Реальная жара

В конце июля жара в Москве стояла нечеловеческая. Асфальт на Бирюлёвских улицах раскалялся ещё до полудня и изливался в воздух запахом гудрона с непередаваемой духотой. Воздух стоял горячий и недвижимый от подвалов до крыш, липкой взвесью стекал по стенам многоэтажек. Ощущение складывалось такое, будто ты заперт в двухлитровой банке, оставленной под жгучими солнечными лучами. Дышать было невозможно. Кондиционера у экзорцистов, естественно, не имелось. В кладовке нашёлся только старенький вентилятор, такие году в две тысячи третьем крутили своей головой туда-сюда во всех маленьких магазинчиках у витрин. На третий день этот экспонат печально сдох, не выдержав круглосуточных нагрузок. С этого момента мы целиком погрузились в программу «сдохни или умри». Марине с Юлей выпало вечернее дежурство, удачное, потому что на дневном реально можно было сдохнуть. Однако, погоня за бабкой-шизофреничкой занесла их аж в соседний район, и пришлось вязать её уже там. Эти догонялки их так угандошили, что сил на обратную дорогу не осталось, и они приняли волевое решение заночевать у чертановских экзорцистов. Так что в трёшке с нами оставались только жижа и Саня – он храпел за стенкой. Алчущие надежды на вечернюю прохладу потерпели досаднейшее фиаско. Ночь стояла ясная, блестела звёздами, и город отражал этот свет в уличных фонарях. Дверь на балкон была распахнута, но даже самое слабое дуновение ветерка не трогало нашу сатиновую занавеску. Я горестно вздыхала и обмахиваясь какой-то тряпкой. Вероятно, это были Майоровские трусы, но об этом я предпочитала не думать. – Ты заснёшь уже или нет?! – под боком со своим извечным угрюмым ворчанием завозился и сам Майоров. – Нам завтра в пять утра заступать! Имей совесть, угомонись уже! – Имей сострадание, – пришлось парировать мне. – Я гипертоник и плохо переношу жару! – Я тебе сейчас покажу, что такое реальная жара! Угроза страшная и поначалу очень сбивает с толку. «Экхем», – хочется деликатно кашлянуть мне. «Ты что, обдолбался?», – тянет вежливо уточнить, но бёдра чувствуют приятную тяжесть, и я растеряно вжимаюсь в простыни, втягивая густой и горячий воздух. – Юра? Майоров сидит на мне, своим весом придавливая к кровати. Этот лохматый чёрт дьявольски хорош без майки, с отпечатком подушки левее от подбородка. И у него очень блестят глаза. – Бесноватая, ты очень согрешила сегодня, – кожу над ухом обдаёт горячим дыханием, и я в майоровских объятиях дёргаюсь. Знаю, что бесов он изгоняет почти так же хорошо, как трахается, но вид у него такой, что по нему сложно определить, что он собрался делать сейчас. Мне нравится, что он сверху. Сердце начинает биться в грудной клетке, как заведённое, воздух вливается в лёгкие потоком расплавленной глазури и расслабляет мышцы. От юриных поцелуев зрачки расползаются, становясь похожими на два огромных и чёрных зеркала. Но мне страшно отпустить контроль. Проблемы с доверием, беды с башкой. Мы возимся, путаясь в покрывале, кусаемся, целуемся и трёмся друг о друга, в итоге я снова оказываюсь под ним. Майоровское колено между моих ног. – Саня проснётся и опять будет в стенку стучать, – ещё одна попытка тормознуть, чуть более отчаянная. Меня будто топит в сахарной вате, поэтому и улыбка выходит пьяная, как у наркомана. – Главное, чтобы не прибежал снимать на свой ублюдочный Сяоми, как в прошлый раз, – очень страстно хрипят мне на ухо. Экзорцист ловит мою ногу, закидывает её к себе на плечо, и я едва слышно охаю. «Уже очень жарко, можешь отпускать». «Не отпускай». Его пальцы начинают движение от внутренней стороны бедра и медленно поднимаются выше до чувствительной точки прямо под коленкой. У меня останавливается сердце. Господи. Юра мягко оглаживает щиколотку, и я почти скулю, уткнувшись лицом в подушку. Он издевательски медленный, насквозь видит, как это изводит меня, и всё равно продолжает мучать. Чувствую прикосновение ко внутренней стороне стопы и почти прокусываю себе язык. – Майоров, блять… Ты вообще хоть любишь меня? – Больше, чем персиковые йогурты, – с придыханием сознался экзорцист, опуская поцелуй куда-то за ухо. Потёрся носом, и я пропала окончательно. Повернулась чуть набок, чтобы ему было удобнее. Он постепенно вошёл, горячим и влажным прикосновением словно гоняя по пальцам ток. Угол проникновения был непривычный и ощущения дарил совершенно новые. Я от неожиданности не удержала стон, и тут же зажала себе рот ладонью, но Майоров убрал её, прижавшись к губам довольно похабным поцелуем. Запах секса, его запах, наше сбитое прерывистое дыхание – всё это мешалось в воздухе, превращая его в раскалённую плазму, в коктейль с намешанным невозможным всем. С каждым движением кайф разгонялся по телу вместе с адреналином, всё дальше отрывая нас от реальности. Я всхлипывала в подушку, потом возвращалась к майоровским губам. Я бы и спину ему расцарапала, но в этой позе добраться до неё было проблематично. А через пару мгновений, когда по телу расползлась сладкая судорога, рассыпая фонтан искр перед глазами, исчезли и эти обрывки мыслей. Мы медленно продышались, подостыли, поставили на место мозги, и только тогда до нас дошло кое-что очень важное – приглушённый мерный стук, уже довольно давно доносившийся со стороны окна: по подоконнику и стеклу во всю барабанили тяжёлые редкие капли, а с балконной двери тянуло блаженной прохладой. – О, слава Сатане! – я выскочила из кровати обнажённая, как это и полагается, когда прославляешь дьявола. – Это дождь, мы спасены! – От меня хрен спасёшься, – с хищной улыбкой отрезал Майоров, утаскивая меня обратно в томную негу покрывал.