Пятница
POV ANGEL DUST Я стою возле зеркала, надевая свой довольно откровенный наряд, состоящий лишь с низкой юбки. Сегодня важный день, ведь Вал сказал, что если все пройдёт гладко — я смогу отдохнуть денёк. Отдых. Когда последний раз данное слово становилось для меня реальностью? Я не помню. И сейчас не самое время вспоминать. Я перевожу взгляд на своё отражение. Любуюсь, ведь как можно не любить такое тело? Я улыбаюсь. Зеркало… Секунда — и в голове мгновенно всплывают образы. Снова вспоминается тот день. И зеркало вмиг перестаёт быть обычным предметом интерьера. Ведь оно, то самое возле которого Босс недавно меня изнасиловал, заставляя смотреть на своё отражение и видеть несчастную шлюху, которую трахать может кто попало и сколько кто захочет… Я поправляю пушок и приглаживаю прическу, пытаясь отогнать абсолютно ненужные воспоминания. Делаю глубокий вдох, чтобы предотвратить ожидаемую истерику. Сегодня решающий день. А значит подвести Валентино я не могу. У меня нет права на ошибку.‹×∞×›
Сцена. Пилон. Толпа этих демонов-идиотов. Они меня пока не видят, ведь занавеска опущена. Но как только прозвучит первая строка песни — я откроюсь взору.Til death do us part…
Изящные движения, красный дым, который мгновенно проникает в мои легкие и контролирует. Контролирует… Управляет, не даёт возможности остановиться, дарит кайф. И мой мозг мгновенно забывает всю боль и тоску. Он наполняется лишь желанием петь, кружиться на шесте и с улыбкой (хоть и фальшивой) смотреть на этих ублюдков. Ублюдков, которые готовы отвалить хоть сотню баксов, чтобы просто увидеть их любимую шлюшку. Полный удовольствия взгляд, мой собственный, устремлён лишь к нему одному. И его хищная улыбка, говорящая о той эйфории, получаемой моим пением и прыжками. Наигранная, ведь ему абсолютно все равно. Я прохожу по сцене, осматривая вокруг собравшихся «зрителей». Ха, они прям слюни пускают, видя такое прекрасное и хрупкое на вид (но лишь на вид) тело. Это заводило меня больше, и я улыбаюсь в ответ. Для них. Для него. Но не для себя. Всем все равно, каково мне. И я с этим смирился. Чего не сделаешь ради такого нужного мне и всем демонам бабла. Вот закончится вся эта суета и я снова вернусь в переполненный добром отель. Снова уткнусь в подушку лицом, и не буду просыпаться до утра, желая чтобы завтрашний день никогда не настал. А зачем? Заиграет старая гармошка и понесётся жизнь по такому же сценарию, как всегда. Работа-жесткий трах-наркотики-угрозы от босса-весёлый хохот и слова поддержки Чарли-кровать-наркотик. Разве что снующий туда-сюда персонал и вечная лыба этого красного урода как-то сменяют эту всю адскую заезженность. Достало. Достало это всё. Эти все гадкие рожи, которые всего пару дней назад стояли позади меня, этот дым, от которого я завишу и эти блядские очки-сердца. Будто этот уёбок Валентино какой-то покровитель любви. Да что он знает о любви?! Он не умеет любить, демоны на такое не способны. Ха, а сам я то что знаю…?***
Я сижу в лимузине, со скрытой тоской наблюдая за быстро меняющимся видом за окном. Вэг с Чарли сказали, что заберут меня самолично, но буквально пять минут назад расстроенная Принцесса позвонила и сообщила, что их вызвал ее отец. Оно и к лучшему, подумал я. Не беда, не волнуйся — ответил я ей. В машине был лишь водитель, но ему было, мягко говоря, насрать на то, что происходит у его «госпожи» и то, кого он везёт. Мне лишь на руку. Да и разве это не прекрасно, что никто не станет смотреть на меня грозным взглядом, когда я беру в руку уже вторую полупустую бутылку какого-то дерьмового пойла. Никто не начнёт причитать, когда я достаю с кармана очередную сигарету и выпускаю кружочки дыма. Красного дыма.‹×∞×›
Я тихо отворяю дверь, пытаюсь проскользнуть незамеченным. Не получается. Это Радио-уёбический-Демон будто нарочно поджидает меня чуть ли не на самом входе. Приветствуя своим коронным, радостный и искажённым помехами «Здравствуй, мой женоподобный приятель!». А я фыркаю в ответ и прохожу в бар, пытаясь его не замечать. А он, будто бы обиделся, поплёлся за мной. Хотя, обернувшись, я заметил лишь зияющую пустоту. Ублюдок. Опять со своими фокусами. И правда. Он уже торчит в баре, забирая у Хаска с под носа бутылку вероятно крепкого вискаря. Я тихо матерюсь и все же иду туда. На встречу двум идиотам, блять. Которым абсолютно насрать на соблазнительные выходки их сожителя. Полностью неудачных, правда, ведь были они прерваны при первой же попытке. И для кого я стараюсь? — Как прошло выступление, мой милый друг? — слышу я и тут же хмурюсь. Он спросил у меня, как прошло выступление? — Да, mon Cher, я спросил, как твоё выступление, — он улыбается шире и легонько стучит когтями о столешницу. — Прости, но, кажется, у тебя заложило уши, — он рассмеялся. — На мое великодушное приветствие ты ответил лишь молчанием. А мне обидно, знаешь ли. Наклонил он голову слегка набок и улыбнулся ещё шире (хотя куда уже!). — С каких пор о великий Радио-Демон волнуется жизнью порно-актёров? — я ухмыляюсь и облокачиваюсь на руку, а потом добавляю: — Неужто ты заинтересовался моей персоной? Или тем, что я могу тебе предложить? Поиграв бровями, я встретился с явно охуевшим взглядом клубнички. Чем-то он мне напомнил нашу первую встречу, когда я предложил ему отсосать. Но это было ложное впечатление. Он тут же нахмурился, а вокруг начали поодиночке витать эти, ебать какие страшные и угрожающие, символы. — Мой друг, ты ищешь весьма… странный подтекст в моих словах, который там напрочь отсутствует. Я всего лишь интересуюсь жизнью другого демона. А что я? Я хмыкаю, сажусь на стул, от чего сначала шиплю (не, ну, а вы думали, что Валентино отпустит меня просто так?). Потом беру бокал и открываю рот. И начинаю рассказывать о жизни. О той жизни, которую он так хочет познать. Своей блять ёбаной до жути жизни. А потом о Вале, о пилоне, о прекрасном витающем запахе в том помещении, а потом вдруг запаляюсь и начинаю болтать о клиентах, о их весьма странных вкусах. О том, как они меня трахают и как… как мне перестало это все дерьмо нравится. А потом резко хватаю приличного размера бутылку бухла и выпиваю залпом. На несколько секунд я зависаю от резкого жжения в горле. А потом беру ещё одну и, прокручивая её в руке начинаю, уже слегка пьяный голосом, говорить о той хуйне, что происходит со мной в последнее время. Краем глаза я вдруг замечаю, что он слушает. Причём, правда слушает, внимательно. Смотрит прямо в мои глаза и даже забывает об отобранной бутылке, которую все ещё держит в руке. Не отводит взгляд, не начинает говорить о приличных словах, когда я выбрасываю на него тонну матов и весьма противных ему слов о сексе. Но одна бутылка, а за ней ещё одна и ещё напрочь выбивают из колеи мое осознание всего происходящего и говорящего. Сигарета, которая так и осталась в одной из моих нижних рук, уже догорает и от неё остаётся лишь слегка ощущаемый запах, который уже не сводит с ума. Либо я к нему привык, либо это алкоголь туманит так. Не замечаю я и того, как постепенно язык заплетается и уже, откровенно говоря, болит из-за сказанных слов. Говорить становится тяжело. Либо от непролитых слез, либо из-за количества выпитого. Но мне просто вдруг становится хорошо, так хорошо, что я ржу как ненормальный, местами бросая так и недосказанное предложение. Хватаюсь за голову, но хохот рвётся дальше. И уже не сдерживая себя, я поворачиваюсь к нему и громко говорю, почти кричу: — Вот, Ал, блять! Вот как всё было! Ты слышишь? Слышишь?! И снова ржу. Захожусь смехом, чуть не падая со стула, спасает меня лишь хватка за стол. Наверное, мой ненормальный хохот услышал сам Люцифер и, мягко говоря, охуел. А потом я внезапно ощущаю, как по щеке скатывается слеза, а потом ещё и ещё… Уже ручьи соленых капель попадают мне в рот. И я задыхаюсь. END POV‹×∞×›
I’m addicted, I’m dependent Looking awesome, feeling…
Пару дней спустя
Энджел открывает глаза. Сначала он видит лишь мрак, но протерев глаза, замечает перед собой лишь красный потолок. Красный? Он переворачивается на бок и, опираясь руками о постель, пытается встать. Не получается. Голова напоминает о себе и наливается свинцом. Он хватается за нее, глухо застонав. И снова валится на постель. Думать ни о чем не хочется, и он медленно погружается в мир Морфея.helpless
‹×∞×›
Энджел слабый. Слабый потому что ради денег он готов продавать своё тело, готов унижаться и становится куклой. Но он не стал этой куклой. Он остался личностью. Весьма живой личностью в руках прилично могущественного манипулятора. Смелой и добродушной личностью на самом деле. Энджел заинтересовал его. Его — Аластора. И заинтересовала явно не возможность поиздеваться и похохотать над никчемностью, а возможность узнать ближе, познакомиться лучше. Да кто вообще мог подумать, что этот отель способен изменить, кажется полностью почерневшего человека? Демона. Аластор бы соврал, если бы сказал, что изначально этот демон ни капельки его не заинтересовал. Правда, первый взгляд на Энджела не вызвал ничего кроме лёгкого отвращения и непринятия. Но пожив-увидев, его мнение меняться стало глобально. Энджел бесил. Бесил жутко. Раздражал. Но в то же время Аластор разглядел что-то неладное в этом всём. Сперва, удивило то, что эта шлюшка ни черта не слышала о нем. Как это так? О нем, Радио-Демоне, знало каждое демоническое дитя, а демон, который не намного меньше него самого находится в этом месте, даже не слышал о великой силе демона в красном? Но это еще, куда не шло. Второе, что намного больше колыхнуло сознание Аластора — была их первая встреча и те, первые произнесенные пауком слова. Точнее, предложение. Предложение отсосать. ОТСОСАТЬ. ЕМУ. Да все в Аду прекрасно помнили и знали о асексуальности Аластора. Одно слово о сексе — и ты дважды труп. А тут находится один весьма неожиданный смельчак. И вот так сходу предлагает то, о чем никогда бы не подумал тот, кому ещё жить хочется. Это ввело в ступор, Ал вон — даже завис на мгновение. Удивило вскоре и то, с каким энтузиазмом Энджел совался за ним. Ни один мужчина ранее даже на десяток метров к нему близко не подходил. Раньше это слегка удивляло, ведь представители слабого пола бегали за ним чуть ли не толпой, а эти… Поведение таких трусов не раз подтверждало мнение Аластора об их неимоверной тупости. А Энджел не сдавался. Продолжал говорить не самые приличные вещи, а, бывало, и совсем наглел и мало не касался его. Это раздражало больше. Если бы не понимание того, что это первый и пока единственный клиент отеля Чарли, Энджел бы уже непременно валялся избитый на другой части Ада, содрогаясь в конвульсиях. Гнев и раздражение приходилось прятать подальше и весьма милым голосом объяснять, что если тот не заткнётся — хуже будет. Слава Дьяволу, тот не двадцать четыре на семь совался с ним. Иначе Аластор бы не сделал вывод, что всё это — хорошо слепленная умелыми руками маска. Улыбочка, шуточки, соблазнения — лишь хорошо прикрытая ложь. Прожив в Аду без десяти сотню лет, Аластор с лёгкостью научился различать не подлинные эмоции. Он, правда, и сам-то не мог похвастаться реальностью своего образа, ведь эта широкая улыбка тут же растворялась, когда он оказывался наедине с собой. Вся эта напущенная популярность и сила была некой защитой от идиотизма грешников. И похожее сам демон разглядел в своем новом соседе. Полное отсутствие страха к такому сильному демону и наоборот присутствие смелости и уверенности, — вот какие черты выбивали Аластора из колеи. С одной стороны это якобы говорило о легкомысленности Даста, будто «сначала сделаю, потом подумаю», а с другой буквально кричало о том, что Энджел видал вещи и хуже, а последствий попросту не боится. Это заставляло задуматься на досуге. И Аластор задумался… Он пребывал в неком диссонансе чувств по отношению к Энджелу. Он пытал к тому весьма объяснимым раздражением, но одновременно был заинтересован в изучении внутреннего мира своего женоподобного приятеля. Внутренний мир у демонов. Звучит противоречиво, но вполне реально. Всем нам — людям — свойственны эмоции и чувства, мы не роботы. А демоны, между прочим, когда-то тоже были смертными и хоть сейчас они живут в Преисподней, но чувствовать так и не перестали. Но то ли это атмосфера сего места так действует на них, то ли вся проблема в собственно попавших сюда уже-не-людей, но демонов абсолютно перестало интересовать все человеческое. Будто людей и их терзаний им и при жизни хватило. Вышло весьма иронично, ведь демоны — те, которые всю жизнь напрочь игнорировали заповеди — не были лишены всего живого и настоящего. А ангелы — те, которые даже задуматься о нарушении не могли — превратились в бесчувственных роботов, которые лишь исполняют наказы Старших. Вскоре Аластор все же принял тот факт, что Энджел весьма удачно подобрал свой образ. Свою маску. Думающий только о сексе и наркотиках похотливый и податливый демон — разве не так должен выглядеть грешник? Мнение общества (если, конечно, у этих существ есть такое понятие) давало положительный ответ и радостно приняло Даста. Он слился с толпой. Но даже несмотря на это, он смог и выделится, получив неплохую славу. Удивляло, нет, шокировало, то, как демон низшего ряда научился скрывать свое истинное «я» под образом довольно пошлого, но такого настоящего грешника. Этот факт, на то время единственный, если не учитывать необычайное безразличие Энджела к статусам, помогал сохранять какое никакое, но уважение к данной особи. Бывало, что Аластору попросту хотелось содрать с него всю эту ложь и насладиться бьющимся в горестной агонии демоном. Но тот всё не поддавался. Да и Аластор не спешил воплощать мимолётные желания в реальность. Аластор не любил слабых. Не любил тех, которые ради несущественных вещей были готовы платить приличную цену. Цену своего статуса, уважения или своей человечности, даже жизни. В Аду же таких было больше половины. Личностей сильных и готовых пойти на риск, готовых защищать свое личное пространство и самопринадлежность — вот кого он уважал. И хоть нельзя сказать, что Энджел был этим «сильным», но ясно видное желание не кориться Радио Демон разглядеть сумел. А вскоре и нашел своим догадкам подтверждение…‹×∞×›
— Знаешь, при жизни моя семейка была чуть ли не самой известной мафиозной бандой в городе, — говорит как-то Энджел, держа в руке сигарету. Странно, что прошла уже почти неделя с той пятничной пьянки и истерии, а он не использует, даже не упоминает, о красном дыме. Сейчас он держит какую-то дешевую сигарету, которая пахнет просто отвратно, но она гораздо лучше, чем тот алый дымок, который пьянил даже Аластора. — Сомнительная слава на самом деле, — говорит он, ухмыльнувшись, и выдыхает клубок дыма, пару секунд наблюдая за тем, как он плывет по воздуху и медленно растворяется. Потом Энджел неожиданно улыбается, будто что-то вспомнив, и, коснувшись рукава пиджака, говорит: — Но благодаря этому дерьму у меня есть пара Тузов в рукаве. Он удобнее усаживается на кресле и прокручивает сигарету в руках, на секунду засмотревшись на Аластора. Тот же, поставил руку на подлокотник и о чем то задумался. А возможно он решался что-то сказать. — Тебе не нравится всё это. — Не нравится что? Энджел вопросительно выгибает бровь и смотрит на своего собеседника. — Всё это. Созданное тобой и Валентино в частности. Вся эта жизнь. На пару секунд Даст задумывается, потом слегка опускает голову и говорит: — Не нравится… Нет… Не нравится. Конечно, нет! — под конец он слегка повышает голос, но потом, успокоившись, добавляет: — Но я не могу ничего сделать. Я уже говорил тебе, что у нас контракт. Он выдыхает дым и закрывает глаза, раздумывая о чем-то своем, несущественном. Но спустя пару секунд все же встаёт. Сначала потягивается, так и не убирая сигарету с руки, а потом подходит к окну и произносит: — Контракт разорвёт только смерть одного из нас. А до зачистки ещё… — он выглядывает на улицу норовясь разглядеть Часы, которые показывают, сколько дней осталось до очередного геноцида от ангелов, — эээ, триста с хвостиком. Он хмыкает и, снова усевшись, закрывает глаза, погружаясь во тьму. Она тянет его за собой и на душе становится легко, спокойно. Дым медленно наполняет его лёгкие и погружает в эйфорию. Паук пытается сконцентрироваться на этой тьме. Но на какой из? На той, которая впереди него, или на той, которая внутри его души? Неважно. Мысли постепенно отходят на второй план. Аластор же молчит и хоть он и понимает, что разговор чересчур затянулся, продолжает смотреть на своего новоиспеченного приятеля. Он не хотел нарушать покой Энджела, но все же встаёт, из-за чего Актёр открывает один глаз. Аластор отряхивает пальто и говорит, доходя до выхода из комнаты: — Тогда используй свои козыри. А тот, будто наперед зная, что ему такое скажут, спрашивает: — А ты мне поможешь?‹×∞×›
Энджел Даст изменился. Пару раз Аластор ловил на себе заинтересованные взгляды, которые тут же испарялись, когда их глаза встречались. В такие моменты старший демон хмыкал себе под нос. Энджел оказался интересной личностью на самом деле. Они бывало, сидели вечерами возле бара (да, да, того самого бара, с которого всё и началось) и болтали обо всём, что только возможно. Чаще говорил сам демон-паук, поведав Аластору о своём прошлом и теперешнем. Но и Аластор пытался не отставать, ведая несущественные истории. Эти разговоры дарили некий уют и оба порой не замечали, как засиживались до самой ночи с бокалом крепкой жидкости в руке. Энджел, казалось бы, напрочь забыл о своём сутенере, а ещё и нагло игнорировал сообщения, которые десятками приходили на его странное устройство под названием «телефон». Бывало, во время их беседы внезапно пиликала эта странная штука, из-за чего Аластор не раз подпрыгивал с места. После такого Энджел обычно странно поглядывал на клубничного сутенера, не понимая как такое могучее существо может шарахаться обычного телефона. Потом Даст включал раздражающий режим, с которым каждая новая смс-ка («Какое странное понятие», — пробормотал Аластор, поглаживая подбородок) сопровождалась звуком отдалённо напоминающим дрель. Он пугал не меньше, но хоть не выводил демона из себя.‹×∞×›
Счастье и покой никогда не длятся долго. Такой вывод сделал Аластор, когда одним утром понял, что Энджел бесследно исчез. Был бы он собой, никогда бы не задумался об этом, а спокойно продолжал попивать любимый кофе, но собой он перестал быть в пятницу, поэтому нервно постукивал ногтями о столешницу. Внезапно раздавшийся шум помех, заставил того обратить внимание на радио. «Сейчас мы находимся прямо на месте происшествий. И здесь происходит настоящий, что не есть ПИЗДЕЦ! Если вы не желаете откинуться до зачистки, рекомендую не подходить к центру, ближе, чем километр! Но всем на это насрать. *Вздох* А я повторяю: Энджел Даст бросил вызов Валентино! Великий порно актер, пожалуй, решил угробить нахуй свой статус. Что ещё нового произойдет в этот ёбанный день?! Сегодня должен был быть мой выходной! А из-за этой суки я теперь стою здесь, чёрт возьми. Ну что ж, для тех, кто только присоеденился, я снова повторяю: ПОРНО АКТЁР БРОСИЛ ВЫЗОВ ВАЛ…» Дальше Аластор не слышит потому что, быстро забросив кружку в умывальник, он бежит прямо к центру города, оминая заинтересованных демонов.‹×∞×›
— Оу, прости. Хах. Я об этом задумался всего на миг, — Энджел нервно посмеивался, переводя взгляд с дверного прохода, у которого застыл Радио-Демон, на камин. — Да и пожалуй тебе неудобно будет. Мда. Я, пожалуй, спятил. Низший просит помощи у Оверлорда… — Я не Оверлорд, — подал наконец голос Аластор, разворачиваясь к собеседнику лицом. — То, что я отношусь к Сильнейшим вовсе не означает, что являюсь Властелином. Мой милый друг, прошу не относить меня к этим… Этой прослойке населения. Они лишь глупо сражаются за ненужные земли и используют власть над несчастными. Аластор подошёл ближе, внимательно разглядывая лицо Энджела. — И ты прав. Мне будет весьма неудобно. Я не вступал в глобальные конфликты. — Говорит тот, кто сверг всех Властелинов? — Ох-хо-хо, мой друг, это было та-а-к давно, — отвечает тот, поправляя монокль. — Ты же говорил, что хочешь… веселия? — Я уже его нашел, мой милый друг. Я его уже нашел…‹×∞×›
Бойня и правда была глобальной. По округе летали части домов, остатки машин, распотрошенные тела попавших под обстрел демонов… Тут парил красный дым. Он манил к себе и как только кто-то попадал под его контроль — тут же становился очередной куклой в руках Валентино. «И что Энджи о себе возомнил?!», — спрашивал себя Аластор, не заметив даже как назвал того «Энджи». А тот тем временем, использую шесть автоматов, расстреливал попавших под руку мимо проходящих и выкрикивая что-то своему сутенёру. Того же видно не было. — Энджи, куколка, ты, что блять вспятил?! — слышится вдруг крик откуда-то справа. — Ох, папочка, за эти дни много чего случилось на самом-то деле! — выкрикивает в ответ «Энджи» и выстреливает туда, где стояла большая фигура. Неподалёку слышится взрыв, а за ним ещё один и на горизонте появляется макушка Черри. — Эй, сучка, твой план увенчается успехом. Гарантирую! — та смеётся, махая неким устройством в руке. Аластор наблюдал за тем, как два осмелевших демона сновались туда-сюда и атаковали несчастное здание порностудии. А потом как-то всё затихло. Алу показалось, что уши заложило. Лишь капающая кровь с крыши говорила, что здравый разум ещё при нём. Спустя пару секунд по всей округе разнёсся оглушительный визг, а за ним последовал глобальный взрыв. Взрывная сила полностью разнесла студию, а остатки от ранее огромного здания разлетались на километры. Если бы не ловкая реакция Аластора, он бы наверняка лежал где-то среди развалин. Дым мешал увидеть хоть что-то и зрение приходилось поднапрячь. Сила пыталась помочь своему хозяину, вызывая на помощь щупальца. Красный дым проникал в лёгкие, мешая сконцентрироваться и разглядеть виновника торжества. Он закашлялся. Последнее, что все же сумел увидеть Аластор — Валентино, который появился, будто из неоткуда и встал позади Энджела. Аластор увидел и копьё в его руках. И ухмылку. А потом тот замахнулся. Держать силу в себе не удалось и в последнюю секунду, когда наконечник коснулся кожи Энджела, Валентино отлетел на несколько метров, копьё оказалось в животе самого убийцы, а вокруг засияла красная материя.***
Всё в дыму. Красном дыму. Он закрывает уши четырьмя руками, пытаясь избавиться от белого шума. Но он не снаружи, а внутри него самого. И заглушить его нереально. Голова раскалывается. Наливается свинцом. Тяжелеет. Падает на грудь. Он сгибается пополам, чувствуя как всё тело буквально разламывается на кусочки. И растворяется. Мыслей нету. Они полностью отсутствуют. Лишь один такой несчастный вопрос «Где я?» крутится в голове. А ответа нету. Нету и эмоций. Лишь боль. Такая сильная, будто в тело впилась сотня ангельских оружий. И никто не спасет. Осколок ангельского камня действует сильнее любого яда. Он разъедает кожу. Проникает глубже. Выжигает все органы. И не останавливается. Боль есть, но нету никакого осознания. Никакой человечности. Ты как камень, который вот-вот расколется. И после не останется памяти о том, что ты когда-то был жив. Лишенный чувств, лишенный эмоций, лишенный способности произнести хоть слово. Даже слезы не могут прорваться сквозь пелену полного безразличия. И покоя. Покоя… Комок в горле становится больше. Хочется кричать, бить землю, плакать… Но не получается. Боль обжигает, не даёт воли, а лишь покой. Обманчивый покой. Не хочется абсолютно ничего. Не хочется, чтобы это всё заканчивалось, не хочется жить, не хочется вставать, хочется просто вот так застыть. Лишь бы боль ушла. Лишь бы ушло это жгучее чувство. Он обхватывает себя руками. Пытается расслабиться. Выходит плохо. А потом всхлипывает и внезапно понимает, что ещё живёт…‹×∞×›
Он открывает глаза и замечает Аластора. Тот с каким-то удивлением смотрит на него, слегка склонив голову набок. У каждого свои способы борьбы с болью. Кому-то легче уткнуться в плечо родного человека и поплакать, а кому-то легче об этой боли говорить. Кому-то справиться с болью помогает гнев, а кому-то кайф. Кто-то держит всё в себе, а кто-то пытается с ней справиться. И Энджел выбирает разговор.Давайте поговорим о жажде
Этот дым. Я не знаю, что это, Ал. Раньше этот пидор использовал его на других людях. Я видел, как он их подчиняет. Как они бьются в агонии, из-за того, что дым исчезал. Он так пытал их. Дарил кайф, а потом забирал его. А этот кайф был похлеще любого наркотика. Он говорил, что тот полностью вырубает. Может, и со мной было также?
Давайте поговорим о том, что помогает нам вершить
Мне жутко хотелось свободы. Мне жутко хотелось покоя. Я понимал, что безнадежно ожидать, пока он придет сам. Я должен его получить. Отобрать. Возыметь. Ради себя. И ради… Аластора.
Давайте поговорим о том, что человек бывает счастлив
Счастлив? Разве я когда-то был счастлив? Но мне так хорошо сейчас. Он сидит рядом, мягко улыбаясь, и рассказывая, как совершил свое первое убийство. И мне интересно. И я счастлив.
Давайте поговорим о том, что нам болит
Боль прожигает изнутри. Я думал, что уже давно познал ее физическую форму, ведь Валентино никогда не был нежен. Оказалось, что нет. И не только физическая снедает. Есть ещё одна. И она будет разрушать тебя медленно, да так мучительно, что никакая травма, никакой удар не сравнится с ней. И только сейчас я осознаю, что жил с ней плечом к плечу все эти года.
Давайте поговорим о зависти
Слава окружала меня всю жизнь. Сомнительная слава на самом деле. Я всегда восхищался тем, что популярен, что меня любят, что меня хотят. Мне часто завидовали. Из-за этого случилась парочка передряг, но это пустяки по сравнению с тем, что мне приходилось терпеть, оказываясь наедине с Валентино. Тот забирал последнее, что у меня было — славу. Я понимал, что и она принадлежит только ему. Вместе со мной самим.
Давайте поговорим о том, что тянет нас грешить
Добро в этом месте не поощряется. Как и добрые поступки. Чтобы слиться с толпой, чтобы снова не стать изгоем я убиваю, я покупаю наркотики, я стою и продаю свое тело. А потом тихо плачу в подушку, ведь понимаю, насколько же я мерзок.
Давайте поговорим о привязанности
Как-то я сказал себе, что не стану не к кому привязываться. Потому что тот, к кому ты привязан, служит для тебя неким маяком, неким помощником, который спасает от кошмаров, неким героем, готовым прикрыть твою спину. А этот маяк потом погаснет, исчезнет — а ты страдаешь. А еще привязанность — это первый шаг в любви. Думать же о таких сантиментах мне было некогда. Но я обманул сам себя. Сначала был Наггс, потом Черри, сейчас — Аластор.
И о том, что будет если полюбить
Как-то Вал сказал, что попадая в Ад, ты лишаешься каких-либо чувств. А поддаваться эмоциям — это слабость. На самом деле я редко когда слушал его, поэтому и в этот раз его совет был воплощен с точностью до наоборот. «Но как же он ошибался насчет первого», — думаю я сейчас, глядя на него. Оказывается, только мое адское сердце способно впустить в себя кого-то другого. И это не наркотик виноват, и не алкоголь.
Давайте поговорим о том, что мы мечтаем
Чарли мечтала об искуплении грешников. Я же мечтал о свободе. Становиться хорошим я пока не планировал, а вот избавиться от прошлого было бы как раз кстати. Воплощать мечты в реальность — вот она настоящая радость.
Давайте поговорим о том, что мы живы́
— Но я же тебя чувствую — значит, ты жив. — Не всегда материальное существование подтверждает жизненность, мой друг. И правда. Камень вот потрогать можно, но это не значит, что он жив. А бывают люди-камни. И люди-тучи. И люди-предметы, созданные штучно…
Давайте поговорим о том, что нас не отпускает
Вал меня не отпустит. Он приковал меня к себе нитью красного дыма. Мои попытки разорвать эту связь тщетны. Дым простыми ножницами не разрежешь. Я сам повлиял на ее создание, сам укрепил ее, хоть и неосознанно. Он владеет мной. И не только моим телом, но и моими мыслями, моими чувствами, моей памятью. Золотой зуб и ошейник — атрибуты его власти. Он не позволяет мне влюбляться, даже количество поцелуев от клиентов ограничивает. Красный дым туманит мои воспоминания о походах в его кабинет, и я совершенно ничего с этих походов не помню.
Давайте поговорим о том, что нам не отпустить
Для существования мне была необходима зависимость. Мне нужен был наркотик. Нужен был секс. Нужна была слава. Нужен был статус. Нужно было одиночество. Я все еще не отпустил это всё. Но теперь моим наркотиком стали друзья, моим сексом — разговоры, моей славой — искупление, моим статусом — поддержка. Лишь мое одиночество осталось там, в порностудии, где голые стены, голые демоны и голая безвкусная ебля.
Давайте говорить, ведь разговор бывает важным
И я говорю. Говорю сквозь слезы, сквозь боль, сквозь горе… и меланхолия уходит, оставив за собой лишь воспоминания. И красный дым.
‹×∞×›
Энджел тушит сигарету о непонятно откуда взявшуюся пепельницу. Дым мгновенно покидает его легкие, а витающие перед глазами картины растворяются. Он поднимет все еще слегка затуманенный взгляд и видит двух мило беседующих демонов. Если конечно милой беседой можно назвать сопротивление со стороны Хаска, который пытался спасти свое родное пойло от фокусов Аластора. Тот кроме того успевал бросать колкие фразочки и посмеиваться с преданности хвостатого демона. Энджел направляется к ним. — Ал, — окрикивает он и встречается с широкой улыбкой. — Поговорим? — Поговорим. Ведь разговор бывает важным, — мгновенно отвлекается от своего занятия тот и хохочет, хлопая рукой по рядом стоящему стулу; поправляет монокль.И нам так наболело об этом всем не говорить…
Оставшийся красный дым, исполнив свою работу, проникает в разум Энджела и туманит картины. А потом незаметно создаёт между сердцами напротив тонкую красную нить. И растворяется.