В твоих руках для меня мало места. Я буду сердце держать под арестом, Ведь я сегодня подружка невесты твоей. Целуй меня, целуй последний раз, Лови со мною каждое мгновение. Я для тебя уже никто сейчас, Не девушка — сплошное вдохновение! Я надеваю новое платье — Я для тебя буду самой красивой. Я раскрываю шире объятия, Чтобы отдать тебе все свои силы. Я для тебя ничего не жалею; И не считаю, что это напрасно. Жаль, по-другому я не умею — И все равно — это было прекрасно! © Ева Польна «Вдохновение»
Просьба от бывшей одноклассницы, прозвучавшая в кафе «Корона», куда Нару бегала на свидания во времена бесшабашной юности, ошарашила. — Ты будешь моей подружкой невесты? Зеленые глаза Макото лучились неприличной радостью счастливой невесты, и Нару почувствовала укол зависти, хотя не думала, что её жизнь не сложилась. Её детская мечта стать звездой сбылась — теперь она известная актриса. И не было ничего удивительного в том, что одна из подруг Усаги — единственной девушки, с кем Нару сохранила близкую душевную связь — была бы рада получить звезду на своё торжественное мероприятие. — Ты не подумай ничего такого! Я вовсе не потому, что хочу больше внимания… — замахала руками Макото, будто прочитав в изломе бровей и насмешливом блеске сине-зеленых глаз мысли Нару. — В общем… да, я понимаю, что мы с тобой не самые близкие друзья, но ты так дорога Усаги. Это была её идея, собственно говоря. Ты же видела — она на восьмом месяце и стесняется встать в ряд с девочками. — Я думаю, что беременная Усаги — это выглядело бы очень трогательно, — улыбнулась Нару, покачивая ярко-розовой трубочкой в коктейле. Она постаралась одеться незатейливо: простое черное платье с бретелями, а волосы закреплены бантом из узкой желтой ленты (она так не делала со времен старшей школы, но на встрече решила вспомнить прошлое). — Правда, знаю, что она стесняется. Хорошо, я помогу, Макото. И позволь тебя поздравить. Кто счастливчик? Кого ты будешь закармливать до состояния шарика? Макото, одетая в простую темную водолазку, которая хорошо сочеталась с узкой зеленой юбкой-карандашом, натянуто рассмеялась и запустила руку в каштановые пряди, её пальцы стали нервно крутить колечки: — Ну он красавчик… Мне сложно тебе сказать конкретно… Я только недавно познакомила его со своей тетей. Румянец не ограничился щеками, и Нару с весельем наблюдала, как краска расползается по всему лицу девушки. Она слышала от Усаги, что Макото теперь шеф-повар известного ресторана высокой кухни в префектуре Синдзюку и даже выиграла несколько наград на состязаниях. Возможно, что она даже ходила на свидание в её ресторан… Надо бы припомнить… Но Нару редко запоминала названия и адреса, удерживая в памяти эмоцию, общую картинку, красочное пятно, из которого она потом извлекала тактильные ощущения и отдельные образы, производившие на неё сильное впечатление. — Он быстро сделал тебе предложение? — Нару с интересом взглянула на смущенную девушку, задерживая взгляд на сережках-розочках в её ушах. Она помнила безусловно романтичную, но какую-то сдержанную на эмоциональные горки историю Усаги, хотя сама была бы рада, если бы лет в четырнадцать встретила свою судьбу на всю жизнь… Иногда она колко говорила подруге, что той даже не с кем сравнивать Мамору и быть уверенной в своем выборе, но Усаги в такие моменты смотрела на неё со снисходительной мудростью, которая вызывала у Нару одновременно и трепет, и раздражение. Они же ровесницы, так почему Усаги смотрит так, будто знает гораздо больше об этой жизни? — Да, мы всего месяц встречались, и почти столько же теперь планируем свадьбу. И у нас такая смешная история знакомства… Нару вскинула брови: месяц — это так мало для осознания серьезных отношений. Она со своим мужчиной встречалась уже почти два года. Если бы не скандал почти два месяца назад, после которого он будто бы забыл о её существовании… Конечно, она тогда погорячилась, но ведь извинилась и по смс, и по автоответчику, и лично бы извинилась, если бы Масато позволил его найти. Однако он был тоже перед ней виноват, поэтому ползти за ним на коленях она не собиралась! Ничего, никуда он не денется… Обязательно вернется! Макото, неверно истолковав её удивление, погасила смешок на губах и нервно покрутила кружку в руке: — Я думаю, что без его разрешения детали раскрывать не буду, но добавлю, что мне пришлось ему помочь в одной ситуации. Так и познакомились. — А не слишком ли скоро вы собрались жениться? Ты хорошо его знаешь? Может он домашний тиран? — не удержалась Нару, выпуская свою вредную сущность, которая заставляла людей сомневаться в принятых ими решениях. Хотя её ужасно раздражало, когда так делали другие. К её удивлению Макото только пожала плечами: — Я знаю его очень давно. У него слабость к красивым женщинам, но тяги к насилию нет. Можно сказать, что он — джентльмен. И шатенка смешно сморщила нос на этом слове, как будто сама не верила, что говорит нечто подобное. Два месяца — это очень давно? Нару нахмурилась и опустила взгляд на холенные белые руки, украшенные двумя серебряными браслетами и двумя фигурными кольцами. Одно из них — синеглазый змей, кусающий собственный хвост. Уроборос*(1). Масато подарил его на их первую годовщину, сказав странную вещь о том, что время любит повторяться. Она тогда засмеялась, хотя в душе почувствовала странную тревогу: ей постоянно казалось, что они с Масато были знакомы раньше и ничего хорошего из этого не вышло. — Ты же не против, если я дам твои координаты Рей? Девичник там, все такое, — Макото опять смутилась, потупив взгляд. — Конечно, — Нару как можно непринужденнее улыбнулась. — Я с удовольствием подкину пару идей. — О, я думаю, она будет рада! — шатенка с энтузиазмом закивала. — И вообще, девочки тебе очень обрадуются. Особенно, Минако и Ами. — Они, наверное, и не помнят меня, — с сомнением протянула Нару, поправляя бретельку платья. — Я же в старшей школе с вами не училась… — Да-да, вы с Юмино уехали учиться в Англию… Как он, кстати? Нару поскучнела: она не любила говорить об Юмино, который окутывал её удушающей любовью и постоянно боялся за шесть лет их отношений, что стоит Нару получить свободу, как она бросит его. И как же он был прав… — Понятия не имею. С тех пор, как он получил судебный запрет… — Ой, — Макото отставила кофе в сторону и протянула к ней руки, накрывая её ладони своими такими горячими, будто печка. — Мне так жаль… Я не знала, что тебе пришлось так тяжело. — Я попросила Усаги никому об этом не рассказывать, — Нару улыбнулась, принимая пожатие этих рук. — Сама понимаешь, что история так себе. — Понимаю… И Нару почему-то осознала, что Макото не просто выражает дежурную жалость, а искренне ей сочувствует… почти чужому, незнакомому толком человеку… Ей стало стыдно за детскую ревность, которую она испытывала к Усаги, когда та зависала со своими «внезапными» подругами, почти забыв о ней. Они ещё поговорили немного, а потом распрощались, но Нару не поспешила покидать кафе. Внезапно ей очень захотелось крепкого кофе без сахара и молока, но со стаканом воды, как пил Масато. И шоколадное парфе*(2).***
Светлая комната, в которую она вошла, прикрыв за собой дверь и тихо повернув ключ, который занял после этого место в бархатном поясном мешочке, была почти пуста. Почти. С обернувшейся горькой шуткой бытия просьбы Макото стать подружкой невесты пролетело три недели, и сегодня наступил помпезный день свадьбы. Он стоял у окна вполоборота. Ему очень шел синий свадебный костюм: расстегнутый приталенный шерстяной синий пиджак, узорчатый жилет, на котором виднелась золотая цепочка карманных часов, и идеально сидящие брюки. Каштановые пряди золотились солнечным светом, а синие глаза в задумчивости рассматривали пейзаж за окном. Безупречно красивый, глубоко порочный, любимый и ненавистный одновременно… Когда Нару на девичнике услышала имя жениха, то даже переспросила: вдруг это её истосковавшееся по нему сознание произвело подмену имен. Он ведь не мог всерьез решить жениться спустя почти три месяца после знакомства? Да ещё и не на ней… — Ты мог бы мне и позвонить, — выпалила она слова, с которых уже несколько дней мысленно начинала их диалог. — Тебе не кажется, что я должна была узнать о твоей свадьбе от тебя, а не от твоей невесты, которая даже не знает, что мы два года друг другу не чужие люди? Голос дрожал, и слова сыпались, словно горох, дробясь в пустой комнате и множась, но они не могли вместить всей её горечи и боли. Масато даже бровью не повел, развернулся к ней и посмотрел с разгорающимся интересом. Он будто бы искусный кукловод, натянувший нити и смотрящий, как его кукла выполняет задуманные им движения. — Нару, ты здесь. Я удивлен, наверное, не меньше твоего, как нас свела судьба. И пробормотал еле слышно: — Хотя мне стоило бы помнить о связи… — Тебе идёт бирюзовый, — мужчина широко улыбнулся, отставляя какие-то свои едва озвученные мысли в стороне и оглядывая платье подружки невесты. Нару была недовольна его чрезмерной скромностью, но, видно, Макото не была свойственна пылкая смелость в нарядах. Платье было изящным и легким, с рукавом колокольчиком, шитым серебряными нитями лифом и круглым вырезом. Напоминало её платье «на выход», которое ей сшили по заказу матери более десяти лет назад. — Это все, что ты мне хочешь сказать? — Нууууу, — насмешливо протянул шатен, запуская руку с длинными тонкими умными пальцами в свою гриву. — Мне сложно что-то сказать, при условии, что в нашу последнюю встречу ты выбросила меня абсолютно голого и накачанного какой-то отравой из машины. Я понимаю, что ты рассчитывала на громкие заголовки, которые бы опозорили меня так, что я на люди бы не посмел больше показаться, но мне подвернулся добрый самаритянин. А мой любимый телефон оказался на дне залива… Молись, чтобы он был совершенно непригоден, когда какой-нибудь водолаз-любитель его выловит, а то таблоиды взорвут твои обнаженные фото. — Ты свой член в штанах удержать не смог, — прошипела Нару, чувствуя, как уже отполыхавший гнев за его измену, вновь поднимался в душе. — Ты трахнул свою ассистентку! Я видела, как она под утро выходила из твоего номера! — Я же говорил тебе, у меня с Миюки ничего не было, — развел руками Масато, вскидывая брови. — Мы просто поужинали после тяжелого рабочего дня, а потом немного поболтали. Она переживала, что потеряет работу. У неё будет ребенок. — От тебя, я знаю. Всю ночь она и потратила, наверное, чтобы уговорить тебя признать его. Он закатил глаза к потолку: — Надеюсь, ты мне сейчас не планируешь вкатить какой-нибудь транквилизатор и похитить, чтобы моё тело нашлось потом в канаве. Я не изменял тебе несмотря на то, что наши отношения меня не устраивали. А вот у Миюки как раз очень гармоничные отношения с мужем… Хм, кажется, он мне тоже указывал на то, что мне не стоило его жену допоздна задерживать. Масато почесал гладко выбритый подбородок и вопросительно посмотрел на пылающую яростью девушку: — Неужели ты сейчас пришла только за тем, чтобы продолжить нашу перепалку, принявшую свойственный черным комедиям ход событий? Нару закрыла глаза, глубоко вдыхая и выдыхая, словно собираясь прыгать с вышки: — Нет… Не за тем… Вообще, я хотела извиниться… Даже учитывая, что я думаю, что ты все-таки предал меня, это было слишком… Ярость помешала мне четко мыслить. Я хотела уничтожить твою репутацию, но не осознавала, что это будет конец… — Конец, да, — Масото подошел к ней вплотную, нависая сверху. Она чувствовала запах солнца и густого парфюма, который подарила ему на День всех влюбленных, — Clive Christian*(3): верхние ноты — цитрус и бергамот, но улавливается скалистая роза, лаванда и шалфей… Нару прикрыла глаза, впитывая аромат. Показалось, что если взять его за руку, то вся эта фантасмагория со свадьбой развеется как дурной сон. Его пальцы скользнули по её щеке, остановились на подбородке, поднимая лицо девушки вверх. — Ты ничуть не изменилась… Столь же хороша, моя малышка. Его губы сдержанно прикоснулись к её щеке, и она распахнула глаза, стремительно обвивая руками его шею и притягивая к себе. Ей хотелось вовлечь его в головокружительный поцелуй, но она замерла, глядя прямо в его искрящиеся самодовольством глаза, касаясь кончиком носом его носа. — Поцелуй эскимосов, — прошептал Масато, обнимая её за талию и оттягивая с прохода к креслу. Он опустился на крепкий добротный предмет мебели, выполненный в стиле увядающего барокко: витиеватые завитки ручек, лазурная обшивка. Чуть помедлив, он усадил Нару к себе на колени, аккуратно поддерживая её за спину. Она прильнула к его плечу, пряча лицо. Так просто отложить оружие, когда понимаешь всю обреченность происходящего… …всегда в его руках она чувствовала себя в безопасности. Это как будто обращалось к каким-то её прошлым воспоминаниям, которых она не могла воскресить. Словно он уже прятал её от смертельной опасности в своих объятиях… …внезапно ей стало душно. Его руки обволакивали её, обнимали с нежностью и заботой, но что-то теснило грудь, пробиваясь хрусталиками слезинок на ресницы. «Что-то»… Он сегодня даст обет верности другой женщине… Свяжет с ней свою судьбу. И эта женщина хорошая… Она замечательная, талантливая, веселая. Усаги о ней очень тепло отзывается. Да и та встреча в кафе и несколько последующих по вопросам подготовки свадьбы, а также девичник не дали ей оснований думать иначе. И вот сейчас тень «другой женщины» будто вкрутилась между ней и Масато, вытесняя её из кольца его рук. — Почему? — она выпрямилась, вновь заглядывая в его глаза. — Почему она, Масато? Мужчина вздохнул, поправляя выбившуюся из прически прядку рыжеватых волос девушки: — Так получилось. Она тот добрый самаритянин. Ехала рано утром в ресторан на рабочую смену по той же дороге… И помогла безо всяких вопросов. Как оказалось, она и не догадывалась, кто я такой. Хотя я думал, что являюсь достаточно медийной персоной… — То есть это такая глубокая благодарность? — слезы бурлили и кипели, грозясь прорваться на щеки жарким водопадом, и Нару отчаянно их подавляла. — Нет. Я полюбил её, — он будто оттягивал намеренно эти слова, щадя её, но все же не удержался и выпалил, отдавая полный отчет себе в том, как ей больно от них. Да, это их кредо. Они всегда знали, что причиняет боль другому, тянули с использованием запрещенных приемов, но не могли отказать себе в извращенном удовольствии. — Но разве ты не любил меня? — выдохнула Нару, стискивая украшенный золотой вышивкой жилет. — Ты… Ты же сказал мне… что… — Что ты — самая удивительная женщина, которую я встречал в своей жизни? — Масато взял в теплые ладони её лицо, убирая опору своих рук и оставляя её в шатком балансе. — Это правда. Ты непостижима, Нару. Но я плохо на тебя воздействую… Будто бы зло из меня находит в тебе сосуд. А ты самая смелая и чудесная девочка, которую я только встречал. Ты встанешь на линии атаки, чтобы принять удар за того, кем дорожишь. Ты постараешься спасти умирающего, отрицая, что он обречен. Ты примешь чужую боль на себя, когда можно было бы просто отойти в сторону и переждать… Его слова, словно крючки, царапали её сознание, распуская на шелковые нити робкие надежды. — Твоя пылкость и яростная ненависть валькирии… Мне нравилось бы тебя дразнить и дальше, но я хочу не этого от жизни. Знаешь, так бывает, когда собираешь небо на мозаике. Вроде бы, детали похожи по оттенку, но никак не стыкуются. Вот кто мы такие. Мне казалось, что мы могли бы и состыковаться, но это иллюзия, малышка… Я не хочу, чтобы ты так дальше думала… будто мы с тобой подходим друг другу, и должны быть вместе. — И поэтому не сообщил о своей свадьбе, — бесцветным голосом сказала Нару. Ей нужно было ещё чуть-чуть времени… Побыть неподвижной податливой куклой в его руках и дать поверить в то, что он со всеми этими красивыми фразами сможет аккуратно подвинуть её со своего пути, убедив отпустить его. Масато ничего не ответил, продолжая рассматривать её лицо. Сделав вид, что она сбегает от этого настойчивого взгляда, Нару отвернулась, выворачиваясь из его ладоней и украдкой глядя на часы, стоявшие на лакированном столике за его спиной. Через час начнется церемония… А значит… — Масато, поцелуй меня. Вновь повернулась к нему и с яростной решимостью встретила его взгляд, из которого наконец свалила покровительственная нежность, которой он считал себя вправе её одаривать. — Я не уверен, что это стоит делать. В голосе проскользнул холод, но ему было не обмануть её. Он помнил, каково целовать её… Его отказ — защита, попытка не сорваться в пропасть пылающего безумия, когда не остановиться… не удержаться… Нару не сдержала удовлетворенной улыбки, облизнула губы и поспешила закрепить победу: — Неужели тебе сложно? Это то самое малое, чем ты можешь вознаградить меня за разбитое сердце и мечты. — Ты же сказала мне тогда, что ненавидишь меня и желаешь мне смерти в страшных мучениях, — ироничная усмешка расцвела на его тонких и нежных, как помнила Нару, губах. — С чего бы нам целоваться? — Потому что те слова уже не имеют значения. Ты обрубил нить нашей истории своей женитьбой… У нас больше нет возможности сойтись, чтобы потом снова из-за чего-нибудь поспорить. Я не верила, что это конец, даже если и в эмоциональном порыве кричала о нём. Эти слова были чистой правдой, что не могло не зацепить его, не дернуть за те тонкие ниточки в душе, которые она любила задевать, словно струны на арфе. «Я знаю тебя, Масато. А ты знаешь меня. Так дай мне то, о чем я прошу». Его губы приоткрылись, он замер в миге томительной задумчивости, и Нару не удержалась взять своё. Она обрушилась на его губы с той страстью, которая обуревала её всё время их разлуки… Невозможно было бы не тосковать о нем… Невозможно было бы не желать его… Такого совершенного. Такого яркого и прекрасного… Её руки крепко вцепились в пышные каштановые пряди, притягивая в одном из самых жадных и дерзких поцелуев, которые она себе только позволяла… Такая провокация была ей не очень свойственна раньше. Масато несколько тягостных мгновений был неподвижен, принимая её безумие. Когда Нару уже подумала о том, чтобы сдаться и отстраниться, он все же ответил, но без огня: бережно, сдержанно, словно успокаивая малое дитя… …и ей вновь захотелось заплакать, проклиная эту чертову снисходительную нежность, которой он пытался затушить пожар страсти. Но даже этого достаточно, чтобы выставить жениха в неприглядном свете перед трепетной невестой. — Она не придет, — Масато разорвал поцелуй, отстраняясь и смотря на неё с шальным огоньком насмешки. — Я сам вчера ей все рассказал, а полчаса назад она отдала мне конверт. Он вытащил из кармана мятый бежевый конверт, в котором Нару сегодня запечатала для Макото записку и ключ от этой комнаты. Девушка яростно рванулась, слетая с колен мужчины. Воздух стал почти свинцовым и отказывался ровно поступать в легкие… — Ах ты… Кто? Сволочь? Она всегда знала, что Масато Санджойн сволочь. Редкая. Такую в Красную книгу надо занести. И она его стоит… Вот, например, эта задумка соблазнить своим раскаянием Масато с расчетом, чтобы бурную сцену увидела невеста, которая пришла бы на «очень важный» разговор разбитого сердца несчастной подружки. — Стой! — мужчина примирительно вскинул руки, когда Нару закружилась разъяренной волчицей на месте. — Я не хотел эскалации конфликта и не ставил целью обижать тебя даже при том, как мы с тобой расстались. — Так чего ты хотел всем этим?! Почему пришел, когда я позвала тебя поговорить?! Ты не отвечал на мои смс, звонки, а на последнее сообщение зачем-то ответил. Посмеяться?! Что ты сказал обо мне Макото?! Вы вместе смеялись над моими глупыми чувствами и надеждами? — Нару… Её имя, сорвавшееся с его губ, было словно приговор. Нару опустила голову, внезапно принимая то, что конец для них уже отгремел… Все действительно закончилось тогда, когда она решила всыпать ему снотворное в вино, притворившись, что не сердится больше на «измену». — Я сказал ей, что хочу попрощаться. Голос Масато — горькая нежность, от которой защемило сердце. Нару не могла поднять на него глаз, потому что была уверена: она посмотрит — и пути назад не будет. — И она тебе разрешила? — В этом вся Мако… — судя по голосу, он пожимал плечами. — Она верит, что это то, что нам обоим нужно. — Глупость какая… — девушка отчаянно стала тереть глаза, пытаясь вновь отогнать слезы. — Мы не можем проститься, Масато… Мы все равно пересечемся так или иначе. Мы будем искать друг друга… ты будешь искать меня, я уверена. — Нет, Нару. Я уже никого не буду искать, — он подошел к ней и взял за руки, мешая останавливать поток слез. — Прими это, прошу тебя. Его ладони… Нару ухватилась за них в ответ, стискивая так крепко, чтобы ему стало больно. Чтобы его красивое лицо скривилось. Чтобы он отшатнулся с обиженным выражением лица, отбросив прочь навязчивую горькую нежность, которая опять льется из его синих глаз. Но Масато даже бровью не повел, выпустив на губы легкой бабочкой грустную улыбку. — Я перед тобой в неоплатном долгу, а мне даже сложно сказать, почему я так уверен в том, что ты самая удивительная… Ты встретила меня, потому что мы были нужны друг другу, но не навсегда. Мне не найти слов, как объяснить тебе это. Я очень любил есть с тобой шоколадное парфе. Это было моё тебе обещание… Но не в моих силах обещать тебе нечто иное, Нару. Ты же сама видишь, что не выходит из этого ничего хорошего. Когда-то я обманул твоё доверие. Ты простила меня и приняла, хотя я был воплощением зла. Но я опустошил чашу твоей души, не наполнив в ответ. Его слова звучали для неё почти как белый шум… О чем он? Когда он давал обещание есть парфе? Что значит воплощение зла? В висках, словно кто-то натянул тонкую металлическую нить и начал рубить по ней топором, рассчитывая, что долго сопротивляться она не будет. — Прости меня и сейчас… — закончил мужчина, и Нару перестала сжимать его руки, ослабив кисти. Масато отпустил её и заглянул в лицо, пытаясь найти отклик на свою речь, но Нару словно вела какой-то поиск внутри самой себя, надеясь состыковать слова бывшего возлюбленного с сердцем. Иногда можно выбежать под бурю и бросить вызов стихии… Можно попытаться заставить ветер умчать облака прочь… Кто бы сказал, что это возможно? Но кто бы сказал, что никто не будет пытаться этого делать, рассчитывая на абсурдное чудо, которое позволит ему стать властелином стихии? Внезапно девушка рассмеялась. Заливисто и звонко, как бывало она смеялась во время их прогулок по городу, когда счастье было так близко, что можно было бы стиснуть его в объятиях. Она светло улыбнулась Масато и раскинула руки, призывая его обняться. Мужчина растерянно смотрел на неё, явно не совсем понимая, что творится в её душе. — Ну же, — подбодрила его Нару. — Приди в мои объятия. Я отдаю тебе все свои силы. Все, что имею светлого в своей душе. Я отдаю это тебе не потому, что жду чего-то взамен. Я поняла твои слова и смирилась. Но не могу не предложить тебе взять то, что осталось, потому что хочу, чтобы ты был счастлив. Однако больше никогда не буду искать с тобой встречи… Эту «дверь» эмоций следует закрыть как можно плотнее. И он обнял её… Сжал так крепко сильные руки за её спиной, будто хотел укрыть от всех бед мира. Нару же сгребла в горсти синюю ткань пиджака, уткнувшись лицом в грудь. С удивлением она ощутила горячую каплю, соскользнувшую ей на щеку. — Не грусти, — прошептала она. — Я достаточно сильная, чтобы справиться со своей жизнью без тебя. Ты же знаешь, что я в ответ на плевок могу просто отрубить оппоненту руку. — Да, знаю… Вот как бы из-за этого у тебя не было потом проблем с законом… — с натужной улыбкой в голосе протянул шатен. — Ну в случае проблем с законом, ты не обессудь, но я прибегну к твоим связям! — она задрала голову к верху, смотря на него снизу. — Хорошо, — грустно улыбнулся он ей и поцеловал. Прощальный поцелуй отдавал по вкусу шоколадом и крепким кофе. Нару сосредоточила все свои рецепторы, чтобы запомнить каждый шаг и пируэт двигающихся в медленном танце губ. Осознание, что этого больше никогда не будет, зудело, как шрам от застарелой раны. Будто что-то действительно подобное уже когда-то было и закончилось очень грустно. Слезы скользили по её щекам, а она запустила руки в волосы Масато, крутя легкомысленные колечки, как любила делать во время их ленивых поцелуев после утреннего секса… Масато первый разорвал поцелуй, отстранился, погладил по щеке, но ничего не сказал… Они стояли почти в благоговейной тишине, глядя друг на друга, не разрывая шатких мостов рук, создававших иллюзию растоптанного единства… Внезапно в дверь ударили. Не постучали. А резко и отрывисто ударили. — Эй! Der Schwerenöter*(4), ты там онанировать решил в преддверии свадьбы? — встрял в их уединение нахальный тенор с раздражающими нотками. — Вспоминаешь всех своих грустных шлюх*(5)? — Отвали, Зойсайт! — с яростью прошипел Масато, отпуская Нару. — Какого черта ты тут вообще делаешь?! — Значит, попал в точку, — удовлетворенно отозвался голос из-за двери. — Руки не перетруди! — Он там, Зойсайт? — Нару узнала спокойный умиротворяющий голос Мамору. — Что, ты его опять донимаешь? — Ну просто он тут уединился с явно подозрительными намерениями. Грех не посмеяться! — фыркнул обладатель нахального голоса. — Нефрит, выходи, подлый трус! — Он хороший человек, хоть и поганка… он хороший человек, — как мантру прошептал Масато и произнес: — Мамору, забери его, пожалуйста. Я сейчас приду. — Без проблем, — коротко ответил Мамору. — Эй! Ну за что ко мне опять применяют силу?! — возмутился тот, кого называли Зойсайтом. — Это он занимается какой-то фигней! Вместо того, чтобы быть в общей зале и повторять клятвы… Мамору явно был очень упорен в своих действиях, потому что тенор быстро заглох, ускользнув по коридору прочь. Нефрит. Зойсайт. Что-то было странное в этих именах… Нару нахмурилась, пытаясь зацепиться хотя бы за один из образов, мелькавших расплывчатыми пятнами в сознании. — Не думай об этом, — отрывисто сказал Масато и поцеловал её в висок. — Это наши шутливые прозвища. — Ясно… Грубость «Зойсайта» её не задела. В этих словах было что-то проникновенное и скорбное, точное и беспощадное. А её щадить уже и не надо было… — Прощай, Масато, — она на краткое мгновение сжала его ладонь и стремительно отпустила, принявшись суетливо вытаскивать ключ из поясного мешочка. — Прощай, Нару, — отозвался мужчина тусклым голосом, словно эхо подземного мира. — Ты… Он резко встряхнул головой, заминая слова, готовые сорваться с его уст, и только повторил: — Прощай.***
…её платье подружки невесты было серьезно помято от крепких объятий. Она стояла между Ами, смотревшейся просто идеальной леди с классической открытки, и Минако, игристой и яркой, словно бокал шампанского. За Минако виднелась пылкая и решительная Рей, выглядевшая чересчур воодушевленной. Видимо, готовилась к борьбе за букет невесты… Невеста с высокой изящной прической и в прекраснейшем салатовом платье, украшенном на лифе таким же рисунком, как и бирюзовые платья подружек, держала за руки жениха и проникновенно произносила свою клятву, которую мозг Нару отказывался воспринимать. Она коротко мазнула взглядом по Масато, который с не менее проникновенным видом внимал Макото. За его спиной стояли аж четыре шафера: Мамору и трое незнакомых Нару мужчин: один из них выглядел как выходец из арабских стран со своей смуглой кожей, второй напоминал европейца — у него была очень бледная кожа и длинные рыжие яркие волосы, третий был блондином с короткими вьющимися прядями. Взгляд девушки задержался на них из какого-то противоречивого чувства, будто одним этим рассматриванием она могла бы задеть Масато. Но она тотчас же одернула себя от таких мыслей. Масато выглядел счастливым. И она чувствовала, что это действительно так. Таким счастливым она его ещё не видела… ни тогда, когда он просыпался по утру, зарывшись лицом в её волосы, положив руку на её живот… ни тогда, когда он брал её, прижав к стене, захваченный волной страсти… ни даже тогда, когда он теоретизировал об их будущем… От этого сердце Нару сделало болезненный кульбит, но она широко улыбнулась вопреки этому чувству и подбросила в воздух горсть розовых лепестков. Они замерли в воздухе на мгновение и плавно заскользили вниз. — Ура! Ура! Ура! — слышала она громкий радостный крик Усаги, вскочившей со своего кресла в первом ряду и хлопающей в ладоши. Беременность действительно была очень к лицу блондинке: представляющая собой сейчас соединение плавных округлых черт она походила на весеннее солнышко, источавшее мягкий теплый свет. Нару кинула ещё горсть лепестков, механически повторяя движение своих соратниц. Масато повернулся, и показалось, что на один миг они встретились взглядом. Сердце снова скрутило, а улыбка, будто врезалась в уголки рта. На лбу жениха на миг мелькнула болезненная складка, как будто бы он испытывал досадливую боль от старой раны, но он уже отвел глаза, вскидывая вверх их с Макото руки, будто дурашливо объявляя победителя на ринге, и крича гостям какую-то глупость про «наконец-то» и «вы ждали этого так же как и я?». А в ответ к ним поспешили с объятиями и поздравлениями… Нару почувствовала, что словно задыхается, и поспешила, воспользовавшись суетой, отойти в сторону.***
Кутаясь в гостевой клетчатый плед, девушка сидела в саду на холодной мраморной скамейке, вдавленной в арку дикого винограда. Из неё хорошо просматривалась уже опустевшая терраса, с которой свадьба переместилась в банкетный зал, чьи высокие окна были подсвечены золотистыми огнями, хотя вечер ещё едва-едва затенил небесный свод. Нару сжимала в руке уже третью сигарету. Рыхлый тягучий запах обволок её как облако, намертво въевшись в волосы. Раздался легкий хруст, а потом стук и звонкое, произнесенное с чувством ругательство. Узнав голос, Нару удивленно повернула голову на этот аккорд звуков: — Усаги? Она спешно затушила сигарету и вопросительно уставилась на подругу, которая пришла на свадьбу в пудровом платье-трапеции для беременных из фатина с воланом длиной всего до колена. Трикотажная часть платья облегала тело, но плечи, ключицы, руки закрывал только тонкий слой фатина, а между тем свежело. Нару подняла руку с пледом, приглашая под него Усаги. Та протянула в ответ Нару бокал и бутыль вина. — В сумочке у меня есть немного сыра и кисть винограда. — Спасибо, но я бы, конечно, скоро подошла. — Не уверена, — мягко и сочувственно улыбнулась Усаги, с некоторым усилием пристраиваясь на скамье рядом и быстро прикрывая плечи пледом. — Ты явно не очень хочешь быть среди людей. — Ты знала обо мне и Масато? — Нару очень хотелось не допускать мысли о том, что её самая близкая подруга была в курсе «прощания», организованного Макото. — Нет, — наморщила нос Усаги. — Но я поняла, что у тебя с ним что-то было, пока наблюдала за тобой на церемонии. Теперь мне ясно, что он тот самый «козёл» и «мудак», с которым ты рассталась три месяца назад. — Мы не должны были расставаться тогда… — Но он же изменил тебе? — Усаги прижалась к её плечу, окутывая их пледом потеснее. — Разве неправильно было бросить его? — Сейчас я не уверена, что это так, — вздохнула Нару, напротив высвобождая руки, чтобы наполнить себе бокал. — Оправдание, конечно, так себе, но что, если он говорил правду? — О, я знаю его не то чтобы хорошо и близко… Но успела оценить то, что он большой любитель красивых женщин… Даже моя беременность не помешала ему отвесить мне комплименты, которые граничили с наглостью… — Да что ты? — Нару вскинула брови. — У него особая позиция в отношении женщин… Он будто хочет всех облагодетельствовать своим обществом, позаботиться о них, согреть, воодушевить. Не очень-то задумывается, что для женщин это далеко не «разовая» акция, и они вверяют ему свои надежды на будущее, которые он разбивает. Знала бы ты… Усаги осеклась, смущенно опуская взор на коленки. — Он так делал с Макото? — озадаченно спросила Нару, недоумевая, откуда у Усаги такие сведения. — Нет, с Макото это другое. — О да, она особенная, — девушка даже не попыталась скрыть злость и раздражение. — Я его «проходная девица», а она — «судьба на всю жизнь». — Нару… — Усаги вздохнула, словно собираясь с мыслями. — Это действительно сложно объяснить так, чтобы было понятно. Макото не «особенная». Она особенная только для него. Но для этого ему пришлось пройти очень витиеватый и трудный путь, чтобы «совпасть»… чтобы они дали друг другу шанс быть счастливыми вместе. — Усеянный телами женщин путь? — фыркнула Нару. — Очень он у него трудный. — Ну более унизительное и уязвимое знакомство чем у них сложно представить… Да и многие другие факторы… Макото может не только сражаться с его демонами, но и победить их. Для тебя же Неф… Масато нечто другое. Ты им восхищаешься: красивый, умный, с необычным характером. Тебе интересно. Он — «плохой» мальчик, который интригует и завлекает. Ты знаешь точно, что у него «золотое сердце», но этого недостаточно, чтобы сделать тебя счастливой. Как бы нам в юности не казалось, что это не так. И жить с таким непростым фруктом становится тягостно. По правде, хуже него из наших только Зой. За последние два года ты выглядела очень эмоциональной, но по большей части в негативном ключе. Злой, вымотанной… почти как одержимой демоном. — Фигня! Я была счастлива! — девушка разом отхлебнула половину бокала вина и, спохватившись, отставила в сторону. Не чувствовала она себя в настроении напиться. — И поэтому выбросила его голышом, накачанным транквилизаторами, на улицу? Счастливые люди так не делают, — тихо сказала Усаги, и Нару промолчала, соглашаясь с резонностью её замечания. Блондинка переместила подбородок ей на плечо и ткнулась носом в щеку: — Знаешь, иногда что-то заканчивается, но это совсем не плохо. Порой важно, чтобы жизнь сложилась именно так. И благодаря этому в будущем ты придешь к очень большому счастью. Оглянешься назад и поймешь, что каждый шаг, как он не был бы труден, тяжел или жесток, вел тебя к прекрасному состоянию вечного счастья. — Вечного счастья? А такое бывает? — Нару повернулась к Усаги, упираясь лбом в её лоб. — Бывает, можешь мне поверить! И в синих глазах Усаги Нару прочла непоколебимую веру, заражавшую и её странной уверенностью в том, что все действительно так и есть. — А что это тогда было? — спросила она шепотом. — Вдохновение, — вздохнула Усаги. — Это твоё вдохновение двигаться дальше и искать своего принца. — Говорит мне наглая блондинистая морда, уже отхватившая своего принца! — Ну ты не представляешь даже, как мне чертовски повезло! У меня и соперницы были, и Мамору самому блажь со мной порвать в голову приходила, и вообще все порой могло просто закончиться не очень… — Наглая блондинистая морда, — упрямо повторила Нару, целуя Усаги в мягкую щеку, пахнувшую клубничным мороженным, а потом прошептала, смаргивая навернувшиеся на глазах слезы: — Спасибо, что ты со мной, Усаги. Усаги ничего не ответила и просто обняла её, тесно притягивая к себе под пледом. Так они и сидели, окутанные сгущающимися сумерками вечера. …потом пришел Мамору, встревоженный долгим отсутствием жены. Он отвел их в банкетную залу, где гости уже в основном развлекались на танцполе. Их сразу приветила Минако, раздобывшая им по кружке горячего чая и большому куску свадебного торта. Под укоряющим взором мужа Усаги она, громко смеясь, заявила, что сам торт был похож на фаллос в море сливочной пены и за это явно убьют Зойсайта, который отвечал за подачу и на обвинения заявил, что это просто фрагмент подводного замка из Русалочки Диснея*(6). Нару мысленно посочувствовала парню и засмеялась в ответ, с аппетитом поедая торт: на тарелке он не вызывал никаких неприличных ассоциаций. …потом заиграла красивая романтичная мелодия, и Усаги с Мамору ушли танцевать, верней, медленно и плавно топтаться почти на месте под музыку. Провожая их взглядом, Нару наткнулась взглядом на Масато и Макото, танцевавших румбу, вполне вписывающуюся в ритм звучавшей песни. — Хорошо смотрятся, — ровным голосом заявила она Минако, оставшейся рядом с ней. — Да, — кивнула блондинка. — Они действительно красивая пара. Стоят друг друга. «Вдохновение», — повторила Нару про себя слова Усаги и широко улыбнулась. Она не выбросила его из памяти… Тот день и тот разговор запомнился ей в мельчайших деталях, но почему-то больше не вызывал чувства того, что воздух превратился в терзающие её гвозди. Это стало похоже на дорогой сердцу красивый фильм, который, не смотря на слезы, наворачивающиеся на глазах, так приятно пересмотреть. И Нару пересматривала его порой, посмеиваясь над самой собой и Масато. Ведь все же слова Усаги оказались похожи на правду… Может быть, и сложно утверждать о вечности счастья, но встречается явно такое, сладкое, с привкусом постоянства. Не просто чувство счастья, но осознание — и Нару его обрела.