Очарованная

      Прехт впервые встретил Мавис, когда ей было тринадцать, а ему — двадцать три, и был полностью очарован ею. Не в романтическом плане — боже упаси, для этого нужно быть больным человеком, а Прехт себя таковым никогда не считал. Она для него была ребёнком: умным, начитанным, с удивительным видением мира и печальной судьбой. Мавис, наверное, была немного сумасшедшей, потому что она верила в фей и свою воображаемую подругу, но то, как она в это верила, как говорила и что умела видеть в людях, компенсировало в ней всё.       Прехт был очарован и никогда не скрывал этого, уже с самого начала понимая, что, как только их авантюра по поиску пропавшей драгоценности закончится, он оставит всё и пойдёт вслед за ней, оберегая и помогая в тех идеях, что снова посетят её светлую голову.       Он был готов бросить свою профессию и оставить команду, пусть они столько вместе и пошли. Достаточно было одного слова светловолосой феи... но это не понадобилось. Мавис на то и была феей, что воздействовала так не только на него, но и на всех людей, что их окружали, потому, когда в итоге она захотела создать гильдию волшебников, три взрослых человека, прекрасно знающих, чего они в этой жизни ждут, бросили всё, отказались от привычного им образа жизни и нырнули в эту авантюру вместе с ней, поддерживая каждое её решение.       Мавис смеялась и говорила, что ей чертовски повезло с друзьями.       Каждый из них был уверен, что это им повезло с ней.       Со временем они начали отдаляться друг от друга. Варрод был слишком поглощён своими исследованиями природы и магии, Юрий нашёл себе супругу и большую часть времени проводил с ней. С Мавис остался только Прехт, так и не отыскавший себе иного смысла жизни и не желавший искать.       Его очарованность так просто не проходила.       Вот только для Мавис это не имело значения. Она была увлечена своей новой игрой: управлением гильдией, участием в войнах. Её имя облетело весь Фиор и несколько соседних государств, где о талантливом стратеге ростом едва ли метр с кепкой ходили сотни слухов. Кто-то даже считал её настоящей феей, решившей смеха ради создать гильдию среди людей.       Эти слухи, если признаться, у Прехта были самыми любимыми.       Жизнь Мавис была яркой и красочной, сама она манила и привлекала взгляд, собирая вокруг себя всё больше и больше людей. Вот ей было уже двадцать три, как и Прехту когда-то, назвать её ребёнком мог только идиот и глупец, однако внешне она совершенно не изменилась, так и сохранив столь юное тело. Чёртово проклятие отрезало от неё половину жизни, поскольку ни один нормальный человек не станет испытывать влечения к ребёнку. Но её душа очаровывала, и иногда Прехт думал, что не примени она тогда «Закон», он бы непременно предложил ей выйти за него замуж.       Было очевидно, что она его не любила. Вряд ли даже рассматривала как романтический интерес. Но Прехт всегда был рядом, готов был разделить с ней любую её цель и сделать всё, чтобы помочь воплотить самую безумную мечту в реальность. Многим женщинам для брака вполне бы хватило и этого.       Но ему это простое счастье было недоступно, потому Гэболг жил по привычке, не требуя ничего сверх, и ожидал, когда какое-то чудо всё же соизволит произойти. Не понимая, что даже столь мимолётное счастье требовалось всеми силами поддерживать.       Не зная, что его счастливые дни были сочтены.       Однажды Мавис выбежала из гильдии и обратно уже не вернулась.       Волшебники искали её по всей стране, применяли различные поисковые заклятия, просили помощи у других гильдий. Им и так было нелегко — Юрий только что потерял супругу, и побег Мавис лишь подкосил его ещё сильнее. Держался мужчина лишь ради ребёнка и смутной надежды, что со временем боль утихнет, и они снова научатся жить.       У Прехта не было и этого. Он целыми днями прочёсывал леса, обходил города и, скрепя сердце, пытался управлять гильдией в одиночку. Не сказать, что последнее было таким уж запредельно сложным — Мавис свалила на него большую половину работы ещё в то время, пока она была здесь, однако гильдией он управлял только ради неё. Помогал ей. Хранил это место, чтобы Мавис было, куда вернуться.       Совсем не ради того, чтобы другой мужчина принёс её мёртвое тело.       Прехт держал в руках Мавис Вермилион и не понимал, что с ней не так. Тело было в порядке, упорно отвергая гниение, все органы функционировали, даже сердце билось, пусть и в несколько минут всего раз. Тем не менее, фея не приходила в сознание, оставаясь простым призраком, следящим за его бесплодными попытками из-за спины.       — Дьявол!..       А ведь казалось, что он был столь близок, чтобы наконец всё решить.       Прехт изучил всё, что только нашёл о целебной магии — тщетно. Прехт тщательно облазил все архивы, содержащие информацию по изначальному волшебству — тщетно, тщетно, тщетно. Ни в одной книге не было ни слова о состоянии, в котором находилась Мавис.       Ни одно заклинание не могло её расколдовать. И тогда, глядя в эти фантомные зелёные глаза, он впервые задался вопросом, как так получилось, что фея связалась с величайшим чернокнижником всех времён. Как смогла поверить тому, на чьих руках было столько крови?..       — Не суди его, Прехт, он не желал зла никому, — тихо шептала Мавис, сидя на столе в его лаборатории.       — Тогда и ты меня не суди, Мавис, потому что всё, чего я желаю, это чтобы ты была спасена.       Раз уж она доверилась одному тёмному магу, то что стоило поверить другому? В конце концов, если кто и не предаст её ни в этой жизни, ни в следующей, так это Прехт.       — Делай то, что считаешь нужным.       И он делал. Изучал книги, которые Совет со скрипом, но всё-таки разрешил оставить в общем доступе. Забирал трактаты из уничтоженных на заданиях тёмных гильдий. Искал артефакты, которые были доступны лишь на чёрном рынке — со временем, его угрожающее выражение лица и мрачная прямолинейность ему действительно пригодились. Там он пользовался большим уважением, даром что своё настоящее имя использовать не мог. Пришлось выбрать псевдоним.       Имя «Аид», принадлежащее богу мёртвых из легенд Гилтены, подходило ему почти идеально. Но если древнее божество сторожило вход в царство мёртвых, то его земной «аналог» обитал в мире людей, защищая среди живых покой лишь одной единственной девушки. Мифы о Персефоне Прехт уже не читал, но думал, что титул прекрасной богини плодородия подходил Мавис не хуже, чем ему — стража смерти и подземного мира. Именно тогда Прехт наконец-то узнал, что за магию на самом деле использовала Мавис. Что именно убило жену Юрия. И что погубило саму Вермилион.       И поклялся унести эту тайну с собой в могилу.       Информации стало больше, но к решению проблемы его это не приблизило. Мавис как находилась в состоянии, близком к коме, так и не собиралась его покидать. Более того, её тело генерировало огромное количество магической силы, что со временем могло стать опасным. Не для Прехта, нет.       Для Мавис, если кто-то попытается похитить её до того, как Гэболг проведёт воскрешение.       Тайн от Варрода и Юрия становилось только больше, но ему было наплевать.       Он уже двадцать лет пытался вернуть её, и останавливаться был не намерен. Он обязательно доведёт это дело до конца.       Мавис смогла появляться чаще. Видели её только некоторые члены гильдии, да сам Прехт, продолжающий искать решение. Мавис чаще говорила, уже не скрывая ничего из того, что именно с ней произошло. Честно отвечая на вопросы о проклятии Анакселама, о её любви и о том, что её убило.       Смотреть на лицо Мавис в эти моменты было невыносимо: она улыбалась, чуть прикрывала глаза и буквально изнутри светилась, рассказывая о Зерефе. Она была даже не влюблена, она была очарована этим человеком. И оставалась очарованной, несмотря на то, что именно его любовь её в итоге и погубила.       Прехт ненавидел его сильнее, чем кого бы то ни было ещё. Но, натыкаясь на старые записи о том, что Зереф спал и требовал пробуждения, всё же испытывал что-то наподобие надежды. Может, в своём истинном виде он сможет исправить то, что натворил. Это стоило проверить. Это стоило попытаться воплотить — в конце концов, худшее, чем он мог за это заплатить, это собственной жизнью.       Когда-нибудь потом, спустя годы после того, как Прехт покинет «Хвост феи», Макаров будет с сожалением качать головой и говорить, что тёмная магия свела его с ума и лишила рассудка.       Прехт в ответ будет смеяться, но отрицать — никогда. Потому что тёмная магия — это то, что медленно травит организм, лишая его всего того хорошего, что в нём было. В Прехте травить было нечего — всё уже отмерло ещё в тот момент, когда из его жизни исчезла Мавис Вермилион.       Он потратил сорок лет, пытаясь воскресить женщину, которая никогда его не любила, очарована была не им. И потерю рассудка после этого он встретил как избавление и единственное благо, которое ещё мог пожелать.