Квиддич (не)сближает.

Чон Чонгук, Слизерин, ловец. Падающий хлопьями снег раннего утра наводит небывалое чувство радости, пока он сидит в гостиной и наблюдает за ним из окна. В руках чашка горячего шоколада приправленная воздушными зефирками, приятно греет, согревая нутро. Рассвет едва дребезжит бледными полосами на горизонте сквозь плотные облака, белоснежная округа и серое небо сливаются воедино, создавая странные, но очень приятные ощущения. За спиной потрескивает тлеющий камин, создавая чудесное умиротворение. До чего же чудно просыпаться ранним зимним утром, в выходной день, и наслаждаться сладостью горячего шоколада, зная, что не нужно никуда спешить, не нужно впопыхах собираться и подправлять дурацкую рубашку, которая постоянно норовит вылезти из заправленных брюк. Что можно на время отставить все эти бесконечные, огромные свитки с эссе и докладами, можно позабыть на время об испепеляющих взглядах профессора Снейпа и профессора Макгонагалл, можно без, леденящего душу, ужаса сидеть в Большом Зале, и веселиться и смеяться вместе с остальными, не натыкаясь при этом на учительские глаза, в которых так и скользит неодобрение и возмущение. — Мистер Чон, вы в очередной раз вынуждаете меня усомниться в ваших умственных способностях, — и таким тоном обычно это звучит от профессора Снейпа, что ему делается ужасно совестно просто за то, что он сидит в общей гостиной вместе с остальными ребятами, а не в своей комнате за очередным зубрением совершенно непонятного параграфа. — От вас я ожидала подобного меньше всего, — отчеканит профессор Макгонагалл, если он вдруг совершит малейший промах. А ему снова чувствовать себя виноватым лишь за то, что он пытался хоть немного развеяться и перестать быть для всех самым лучшим. И такую тоску это всё наводит, что уже остывший шоколад теперь кажется ужасно приторным, а холодный каменный пол, которого коснулись босые ноги, ужасно раздражает. И соревнование по квиддичу на носу… что за чертовщина! Джексон Ван, Гриффиндор, охотник. Аппетита нет, от слова совсем. И радости тоже нет, никакой, совсем. Сплошная печаль. — Ну может дашь? — снова нудит он, стоит Джебому сесть рядом. Последний бросает испепеляющий взгляд на младшего, и с чувством космического дзёна принимается молча завтракать. Джексон вертится, крутится, и так и этак пытается подобраться и подловить, но всё безуспешно. — Да дай же ты мне наконец! — в пылу чувств восклицает он чуть громче положенного, и позади раздаётся отвратительный слуху гогот. Слизеринцы, сидевшие совсем неподалёку, едва ли не валятся на пол. — Так вот чего Ван в последнее время такой замученный, — выдаёт Бён Бэкхён, вытирая указательным пальцем выступившие со смеху слёзы. Собственные слова, вероятно, кажутся невероятно смешными, раз его настигает очередной приступ смеха. Рядом сидят Пак Чанёль и О Сехун, взрываясь аналогичным приступом. Джексон пару секунд рассматривает их довольные лица, раздумывает, чего же он такого смешного сказал, но так и не додумав, вопрошающе смотрит на Джебома. В это же время рядом с ними грузно опускается ещё одна мрачная тень в лице Пак Сонхва. — Да про секс они, про секс, — устало выдаёт он, недовольно косясь на салазаровских «отпрысков». Тёмные глаза недобро сверкают, обещая скорую расправу за столь вульгарную шуточку. — Слабоумие и отвага воочию, — саркастично выдаёт Джебом, а затем негромко добавляет: — У кого-то дурное амбре изо рта! Бэкхён весело усмехается, поднимается со своего места, и высунув язык, подходит почти вплотную к нему. — Лизну, тогда и узнаем, дурное или нет. — Мерзость, — передёргивается Джебом и отшатывается от уже удаляющегося Бёна, под аккомпанируемый громкий смех Чанёля и Сехуна. — Отвратительно, — соглашается Сонхва, уязвлённый провокационной выходкой Бёна. — Мы просто обязаны их разорвать! — в сердцах восклицает он. — Обязаны. Но я так и не понял, причём тут секс?! — все ещё недоумевающе спрашивает Джексон. — Мне нужен твой прошлогодний сборник эссе по зельеварению! Ким Тэхён, Слизерин, охотник. Аккуратно, снежника за снежинкой, на столе выстраивается целый ряд блестящих бумажных снежинок с удивительными и неповторимыми узорами. Длинные и тонкие пальцы, больше похожие на руки творца, чем руки охотника, с небывалой осторожностью рисуют их. Рядом дымится всё ещё тёплая кружка чая и заварные пирожные. Гостиная давно опустела, оставляя его одного. Зима — его любимое время года. Время чудес и радости, время уюта и тепла, которое дарит сердцу особенную радость. Мысль, что дома эти снежинки ждёт Мини, его младший братец которому ещё нет и шести, ужасно греет сердце. С рождением Чимина, в их семье жизнь стала совсем другой, счастливой и радостной, какой не была всё его сознательное детство. Чистокровные маги, его родители всегда были приверженцами строгих правил, этикета и всего, чем подобает интересоваться древнейшим представителям магических сословий. Но Чимини, этот очаровательный светлый ребёнок, изменил всё. Его лисьи глазки, озорная улыбка и детские проказы вызывают ошеломляющие чувства счастья и тоски. Если бы он мог, он бы с радостью проводил с ним всё своё свободное время, но родители оказались непреклонны. Но мысль, что ещё пара лет, и Мини, этого златовласого ребёнка больше не будет, режет сердце каждую секунду на мелкие кусочки, заставляя умирать и воскресать вновь. Потому что на Чимина, на совсем ещё малыша, наложено заклятие, которое отнимает у него жизнь ежесекундно. И спасение ему лишь в глазах дракона Туманного Альбиона, вид которого давно вымер. Мин Юнги, Слизерин, вратарь. Падающий хлопьями белый снег заползает за шиворот, застилает глаза и вынуждает постоянно отряхиваться, будто он уличная псина. Видимости минимум, мокрый снег тепла не прибавляет, но это не означает, что он имеет право отставить тренировку и зайти внутрь, чтобы переждать непогоду. Он — капитан, он — вратарь, он должен уметь справляться с любыми трудностями, даже если сотня дементоров окажутся поблизости. Летящий квоффл, словно заколдованный, стремглав мчится и норовит разукрасить ему лицо, прерывая раздумья. Юнги, однако, понимает, что он и есть заколдованный. Где-то за трибуной секундой назад он улавливает чей-то зелёный шарф, и кажется, даже догадывается чей именно. — Кай! — раздражённый очередной проказой младшего, голос выходит чуть грубее чем хотелось бы. Когда показывается знакомая русая макушка и виноватый взгляд карих глаз, он правда хочет сбавить обороты, но выходит иначе. — И какого дьявола ты творишь?! Совсем мозгов нет?! Или ты их обменял за сладости в Хогсмиде?! Ты должен был готовиться к пересдаче по травологии! Поникший Кай опускает голову, пристыженный. — Я просто не хотел оставлять тебя одного, я думал, мы потренируемся вместе. Юнги устало прикрывает глаза, трёт переносицу большим и указательным пальцами, и тихо выдаёт: — Ты должен хорошо сдать экзамены, учёба — важная составляющая для любого аврора. Помни об этом всегда, не квиддич может спасти твою жизнь, когда ты станешь аврором, а знания. — Угу, — пухлые губы младшего все равно непроизвольно дуются в обиде, и притянув метлу к себе, он быстрым шагом идёт прочь от поля. Юнги совестно, но следом он не бежит. Всё что он сказал, чистейшая правда. Кай обязан хорошо учиться, если хочет стать мракоборцем. А тренироваться он всегда успеет. — Я за него, — широкоплечая фигура загонщика выглядит устрашающе на белом фоне, он появляется неожиданно. Чанёль выдыхает облако пара, пару секунд рассматривает небо и затем сбрасывает тёплую мантию, оставаясь в одной лишь тренировочной форме. — Разогрев пять минут, — бросает Юнги и плетётся к своему кольцу, разминая плечи. Спустя условленное время охотник останавливается напротив и со всей своей нечеловеческой силой швыряет квоффл. Юнги успевает сделать поворот назад и отбить его плечом. — Бьёшь как девчонка, — высокомерно бросает он, мысленно улыбаясь тому, как легко можно спровоцировать Пака. — Щас посмотрим, — Чанёль пару секунд раскачивается на метле и неожиданно выдаёт: — Акцио бладжер! Чёрный и хаотично летящий мяч появляется на поле всего через секунду, грозно мчась к призвавшему. В руке загонщика показывается бита и всего через мгновение Юнги обнаруживает, что бладжер отправленный мощной подачей Пака, летит прямо на него. Позади он улавливает насмешливый взгляд, в котором так и читается собственное превосходство. — Размечтался. Знай своё место, — он делает кульбит назад, выворачивает руку, крепко прижимая ту к себе и принимает удар внешней стороной бицепса. Бладжер бьёт нещадно, выбивая дух на долю секунд, но Юнги удаётся отбить мяч и устоять на месте. — Неплохо, — усмехается Чанёль. И в этом диалоге каждый видит гораздо больше. Самое лучшее что они могут дать друг другу — собственные навыки, на которых они учатся и совершенствуются. Твой противник — не за чертой, он совсем рядом, стоит плечом к плечу с тобой, и отдаёт тебе всего себя, чтобы ты стал лучшим. Твой противник — твоя команда, в которой у тебя нет права стать худшим. Бён Бэкхён, Слизерин, загонщик. Наверное, только тут он мог позволить себе быть таким. Сюда мало кто заходил, мало кто рисковал, а он, будучи второкурсником, потерявшись после урока Хагрида, случайно забрёл в это место. Небольшая поляна в гуще Запретного леса, больше похожая на дивный луг в котором, он наверняка уверен, всё ещё бывают единороги, сотворена магией удивительным образом. Даже зимой, в самое холодное время года, сочность зелени и её яркий цвет радуют глаз, а множество разных полевых цветов дарят удивительный аромат. Это место обходят стороной тёмные существа, и он действительно удивлён, что ему всё ещё позволяют сюда приходить. Тут он обретает настоящий покой, которого в обычные дни и в помине нет. И это перманентное чувство грусти, порой даже тревоги, бесконечные думы, всё отступает. Даже неизменная маска главного задиры и шута летит в сторону, потому что, наверное, каждому нужен покой от самого себя. От гнетущих мыслей и чувств, от одиночества. Каждому нужна такая передышка, чтобы были силы вновь идти вперёд. Ли Чжухон, Гриффиндор, загонщик. — Ну и что ты теперь будешь делать? — шепчет Чангюн, ошарашенно рассматривая пушистый рыжий хвост. Ли устало выдыхает и слегка разочарованно косится на него, но всё же отвечает: — Снова пойду к профессору Макгонагалл, что же ещё. — Но у тебя же хвост! Как ты пойдёшь с ним через всю школу! — пусть Чангюн и был порой бесстрастным и тихим на первый взгляд, на самом деле это был ребёнок с таким выбросом эмоций, что Чжухон и сам пугался. — А я и не знал! — ворчит он, накидывая на себя плащ. Выбора нет, придётся рискнуть. Времени не остаётся, а чтобы успеть к игре ему, как минимум, нужно будет выпить три раза оборотное зелье чтобы хвост исчез. И не факт, что оно стоит готовенькое и дожидается, пока он придёт. Чангюн спешит за ним следом, молчаливо пыхтя и раздувая ноздри, видимо, обидевшись. Однако, виду не подаёт. И было бы время, Чжухон бы обязательно пожурил младшего, подразнил и поигрался бы, но времени нет, так что вот… — Профессор! — во всю мощь своей глотки восклицает он, когда замечает примечательные одеяния своего учителя. Профессор Макгонагалл останавливается на месте, бросает на них пытливый взгляд, и застывает, ожидая когда они дойдут. Ни шагу на встречу, она, естественно, не делает. Идти им ещё сквозь целый коридор, так что приходится вскоре побежать. — Что такое, мистер Ли? — говорит она, а затем бросив на Чангюна удивлённый взгляд, выдаёт: — Мистер Им? Чжухон понимает, что она удивлена тем, что теперь Чангюн посвящён в его тайну. Вообще-то, они так не договаривались, об этом знают лишь директор, профессор Люпин и она. Так что он гадает, не влетит ли. — Снова… — обреченно выдыхает он, наблюдая как забавно ссужаются глаза профессора в немом раздражении. — Послушайте, мистер Ли, вы посещаете уроки профессора Люпина? Исправно ли занимаетесь? — Да, — вообще-то не особо, но ей об этом знать необязательно. — Хм, — недоверчиво бросает она, и всё же продолжает: — Я даю вам зелье, лишь потому что на носу матч. Пора взяться за это основательно, мистер Ли. В руках у него оказывается заветный бутылёк и он тут же делает пару глотков под звуки удаляющихся шагов профессора. — Напомни ещё раз, кто ты? — недоверчиво бросает Им. — Кицунэ у которой проснулся первый хвост, — устало выдаёт он. — А ведь будут ещё восемь, какой кошмар, — он обречён. Ким Чунмён, Гриффиндор, вратарь. Прохладное утро со всполохами вьюги за окном, дарит небывалое умиротворение. В небе плотно сгущаются увесистые облака, придавая новому дню спокойный и уютный тон. Отсюда, из окна своей комнаты, ему отлично видно кроны могучих деревьев, что размеренно покачиваются на промерзлом ветру, из-за этого одинокий холм выглядит, он бы сказал, пугающим даже. Босые ноги неспешно опускаются на холодный, каменный пол. Поджав пальцы на ногах, он слегка хмурится из-за холода, и тут же спешит к уже тлеющему камину, чтобы подбросить углей. Чужой смачный чих рассеивает утреннюю идиллию. Чунмён поднимает голову, и только сейчас замечает почти детское, но до ужаса счастливое лицо младшего, который свесил правую ногу сквозь деревянное заграждение на верхнем ярусе соседней кровати. Подперев голову руками, он довольно улыбается, а огромные, карие глаза с бронзовым отливом светятся неподдельной радостью. — Доброе утро! — восклицает Ёсан и улыбается ещё шире, придавая своему лицу ещё больше очарования. Чунмён пару секунд любуется прекрасным, потому что счастливый и улыбчивый Ёсан всегда позволяет ему греться в лучах своего тепла, а затем строго настрого выдаёт: — Какого чёрта ты всё ещё в постели?! Ты разве не пообещал Сонхва, что поможешь ему написать эссе по магловедению?! Улыбка на миг исчезает с юношеского лица, но затем вновь появляется. — Вообще-то, он прислал сову с извинениями. Профессор Люпин попросил его помочь, я, правда, так и не понял с чем. Так что, у меня свободное утро. — Понятно, — только и выдавил Чунмён, заранее прекрасно зная, чем закончится этот разговор. — Ну, — тут же, словно бы читая его мысли, подхватил Ёсан. — Раз уж у нас обоих выходной, чем займёмся?! Гермиона бы, наверняка, оценила его попытку не закатить глаза вплоть до мозгов. — Я — иду к профессору Снейпу, а ты — тренироваться. Он молча умылся и переоделся, настораживаясь внезапной покорности младшего, который точно так же молча собирался. Уже в школьном коридоре, на пути к кабинету профессора Снейпа, он вдруг понял что там, на развилке, их пути должны были разойтись. — Что? — улыбнулся Ёсан, когда заметил пристальный взгляд Чунмёна. — Я не собираюсь в свой единственный выходной день упустить шанс поднадоесть своему любимому братцу! И Чунмён поверил. Сколько себя помнит, с тех пор как Ёсан начал говорить и осознавать мир, он буквально вцепился в него, таскаясь за ним всюду. И пусть они были кузенами через матерей, порой казалось что Ёсан его близнец. До того въелся под кожу он, что Чунмён и сам себя прескверно чувствовал, если тот попадал в неприятности или не находился рядом. Ничего не ответив, он прошествовал мимо него с весьма понятным выражением лица. Ёсан на это лишь проказливо улыбнулся, мысленно радуясь своей очередной победе. Уже в кабинете профессора, в котором не оказалось его самого, Чунмён молча начал перебирать свитки и прочие рукописи, удобно расположившись за первой партой. — Что ты делаешь? — полюбопытствовал Ёсан, устраиваясь рядом. Глаза зацепил ровный и красивый почерк брата, который аккуратно переписывал что-то из ветхой книжонки. — Пытаюсь вникнуть в написанное. — А зачем мы сюда пришли? — Потому что мне нравится зельеварение и профессор Снейп, что удивительно, любезно согласился чтобы я позанимался с его ценными записями. Какое-то время был слышен лишь скрип пера и завывания ветра за окном. — Мы ещё даже не завтракали, — подметил Ёсан, когда услышал звуки своего пустого желудка. — Иди и позавтракай, — Чунмён даже не поднял головы. — Я не хочу идти один. Перо в руках Чунмёна застыло, а сам он, наконец, поднял голову, чтобы впиться в него янтарными глазами. — В чём твоя проблема? — совершенно спокойно спросил он. — У меня нет никакой проблемы, — обескуражено ответил Ёсан. — Тогда какого, чёрт бы тебя побрал, лешего, ты творишь?! Ты не видишь что я занят?! Я пришёл сюда по своему делу, мне нужно готовиться к сдаче СОВ, я должен набрать максимальные баллы чтобы стать аврором! Что не так?! Его злость, подобно спичке, вспыхнула и тут же погасла. Он хотел добавить что-то ещё, но видимо, передумал. — Ну и сиди тут со своими учебниками! — зло бросил Ёсан, совершенно некстати сжимая в руках палочку. В голову пришла шальная мысль, и прежде чем он осознал, несколько книг перед Чунмёном обуглились, превращаясь в пепел. Всё что он увидел, прежде чем выбежать из кабинета, так это удивленное лицо брата. Ужа сидя в Большом Зале, он вдруг осознал что и кусок в горло не лезет. Понимание того, что он натворил вдруг сдавило плечи, и он внезапно поник. Просидев так до полудня, он поднял голову, когда заметил Чунмёна. Тот как ни в чем не бывало уселся рядом, наполнил тарелку и принялся с аппетитом уминать за обе щеки. Однако, когда спустя полчаса на пороге показался профессор Снейп, Чунмёна видимо передернуло. Впрочем, когда Ёсан заметил как вздуваются в возмущении ноздри профессорах, как темнеет его взгляд и с каким наслаждением он закатывает рукава, передернуло уже его самого. Когда профессор оказался рядом, Ёсан поднялся с места, смиренно выговаривая: — Профессор, — но договорить ему так и не дали. Чунмён ловко схватив его за рукав мантии, усадил на место, а сам посмотрел профессору прямо в глаза. — Я даже не хочу слышать, по какой именно причине вы решили, что имеете право вот так нагло воспользоваться моими записями, а затем бессердечно их уничтожить, — голос у профессора резал слух, а интонация и тон резали сердце, бьющееся в ужасе. — Вы понесёте соответсвующее наказание и к завтрашнему уроку, приготовите мне доклад о Чёрном Озере и его флоре в сорок четыре листа. А позже, объяснитесь с директором, почему же всё-таки уничтожили наследие нескольких магов по зельеварению, — уходя, он не забыл бросить на них обоих свой презрительный взгляд, от которого волосы встали дыбом. Глубокой ночью, пока за окном заметало, они оба сидели в библиотеке, выполняя одно наказание на двоих. Ёсан искал, а Чунмён записывал. — Прости, — вдруг заговорил младший, опуская взгляд в пол. — Я ужасный брат. Прости что тебе каждый раз приходится выгораживать меня, — собственные извинения казались не к месту, но было важно произнести их. Чунмён вдруг весело улыбнулся, пожурил по лохматой макушке и ласково проговорил: — Ты самый лучший брат, и самый лучший ловец. И это была чистейшая правда.