When we meet again

Когда уходила Саша, Алене это казалось абсурдом, глупой шуткой, ошибкой СМИ — Трусова не попрощалась, молчала, словно партизан, и даже её лучистые глаза не выдавали, что скоро разрушится все. Теперь они снова встретились на одном льду — девочка, возомнившая себя королевой, и безрассудная квадистка, за которую все решили амбиции родителей. Саша прыгала четверной лутц, смеялась над штуками тренеров, улыбалась и светилась счастьем. Алена помнила, как Трусова била кулаками лёд, кричала, что хочет все бросить, и рыдала навзрыд, в глазах — боль и ничего кроме. Алена сбежала с разбитой мечтой, разрушившимся, как карточный домик, убеждениями, потерянным тройным акселем и с нестабильными прыжками, которые всегда давались ей так легко. Нужно было тренироваться, пока прокат не будет выполнен идеально, со всеми элементами, без падений. Косторная помнила, как сломалась Женя, как она дрожащими руками снимала коньки в раздевалке, разглядывала посиневшую лодыжку и снова шла прыгать — до Олимпиады оставалось всего полгода, и у Медеведевой не было выбора. Но у Алёны он ещё был, и она его сделала. Саша и Алена наблюдали друг за другом издалека, не разговаривали и сидели в разных концах раздевалки. Косторная знала, что Трусова видит каждое её падение и поджимает губы, когда она бьется об лёд всеми частями тела. Саша знала, что Алена не спускает глаз ни с одного её четвёрного и болезненно морщится, когда она недокручивает последний оборот и летит вниз. Но они больше не могли заговорить друг с другом по-старому: Трусова ушла по-английски, а Алена снова ворвалась в жизнь Саши без предупреждения. Холодным августовским вечером они обе остались отрабатывать новые программы после второй тренировки — за окнами уже была кромешная тьма. Саша подъехала к Алене, которая проверяла шнуровку коньков у бортика. — Так и будешь меня игнорировать? — Ты меня игнорируешь, — заявила Косторная, не поднимая голова. На секунду они замерли, а затем рассмеялись в унисон, разрушая тишину спортивного комплекса. Они видели друг друга сломленными, слышали дрожащие голоса друг друга, наблюдали за слезами, стоящими в уголках глаз. Разве не заслужили теперь они увидеть улыбки на лицах, услышать дружный смех?