Истеричка

      — Харрис, ты чертова истеричка! — доносится мне из-за закрытой двери, но как жаль, что я, не слыша его гневной тирады, хватаю сумку и в чем есть выхожу из дома.       Истеричка? Это я-то истеричка?! Ну уж нет, с меня хватит. И как только этот напыщенный индюк смеет мне что-то говорить? Мое лицо полыхает огнем от злости, так и хочется разбить одну коллекционную китайскую вазу из тонкого фарфора об эту довольную рожу, но лучше вовремя уехать. Роюсь в своем личном Аду, именуемом женской сумочкой, но нужного предмета не могу найти. Где эти чертовы ключи? Ни минуты больше не хочу находиться с ним на одной территории. Перевожу взгляд на пассажирское сидение своей малышки, и, черт, как-то так получилось, что они оказались заперты внутри. Ну не окно же разбивать в конце концов? Придется положиться службу поддержки на дорогах, но голос из трубки неутешительно говорит, что ждать минимум два часа.              Холодно. Ноябрь, а я в свитере и кедах. Вернуться бы и взять куртку, но нет. Глотнув холодный воздух, я оглядела машину. Ну за что, за какие грехи она со мной так? Обнимаю себя за плечи, чтоб хоть немного согреться. Я уже нескрываемо дрожу от холода, и если немедленно не согреюсь, то есть риск подхватить пневмонию, менингит или даже артрит. Как раз то, что нужно любой девушке в моем возрасте.              — Агата… — слышу голос своего «раздражающего фактора», — хватит, поистерила, и ладно. Замерзнешь, не май месяц на улице.              Стараюсь не замечать его, абстрагируясь, иначе могу расцарапать его миленькую мордашку. Но его тон не терпит возражений, он так привык — быть во всем главным. Стою к нему спиной, не делая и шага в сторону, но Алекс обхватывает меня руками и силком ведет к дверям.              — Сволочь, что ты творишь? Отпусти меня, гад! — пытаюсь вывернуться, но сильные руки крепко удерживают моё тело на месте.              — Будешь продолжать дергаться, я закину тебя на плечо. Иди спокойно, Агата, это в твоих интересах.              Да, путешествие на плече по дому в мои планы однозначно не входило. Главное не оступиться, но когда мои ноги коснулись мягкого ковра, я поняла, что это — конечная цель нашего путешествия.              — Раздевайся! — усмехается этот гаденыш, — Тебе нужно согреться, не хочу потом бегать за тобой с таблетками.              — Что? — смотрю и поражаюсь, как в одном человеке может быть и ангел, и дьявол одновременно. Казалось бы, с одной стороны он заботится, а с другой этот насмешливый тон… — Я не собираюсь при тебе переодеваться, и вообще мне неприятно находиться с тобой в одной комнате. Уйди. Не маленькая, разберусь без тебя!              — Ой, как будто я не видел тебя раздетой… — закатив глаза, он разворачивается на пятках и выходит из комнаты.              Я бы с радостью натянула на себя все теплые вещи из гардероба, закуталась в одеяло и наконец дождалась бы мастера. Но с какой стати я должна его слушаться и раздеваться? Открываю шкаф и снимаю кофту, ищу на полках более теплую одежду, но тут дверь открывается. Перевожу взгляд на этого мучителя, но что-то в нем не так. Хитрый замысел выдает наглая ухмылка и блеск наглых глаз.              — Что ты задумал, Нильсен? Отвернись сейчас же! — но он и не думает о моих словах, а стремительно подходит почти вплотную и тихо говорит:              — Снимай одежду быстрее, твоя ванна остынет. Иначе я раздену тебя сам. — рука проходится по ложбинке позвоночника, и тело тут же отзывается на горячие прикосновения.              Ловкие пальцы в одно движение расправляются с крючком на бюстгальтере, и изделие из тонкого кружева, подчиняясь закону Ньютона, падает на пол. Не замечаю, как ладони оказываются на животе и с легкостью стягивают брюки вместе с бельем. Развернувшись к нему лицом, выпаливаю, глядя в его глаза:              — Ты не посмеешь это сделать.              — Еще как посмею, сладенькая, — в одно движение этот дьявол перекидывает меня через плечо.              Что он вообще творит?! Что себе позволяет этот придурок? Сначала довести до истерики, а теперь он якобы заботливый котик. Дверь в ванную комнату захлопывается, и он опускает меня в горячую, наполненную до краев ванну, водную гладь которой прикрывает пушистая пена. Аромат горячего пара и миндаля действуют особенно расслабляюще.              — И где же твоя благодарность? Или ты можешь только сокрушаться в истерике? — парирует наглец, и я, недолго думая, окатываю его горячей водой. — Это ты сделала зря.              — Что? Утопишь теперь в этой ванной?              Но тот лишь хищно ухмыляется. Только теперь я понимаю масштаб катастрофы: довести и без того разъяренного зверя до пика, а сейчас пожинать плоды своих действий. Александр быстро сбрасывает с себя одежду и, пренебрегая возмущениями, залезает ко мне в ванну.              — Ты совсем охренел? — пищу, сжавшись в комок от страха, — Я тебя ненавижу, придурок.              Нильсен закатывает глаза и резко дергает меня за лодыжку, от чего я, словно крейсер, разрезаю водную гладь и пахом упираюсь в мужское тело. Талия попадает в капкан рук мужчины, а значит сопротивляться бесполезно. Наши силы, тем более в воде, мягко говоря, не равны. Я громко фыркаю, но моё недовольство заглушается требовательным поцелуем. Ощущения словно в ванну с водой ударило молнией, и наши тела прошибло током. Поддаюсь его натиску и впиваюсь пальцами в шею парня, отвечая на поцелуй.              Хочу чувствовать его всем телом, вода от наших ласк точно стала на пару градусов горячее. Перебираюсь так, чтобы скрестить ноги у него за спиной, трусь о его пах и чувствую телом, как набухает его член. Больше всего в этот момент мне хочется стать единым целым с ним, чувствовать наполненность. Весь мой план послать его в пешее эротическое проваливается, и я пытаюсь пристроиться пониже, но Алекс меня останавливает.              — Не торопись, я знаю место получше, — шепчет он мне в губы, притягивая в новый, более страстный поцелуй.              Сильные пальцы рисуют невиданные узоры на моей шее, спине, пересчитывая каждый позвонок, плавно спускаясь к ягодицам. Нас окутывает страсть, что, кажется, мир останавливается вокруг нас и не имеет никакого значения. Мы прижимаемся друг к другу с такой силой, что не остаётся и миллиметра между нами. Губы ласкают тело, подбираясь к горошинам сосков так, что я поддаюсь наслаждению и откидываю голову назад, открывая больше места для ласк.              — Моей девочке не терпится? — хрипло говорит он, выпуская из плена рта мой сосок.              Этот голос становится для меня точкой невозврата, низ живота болезненно изнывает от желания. Еще один поцелуй: грубый, страстный, разжигающий пламя желания с новой силой. Александр понимает, что я больше не могу терпеть, и встаёт, отчего его эрегированный член оказывается на уровне моих губ. Не удержавшись, я обхватываю налитую головку губами, нежно посасывая и проводя языком по уздечке. Его хриплый стон развязывает мне руки, и, постепенно скользя губами, я спускаюсь к его основанию. Но дразнить долго не выходит, грубые руки берут меня за плечи, поднимая.              Александр перешагивает бортик и вытаскивает меня из водного плена. Не сразу понимаю, куда приземлилось моё тело, но по звуку открывающегося ящика догадываюсь — комод. Шелест фольги, и в секунду он притягивает мои бедра, проведя членом по истекающей плоти. Мои тихие стоны отбиваются о каменные стены. Одним резким движением он входит в меня, мышцы влагалища сжимаются, отчего ощущение наполненности усиливается. Он проникает до самого основания, растягивая мышцы и изменяя темп.              От этих движений меня с головой накрывает волнами удовольствия. Аромат его тела, холод камня и отражение в зеркалах на стенах добавляют нашей шалости остроты. Обхватываю его талию ногами, скрещивая их на пояснице и закусываю нижнюю губу, в то время как в них с грубым поцелуем впиваются горячие уста. Его лицо сменяет спектр эмоций: страсть, похоть, желание, гнев. Я знаю, что он ненавидит этот жест точно так же, как знает и то, что я обожаю его злить. И вмиг чувствую состояние опустошенности. Он отстраняется и, взяв меня под колени, стягивает с тумбы, разворачивая лицом к зеркалу, подталкивая в сторону туалетного столика.              Оперевшись локтями о столешницу, прогибаюсь словно кошка, и член проникает во влажное лоно. Мужские руки на моей груди легонько сжимают соски. Наслаждение, которое испытываю, граничит со сладостной болью, отчего становится еще жарче. Пальцы пытаются ухватиться за мраморную поверхность, но предательски соскальзывают, и абсолютно все равно, что падают бутыльки с парфюмом, косметика также, как и абсолютно плевать на то, что нас могут услышать. Как же возбуждает смотреть на его лицо, источающее наслаждение. Облизываю покусанные губы и одной рукой массирую пульсирующий клитор. Закрываю глаза и погружаюсь в райское наслаждение, но вдруг мою руку перехватывает его ладонь и отводит за спину.              — Агата, открой глаза и смотри на себя, — губы покрывают поцелуями спину, наклоняясь ко мне, а рука хватает за волосы и резким жестом притягивает к себе.              — Я, кажется, сказал «смотри на себя». — нехотя открываю глаза и без доли смущения или ужаса смотрю на наше отражение. Два тела окутанных страстью отражаются в зеркале, — вот тут, ты настоящая, а не та истеричка, что заводится с пол-оборота из-за мелочей.              Толчки становятся грубее, резче, а пальцы Алекса нещадно стимулируют клитор. Его хриплые стоны и горячее дыхание прямо в шею толкают меня к обрыву, падая с которого, погружаюсь в море удовольствия. Очередная фрикция оказывается последней, нас одновременно взрывает фейерверком эмоций, и, если бы не рука на животе, я бы тут же оказалась на полу.              Крепко держа в своих руках, Нильсен разворачивает меня к себе лицом и тихо шепчет:              — Если в следующий раз тебе захочется на меня кричать, то только так. Ты очень сексуально стонешь, сладенькая.