***
Заброшенные склады в пяти километрах от города. Полуразвалившиеся здания и бескрайние зеленые просторы. Живописное и одновременно с этим мрачное местечко. Приехав вовремя, Чуя никого не обнаружил: неужели опять поиздевался? Немного побродив по местности, где природа все-таки победила человека и, взяв свое, укрыла мрак зеленым ковром жизни, он твердо решил дождаться незадачливого Дазая. Ждать пришлось недолго, спустя несколько минут тот сам появился перед ним, бесшумно отделившись от остатков стены неподалеку. Чуя не сразу поверил своим глазам. Не дав Накахаре и пары секунд на раздумья, Дазай налетел на него и крепко обнял с сияющей улыбкой на бледных тонких губах. Без труда выпутавшись из слабых объятий, Чуя застыл не в силах вымолвить связных слов. Осаму понимающе улыбнулся: – Чуя, послушай, – голос звучал слабо, с хрипотцой. Но было ясно, что Дазай серьезен, – … у меня к тебе, как уже говорил по телефону, заурядная просьба. И я рассчитываю, что ты не сможешь мне отказать, – снова улыбка, на этот раз смазанная, будто вымученная. Накахара стоял молча глядя на Дазая и просто ждал, что тот вывалит на него. – … не мог бы ты убить меня? Тем способом, который я выберу. Чую затошнило, он всем нутром чувствовал, что сумасшедший эксцентричный идиот, сгорбившись стоящий напротив него, не шутит. И чтобы это понять, не нужно было даже видеть перед собой истощенное бледное подобие, некогда веселого напарника. Его собственный голос прозвучал, будто шелест газетной бумаги, скомканной в чьем-то кулаке: – П.. пппогоди! Что ты несешь, Дазай? – Не мог бы ты убить меня? Тем способом, который я выберу, – более настойчиво повторил тот. Чуя, как истукан, стоял, глядя ему в глаза. На его освещенном утренним солнцем лице, читалось явное непонимание и отрицание происходящего. Дазай заговорил мягко, стараясь последовательно и просто изложить предпосылки для своей просьбы. – Несколько месяцев назад мне диагностировали одну крайне неприятную и неизлечимую болезнь. Смертельную. Врачи, сочувственно улыбаясь, предрекли мне не больше трех месяцев, – радостное щебетание птиц где-то на грани сознания Чуи, обратившегося в слух, выводило его из себя. – Месяц назад, болезнь стала проявляться визуально, скрывать свою слабость мне было уже невозможно. Рассказав обо всем Фукудзаве, я ушел из агентства под благовидным предлогом летнего отпуска, из которого, разумеется уже не смогу вернуться… – он сделал паузу, перевел взгляд со своих ботинок на лицо Накахары и вновь опустил. – Сейчас же мне осталось меньше двух недель. Вот почему я прошу тебя, убить меня, – улыбаясь, закончил Дазай. Чуя обрел дар речи, удивительно, но его голос был тверд и спокоен. – Сделай это сам. С твоей тягой к смерти никто не удивится. – Нет, не могу. Видишь ли, мои друзья - детективы, – усмехнулся Дазай, – и в последние дни начали подозревать неладное. Мне еще повезло, что Ранпо в это время не появлялся в офисе иначе, он раскусил бы мои притворства в два счета. Так что, если я совершу самоубийство, они будут себя винить. Каждый из них. Я не могу причинить им такое беспокойство. После этих слов Дазай поёжился, явно понимая, что все это беспокойство, одной своей «заурядной просьбой» перекладывает на плечи Накахары. Чуя стоял молча, глядя в одну точку и, будто утонул в своих размышлениях. Он не мог воспринять сказанных слов. Все его сознание обратилось в бесконечную бегущую строку: «…смертельную… не смогу вернуться… меньше двух недель… я прошу тебя… убить…». Чуя вздернул руки и вцепился в свое лицо, словно пытаясь вырвать из себя эти мысли: – Что? Какого черта? Я не понимаю! Этого не может быть… просто не может быть… – кровь стучала в висках, будто он на церковной колокольне, – это какой-то бред, очередные твои выходки… Дазай схватил Чую за плечи, пытаясь утихомирить выходившего из под контроля напарника. Но тот в гневе резко и с силой оттолкнул чужие руки. Осаму покачнувшись, внезапно закашлялся и упал на колени. Все его хрупкое тело содрогалось от хриплых гортанных звуков и тщетных попыток вздохнуть. Накахара мгновенно очнулся, будто упал в ледяную воду. Бледные, еще более худые, чем обычно пальцы Дазая судорожно сжимали полы его черного плаща. Чуя, обессилев, опустился на землю, обнял дрожащее в судорогах тело. Пальцы почувствовали под тканью острые выпирающие позвонки, резкие очертания ребер. Дазай и правда был болен, и болезнь сжигала его изнутри, не считаясь со временем. На Чую накатило отчаяние и безысходность. Он сжимал в руках изможденное тело, а все мысли вдруг исчезли, растворились среди тоски и боли. – Пожалуйста, Чуя, ты единственный, кого я могу попросить об этом, пожалуйста. – Я… я… – он будто задыхался каждым произнесенным звуком, – … я не могу, я ведь… я… – Любишь меня? Ведь так? Чуя распахнул свои ясные глаза, в исступлении уставившись на Дазая. Из глаз капали крупные слезы. В этом взгляде Осаму мог бы прочесть абсолютно все, никак иначе выразить все свои чувства Чуя сейчас был просто не в состоянии. – Послушай, если я тебе действительно дорог, отпусти меня. Все мое существование за последние месяцы превратилось в непрерывную боль. Преодолевая ее, я закончил все важные дела, позаботился обо всех, о ком мог, но теперь… теперь я могу уйти спокойной. И ты единственный можешь мне в этом помочь. Накахара беззвучно рыдал под руками Дазая. – Послушай, я все продумал. В итоге дело повернется так, будто меня застрелили неизвестные во время моего самовольного вмешательства в их дела. Концов никто не найдет, даже агентство. Я об этом уже позаботился. Ты будешь в безопасности и с неоспоримым алиби в виде личной встречи с Фукудзавой. Он не знает о моем плане, хотя думаю, о чем-то таком догадывается, но он подтвердит все что нужно. Я написал ему письмо. Умолкнув, Дазай продолжал держать Чую в своих слабых объятиях. Так они просидели в молчании, прерываемом лишь тихими всхлипами и резким надрывным кашлем, около часа и не меньше вечности, как показалось им обоим. – Это хорошее место, мне здесь нравится. Эти зеленые солнечные просторы радуют мою вконец измотанную душу. Накахара нашел в себе силы, чтобы подняться на ноги, все было решено. Помогая встать Дазаю, он легонько коснулся его макушки поцелуем, на одно мгновение вдохнул запах волос и крепко зажмурился. Неуверенно протянул дрожащую руку: – Давай пистолет, – Чуя не смотрел Осаму в лицо, но чувствовал, что тот следит за каждым его движением. – Пистолета нет. Чуя медленно поднял взгляд, остановил на губах Дазая, сказавших столько болезненных слов: – Дазай… – Используй свою силу. Если сконцентрируешься, уверен, у тебя получится. Никто не отличит ранение от пулевого отверстия навылет. А не найдя пули, они решат, что действовали профессионалы тщательно подчистившие за собой. – Ты о многом просишь, мое сердце не каменное, Дазай! Я не могу убить тебя своими собственными руками! Не могу! – отчаяние Чуи грозилось вот-вот выйти из берегов. – …тшш, тише, успокойся, – голос Дазая у самого уха звучал тихо. Будто обволакивал, проникал в самое сердце, – это последняя просьба, Чуя. Последняя. Накахара Чуя выполнил просьбу, не отведя своих ясных голубых глаз. Все заняло лишь короткое мгновение. Осаму с откровенно довольной улыбкой на губах упал. Его волосы растрепались на ветру. Глаза остались широко открытыми.***
Юкичи Фукудзава приходил на кладбище каждый месяц. Он стоял и его мысленному взору открывались картины их разговоров, он вспоминал вздорные манеры и язвительные замечания бывшего подчиненного и чувствовал, неутихающую боль утраты. Ко всем членам агентства он относился как к собственным детям. Дорожил ими и старался оберегать, как мог. Неожиданно Фукудзава почувствовал чье-то присутствие. Однако, не ощущая у стоящего позади человека, опасных намерений не стал оборачиваться. – Прошу прощения, что невольно стал причиной вашего огорчения. Я чувствую в вас печаль и боль утраты, что в разы сильнее моей собственной. Я почти закончил и вскоре покину это место, оставив вас наедине. Человек за спиной молчал, понурив голову, он стоял в нескольких шагах от директора детективного агентства. Закончив молитву, Фукудзава, наконец, увидел пришедшего к Осаму Дазаю. Хорошо сложенный мужчина небольшого роста. Коротко остриженные рыжие волосы, едва видневшиеся из под глубокого капюшона спортивной толстовки. Бледное печальное лицо. Нервные пальцы. Ясные голубые глаза. – Ходят слухи, что Накахара Чуя пропал семь месяцев назад и ни полиция, ни портовая мафия не могут его отыскать. Неужели никто из них не догадался поискать здесь? – Видимо, они все безнадежно глупы… – Чуя загадочно и горько ухмыльнулся, усевшись на траву перед могильным камнем. – …а быть может, наоборот, слишком умны, чтобы предположить такую глупость как любовь к Дазаю. С этими словами он протянул что-то, стоящему рядом Фукудзаве. – Я нашел ее лишь спустя несколько недель. Лежала в кармане плаща. До этого момента я усердно пытался утопить себя в алкоголе и подохнуть. Как видите тщетно. – Визитка агентства? – Переверните, вы же все-таки детектив. На обороте мелким ровным почерком было написано несколько срок: Прости, что у нас не было шанса стать счастливыми вместе. Но я верю, что у тебя еще остался шанс стать лучше. Вечно твой. – Интересно порой переплетаются судьбы и события. Никогда не знаешь, что может ожидать тебя за простым взглядом или будто бы неосторожно брошенным словом. Когда-то и сам Осаму пришел ко мне вот так. С желанием стать лучше, выполнив посмертную просьбу. Птицы щебетали в листве высоких деревьев позади двух фигур. Вечернее солнце неспешно скользило к горизонту. Обоюдное молчание не тяготило. Наоборот, казалось, погружало в спокойствие, уравновешивало, позволяло расслабиться и забыть на мгновение о вечно ноющей боли потери и вины. – Тебе придется пройти крайне сложный вступительный экзамен.