Ликёр на дне хрустальной рюмки

Ликёр на дне хрустальной рюмки закончился, а унылый корпоратив 9 канала к концу близиться даже не собирался. Журналист озадаченно огляделся вокруг, задумчиво ища в кармане сигареты и лишь на секунду задержал взгляд на Тане Восьмиглазовой, улыбающейся, затмевая солнце, под локоть с Ричардом. Тот тоже блестел и переливался, но лишь в свете собственной гордыни. Журналист резко повернулся к балкону, зачем-то вновь удостоверился, что сигареты на месте и быстро зашагал к проходу. Ричард проводил его ледяным взглядом, терпеливо дождавшись, пока дверь закроется до конца. Затем он подтянулся к самому уху Татьяны и тихо, почти шёпотом, произнёс: "I'll be back so-o-onn..." Девушка слабо кивнула вместо ответа, мерцая ярче собственного нимба, морщась от перегара и от не самой приятной компании из всех возможных. Она считала Ричарда далеко не плохим человеком и давно простила его за всё, как, будь она богом, с чистой душой отмолила бы все грехи и за Сатану, до которой, к слову, Сапогов недотягивал совсем чуть-чуть и ежесекундно сокращал это расстояние, привыкнув всегда возносить себя на первое место. Начальник расплылся в холодной улыбке, развернулся на каблуках, чуть не растянувшись на полу мраморном, и уверенно покачиваясь зашагал к балкону. Сапогов ещё сам не знал, что собирается сказать, но, честно говоря, это было совсем не так важно: когда он вообще последний раз думал, прежде, чем плюнуть в кого-то жгучей ртутью? В этот вопрос он почему-то решил углубиться, стараясь сконцентрировать мысли даже на самых незначительных мелочах, что давалось с трудом. - Представьте, - сходу начал Ричард настолько уверенно, насколько это было вообще возможно, небрежно прикрыв за собой балконную дверь под быстрым безрадостным взглядом подчинённого, брошенным на него через плечо из серой пелены сигаретного дыма, - you've got два мешка: с умом и с золотом. And- Голос резко стих, как по щелчку пальца, подхваченный порывом южных ветров середины прохладного августа. Начальник забыл, к чему так долго подводил и о чем вообще шла речь. Он без сомнений собирался закончить чем-то гениальным, что абсолютно уничтожило бы хрупкое эго подчинённого, что бы опустило его на самое дно, но сейчас Ричард судорожно пытался вспомнить, какую смысловую нагрузку вложил в начало. Журналист склонил голову на бок, выжидающе уставился на него, выгнув брови дугами, от чего бордовая радужка стала видна почти целиком, почти ровным кровавым обручем. - So.. - протянул Сапогов, покачиваясь от каждого дуновения ветра и, ударенный в голову вином, поинтересовался, - which one вы бы выбрали? На пару секунд воцарилось молчание, прерванное уверенным "С умом, конечно." Журналист не очень понимал, к чему такие вопросы, но старался отвечать абсолютно серьёзно. - Да, этого вам как раз не хватает, - с натянуто-надменной холодной улыбкой констатировал Ричард, всем видом ликуя, что неудачное начало удалось подвести к такому шикарному завершению, на что подчинённый шумно выдохнул и пару раз даже приоткрывал и снова смыкал губы, порываясь бросить что-то едкое в ответ. Когда Сапогов, покачиваясь, приблизился к мужчине вплотную и опёрся руками о резные перила, Журналист смерил его долгим изучающим взглядом и пришёл к выводу, что босс, кажется, переборщил с коньяком, одеколоном и лаком для волос в этот раз. Он всегда был немного подвыпившим, но это первый раз на его памяти, когда Ричард даже стоял сам с трудом. Казалось, он мог увидеть, как перед сияющими гордыней глазами, всё плывёт, кружится и взвивается вихрем позолотевших листьев клёна. - А я бы взял с.. з.. with gold, - наконец, непонятно зачем, протянул Ричард, разя перегаром и тупо уставившись на подчинённого. Журналист шумно вздохнул, отведя глаза в сторону, и выдавил сквозь зубы: "Да вы бы и в рот взяли." Он и сам был не очень-то трезв, но сонно моргающий начальник с холодной усмешкой на лице, глядящий в одну точку уже секунд тридцать, вызывал недоумение и лёгкое раздражение. В этот момент Ричард резко развернулся на каблуках ещё более неловко, чем в первый раз перед Таней, и опёрся спиной на перила, тратя лишние секунды на размышления над ответом. Журналист же всеми силами прятал глаза, стараясь игнорировать горячее тело лишь в паре сантиметрах от него, но жар опалял каждый участок кожи даже через дорогую ткань. - Не советую вам так со мной разговаривать, -Заявил, путаясь в собственном языке Ричард, наконец, - If you, конечно, хотите still работать у меня. Начальник развернул журналиста к себе за плечо одним ловким движением, впиваясь пальцами в ткань куртки, а взглядом в алую радужку, напротив. Подчинённый разомкнул губы, чтобы выдавить что-то невнятное в ответ. Ричарда сбивали янтарные струйки коньяка, побежавшего по трубочкам вен, и тщетно старающийся связать слова между собой голос, журналиста - сигаретная дымка, пара стаканов ликёра и мужчина, нависающий над ним, обжигая жаром собственного тела, от ладоней и до самых кончиков пальцев. А от самого журналиста веяло метровыми ледяными глыбами, сыростью подвалов, куда он спустился ошибочно по лестнице к богу, и густыми лесами хвойными. Это сбивало с толку, кружило голову и путало язык сильнее любого спиртного. Ричард пьяно впился в губы искусанные, сдавил плечи до россыпи бледных синяков-фиалок, навалился сверху всем телом на мужчину, щёки которого в момент залились благородным алым. Подчинённый упёрся руками в грудь начальника, резные изгибы перил мраморных - ему под лопатки, куда-то между рёбер, недалеко от самого сердца. Казалось, ещё чуть-чуть, и журналист начнёт плавиться, таять льдами арктическими от горячих неосторожных прикосновений. И по всему телу Ричарда отдалось, как забилась бешенная птица о рёбра, - "прутья грудной клетки", - когда он на мили-секунду протрезвел, когда резко выпрямился, стараясь избегать контакта с прожигающим взглядом изумлённых глаз, когда развернулся на каблуках, откашлялся и быстро зашагал к балконной двери на подгибающихся ногах. А на следующий день Ричард оставляет зудящие ожоги ртутью на чужой коже снова и снова с удвоенной силой, отмахивается с безразличием п̶о̶д̶д̶е̶л̶ь̶н̶ы̶м̶, заявляя губами чуть дрожащими, что ничто из прошлого не имеет значение. Холодная улыбка, - одна из сотни масок, - кривит бледные скулы, то и дело скрывается за хрустальными стаканами дорогого вина. Сапогов увеличивает расстояние, на каждые два осторожных шага в его сторону сам отскакивает назад на четыре, ежесекундно возводит сотни стен за собственной спиной. Пока, ближе к сумеркам, журналист не сокращает расстояние самостоятельно перед дверью офиса.