Мечты сбываются

      Летний ветер ласково щекотал кроны больших берёз и только подрастающих им на смену молодых берёзок. Лес тянулся вдаль на все километры, которые только можно было увидеть, окинув сонным взглядом округу, и дышал совершенно по-своему, по-лесному, тихо и величественно. Пах он тоже особенно: застоявшейся водой, смолой, грибами, спелыми ягодами да недавно побывавшей здесь моросью. Одним словом, идеальная погода для подболотников.       Обнимая тонкий белый ствол, бывший девятиклассник Жилин мирно кемарил в тени деревьев, утонув в необъятных рукавах отцовского кителя. Конечно, брать форму ему не разрешалось: он утащил её тайком, когда родители после обеда ушли в Дом культуры на концерт Всеволода Старозубова. Жилину безусловно было стыдно (ещё бы — юный комсомолец, называется! Сын полковника!), но устоять перед соблазном почувствовать себя настоящим милиционером он не мог. Вот такая была у него мечта, когда все вокруг чуть ли не поголовно хотели стать космонавтами. Все, кроме Игоря, конечно; Игорь — он особенный, и ему мало того, что от жизни-то, собственно, ничего не надо, так ещё и чтобы космос видеть никакая ракета не нужна. А вот и он — выныривает, кажется, прямо из-под земли и в руках два беленьких грибочка держит. Бредёт вразвалочку, улыбается. — Во! — восклицает Катамаранов, плюхаясь на траву рядом, и Жилин боится, как бы папин китель теперь не замарался в ошмётках болотной грязи. — Смотри, какой улов сегодня. Это подболотники, настоящие, еле поймал! Их там в прошлый раз стая была целая, но, видимо, ондатры всех пожрали, черти.       Жилин против собственной воли несмело улыбается: — Игорь, вечно ты со своими сказками. Ты ж обычных поганок набрал и с ними в болото прыгнул. Я видел, — добавляет он, становясь серьёзным. — Да подболотники настоящие, говорю тебе! — упрямо гнёт свою линию Катамаранов, у которого со лба свисает длинная тёмно-зелёная водоросль. — Убери это, — машет ладонью прямо перед его носом Жилин, и Игорь скашивает глаза, наблюдая за тем, как товарищ подцепляет растение пальцем, а потом выкидывает в кусты.       Однако, тут же очинается и с новыми силами рвётся в бой: — Сейчас пожарим и будут тебе подболотники. Ты поймёшь... поймёшь, что это они, — Игорь слегка заикается на слове "сейчас". — Да ну тебя, я эти твои под... над... болотники... тьфу, короче, я гадость эту есть не буду. Ты меня отравишь, а потом тебя в тюрьму посадят на пятнадцать лет... а то и на все двенадцать, ты моего отца знаешь — он ой-ой-ой какой строгий, — Жилин обеспокоенно хмурит брови, тыкая пальцем в звёзды на отцовских погонах, и добавляет со смесью строгости, усталости и смущения в голосе. — Сам тоже не ешь: ты когда поганок обожрёшься, сам зелёный, как болото. А я с тобой не знаю, что делать. Ты когда такой, вообще бешеный. — Ничего со мной не надо, — неумело дуется Игорь, отворачиваясь якобы для того, чтобы сгрести в кучу хворост для костра. Его маленькая худая фигурка в маскировочном костюме из болотной растительности теряется в аляповатой раскраске леса.       Жилин чувствует себя виноватым. Он мнётся на месте, подбирая слова, но выдаёт всё равно первое, что лезет в голову: — Ну ты прости меня, Игорь. Я тебе честное комсомольское слово даю, не буду так больше! Хочешь, я с тобой эти... как их там... болотники есть буду? Только я потом от них в больницу лягу и скорее всего умру, так что лучше не надо.       Катамаранов вытирает грязный нос ещё более грязным предплечьем и, кажется, пропускает чужие слова мимо ушей. Он по-прежнему сидит, не оборачиваясь, и говорит себе в колени, параллельно чиркая спичкой, чтобы поджечь бересту. — Я тебе про подболотники, а ты — "поганки"! Все говорят, что это поганки. Да я и сам знаю. Но у меня мечта, понимаешь? Я на эти подболотники жизнь положу, но найду. Мечта такая. Я думал, хотя бы ты со мной веришь, — Игорь снова заикается. — Вот у тебя какая мечта?       Жилин смотрит на небо и на Катамаранова. Две у него мечты на самом деле. — Я вот хочу... людям помогать. Чтобы если кто там убивает или обижает кого, я бы пришёл и помог всем. — А-а... ну ты же ментом хочешь стать, точно.       Жилин, оскорблённый, вспыхивает: — Не ментом, а милиционером, Игорь. Это, между прочим, оскорбление при исполнении, — юноша с важным видом указывает на висящий на плечах китель, — если б я уже сейчас был полковником, я бы тебя за это посадил лет на пять, но потом бы обязательно освободил, потому что ты мой друг.       Катамаранов оборачивается и смотрит на Жилина через плечо. Его грязное лицо подёргивается улыбкой. — Друг, значит? — Ага, — будущий полковник выдыхает, скромно улыбаясь в ответ. — Если ты когда-нибудь лет через десять с этими своими ондатрами в беду попадёшь, я тебя спасать буду. — Значит, у тебя мечта меня спасать? — Игорь уже не обижается. Долго не умеет — не на Жилина, нет; это невозможно, как выиграть в лотерею или достать кассету с новой песней Старозубова. — Почему только тебя? — юноша жмёт плечами, отводя взгляд к зарослям по другую сторону болота. — Хотя ты тут один такой бешеный, — усмехается каким-то своим мыслям и вполголоса договаривает. — Придумал ты тоже, Игорь, подболотники... Ну и мечта у тебя. — Так я же не говорил, что одна. У меня ещё есть.       Дрова в костре разгораются, трещит древесина. Катамаранов пытается греть над огнём руки, но тепла пока слишком мало. — А вторая какая? — подсаживается к нему Жилин, закутанный в чужой китель, и выжидающе смотрит в Игорино плечо, потому что выше взгляд поднять не решается.       Игорь отвечает легко и просто: — Целоваться хочу! Я ни с кем ещё не целовался. А Ричард сказал, что это здорово. — Это ж когда ты с ним поговорить-то успел... он же с родителями в санаторий в Ялту уехал, как только каникулы начались, — сконфуженный чужим признанием, Жилин не знает, куда себя деть, ломает пальцы, но всё же решается на один смелый вопрос, — А ты с кем хочешь? С Зинкой своей? — Да какая ж она моя, — фыркает Игорь, и Жилин, непонятно почему, испытывает такое облегчение, как будто четвертную контрольную по алгебре перенесли как минимум на неделю. — Я её недавно хотел на танцы позвать в Дом культуры, а она потерялась куда-то. Я искал и не нашёл. Даже в болото нырял, во-он там где-то, — Катамаранов махнул рукой в неопределённом направлении. — И как? — Ондатра покусала только и всё. А Зинки нет. И как мне её звать, если её нет? — Никак. — Вот именно, — вздох. — То есть, ты с ней целоваться передумал?.. — Какая разница, её же всё равно нет.       Жилин ударил себя сначала по лбу за то, что проявляет такую совершенно не солидную несообразительность, а потом по руке — за то, что дерётся. Милиционерам, даже будущим, беззащитных созданий бить нельзя. — Ждать будешь? — Не-а. Всё равно, её поцелуешь, так потом вдруг ещё жениться придётся, — Игорь убедился, что костёр горит нормально и вытянул вперёд ноги, чтобы озябшим грязным ступням наконец-то стало тепло. — Ты если замёрз, то у меня тёплый плед есть, бабушка связала, — Жилин потянулся к оставленной под берёзой сумке, извлёк из неё нечто, напоминающее гигантский шарф, и набросил это на плечи для приличия сопротивляющегося Катамаранова. — Вот так сиди. Если опять воспалением лёгких заболеешь, я тебе апельсины носить не буду. — Будешь, — буркнул Игорь в складки ткани. — Ну буду, — согласился Жилин, — но тогда хотя бы через раз, а то ты слишком быстро выиграл.       Катамаранов улыбнулся, положив голову на колени и глядя на друга сбоку. Так ему казалось, что Жилин сидит на стене из травы и грязи, над головами у них потолок из сосен, вместо второй стены небо, а вместо пола — пустота. Найти в этом какую-то особую красоту мог только человек, который верит в подболотники. — Знаешь, я придумал, с кем хочу целоваться. — С кем? — С тобой.       Игорь переводит взгляд на костёр, делая вид, что сосредоточенно рассматривает что-то в переплетении горящих поленьев. Даже палку достал и для приличия поворошил угли.       Жилин же в этот момент забыл, как глаза закрываются: как открыл, так и застыл, зенки вылупив. В голове мысли метались пуще ондатр в болоте, а из грудной клетки, казалось, прямо сквозь папин китель сейчас эти самые подводные грибы попрут, из-за которых всё вышло. — Игорь, ну ты... балда, конечно. Шутки у тебя!.. — не то нервно захихикал, не то схватил приступ астмы Жилин, в беспокойстве теребя пуговицы на рукаве. — Ты только ни с кем другим так не шути — боком выйдет. У нас за мужеложество вообще-то статья есть. В тюрьму тебя посадят на пять лет... или пятнадцать... семнадцать... — он окончательно раскраснелся, запутался и в итоге затих. — Тьфу, да какое мужеложество? Я про поцелуй говорю, — сплюнул Игорь. — А разница какая? Нет разницы. А если бы была, за неё бы тоже в тюрьму сажали. — Ну не хочешь — не надо. Я ж так, спросил просто, — отмахнулся Катамаранов, рывком поднимаясь на ноги, — за новыми подболотниками схожу, тех мало будет.       Он развернулся, сбросил на землю плед и, слегка пошатываясь, поплёлся к болоту. Жилин мог молча смотреть на то, как одноклассник удаляется, постепенно исчезая в камышах; этим он изначально и занимался, вертя в руках уже оторванную от кителя блестящую пуговицу. О её судьбе, как и о своей собственной по возвращении домой, юный комсомолец уже мало переживал. Сейчас в его душе боролись два начала: одно — идейное, второе — личное. Какой же он будет милиционер и член партии, если за ним такой грешок числится? Как ему в глаза портрету Ленина в коридоре школы смотреть? Почему это Катамаранов может вот так просто с кем захочет целоваться, а ему страшно? Хотя кто говорит, что Игорю тоже не страшно? Жилин вот видит: у него коленки трясутся вовсе не из-за зыбкой почвы под ногами. Значит, они оба боятся. А, как известно, вдвоём бояться намного легче.       Один маленький поцелуй. Это как украсть у судьбы пряник. Как праздник Первомай посреди нудных учебных будней. Как красное знамя на синем небе.       Жилин вскочил, неловко оступился, едва не подпалив в огне китель. Шагнул вперёд, ещё раз, вытянул руку. — Игорь! Игорь, подожди! — быстрая ходьба перешла в неуклюжий бег по пересечённой местности. Поникшая спина Катамаранова становилась всё ближе. Он даже не успел обернуться.       Жилин догнал его, обескураженного, дёрнул на себя, так что оба едва не повалились в заросли камыша, и для устойчивости ухватился за лямки чужой серой майки. — Игорь, Игорь, Игорь, — запыхавшийся, зачем-то повторил он три раза.       Последнее слово пропало в отдающих травой и болотом губах Катамаранова.       У (будущего) полковника Жилина тоже есть ещё одна мечта, и она сбывается.