***
Их новое убежище напоминает Киму его старый дом. В воспоминаниях из детства он такой же обветшалый, серый и тоскливый, в нём всегда пусто, холодно и одиноко. Такие же трещины на потолке он рассматривал бессонными ночами, считая, словно звёзды, загадывая желания раз за разом, стоило появиться новой. Только вот, его желания никогда не исполнялись, проглоченные тьмой зияющих провалов на потолке, из которых на него не мигая смотрела Смерть. Каждую. Ночь. В их новом убежище пахнет сыростью и гниением — не самая лучшая смесь, но к такому привыкаешь быстро. Не так, как привыкаешь к чему-то хорошему, но Сынмин, наученный горьким опытом, больше не верит в счастье. Всё хорошее у него отбирают. — У нас кончается провизия. — Из дверного проёма выглядывает всклоченная голова Джисона, в руках он держит пустую банку консервов и озадаченное выражение его лица можно было бы назвать комичным, не находись они на грани голодной смерти. — Так странно. По твоим расчётам нам должно было хватить ещё на неделю. — На три дня, — поправляет его Ким, поднимаясь с самодельной лежанки. — И расчёты были не мои... Сынмин проверяет свои орудия на боеспособность и скорее чувствует, чем видит, как что-то светлое умирает во взгляде Джисона при каждом упоминании Уджина. Он мнётся на пороге, нервно сжимая и разжимая свободную ладонь, громко сопит, словно надеясь, что Ким сам повернётся к нему и скажет: "Выкладывай". Но Сынмин знает, какой вопрос вертится у Хана на языке, и отвечать на него ему не хочется. — Давай выйдем на вылазку через полчаса, — говорит Ким вместо этого, пока Джисон продолжает буравить взглядом пол. — А то без еды останемся. Украдкой бросив взгляд на дверь, Сынмин видит лишь поникшие плечи уходящего друга.***
Город пустой. Покосившиеся дома меланхолично наблюдают за мёртвыми улочками тёмными глазницами-проёмами под грустный шелест деревьев, покачивающихся на ветру. В воздухе, несмотря на все усилия сезонных дождей, витает едва уловимый металлический запах, от которого Сынмина неизбежно тянет выблевать всё скудное содержимое желудка. Скрип стёкол разбитых витрин разносится по всему кварталу, давая понять всем живым и мёртвым, что они здесь, они есть и они существуют. Хан крупно вздрагивает, воровато оглядывается по сторонам, но пистолет в руках держит твёрдо, словно всю жизнь учился быть воином, а не читал задушевный рэп в андерграунде, в отличии от Кима, который половину своего существования провёл на поле битвы — как чужой, так и своей собственной. Только вот, оружие почему-то ощущается тяжёлым, неподъёмным, а руки дрожат так, словно на них всё бремя этого мира. Джисон на эту особенность друга более внимания не обращает, зная, что в ответственный момент он не подведёт. Металлический корпус Сынмину противен. Он чувствует себя испорченным и неправильным, когда касается пистолета и нервно поглаживает курок, когда снимает его с предохранителя, дёргаясь от малейшего шороха, и всё продолжает вытирать руки о куртку, пытаясь убрать с них невидимую грязь. Но грязь настолько въелась в кожу, что не исчезает даже когда Ким часами сидит в ванной, стирая руки в кровь мочалкой. Раны щиплет. — Осторожно! Задумавшись, Джисон чуть не наступает на кучу ткани, мяса и костей. Над трупом летает рой мух и запах гнили становится сильнее. Сынмин особой разницы, впрочем, и не чувствует — в этом мире гнилью пахнет всё. Труп обезображен до неузнаваемости, лишь небольшой клок того, что предположительно играло роль волос в прошлом, даёт им понять, что их обладатель некогда был блондином. — Как думаешь... — почти беззвучно шепчет Джисон, но тишина, нарушаемая лишь негромким жужжанием мух, прекрасно позволяет Киму услышать его. — ...это... "...Хёнджин?" — ...Уджин-хён? — Ты дурак? — злобно бросает Сынмин в ответ, грубо дёргая друга за рукав. — Ты своими собственными глазами видел, как его растерзали на части эти монстры. Да от него живого места не осталось! Не мели чушь. Хан бросает на него испуганно-затравленный взгляд и в отражении его глаз Ким, почему-то, видит, как Хёнджин улыбается ему сквозь страх, протягивая мизинчик правой руки... "Мы обязательно выживем, не так ли?" ...а затем его тело насквозь пронзают десятки пуль противников, в войне, которая даже не была их. В войне, где сынминовы пули уничтожили десятки таких же невинных жизней. Его снова бросает в огонь и под землю, снова белизна больничных стен режет глаза до боли и снова он царапает гладкую крышку гроба изнутри, пока цепкие пальцы тянут его вниз, хрипло смеясь знакомыми Сынмину голосами. Дыхание затрудняется — ледяные пальцы впиваются в его горло, сжимают до синяков на коже и тянут вниз, под землю. Голоса кричат в агонии. — Почему тебе всё равно? Боль в голосе Джисона отрезвляет, выкидывая Кима из кошмара в ещё больший кошмар. Сынмин судорожно глотает воздух, сгибаясь пополам от тяжести, словно его замуровали в глубине нескольких метров под землёй, но если Хан что-то и заметил, то не подал виду, продолжая глотать злые слёзы. — Ты такой чёрствый, что мне порой страшно просто находиться рядом! — Джисон наконец оборачивается к нему, крепко сжимая свободную ладонь в кулак. — Если я умру, ты тоже будешь делать вид, что ничего не случилось? Тоже продолжишь идти вперёд, словно не оставил позади кучу трупов?! Где-то вдалеке раскатисто гремит гром. Коготь молнии разрезает небесную гладь, свинцовые облака давят и первые тяжёлые капли дождя падают на землю, громко барабаня по крышам покинутых домов. — Может в момент опасности ты просто кинешь меня на произвол судьбы? Где-то на горизонте Сынмин видит тонкую струйку дыма. В воздухе пахнет гарью, горло першит, деревянные балки трещат, разваливаясь на части. Ким как наяву видит горящий дом и слышит горестный женский крик. — Или убьёшь меня сам, м? Мало ли, надоем? Тёмный силуэт в капюшоне с любопытством разглядывает Джисона, стоя у него за спиной, дышит ему прямиком в затылок и невесомо проводит костлявой рукой по волосам. Словно почувствовав чужое присутствие, Хан резко оборачивается, испуганно сканируя открытое пространство взглядом, и бледнеет, дрожащей рукой указывая куда-то в сторону дальнего переулка. Из темноты на свет вдруг вылезает нечто скрюченное, с облезшей в некоторых местах кожей, человеческой формы, но с нечеловеческими повадками. Оно вертит головой, слепо тычась в стены, низко наклоняет голову в сторону, прислушиваясь к окружающим звукам, и в следующий миг пустые глазницы останавливаются прямиком на Джисоне. Издав громкий крик, существо прытко бросается вперёд, а от вторящих ему криков из того же переулка кровь стынет в жилах. — Зомби!