Джулс — это привкус жжённой патоки на языке, эссенция мёда и карамельного пепла. Пыль конца лета, когда воздух тянет органы вниз и заполняет сладким дымом трахею. Бешеная карусель молодости и веселья, бесконечная мания — ускоренный мир и точка в никуда. Жизнь Джулс Вон — мир действий, когда в порыве вдохновения едешь автостопом в Лас Вегас. Она — милые теннисные юбки светлого бежа, колготки со звёздочками и сумочка с Hello Kitty. Эстетика гламурных нюдсов с блёстками и фильтром AU1, которые она скидывает мужчинам в приложениях для знакомств.
Джулс ходит по жизни с её верной подружкой — гендерной дисфорией, несоответствие её «я» и тела, а так же её и общества вокруг. Эта подружка водит Вон по психолечебницам, где дают вкусный шоколадный пудинг на ланч по пятницам и стены тошнотворно-белые и чистые. Её подружка дисфория дарит ей на одиннадцатилетие букет из ментальных заболеваний, истерзанные в мясо ляшки и искусанные в кровь ногти от стресса и давления.
Джулс Вон — это розовый, розовый и розовый. Румянца и губы, пряди среди белёсых волос, нижнее бельё. Пастельно-розовая кофточка, туфельки, заколки, выпрошенные у отца.
А ещё розовый это цвет тревоги.
Ей так однажды сказала Марго — давняя подруга из Нью-Йорка, — мельком оценив её выбор цветовой гаммы в гардеробе. Она ещё вроде назвала её розововидящей потаскухой, но не суть важно.
Марго была полностью права, ведь Джулс само олицетворение тревоги.
Она — это судороги эмоций, ощущение того, что пространство схлопывается в одну точку — желание кричать, когда ты нем. Тревога — это презрительный взгляд матери во время очередного приступа Джу.
Её самая красивая паническая атака была в метро под песню Unstoppable — она просто сидела и задыхалась, музыка в наушниках сжимала её разум в маленькую вакуумную коробочку, из которой она наблюдала, как её мир превращается в труху из тревоги и изорванных эмоций.
Со строкой «I’m so powerful» в ушах звенел нечеловеческий вопль её набухшего от внутреннего гноя сознания.
Сквозь лето тянется нить её собственной дрожи, новый город буквально душит своей атмосферой и людьми — ей хочется обратно в Нью-Йорк. Её неожиданно увлекает бьющиеся в мареве мысли, что отражаются от зеркал-луж на асфальте. Колёса её велосипеда пронзают эту сеть Зазеркалья в миллионы слёз. Они оплавлены синяками, окисленными болью и отсутствием оболочки своего тела; всё покрыло мутная плёнка из дыма, пока её имели в том затхлом отеле.
Она чувствует свою инвалидность, она не принадлежит этому миру и этому городу.
Джулс хватает нож, угрожающе взмахивает им перед лицом качка, давление парня мгновенно падает в удивление и страх. У неё истерика и она, громогласно смеясь, рассекает себе руку — толпа изумлённо вскрикивает, паренёк сбежал.
Она человек, она насекомое, она ничто, ха-ха.
А потом Джулс встретила Ру.
Джулс тянет руки к лицу девушки, смазывает со смуглых щёк осыпавшиеся блёстки с век — блики пронзают мутный кристаллик глаза искристой радугой и выжигают тревогу с расширенных зрачков, её органы пролетают американские горки — верх-вниз-верх-вниз. Лицо Ру искажается, её мимические мышцы стягиваются в гримасу, наверное, она улыбается. Ей сложно осмыслить происходящие после принятого окси. Сердцевина реальности раскрывается, Джулс плачет непонятно от чего, кожа Ру под пальцами слишком мягкая и гладкая — то ли камень, то ли подушка. Ей кажется, что стоит чуть надавить, как рука по локоть повязнет в улыбающимся лице девушки.
— Мне так с тобой хорошо, — эхом отдаётся голос Ру, её губы запоздало двигаются вслед за звуком, медленно-медленно, словно кривой дубляж.
Джу тонет в улыбке Ру Беннет и ей впервые хочется кричать.
На самом деле она очень хорошая подруга, честно.
У Беннет свой собственный букет проблем, в который Джу воодушевленно зарывается, отвлекаясь от своих. Они прекрасно проводят время вместе и давятся обществом друг друга, словно конфетами. Вон разрывает замкнутый круг наркозависимости Ру, становится тем самым светом в конце туннеля — новым наркотиком. Она сама себе вырыла могилу.
Джулс Вон смотрит в глаза своей подруге и видит там щенячью преданность, вместо привычной пустоты.
Блять.
Любит! — кричат ей, Джулс сжимает гладкую ткань мини-юбки и пытается дышать. Она топит свою тревогу под плинтусами разума, под шестью футами сознания, а потом и себя. Вон сжигает себя ответственностью и, в конце концов, сгорает.
А я не люблю, — кротко отвечает она им.
Джулс не любит, и тут ничего с этим не поделаешь.
— Здорово, что Ру ходит на встречи — это всё твоё влияние, — говорит ей с улыбкой отец, а Джулс просто смотрит в тарелку.
I don't need batteries to play
— Кажется, Ру намного лучше, благодаря тебе, — глаза Лекси светятся от искреннего счастья, а Джулс ослепляет прожектор роллердрома, и она забывает в отчаянии закричать.
I'm so confident
Джулс — это исколотые бёдра от перехода, она изводит каждую мышцу из-за ненависти к себе. Она — это стеклянная кожа и разрушенная рёберная клетка.
Джулс Вон это безудержное желание выдрать себе органы, выцарапать аккуратным маникюром глаза, стоит ей встретиться со взглядом Не-Тайлера-Нейта.
Джулс — это спасательный круг для наркозависимой Ру; та любит её с придыханием, клянётся в вечной любви, целует её нос из раза в раз и обнимет талию. Джулс хорошая подруга — не может бросить пригревшуюся Беннет, она не хочет, чтобы та опять начала принимать.
Но она не л ю б и т.
Is the only way to make friendships grow
Руки Анны мягкие, она утопает в их тепле — тяжесть её сердца потихоньку исчезает, и Джулс не хочет возвращаться в тот город. Анна прекрасная и восхитительная, вкус её кожи отдаёт горькостью нежного рома, дымка застилает разум, стоит посмотреть ей в глаза. Кровь Джулс очень красиво смотрится на губах Анны, она не обращает внимание на жалящие чувство огня на укусе — её завлекает бордовый сироп на лепестках, доказательство того, что она жива. Вон утопает в теплоте движения родного Нью-Йорка и благополучно убегает от любви Ру.
But I’m too afraid now, yeah
Не любить — не грех.
Повторяет про себя Джулс, когда приезжает обратно и обнаруживает Ру в больнице из-за последствий периода депрессии.
Она — это розовая тревога: отчаянье каньона Клай, сполошной крик попурри, напряжение аграмантового розового и плач Rose Pompadour. Джулс вязнет в этом цвете, нервы — сложная система изодранных нитей и потерянного контроля. Её эмоциональное разложение красит губы в цвет шокирующего розового и надрывно визжит, кромсая криком горло.
Джулс — это шрамы от порезов, бесконечная ненависть к себе и вечные проблемы. Она не хочет, чтобы Ру из-за неё страдала.
— Я люблю тебя, — моляще шепчет Джулс, она отчаянно целует руку подруги, тянет с платформы на поезд. — Пошли, прошу.
Фигура Ру напряжена в полутьме ночи, свет от табло отражается на её слезах смазанными полосками, стекающими от туманной радужки на кожу щёк вместе с макияжем. Губы дрожат, она их закусывает от боли и шмыгает носом — задыхается.
— Прости... — из горла раздаётся судорожный всхлип, — я не могу.
Безмолвие вокзала разрывает отчаянный плач девушки, голос из динамиков шипит и трещит, объявляя об отбытии, и поезд вздрагивает в движении.
Джулс отдаляется от сокрушенной Ру — на этот раз навсегда; она опять прыгает в мир действий и движется вперёд.
Она смотрит в окно, скрежет вращающихся в унисон колёс оглушает клацающим визгом — всё опять схлопывается в одну точку.
Где-то на краю сознания её розовая тревога напевает «I’ll show you that I am» —
I'm unstoppable
