iloveheriloveheriloveher

и так пожертвовал я годы твоей улыбке и глазам –м. лермонтов

1. такая лёгкая неуверенность в девичьих глазах. – не смею даже прикоснуться, – тихо, стараясь не нарушить чудесную атмосферу, произносит израиль. он видит протянутую к нему руку милейшей из милейших. блеск на ещё детских губах, преобразившихся в улыбке сша. она была всю жизнь скромна; воспитана, как недосягаемый ангел Божий. иудей так боялся осквернить этот чистый храм души и тела своим прикосновением. – ну что вы...– смеётся девушка, точно издеваясь своим ангельским голосом над немолодым мужчиной. – я... не хочу, чтобы наши пути расходились на этом. примите мою помощь. видит Бог, посланы вы были мне не даром. тишина. спокойствие, смиренность. весь мир стоит, словно замерзший в вечном холоде, оставшийся в безумном сне, где выхода и нет, и входа... весь мир... вселенная в глазах милейшей. не иначе. израиль трепетал так от волнения последний раз лишь при крахе римлян. сотни чувств наполняют его мысли. – благодарю, – сухо говорит семит, в знак согласия беря хрупкую, такую гладкую и мягкую ладонь американки. её длинная юбка пыльно–розового цвета легонько развивалась под действием слабого ветра. израиль был счастлив. да, определённо прекрасный пятничный день. *** он – тридцатипятилетний иудей традицонного и довольно консервативного мирвоззрения. она – молодая семнадатилетняя протестантка прогрессивных взглядов на государственный аппарат. ничего общего. израиль каждый раз пытается всё забыть, каждый раз уезжает всё дальше и дальше от штатов. это прекрасное девичье личико, невинные повадки и теплота от одного лишь взгляда цвета летнего неба в ясную погоду пленили беспомощного мужчину. он снова заснёт, сидя у её кровати, не смея из собственных принципов прилечь рядом. всё циклично, но нисколько не надоедает. чудесный момент длинною в вечность. ни один из них ни разу не проронил что-то вроде «люблю», но оба знали, что что-то есть. иудей до последнего отказывается верить в это, ненавидя себя, а американка лишь забавляется видом мучений возлюбленного. прекрасная игра. наутро ни единого шороха, всё проходит в полной тишине, лишь слышится тихая молитва израиля и незамедлительный стук двери спальни после её окончания. он желает быстрее умчаться из этой загородной резиденции, нахождение в которой так и вопит о неправильности. ужаснейшее чувство. «я бы могла забыть вас, но ведь вчера ваше присутствие было не просто так... так близко и так далеко одновременно. если бы смерть была способом слиться с вами в единое целое навеки, то я бы это сделала.» – простая записка, которую по возвращению домой находит мужчина. он хочет выкинуть её, как и сотни остальных, но просто не может. этот звонкий смех, схожий с журчанием ручья, её худые запястья и женственность в каждом шаге поглотили его. так неправильно ( и так желанно) видеть детские попытки сша выразить свои чувства, просто зная, что она не видит никакой взаимности. а взаимность есть, израиль просто не может принять себя. любовь ?`` *** «я так не хочу вас терять, о Боже, как же я страдаю без вашего присутствия. Господь с вами, будьте осторожны.» – последняя записка, написанная от сша для израиля. он не хочет больше ничего знать, ничего помнить. всё должно встать на свои места, пока не перешло границы. он обещал больше не жениться, еле как переживя смерть первой супруги, а если и жениться, то только на еврейке, но пока что всё шло совсем не по плану. иудей ненавидел себя за свою грешность перед Господом, ненавидел каждую частичку своей души. шаббат. он проводит его в полном одиночестве, как и всегда. тёмные мысли полонят его светлую голову. наверное, мужчине стоило бы больше уделить времени подрастающему сыну, а не делам сердечным, для которых уже давно немолод. ;;как же страшно, чёрт возьми «если бы только могла я взять вашу руку, почувствовать вас физически и морально. если бы...» израиль снова закован в стенах своих принципов, у него даже нет сил думать. 'год два три пять лет ? он не хотел мучать сша своим игнорированием её чувств...тогда что? что? а в чём вопрос? он сам не знает. – повторяй за мной: шма исраэль...– устав от коварных мыслей, разрывающих и так настрадавшееся сердце, семит учит молитвам единственного и любимого сына, палестину – шма исраэль... – ненавистно повторяет палестина. израиль потерялся в мыслях, в чувствах. он потерял её в том сгнившем вишнёвом саде пять лет назад. уже слишком поздно бежать за чем-то, поздно молиться и верить. он не чувствует боль, ничего не чувствует. он сам сгнил лет пять назад, в старом вишнёвом саде. *** весь мир мужчины рушится. – вы опоздали, – двигаются уже не детские губы в такт словам. её нежный голос такой же бархатный, а платье с глубоким декольте словно чужое. нет, это не может быть штаты. израиль не верит. он пытается уловить хоть что-то знакомое в этом женственном образе, от которого не осталось ни чистоты, ни невинности. светлые пряди с некогда вплетёнными в них цветами больше не спадают на яркие ключицы, белое лёгкое платье не развивается от речного ветра, а хрупкие пальцы теперь заняты сигаретой. – как ты? – тихо произносит иудей, разрывая томящую тишину. больно. он любит её, любил и будет. какой же идиот. очень больно. он знает, что она теперь пишет милые записки не ему. видит кольцо на руке. овдовела? сколько они не виделись? – таки я молился каждую ночь за тебя. не молчи. – о боги, какая духота, не находите? 2. она стала другая. это глубокое декольте и дорогие сигареты, бордовая помада и похабный взгляд. израиль не может влюбиться снова, не может. быть может любил этот белый образ из сновидений, а не черную сторону милой дамы? она зовёт его выпить, прикурить одну сигарету на двоих, но он не верит в этот новый образ. такой нереальный расплывчатый` пусть это будет так, как есть. у него нет сил ничего менять, когда и так всё исправлено. это игра. здесь нет победивших, здесь есть негласные лидеры. америка. мужчина слушает каждую её историю, слушает про каждого ухажёра и дорогие марки вина, которыми она заполняла трещины в разбитом сердце все эти года. слушает и кивает. ему определённо это нравится. – а...оппозиция. поэтому вы здесь? никого не осталось? – устало говорит девушка. ей не плевать, она просто боится потерять что-то такое дорогое, боится снова потерять израиль спустя столько лет. семит молчит . он любит её, не образ, он убедился в этом с долю секунды, стоило только разговориться. – я люблю тебя, – словно забывая только что заданый американкой вопрос шепчет израиль. ему никто и ничего не нужны. он тут, он рядом, он видит этот блеск в глазах девушки, ровно как и столько лет назад. счастье``