю площадку лестницы. Вокруг было пусто — Матоба со своими бойцами уполз зализывать раны. — Здесь я видел Токио. «В последний раз» он, конечно, не произнес. — Тихо, — Серидзава предостерегающе поднял ладонь. — Я поднимусь и позову, когда будет нужно. Десяток голов одинаково склонились, подтверждая, что поняли приказ. Серидзава мягко шагнул на первую ступеньку. Когда надо, он и в своих раздолбанных ботинках ступал неслышно, как кошка. Десять пар глаз следили за каждым его шагом. Серидзава поднялся на площадку, повернул и скрылся из виду. — А долго нам?.. — начал Чута через несколько секунд, но не успел договорить, как сверху раздался крик. Толпа воронов рванула туда, перепрыгивая через ступени. От второй площадки, последней перед выходом на крышу, отходил вбок короткий коридор со шкафами для верхней одежды. Судзурановцы влетели в него, передние остановились, столпились, задние едва успели затормозить и вытянули шеи, чтобы разглядеть, что происходит. Впрочем, несложная картина была как на ладони. Серидзава сидел на коленях перед каппой, протянув к нему руки, будто пытался подхватить или обнять. Токио был без сознания, голова склонилась на плечо. Половину лица заливала кровь, рубашке тоже досталось. О том, что творится под ней, не хотелось и думать. Его причудливая шапка валялась в стороне. Блюдце на голове было пустым. В другом углу, тоже без сознания, лежал длинноволосый хосеновец, которого без промедления узнала добрая половина судзурановцев. — Урушибара, — выдохнул Манабу. — А говорили, его загребли в полицию после того, что он сделал с Цуцумото. — Значит, выпустили, — тяжело сказал Токаджи. — Тайное оружие Наруми. Последний заслон. Токио не дал ему помешать Серидзаве. Серидзава не то услышал, не то просто пришел в себя. Поднялся, шагнул к Урушибаре. Идзаки преградил ему дорогу. — Отойди, — голос Серидзавы был абсолютно спокойным. Так мог бы говорить мертвец. Идзаки побледнел, но не отступил. — Это потом. Сейчас Токио, слышишь? Токио нужна твоя помощь. Сделай что-нибудь. Ты знаешь, как лечить капп? В глазах Серидзавы что-то прояснилось. — Первым делом надо налить воды в блюдце. — Так что мы стоим? Чута! — Идзаки обернулся. Чута понятливо закивал, и в то же мгновение его ботинки уже грохотали по лестнице. — Давайте перенесем его вниз, — предложил Идзаки. — Без воды это проще сделать. Так ведь? Серидзава молча кивнул. Он был одновременно воплощением столбняка и отчаяния. Чута появился, когда они усаживали Токио у сетчатой ограды, следя, чтобы пристроить голову строго вертикально. Он размахивал мятой пластиковой бутылкой, полной довольно чистой воды. Идзаки перехватил ее и сунул Серидзаве. — Давай. — Что? — не понял тот. — Лей. — Я… не могу, — неожиданно признался Серидзава. Идзаки знал его не первый день. Судя по лицу, он действительно не мог. Существовала причина, и достаточно серьезная, по которой Серидзава не мог решиться на это простое действие. Идзаки огляделся и наклонился ближе, образовывая крошечное пространство на двоих, как невидимый кокон. — Я верю, что ты не можешь. Но сейчас у тебя нет выбора. Я не знаю, какие у тебя резоны, но сейчас кто-то должен налить воду в его блюдце. Не помню, сколько каппа может жить без воды, но не очень долго, верно? А у Токио еще неизвестно, сколько целых костей осталось. Наливай воду, иначе он не дотянет до больницы. Ты ведь уже сделал это однажды. Наливай или это сделаю я. Ты что, хочешь, чтобы Токио сменил хозяина? — Ты нихуя не понимаешь, Идзаки, — Серидзава вдруг улыбнулся, невесело, но по-настоящему. — Но ты прав. Он свернул крышку с бутылки и осторожно вылил воду, наполнив блюдце почти до краев. Через несколько долгих минут веки Токио вздрогнули, потом он попытался вдохнуть носом и закашлялся. Серидзава придержал его за плечи. Наконец Токио открыл глаза и заморгал. Расфокусированный взгляд постепенно прояснился и сосредоточился на Серидзаве. Идзаки показалось, что каппа задает тому вопрос — совершенно конкретный вопрос, и Серидзава явно понял его. И опустил глаза. — Да, — негромко, но твердо сказал он. — Прости меня. Я отвезу тебя к доктору. Есть один… он разбирается в таких, как ты. — Безголовых? — со слабой улыбкой спросил Токио. Серидзава кивнул. Идзаки показалось, что тот сдерживает слезы только чтобы не расстраивать Токио. Он поднялся и отошел к Токаджи. — Надо скинуться на такси. — Угу, — ответил тот, будто уже подумал об этом. Впрочем, скорее всего так и было. Когда машина с Серидзавой, Токио и вызвавшемся помочь Чутой отъехала, Токаджи почувствовал в себе пустоту, визуально воплощавшуюся в виде сухого блюдца каппы. Будучи судзурановцем, он повидал многое, но то, что увидел сегодня возле шкафчиков хосеновской раздевалки, обещало стать ночным кошмаром не на один год. — Идзаки, — сказал он, не поворачивая головы, — давай нажремся. Идзаки стоял рядом и уже третий раз пытался попасть сигаретой в губы. И третий раз промахивался. — Давай, — согласился он. И даже про морского окуня не вспомнил. И Токаджи отпустило — чуть-чуть, но все же отпустило. Правда, он тут же представил, что на Урушибару попал не Токио, а Идзаки, и его с новой силой пришибло пустотой. Он понятия не имел, что делал бы сейчас, если бы Идзаки не согласился выпить. Его спасением от пустоты был, конечно, не виски, а блондинистый ублюдок, каким-то образом заполнявший любые дыры в душе, просто находясь рядом. И желательно молча. Хотя хрен с ним, пусть треплется. Пусть рассказывает про капп и даже посылает нахуй. Лишь бы он был. — Может, тебя нахуй послать? — задумчиво спросил Идзаки. — А то рядом стоять неудобно — так и фонит страданиями непонятой души. Токаджи просиял от такого явного проявления телепатии между ними. Идзаки его широкая улыбка впечатлила настолько, что он наконец сумел затянуться. — Ладно, — сказал он, сознавая, что вообще-то в этом месте следовало показать традиционный «фак» и съебаться, — пойдем. Виски ждет нас, тупой морской окунь. Улыбку Токаджи впору было завязывать узелком на затылке. Наверное, ему и правда слишком сильно досталось от Шибаямы.* * *
— Ну и как там? — спросил Идзаки, садясь рядом. День обещал быть жарким, а здесь, у ограды, под мощной старой сакурой, пахло росой и лежала прозрачная тень. — Понимаю, что я сто пятнадцатый за утро с этим вопросом, но… — Да ладно. — Серидзава со вкусом затянулся. — Нормально все. Ребра заживают, нос тоже. Анализы в норме — ну, для каппы. Внутри серьезных повреждений вроде нет. Через пару дней, глядишь, встанет на ноги. Я пока выясню, как мне с Урушибарой пересечься. Обсудить вопросы этикета. — Только не зарывайся, — предупредил Идзаки. — В полиции тебя и без того не жалуют. — Не больше того, что он сделал с Цуцумото и Токио. Жаль, у него блюдца с водой нет. Чтоб прочувствовал момент, сука. — Кстати, — уцепился за повод Идзаки. — А почему ты Токио воду налить не хотел? Ты ведь и так его хозяин, ничего не изменилось бы. Что за загадки такие? Серидзава вдруг хитро прищурился. — Ну, тебе, пожалуй, расскажу. Но в обмен на полную секретность и честный ответ на мой вопрос. — Обещаю, — быстро ответил Идзаки. У него страшных тайн вроде не было, чем бы Серидзава не надумал интересоваться. — Я ему не хозяин… был. — Что-о? Так ты его действительно поймал на голую жопу? — Да нет же. — Серидзава устроился поудобнее. — Я в эту деревню приехал: глушь, мошкара, куда идти — непонятно. Спросил у первого встречного. А Токио высокий, я и не понял, что он каппа. Спросил, а он мне сходу и выдал, как задолбали их всякие придурки со своими сирикодамами, и муниципалитет, который на них деньги зарабатывает, и речка эта нечищеная, и вообще. Накипело у него, понимаешь ли, а тут я подвернулся со своей лицензией и вопросом, где мне каппу на голый зад ловить. Ты ведь помнишь, я и ехать-то не собирался, так, дурака валял. А для них, оказывается, это жизнь. В общем, слово за слово, дошли до бара, выпили, ну я и предложил ему перебраться в Судзуран. — Вот так просто? — Ага. Такое случается — ну, когда ты сразу все понимаешь, с первого взгляда, как говорится. Я уже через пять минут знал, что без него не уеду. Если он согласится, конечно. Токио говорит, он тоже это знал. — То есть вы ничем не были связаны? — сообразил Идзаки. Серидзава ухмыльнулся. — То есть мы связаны прочнее, чем лицензией на поимку или договором о службе. Поэтому я не хотел лить воду. Не хотел, чтобы Токио был вынужден мне подчиняться. — И как же теперь? — Да уже нормально. Я сразу дал ему слово, что никогда не воспользуюсь своей властью над ним. Просто забуду об этом, будто ничего не было. Токио знает, что мне можно верить. — Тебе можно, — согласился Идзаки. — Будь все такими, как ты, жить стало бы проще. — Моя очередь! — сообщил Серидзава, извлекая откуда-то печеньку. — Вопрос. Что у вас с Токаджи? — С этим представителем морской фауны? — уточнил Идзаки, чувствуя, как начинают гореть уши. — Ничего, что заслуживает внимания. — Мы договаривались о честной игре, — напомнил Серидзава. Печенька угрожающе хрустнула на зубах, и Идзаки сдался. Ему все равно требовалось с кем-то все обсудить. И уж лучше с Серидзавой. — Он тупой окунь, хоть и не без мозгов, — первая фраза далась достаточно легко. — Вчера мы посмотрели на вас с Токио и нажрались. Ну, от общей безысходности бытия. А потом… Потом они пошли по домам, по пути свернули в первый темный проулок и вцепились друг в друга, как утопающий в соломинку. Губы до сих пор горели. Идзаки потрогал их пальцем — больно. И горячо. И стыдно. И охуительно здорово. — Только я понятия не имею, что делать дальше, — закончил он. — Токаджи, кстати, тоже, судя по тому, как он от меня шарахается. Говорю же, придурок. — Угу. — Серидзава дожевал печенье и встал. — Ладно, я к Токио, а вы тут сами разбирайтесь. И чтоб без лишнего мордобоя. — Хуясе поделился личным, — пробормотал Идзаки ему вслед. Хотя по большому счету Серидзава был прав. Кому упало решать личные проблемы Идзаки Шуна, кроме него самого? Он поднялся и решительно пошел искать Токаджи.* * *
— И что им надо? — спросил Токио. — А хуй их знает. Вроде кто-то из судзурановцев где-то наехал на одного из ребят Бандо, и теперь Вооруженный фронт имеет к нам претензии. — В общем, горят желанием подраться? — Типа того. — Неплохо, — Токио потянулся, разминая шею и плечи. Солнце нагрело крышу, диван и подбиралось к их затененному убежищу. — А то в Судзуране последнее время тихо. Миками даже за учебу взялись. — Вот и хорошо. Я бы тебя к Бандо не пустил, будь моя воля. — Но не можешь? — Токио улыбался, однако во взгляде таилась напряженность. — Не могу, — согласился Серидзава. — Вот если бы я тебя тогда на живца поймал… — Ну так, считай, и поймал, — Токио скользнул взглядом по его заднице. — Просто не можешь мной командовать. Зато трахаться — сколько угодно. — Трахаться, засыпать рядом, жить вместе и умереть в один день, — перечислил Серидзава. — Вроде ничего не забыл. Ты согласен? — Угу. — Особенно по последнему пункту, — уточнил Серидзава. — Я настаиваю. Токио задумчиво посмотрел на него. Напряженность исчезла из глаз; теперь там плескалась улыбка, как солнце на воде. — Так и будет, — сказал он очень серьезно, хотя губы дрожали. — Клянусь твоей сирикодамой. Серидзава бросил в него пустой жестянкой, промахнулся. Токио не выдержал и расхохотался. Где-то внизу, в темной школьной подсобке, Идзаки искал у Токаджи заветный анальный шарик. Небезуспешно. Во дворе братья Миками в красках и жестах объясняли младшеклассникам, что такое Судзуран. Это был один из тех дней, что никогда не должны заканчиваться. _________________________________________________________ ¹Сирикодама (ширикодама) — есть поверье, что каппы любят присасываться к анусу пловцов, откуда высасывают сирикодаму (букв. «маленькая жемчужина в заднице») – некий шарик, который, во-первых, дает им много энергии, а во-вторых, просто вкусный. ²Касима (Кашима) Рейко — призрак женщины по имени Касима Рэйко, которую переехал поезд и разрубил её пополам. С тех пор она бродит по ночам, передвигаясь на локтях, издавая звук 'тэк-тэк'. Если она увидит кого-либо, то будет преследовать его, пока не поймает и не убьёт. ³Кутисаке-онна, или женщина с разорванным ртом — согласно легенде, по улицам Японии ходит необычайно красивая женщина в марлевой повязке. Она может подойти к ребенку и спросить: «Я красивая?!». Если он замешкается, Кутисакэ-онна срывает повязку и демонстрирует огромный шрам от уха до уха, гигантский рот с острыми зубами и язык, подобный змеиному. После чего следует вопрос: «А красива ли я теперь?». Если ребёнок ответит «нет», она отсечет ножницами ему голову, а если «да», то сделает ему такой же шрам. Считается, что единственный способ спастись — дать уклончивый ответ вроде «Ты выглядишь средне» или задать вопрос раньше неё. ⁴Óни — большие и страшные существа, выше самого высокого человека, порой настоящие великаны. Óни необычайно могучи и выносливы, а многие из них владеют колдовством. Это свирепые демоны, приносящие бедствия и сеющие болезни.