Сокрытое знание

Когда Фредерика вскидывает посох, Солас делает то же самое: во все стороны брызжут всполохи молний и пламени. Яркие до боли в глазах, они разрезают темноту, прежде нарушаемую лишь слабым свечением завесного факела. Солас почти что видит, как созданная сразу двумя чародеями энергетическая волна прокатывается по залу, лижет подножия саркофагов, разбивается о древний дольмен. Затем она исчезает, с шорохом песчинок на берегу откатываясь назад в Тень; одновременно пространство вновь погружается в сумрак, гремят кости ожившего мертвеца, разбиваясь о каменный пол. Становится мрачно и тихо. Покойно. Фредерика подбирает факел, что уронила к своим ногам. На ее бледное, хмурое лицо причудливой маской ложится отсвет зеленого огня. Солас задумчиво улыбается ей — едва-едва, одним лишь уголком рта. — Что такое? — спрашивает она. Ее контральто тоже мрачное и тихое, только в нем не найти покоя. — Прислушайся. Солас любит прямые вопросы, но не привык давать прямых ответов. Всегда интересно поделиться случайно открытым чудом — и все же куда интереснее разделить сам факт открытия. Мягко натолкнуть ближнего своего на увлекательную догадку и смотреть, как меняется он в лице. Пока еще Фредерика не понимает. — Снова мертвецы? — правой рукой она тянется к посоху, левой вскидывает факел, стремясь рассеять мрак еще хотя бы на пару шагов вокруг. — Нет никого, Инквизитор. Как я полагаю. Эльфийские уши Соласа еле заметно подергиваются. У Фреды слух не настолько чуткий, но и ей удается кое-что уловить: гулкий, равномерный звон на грани слышимости. Ни следа гробовой тишины, обычно сопутствующей древним эльфийским захоронениям. — Здесь... — Осекшись, Тревельян подходит к ближайшему алтарю. Время его не пощадило, хотя кое-где еще можно различить часть ритуального узора и отдельные фрагменты мозаики. Но звук исходит не от алтаря. Солас смотрит немного левее, в сводчатый проход. Там пусто. И очень просторно, неоправданно много места; зодчие из Арлатана строят иначе. Строили, молча поправляет себя Солас. Безрадостные мысли тучами пролетают в голове, но маг отгоняет их небольшим усилием воли. Фредерика тем временем идет на звук, освещая себе путь завесным огнем. В нерешительности она замирает на краю проема и наверняка думает: что привлекло внимание ее спутника? Она слышит все то же ровное гудение Тени, этот потусторонний звук не порождает эха в реальном мире, но резонирует по длине позвоночника и словно накапливается в основании черепа. Чувство не слишком приятное, зато интригующее. Отчего Тень здесь бодрствует и Завеса колышется, точно от сквозняка, Фредерика сказать не может. Но когда Солас становится бок о бок с ней, то легко улавливает напряжение в ее лиловых глазах. Он осознает быстрее самой Фреды, что она смотрит не в пустоту, а на пустоту. На что-то незримое. Тогда Солас ухмыляется отчетливее и осторожно сжимает кисть Фредерики, ощущая гладкость кожаной перчатки. Фреда — вспугнутая птица — совершенно тушуется, ее настороженность сменяется растерянностью. Вопросительно распахнув полные губы, Тревельян тем не менее не издает ни звука. Эльф может только гадать, участился ли ритм ее сердца. Солас деликатно, но непреклонно поднимает ее ладонь, протягивая навстречу пустоте. Фреда невольно раскрывает пальцы — и те ложатся на невидимую поверхность, твердую, ощутимую, настоящую. — Ух ты, — выдает Фредерика, сопровождая возглас обескураженной улыбкой. Скрестив руки на груди, Солас с горделивым видом наблюдает, как Фреда несмело ощупывает находку. — «Андрасте, спящая нагой», — произносит женщина спустя несколько секунд. Молодец, думает Солас. А вслух добавляет: — Не она, разумеется. Но принцип тот же. — Интересно, что эльфам понадобилось так хорошо спрятать? — Фредерика вдруг надтреснуто усмехается: — Говоришь, принцип тот же? А что, если я наглаживаю кого-то из божественного пантеона? И он... или она... здесь во всей своей наготе. С его собратьев сталось бы. Сталось бы, верно? Солас мучается любопытством ровно мгновение, но этого достаточно, чтобы смятение охватило и его. Не такое, как у Фредерики: та обычно краснела до ушей. Солас же наверняка остался бледным и невозмутимым. Или он просто хочет на это надеяться. Или положиться на темноту. Фреда шутит и явно знает, что он не сочтет ее прикосновения святотатством. Какой-нибудь невежественный долиец — счел бы, а вот Солас всегда презирал раболепное поклонение пантеону. Хоть Тревельян и не знает, по какой причине. — Кто-то приложил немало усилий, чтобы обернуть Завесой это таинственное изваяние, — отвечает Солас весьма спокойно. — Но за долгие годы целостность такого покрова должна была нарушиться. Если мы сосредоточим немного магии в этом месте, то отделим складки Завесы друг от друга. Вероятно, это приведет к возникновению Разрыва. Но возможно, что и нет. Фредерика слушает внимательно, глядя на него исподлобья. Теперь ее умный взгляд полон восхищения — и еще большой вопрос, впечатлило ли ее искусное обращение с такой хрупкой материей, как Завеса, или же тон, которым эльфийский маг все это излагает. Правда, одно не исключает другого. Соласа эта мысль почему-то воодушевляет. Фреда вновь прикасается к чему-то, похожему на отвердевший воздух. Материал ее перчатки приминается, точно прижатый к стеклу. Затем Фреда берется за свое оружие, и Солас почти бездумно копирует ее движение, отстав всего на миг. Они оба знают, что магия Разрывов, производимая в паре, требует особой осторожности и слаженности — этого у них более чем достаточно. Когда Фредерика вскидывает посох, Солас делает то же самое: Завеса поддается неохотно, ее приходится расправлять, размыкать дюйм за дюймом, как склеенные страницы книги. Подсвечивая себе факелом, Фреда от усердия прикусывает нижнюю губу. Но Солас глядит на нее лишь мельком. Гораздо больше его занимает спрятанный за завесным пологом объект. Чтобы создать такой полог, понадобилось бы не меньше десятка магов. Чтобы снять — хватает и двух: человеческой женщины с усилителем волшебства в виде Якоря и эвануриса, пускай истощенного, но без пяти минут бога. Педантично и осторожно они отсекают навершиями посохов «нити», соединяющие складки Завесы. Тени словно помогают распахнуть зашитые веки. Материя сна расправляется, напоследок взметнувшись и послав ощутимый импульс вдоль тела, от макушки до пят. Фредерика вздрагивает, очевидно, тоже это почувствовав. Тихий гул Тени больше не пробирает до костей. Тревельян подносит факел к открывшейся их глазам статуе. Но прежде чем она это делает, узнавание прожигает Соласа насквозь: по еле видным очертаниям он мгновенно догадывается, что же спрятано в храме. Терпкая, пронзительная тоска переполняет его сердце. Взор светящихся во мраке эльфийских очей следует за сиянием завесного огонька, снизу вверх, все выше и выше. И тоска усиливается. Воздух кругом будто становится теплее и легче, восходит, как над погребальным костром, а тьма, напротив, ложится на плечи нелегким грузом. — Это... — выдыхает Фредерика спустя долгую, долгую, долгую секунду. — «Эльгарнан, убивающий свою жену». Затем они молчат, и уже дольше, и все это время Солас отчаянно хочет, чтобы Фреды здесь не было. Или чтобы здесь не было его самого. Или чтобы она никуда не исчезла, не позволила ему в одиночестве разглядывать клинок в груди Митал. Ее убивали совсем не так. Ее убивали всемером. Порой это знание слишком жестоко к Соласу. Если бы можно было раскроить себе память, а еще лучше — вырезать из груди стремление к тайнам, запрятанным во всех уголках Тедаса (и особенно вот в таких древних могильниках), то Солас не колебался бы ни секунды. Если бы он мог навсегда вычеркнуть из истории заносчивый лик Эльгарнана, тонко переданный неизвестным скульптором, то без раздумий пожертвовал бы всей своей магией без остатка. — Она... — Фреда вдруг озирается, нелепо съежившись и вжав голову в плечи; лиловый взгляд устремляется поочередно к гробницам. — Она похоронена здесь?.. — Нет, — цедит Солас быстрее, чем успевает подумать. Но Фреда, к счастью, находит свое объяснение: — И то верно. Это же мифическая богиня. Затем бросает будто бы невзначай: — Ты в порядке? Эльф изможденно вздыхает, не желая думать о том, как странно и выборочно работает ее интуиция. — Безусловно. Просто не ожидал встретить столь абсурдный сюжет. Долийцы превозносят любовь Эльгарнана и Митал. Трудно представить, чтобы он сам вонзил кинжал в ее сердце. Эльгарнан ненавидел Митал. — Вдобавок я не встречал ни одной легенды о ее гибели. Митал умирала страшно. — Да, но долийцы очень многого не знают, — негромко отвечает Фредерика. Особенно о тех, кого сами обожествляют. Солас больше не может смотреть на лицо Митал. Слишком оно спокойное и слишком похоже на оригинал. И то, и другое — просто невиданное издевательство, вытаскивающее на свет всю боль, которая сопровождала Соласа до и после утенеры. Еще хуже, что Фреда взирает на «богиню» с безоглядным сочувствием и печалью — это лишь слабые тени тех чувств, что также стали его верными спутниками. Вина — самое отравляющее из них. А потом Тревельян задает вопрос: — Как думаешь... За что же он ее? Его ответ звучит так, словно Солас или Тревельян... нет, словно они оба в чем-то виноваты. — Должно быть, она что есть сил мешала ему возвыситься, — с делано безучастным видом говорит он и опускает взгляд. Пока еще Фредерика не понимает. Но и Солас предвидит будущее лишь отчасти.