Часть 1
4 августа 2020 г. в 01:15
Круспе устало откинулся на подушки, рвано выдыхая сквозь зубы. Сердце колотилось словно бешенное. В ушах звенело. Сильно хотелось пить, курить и повторить… Чёрт возьми, да! Определённо, одного раза было недостаточно, но Ландерс, неловко покачнувшись, сполз с постели и медленно побрёл к выходу. Обнажённый мужчина со следами семени на коже, не проронив ни слова, вышел в общий коридор.
Рихард тяжело вздохнул. Эти ночные визиты продолжались уже несколько недель.
* * *
Уютный просторный дом, расположенный в деревенской глуши и скрывающий в своём чреве отличную студию звукозаписи, приютил шестерых мужчин в довольно сложный для них период. Работа над новым материалом уже велась некоторое время, но все идеи были разрозненными, и концепция грядущей пластинки никак не вырисовывалась. Назрела потребность творческого уединения. Под это дело был освобожден график, найдено приличное рабочее место на богом забытой периферии, и в целом группа уже была на чемоданах, когда в утренних новостях, аккурат к завтраку, передали, что в ДТП с участием нескольких автомобилей пострадал небезызвестный Ландерс.
Честное слово, Круспе даже поперхнулся от неожиданности и прибавил звука, в надежде, что ему послышалось. Затем мужчина сделал несколько звонков. Надежда не оправдалась: его коллега действительно был доставлен в больницу с черепно-мозговой травмой средней тяжести.
Реабилитация растянулась на месяц. Рихард испытывал по этому поводу двоякие чувства. С одной стороны, его не могло не радовать, что пострадала только пустая голова ритм-гитариста, а не, скажем, руки. Получи Ландерс перелом своего главного рабочего инструмента, и Рихард был уверен, что сам бы организовал тому ЧМТ бонусом. С другой стороны, возникшая в расписании пауза сильно нервировала. Мужчина только настроился на совместную плодотворную работу и был внутренне готов терпеть изо дня в день в замкнутом пространстве ещё пятерых довольно сложных творческих личностей, а отложенная на неопределённый срок поездка заставляла его медленно сдуваться, выпуская в никуда все взращенные благие намерения. Круспе злился на обстоятельства и на Ландерса, и эта злость делала всё в разы хуже. Объективно, Пауль был ни в чём не виноват, но неоправданные ожидания и внутренний раздрай толкали Рихарда на поиск сатисфакций. Было приятно стыдить Ландерса, пусть мысленно, пусть перед самим собой, за нарушенные планы.
Поэтому к моменту, когда они забрались в свою глухомань, мужчина чувствовал, что оказался один против всех. Остальные отнеслись к инциденту с пониманием, оказывая всяческую поддержку пострадавшему. На их фоне Рихард чувствовал себя ущербно, потому что даже в тот единственный раз, когда он навестил Пауля в больнице, руки буквально чесались придушить мелкого паскудника. Прямо через шейный корсет. Этот недостойный порыв также был записан в длинный список прегрешений Ландерса, который Круспе любовно вел на протяжении многих лет.
Работа продвигалась медленно. Мужчинам не сразу удалось поймать вдохновение за вертлявый хвост, поэтому первое время ежедневная рутина напоминала скорее весёлый совместный отпуск, чем творческие муки. К собственному удивлению Рихард обнаружил, что вопреки ожиданиям, настроиться на общую волну с коллегами оказалось проще, чем казалось. Нет, они, конечно, спорили, даже ругались, но желание всё бросить и уехать напрочь отсутствовало. Единственным, кто раскачивал их маленькую, но гордую лодку был, собственно, Ландерс, чья недобитая голова ни разу не сделала своего хозяина более сговорчивым и менее критичным.
Мелкий гитарист считал своим долгом тыкать носом в чужие недостатки, и, хотя, доставалось всем, Рихард каждый раз, когда вредный коллега раскрывал свой говнистый рот, кривился, словно объевшись лимонов, и отвешивал себе мысленного леща за то, что упустил шикарную возможность избавить мир от этой заразы, когда был шанс.
Круспе не давал себе труда задуматься, почему он так остро реагирует на Ландерса. В его сложившейся картине мира Паулю было отведено место вселенского зла, и что-то менять было бы нерационально. Эти невесёлые мысли вынудили мужчину раздражённо ворочаться в собственной постели. Шёл второй час ночи, но уснуть не получалось. Природа за окном жила своей бурной жизнью, нарушая покой птичьим пением и кваканьем лягушек у далёкой заводи. В доме что-то периодически капало, жужжало, тарахтело и скрипело, играя на нервах и без того беспокойного гитариста. Рихард успел немного помутузить подушку кулаками, сбить одеяло в ноги и просверлить взглядом дырку в потолке, когда дверная ручка дёрнулась и замерла.
Мужчина скосил глаза на запертую дверь. Было тихо. Тускло поблескивающий металл оставался неподвижным. Рихард даже начал сомневаться, произошло ли это на самом деле или, возможно, он всё-таки задремал. Внезапно ручка сильно дёрнулась несколько раз, а о дверь с той стороны пару раз что-то сильно ударилось.
Круспе рывком сел на кровати и зажёг прикроватную лампу. Сердце пустилось в пляс, и в голову полезли сценарии всех хорроров разом. В дверь ломились снаружи, ощутимо толкая её снова и снова. Попытавшись сглотнуть в миг пересохшим горлом, мужчина сипло спросил:
— Кто там? — в ответ в коридоре воцарилась тишина. Кто-то медленно надавил на дверную ручку и так же медленно вернул её в исходное положение. — Шнай, это ты? Тилль?
Сжав кулаки и мысленно воззвав: «Мужик я или сцыклом буду?», Рихард уверенно покинул разворошенную постель и, не дав себе времени задуматься, на одном дыхании повернул защёлку и распахнул злополучную дверь. На пороге обнаружился Пауль, но не успел Круспе возмутиться ночным явлением согруппника, как тот рывком прижался своими губами к раскрытому на вдохе рту мужчины.
Рихард так и замер в нелепой позе с выпученными глазами, распахнутым ртом и вцепившись в дверное полотно. Он никак не мог решить: это все ещё хоррор или уже эротический сон? Потому что допустить, будто тот самый Ландерс действительно придёт к нему посреди ночи и добровольно поцелует, было из разряда фантастики.
В это время Пауль ладонями проталкивал застывшего мужчину вглубь комнаты. Круспе пришёл в себя, когда, запнувшись о кровать, упал навзничь. Ритм-гитарист возвышался над ним, уставившись с нечитаемым лицом куда-то поверх рихардовой головы.
— Ландерс, ты что творишь, твою мать? — громким шёпотом мужчина прервал затянувшуюся немую сцену. Вместо ответа Пауль перевёл взгляд на его лицо, и Круспе стало не по себе: он никак не мог поймать зрительный контакт, словно Ландерс смотрел сквозь него. Рихард засучил ногами и руками, проворно отползая от незваного гостя. Вся эта ситуация стала напрягать. — Пауль, ты не мог бы вернуться в свою комнату? Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?
Ландерс запрыгнул на постель, в два шага догнав трепыхающуюся жертву, пригвоздил того к месту своим пугающим взглядом и оседлал округлые рихардовы бёдра. Круспе только сейчас заметил, что коллега пришёл к нему обнажённым, и теперь их тела очень провокационно соприкасались. Загляни кто в оставленную настежь распахнутой дверь, и мужчине жизни не хватит, чтобы оправдаться за открывшуюся внезапному свидетелю картину. Почему именно он должен оправдываться, Рихард не знал, но испытывал острую потребность хоть как-то прояснить ситуацию. Хотя бы для себя.
— Знаешь, это уже не смешно, — мужчина замер, когда Пауль, соблазнительно двигая бёдрами, придвинулся чуть ближе, и плавно опустился на руки, притирая оба их члена друг к другу. Внутренности скрутило острой болью внезапного наслаждения. В какой момент ситуация стала возбуждающей, Рихард не помнил, и даже совсем не хотел знать, с каких пор у него так мощно стоит на Ландерса. Еще недавно мужчина был бы рад придушить собственноручно своего выёбистого коллегу, а теперь сжимает вспотевшими ладонями его маленькие круглые ягодицы, прижимая молчаливого товарища теснее к собственному паху.
— Пошло всё к чёрту… — Круспе обхватил ландерсов затылок и притянул того в новый поцелуй, врываясь языком в распахнувшийся навстречу сладкий рот. Пока они увлеченно боролись за доминирование на неизведанных территориях, Пауль протиснул руку между их телами, обхватывая ладонью оба члена разом и медленно потирая их. Круспе зашипел: без смазки это трение причинило дискомфорт.
На глаз прикинув расстояние до тумбочки и едва не вырвав из пазов верхний ящик, Рихард вцепился в бутылёк смазки, самый большой, который только смог найти во всем Берлине. Порою новые песни рождались в таких муках и в таких ненаносимых на карту ебенях, что без этого проверенного средства было не обойтись.
Щедро налив гель на оба напряженных органа и ландерсову кисть, Рихард обхватил своей крупной ладонью сверху и передёрнул, гортанно застонав. Вот теперь было как надо! В сильной хватке профессионального гитариста оба члена были максимально стимулированы, скользя друг о друга, когда Круспе толкнулся вверх бедрами в попытке растормошить застывшего партнёра. Ландерс высвободил свою руку и двинул бёдрами навстречу. Рихард восторженно постанывал, не переставая. Член Пауля так сладко касался его собственного, посылая жгучее удовольствие в низ живота, и так правильно помещался в ладони. Добавив круговое движение кистью, Круспе почувствовал приближение разрядки. Мужчина впился пальцами в гладкое бедро партнёра, подталкивая того к более интенсивному темпу. Необычная ситуация и совместные усилия привели к тому, что Рихард очень сильно и ярко кончил, заливая спермой собственную руку и живот.
Пауль же продолжал толкаться в чужой кулак, подгоняя свой оргазм и дополнительно нежно стимулируя излившийся орган партнёра. Круспе не мог оторвать взгляд от блестящей бордовой головки, нежно проталкивающейся сквозь сильные пальцы. В какой-то момент в его ладони остался только ландерсов член, и Рихард с небывалым энтузиазмом принялся его надрачивать. Он менял скорость и нажим, обхватывал всей ладонью и ласкал одними пальцами, обводя все венки и складочки. Часто не попадал в выбранный Паулем темп, но никак не мог наиграться чужим возбужденным органом. В конечном счёте, изучив его вдоль и поперёк, не найдя никаких принципиальных отличий и не добившись от Ландерса хоть какой-нибудь реакции, Круспе сжалился и в несколько сильных движений довёл мужчину до оргазма, наблюдая, как толчками выплёскивается семя, смешиваясь на коже с его собственным.
Сыто улыбаясь и с небывалым восторгом в глазах, Рихард поднял взгляд на Ландерса. Улыбка мужчины тут же померкла: Пауль с бесстрастным выражением лица продолжал сверлить взглядом где-то в районе переносицы. Тут же ночной визитёр поднялся на ноги и, не бросив Рихарду ни слова, покинул комнату. Круспе растерянно смотрел на распахнутую дверь, затем бегло оценил собственное уделанное пузо, и, удостоверившись, что это всё ему не привиделось, грустно побрёл в душ. Удивительно, но спалось ему в эту ночь, как младенцу.
* * *
Утром на кухне было не протолкнуться. Выбрав совместными усилиями «Хозяюшку дня» из имеющихся вариантов и загнав условно счастливого от новой должности Шнайдера в угол с плитой, остальные занялись сервировкой и нарезками, стараясь друг другу не мешать.
«Все, да не все» — подумал Круспе, заняв удобный наблюдательный пост напротив входа в обеденную зону. Ландерс рисковал проспать завтрак. Мужчина ёрзал, словно маленький, от нетерпения. Ему хотелось увидеть, как сползёт с лица ритм-гитариста ехидная улыбочка, когда тот поймёт, что зря доверил Рихарду свой маленький секрет. Самому-то Круспе прошедшая ночь не принесла ничего нового: было приятно тряхнуть стариной и освежить в памяти бисексуальные подвиги юности. А вот от Ландерса он такого поворота не ожидал! Примерный семьянин, и, согласно последним данным разведки, давно переставший гулять от жены, Пауль внезапно оказался охоч до чужих членов. Вот только с мальчиками Ландерс ни разу не палился. Мужчина во всех красках вообразил, как теперь прижмёт засранца к ногтю и заставит давиться собственными колкими словечками.
— Всем доброго утра… — небрежно прикрыв тыльной стороной кисти зевающий рот и шоркая тапочками, в кухню вплыл Пауль собственной персоной. Ни на кого толком не обращая внимания, мужчина осушил в несколько глотков бутылку воды из холодильника и только после этого заметил сверлящий его взгляд ухмыляющегося лид-гитариста. — Чего уставился, Круспе? На мне за ночь цветы не выросли. Мужики, я больше это вино пить не буду, у меня с него дикое похмелье.
Аккуратно подхватив приготовленные тарелки с яичницей и беконом, Ландерс уверенно влился в общий хаос, помогая сервировать обеденный стол. Рихард же, сцепив зубы, продолжил прожигать взглядом наглеца, но результата не добился. Тот, закинувшись таблетками, вошёл в свое обычное состояние и трещал без умолку, ни на секунду не смутившись ни от своего ночного приключения, ни от пристального внимания. Сукин сын!
Спускать на тормозах события прошедшей ночи Рихард не хотел: кое-кто задолжал ему объяснения, и будь он проклят, если по горячим следам не выяснит причину вспыхнувших мексиканских страстей. Круспе затаился, как гепард в засаде, отслеживая траекторию броуновского движения гиперактивного гитариста. Едва тот оставался один, мужчина с понимающей улыбочкой «забрасывал удочку»:
— А хорошо ли тебе спалось, Ландерс?.. Что снилось?.. Шумел кто-то, ты не слышал?..
Пауль играл в невинность, показательно удивлялся, намёки игнорировал и, как показалось самому Рихарду, старался держаться подальше от воспылавшего внезапным интересом коллеги.
«Не хочешь по-хорошему, будет как всегда!» — злился лид-гитарист. Он подкараулил Пауля в общей уборной на первом этаже, с ходу разворачивая растерявшегося мужчину лицом в стену и придавливая собственным телом. Распластанный по кафелю гитарист даже рта не успел открыть, как ему заговорщицки выдохнули в ухо:
— Тут такое дело, Ландерс, — Круспе самодовольно ухмылялся, с восторгом ощущая под собой изящное горячее упругое тело. Так сладко упирающееся в пах округлыми ягодицами, что хотелось толкнуться навстречу, вжаться до упора. — Раз уж я в теме твоих любовных похождений, то хотелось бы получить что-нибудь за свое молч…
Внезапно стопа взорвалась болью и Рихард, мучительно застонав, дёрнулся, в тот же момент упуская свою строптивую жертву.
— Совсем с катушек съехал?! — Пауль с силой оттолкнул его, разворачиваясь и прижимая твердой рукой к противоположной стене, — какие похождения? Что ты вообще несёшь?
— Глупо отпираться, Пауль, когда мы оба знаем, что ты хочешь меня.
Рихард, скривившись, привалился к стене и потер пострадавшую стопу о вторую лодыжку. Боль отступала, пальцы шевелились без каких-либо спецэффектов, хотя поначалу ему показалось, что отнюдь не легкий коллега своим копытом стёр в пыль пару костей. Круспе облегчённо выдохнул:
— Сомневаюсь, что ты хочешь упустить эту информацию в массы.
— Ты опять торчишь на чём-то? — раскрасневшийся Пауль подозрительно просканировал его, — если так, тебе же хуже. И держи свои больные фантазии при себе, в группе это амплуа уже занято.
Глядя на захлопнувшуюся за Ландерсом дверь, Круспе хмыкнул. Показывай зубы или не показывай, а против себя не попрёшь. Пусть остынет и подумает, какое дельное предложение свалилось ему в руки. А мы не гордые, подождём немного.
Поздним вечером Круспе в весёлом предвкушении устроился в ворохе подушек. Мягкий теплый свет прикроватной лампы создавал уютный полумрак в комнате. Смазка заняла свое почётное место на тумбочке. Даже дверь осталась приоткрытой. Сама атмосфера настраивала на игривый лад. Только время шло, а Пауль всё не появлялся. Рихард даже задремал пару раз, пока до него не допёрло, что сегодня тут ловить уже нечего. Кажется, он где-то перегнул с тактикой «прищучь Ландерса» и дополнительная опция «горячий трах с ним же» отвалилась сама собой. Горестно вздохнув и немного мысленно попинав себя за недальновидность, мужчина споро соорудил мягкое гнездо из подушек и провалился в сон.
Пауль не пришёл и в следующую ночь. И в несколько ночей после. Круспе приуныл. Моментально оценив все положительные перспективы от нахождения на расстоянии вытянутой руки потенциального любовника в этой жопе мира, мужчина был расстроен, что их маленькое постельное приключение закончилось, фактически не начавшись. Чёртов Ландерс! Почему нельзя было с самого начала нормально подойти со своим деловым предложением? Рихард бы сразу позубоскалил ради приличия и вытряс бы для себя привилегированные условия в их повседневном взаимодействии, но обоюдная выгода была слишком очевидна, чтобы от неё отказываться. Кто бы не захотел поставить раком этого мелкого доставучего ушлёпка и выдрать, как последнюю блядь, за все его обидные подколки, за язвительные комментарии, за бесконечную критику и ослиное упрямство? Лучшая психотерапия на свете! Но Ландерсу было нужно заявиться обязательно среди ночи и молча провернуть свои мерзкие делишки.
Мужчина был сбит с толку. При всех своих недостатках, Пауль никогда ничего не делал исподтишка, и это нелогичное поведение коллеги дразнило Круспе неимоверно. А поскольку других развлечений в их вынужденной добровольной ссылке было не в избытке, Рихард решился на отчаянный для себя шаг: он постарался снизить градус накала страстей между ними и количество выплюнутого друг другу в лицо яда в процессе творческих изысканий. Мужчина ненавязчиво давал Ландерсу понять, что готов к сотрудничеству, прекратил цепляться по мелочи и даже, наступив на горло собственной гордости, пару раз похвалил его идеи. Пять пар удивлено вытаращенных глаз были ему ответом, после чего Линдеманн предложил сделать перерыв, поскольку, по его мнению, кое-кто перетрудился.
Пауль появился внезапно, когда Круспе уже перестал ждать. Каждый день они вкалывали как проклятые, что по вечерам хотелось упасть в постель и остаться в ней на ближайшую неделю. Сегодня рабочий стресс снимали алкоголем под нехитрый ужин и благословенную тишину, нарушаемую лишь неспешными разговорами. Оказавшись в своей комнате, Рихард подумал, что было бы здорово вот прямо сейчас подмять под себя чьё-нибудь горячее гибкое тело, пройтись ладонями по всем выпуклостям и изгибам, втиснуться ноющим членом в жаркую влажную глубину и двигаться медленно, растягивая удовольствие, а кончив, уснуть часов на двенадцать. Но мечты оставались мечтами, и, сбросив напряжение в душе, мужчина завалился в одинокую постель.
Среди ночи его разбудили мягкие влажные губы, бестолково тыкающиеся в висок и щеку, словно слепой котёнок в поисках молока. Аккуратно, чтобы не спугнуть ночного визитера, Рихард включил ближайшую лампу и перевернулся на спину. Ландерс сидел рядом, поджав под себя ноги, и как только мужчина обернулся к нему лицом, незамедлительно приник губами, вовлекая в глубокий поцелуй.
Сердце пустилось в пляс, и Круспе застонал в жадный рот Пауля, руками притягивая того ближе, сажая сверху, оглаживая и сильную спину, и упругие бедра. Чужой налитой член влажно мазнул по животу, посылая мурашки по коже. Мужчина довольно застонал. Собственное возбуждение только начало просыпаться, подстёгиваемое горячими ласками любовника.
Оттолкнувшись от постели, Рихард перекатился, подминая Ландерса под себя. Не разрывая поцелуя, мужчина поймал его запястья и прижал их над головой к подушке. Ещё раз обведя языком распахнутые губы, Круспе выпрямился:
— Я не думал, что ты снова придешь… Ландерс? — но тот замер, глядя в потолок. Щёлкнув пальцами у его уха и больно ущипнув за щеку, но не добившись ответа, мужчина удивленно выдохнул:
— Чёрт возьми, да я о таком только в книгах читал.
Рихарда накрыло нервным смехом. Кто бы мог подумать, что непоседа Ландерс найдет на свой мелких зад новое экзотическое приключение: ритм-гитарист теперь ходил во сне. И пока мужчина растерянно всматривался в бесстрастное лицо товарища, тот, сориентировавшись в новом положении, рывком освободил одну руку и притянул Круспе в новый поцелуй. Ведомый загребущей цепкой лапой, Рихард опустился на стройное тело, животом прижимая напряженный член Пауля.
Лид-гитарист был сбит с толку: сомнамбулизм Ландерса объяснял все странности их предыдущей дрочки, но кто бы ему ответил, с какой стати тот выбрал своей сексуальной мишенью именно его? И что с таким внезапно привалившим счастьем теперь делать?
Тем временем Пауль нежными укусами прошелся вдоль линии челюсти и прихватил губами бархатистую мочку, чуть дергая на себя, вынуждая Рихарда повернуть голову. Одинокая свободная рука раскрытой пятернёй наглаживала широкую спину, спускаясь к ягодицам Круспе и подталкивая его таз теснее к собственному паху. Ландерс старательно, но безуспешно пытался создать достаточно трения для своего члена, но безучастный лид-гитарист рубил все его начинания на корню.
Мелкая возня и острые зубки привели Рихарда в чувство. Он ещё раз пристально посмотрел в лицо товарища, зафиксировав его голову в собственных ладонях. Такое живое и выразительное, сейчас оно было похоже на маску. Хитрые, искрящиеся, прожигающие насквозь глаза были пусты и чуть расфокусированы. Мужчина нежно потёр большими пальцами мягкие скулы. Пауль был одновременно таким до боли знакомым и пугающе чужим. Словно слепок с живого человека. Большая двигающаяся секс-игрушка, которая трепыхалась под более тяжёлым гитаристом в попытке получить удовольствие.
Рихард улыбнулся и аккуратно прикусил кончик носа. Старательно не выпуская из виду неподвижный взгляд товарища, сжал зубы сильнее. И ещё сильнее, пока Ландерс не начал вырываться. Определенно, ему было больно, но мужчина не проснулся. Круспе хитро прищурился: кажется, ему выпал Джек-пот.
Лид-гитарист сел на пятки и окинул взглядом раскинувшегося перед ним заведённого согруппника. Пауль снова замер, потеряв контакт, и Рихард воспользовался моментом. Перехватив инициативу, он поглаживал, пощипывал, аккуратно царапал чуть отросшими ногтями все нежные местечки на подтянутом теле, до каких мог достать. Раскрытыми ладонями чертил одному ему известные маршруты, привыкая к изгибам, теплу и бархатистости кожи. Утолив тактильное любопытство, мужчина припал губами к тёплой коже под ушком, зарылся носом в короткие волоски, вдыхая приятную смесь любимого ландерсовского парфюма с его собственным чистым запахом. Круспе довольно застонал: так теперь для него пахла его личная безумная сексуальная фантазия.
Но что можно, а что нельзя творить с этим сказочным подарком? Как далеко ему позволено зайти?
Рихард снова сел на пятки, пристроив беспокойные ладони на чужих бёдрах. Пауль перед ним был отзывчивым, возбужденным и открытым, но не стоило обольщаться: в эту постель он пришел не по своей воле.
Мужчина скользнул руками под небольшие ягодицы, приподнимая таз и укладывая его выше на свои бедра. Пауль, найдя опору пятками, вытянулся, толкаясь навстречу, касаясь яичками чужого напряженного члена. Рихард застонал от дразнящей ласки и в отместку прочертил ногтями десять красных полос на его широко разведенных бёдрах. Глядя на эти яркие отметины, Круспе подумал, что для собственной пользы не стоит портить шкуру своей игрушки. Вообще не следует оставлять следов их ночных забав, чтобы по утру Ландерс не озадачился ненужными вопросами и не заподозрил неладное. А значит и трахнуть его полноценно не получится.
Рихард нахмурился. Вот она — та самая красная черта, переступать которую опасно. Не только потому, что грозит разоблачением, но и по другим причинам, думать над которыми стало совсем сложно, когда Ландерс так ритмично натирал его член своей вертлявой задницей.
Решив долго не церемониться, Круспе спихнул партнера на постель, а сам склонился лицом к его паху:
— Ну, здравствуй, моя прелесть, — радостно проворковал мужчина напряжённому органу. Положа руку на сердце, он до конца не верил, что они ещё раз увидятся так близко. Растолкав пошире паулевы бёдра, Рихард жарко присосался к влажной головке, мазнув языком, спустился к пушистым яичкам и ткнулся в них носом. К чему он не был готов, так это внезапно оказаться схваченным воодушевленным такой инициативой Ландерсом. Тот клещом вцепился бедолаге за уши и попытался вслепую воткнуть свой ноющий член в вожделенный рот, но едва не выколол глаз им же в последний момент зажмурившемуся Круспе.
С трудом отбившись от наглых рук и потеряв в схватке клок своих шикарных волос, Рихард не без труда перевернул любовника, ткнув того лицом в подушку, и оседлал аккуратные ягодицы. Из такого положения Пауль больше не мог творить своё членовредительство, и почувствовав острый прилив жажды справедливости, Круспе изобразил шустрый перебор пальцами на бледных боках, на финальном аккорде втыкая их под рёбра. Сам он гордо именовал эту процедуру щекоткой, но на деле не мог гарантировать, что по окончании экзекуции кожа не покроется синяками. Словно подтверждая эту досадную мысль, Ландерс конвульсивно задёргался и попытался уползти из-под лид-гитариста, но был остановлен мощной рукой, вцепившейся ему в загривок.
Рихард подтянул трепыхающегося товарища на прежнее место. Колом стоящий член от этих телодвижений уютно лёг между маленьких полушарий. Круспе застонал. Удостоверившись, что Ландерс имеет возможность дышать, мужчина быстро нашарил в тумбочке смазку, щедро полил место их стыковки и, направив рукой, толкнулся между плотно сомкнутых бёдер. Конечно, это не шло ни в какое сравнение с крепким обхватом маленькой красной пульсирующей дырочки, собственноручно растянутой и обласканной, но из-за отсутствия других вариантов, Рихард довольствовался тем, что есть. Потому что положить добровольно свой драгоценный член в рот не отвечающему за свои действия Ландерсу, он бы не решился ни за что на свете.
Пауль тоже не выражал восторгов выбранной позиции. Не получая никакой существенной стимуляции, он начал елозить на постели, мешая и сбивая с ритма. Круспе раздраженно цокнул языком, в очередной раз увернувшись от ищущих его повсюду загребущих рук, чуть приподнял ландерсову задницу и, изогнувшись буквой зю, обхватил ладонью его несправедливо позабытый орган.
Пауль довольно засопел и начал отчаянно толкаться в предоставленный кулак, попутно ритмично прижимаясь мягкими округлостями ягодиц к напряжённому рихардову животу. Круспе аж заскрипел зубами от досады: получив своё, Ландерс больше не сопротивлялся, но в сменившейся позиции собственный член оказался не у дел. Мужчина переложил его в ложбинку между ягодиц, опустился сверху, прижимая собственным весом. Стало немного лучше, но хаотичные движения Пауля не позволяли синхронизировать фрикции.
Уткнувшись лицом во влажную кожу между лопаток, Рихард иронично усмехнулся. Вся эта ситуация слишком ярко отражала их многолетнее взаимодействие: научившись подстраиваться друг под друга и работать в одном ритме, ни один из них не упускал возможности перетянуть одеяло на себя. Все эти годы они могли бы сосуществовать мирно, но желание подъебнуть и самоутвердиться за счет оппонента было выше их сил. И будь он проклят, если скажет, что не любит это. В том числе и этот недосекс, что вывел их противостояние на новый уровень.
Самоудовлетворяясь о Ландерса и надрачивая тому, чтобы не ерепенился, мужчина в уме прикидывал, в какую бы ещё позу поставить этого мелкого злодея, чтоб зашло обоим, как внезапно тонкое тело напряглось, вытянулось в струну и выстрелило в ладонь горячим семенем. Круспе аж приподнялся посмотреть, не веря, что всё так быстро закончилось. Собственное возбуждение уже доставляло дискомфорт. Ему хотелось поскорее кончить, но едва он ослабил хватку, Пауль ужом вывернулся из-под него и, скатившись с постели, побрел на выход.
— Ландерс, блядь, вернись обратно, кому сказал! — Рихард орал громким шепотом ему в спину, но дверь за ночным гостем осталась нараспашку. В ночной тишине тёмного коридора коротко скрипнула половица где-то со стороны комнаты согруппника.
Мужчина повалился на влажные простыни. Стояло уже до боли. Чертыхнувшись, Рихард добавил смазки и обхватил свой член, передёргивая в привычном темпе. Он прокручивал в голове воспоминание, как этой самой рукой минуту назад ласкал Пауля и тот кончил от этих же сильных пальцев, небольших шершавых мозолей, уверенных и незатейливых движений, покрывая спермой ладонь, которая прямо сейчас скользила на его собственном члене:
— Ох, чёрт, Ландерс…
* * *
Утро было самым обычным, если не считать, что Круспе исподтишка следил за Паулем и всеми его передвижениями. К обеду мужчина поймал себя на мысли, что с тех пор, как ритм-гитарист стал приносить ему персональную пользу, их сотрудничество в жизни и на работе перестало носить едкий саркастический оттенок. Более того Круспе начал играть в поддавки: то тут небрежно похвалит, то там ненавязчиво поможет. Пауль задумчиво скашивал на него глаза, но сделать с этим ничего не мог: за хорошее поведение не ругают, а придраться было не к чему.
Еще через два дня Рихард начал выпрашивать внимания к собственной персоне. Мужчина внезапно открыл для себя, что прямой живой взгляд в ответ, искренняя заразительная улыбка во все лицо, смех над твоей шуткой, а не над тобой, доставляют ему удовольствие. У творческого процесса появилось второе дыхание, мозговой штурм проходил плодотворнее. Многолетняя схема «подъеби или умри» дала сбой.
Глядя вечером в зеркало, Круспе на полном серьезе спрашивал себя, какого черта он творит. В ду́ше, подставляясь под упругие расслабляющие струи, мужчина оставался один на один со своими мыслями, и те скользили, подобно ручейку, быстро и легко, ни за что не цепляясь. Они приносили с собой усталость от одиночества, раздражение от бесконечных склок, легкий испуг от собственного возраста и сожаление о том, что признание собственных ошибок порой происходит слишком поздно.
А над всем этим великолепием отчаянной птицей билось чувство вины. Рихард не смог бы даже себе честно ответить, является ли его новое добродушие к Ландерсу естественным процессом в эволюции их взаимоотношений или это жалкая попытка прикрыть свой зад перед ним за молчание о новом недуге и бессовестной его эксплуатации себе на радость.
«Ландерс. Нет, Пауль», — мужчина мысленно поправил себя. Мысли плавно перетекли на яркие образы. Вот ритм-гитарист что-то увлеченно рассказывает и при этом активно жестикулирует. Прежде Рихард называл это «кривляния и размахивания», теперь он, затаив дыхание, считывает живую мимику и искренне старается вникнуть в плавные и завораживающие движения рук. Вот Пауль смеется над собственной оплошностью, а тут сосредоточенно перебирает струны, выискивая недостающие ноты. Пауль, спустившийся непричёсанным к завтраку. Пауль, жмурящий глаза от слепящего солнечного света. Пауль, допивающий сок из пакета, высоко запрокинув голову. Быстрые движения гибких пальцев. Плавные перекаты мышц под майкой. Острые лопатки с маленькой родинкой…
Круспе закрыл глаза и сделал воду холоднее. «А говорят, дружбу сексом не испортишь…», — с досадой произнёс внутренний голос. — «То ли дружба была так себе, то ли теперь её уже стало недостаточно?»
Но не смотря на внутренние противоречия, мужчина готовился к возможному ночному визиту. Пауль появился следующей ночью. Рихард не спал, не смог себя заставить отложить работу над новой мелодией до утра.
Ландерс уверенно проскользнул в комнату и сразу направился к постели. Круспе обреченно вздохнул на снова неплотно прикрытую дверь, но встать и закрыть уже не мог — сверху на него заполз Пауль, сминая руками и коленками разложенные повсюду записи. Сил и желания протестовать не было. Рихард с ходу притянул его в поцелуй, прихватывая мягкие губы и глубоко проникая языком. Их руки жили своей жизнью, лаская и хватаясь, поглаживая и царапаясь.
Круспе перевернул их, оказываясь между стройных бедер. Блокнот и черновики с нотным станом слетели на пол, небрежно сброшенные, за ними последовало одеяло. Мужчина зацеловывал это неповторимое лицо, каждую его чёрточку и морщинку. Легкими укусами рисовал вдоль кадыка, опускаясь к маленьким соскам. Рихард присосался к одному, рукой обводя изгиб бедра и вжимая пальцы в мягкую плоть ягодицы. Его вело от теплого запаха кожи, упругой плотности мышц, прерывающегося дыхания. Да, он бы хотел заставить Пауля стонать, чтобы слушать, как собственное имя звучит, отражаясь от стен, облечённое в неподражаемый баритон.
Рихард прихватил губами тонкую дорожку волосков на пути к паху. Чужой каменный член вздрогнул и коснулся его щеки, словно прося приласкать его. И мужчина не выдержал, набросился, как голодный, вбирая сразу и целиком. Ласкал языком уздечку и корону, толкался кончиком в узкое отверстие. Прослеживая венки до самого корня и снова вверх и внутрь.
После он оседлал Ландерса, позволяя его рукам коснуться своего лица, пропустить волосы сквозь пальцы, разукрасить нежную кожу шеи и груди наливающимися красным узорами. Сам он добавил смазку на паулев член и, оперевшись о его плечо, медленно пропустил в себя эрекцию. Несмотря на подготовку и небольшую растяжку в ванной, проникновение принесло боль. Мужчина замер, пустив в себя головку. Горячие ладони Пауля жёстко вцепились в его напряжённые бедра, и Рихард на секунду испугался, что тот сейчас войдёт до конца рывком. Он сразу же немного развернул корпус, упираясь другой рукой в паулево бедро, чтобы сразу узнать, если тот решит дёрнуть тазом.
Круспе дышал медленно и глубоко, стараясь обмануть тело и голову. После чего начал так же медленно и неглубоко покачиваться на члене, с каждым разом пропуская в себя всё больше. Пока не коснулся ягодицами паха. Рихард вымученно улыбнулся: последний раз он принимал в себя член очень давно, и все ощущения навалились на него, как в первый раз. Он чуть заметно начал вращать тазом, с любопытством наблюдая, как лёгкие движения члена внутри меняли дискомфорт на невесомое колкое удовольствие.
Ландерс словно прочувствовал момент и не мешал хаотичными подёргиваниями Круспе объезжать свой член. И тот, в полной мере насладившись неспешным первым проникновением, с ходу задал жёсткий темп, двигаясь по малой амплитуде. Рихарду сразу захотелось большего. Он поймал ландерсовы руки, пристраивая одну себе на грудь, прижимая своей ладонью, прося о ласке. Вторая коснулась его лица. Музыкальные пальцы ловко пробежались по скуле и линии челюсти. Круспе поймал их губами, засасывая, чуть прикусывая, проходясь по жёстким подушечкам языком. Своей рукой он обхватил член, крепко сжимая головку между пальцев и потирая её. Было сказочно хорошо, но с непривычки ноги начали уставать. Движения стали рваными, и Рихард рывком снялся, слезая с Ландерса. Мужчина потянул за собой любовника, вынуждая того подняться и переползти к себе за спину. Затем он опустился на локти и выставил зад кверху, вслепую нашаривая рукой узкие бёдра партнера и подталкивая его ближе.
Пауль не заставил себя ждать, и через пару судорожных вдохов, Рихард почувствовал, как одним слитным движением член скользнул в него до упора. Ландерс засаживал, как сумасшедший, от первого мощного толчка Круспе нырнул лицом в подушку, не сумев удержаться на руках. Но быстро сориентировавшись и организовав для себя приемлемый упор, мужчина жалобно застонал: этот спящий придурок удовлетворял лишь собственное возбуждение, а удовольствие партнера его нисколько не интересовало! И это парадоксально заводило: Рихард просто тащился с того, как его беспринципно имели, натягивая жёстко, как продажную девку, глубоко впиваясь ногтями в филей. Пот тёк по лицу и капал с носа, от сильных фрикций сбивалось дыхание и разъезжались колени. Круспе, вцепившись мёртвой хваткой в простыни, отчаянно подмахивал задом, пока ландерсов член не нашёл методом проб и ошибок заветную желёзку. Изнутри обожгло упругой волной удовольствия, и мужчина, неловко сплюнув на ладонь, схватился за собственный член.
Судя по тому, что Пауль начинал сбиваться с ритма и всё интенсивнее портил шкуру на драгоценной попе, Рихард понял, что безумная скачка закончится вот-вот, и принялся надрачивать себе активнее, не желая заканчивать такой горячий трах в одиночку. Он уже чувствовал первые колкие искры надвигающегося оргазма в паху и напряжённых бёдрах, когда Ландерс, загнав с размаху член на всю длину, внезапно кончил. Круспе завыл зверем куда-то в локоть. Ему не хватило совсем чуть-чуть, и, стараясь нагнать ускользающие ощущения, он принялся крутить задницей, елозя по члену. У самого стояло до боли, все мышцы свело от напряжения. Ладонь сильными привычными движениями подводила его к финишу, когда Пауль, оттолкнувшись от выставленных кверху ягодиц, выскользнул наружу, простимулировав этим напоследок натруженный анус и подарив Круспе выстраданный оргазм.
Рихард неловко свалился в постель, подмяв под себя испачканную руку. Перед глазами плясали звёздочки, уши неприятно заложило, всё тело ныло, но безграничный восторг от внезапного полноценного секса было трудно передать словами. Сыто улыбаясь, он лениво перекатился на бок, чтобы успеть проводить глазами голого бесстыжего засранца, всё так же молчком покидающего поле боя, как упёрся взглядом в остолбеневшего Шнайдера.
Барабанщик карикатурно застыл в тёмном коридоре, с приоткрытым ртом и надкушенным огромным сэндвичем в судорожно сжатых пальцах. Передавленные посередине смертельной хваткой ломтики хлеба чуть приоткрылись по нижнему краю и выпустили на волю тонкий кругляш помидора. Как в замедленной съёмке, Рихард наблюдал его недолгий полёт до самого пола. Неловкую паузу нарушил Ландерс, пусть изящным, но не маленьким телом задев замершего на его пути случайного свидетеля.
Шнайдер зачарованно моргнул, оторвав свой пристальный взор от растерзанного на развороченной кровати лид-гитариста с разукрашенной до кровавых полос жопой, и проследил за невозмутимым Ландерсом до двери в его комнату. В повисшей тишине Рихарду казалось, что он слышит, как скрипят шестерёнки в шнайдеровской голове, но растерянный вид последнего наталкивал на мысль, что пазл у него всё же не собирался.
Что-то для себя решив, Дум метнулся вслед за Паулем. Снова тихонько скрипнула чертова половица. Круспе, несмотря на неординарность ситуации, чувствовал умиротворение. По пути в ванную, блаженно улыбаясь, он гадал, не начнет ли Шнайдер заикаться поутру.
Его уединение не продлилось долго. Уверенно распахнув дверь и чеканя шаг, Дум вплотную приблизился к стеклянной перегородке и угрожающе зарычал:
— Какого хрена только что произошло?! Пауль спит! Вы трахнулись, и он ушел к себе, а я не смог его разбудить!
Ленивым взглядом Рихард окинул свою личную Немезиду. Дум понял, что произошло что-то важное, но для полноты картины не хватало множества деталей, и он от этого злился. Воинственный образ ночного мстителя и блюстителя справедливости нарушал забытый бутерброд в крепком кулаке, изрядно потрёпанный и теперь уже совсем неаппетитный.
Круспе был хладнокровно спокоен, стоя обнажённым под горячими струями воды перед своим коллегой. Чего-то подобного он и ожидал всё это время. Было бы наивно надеяться, что их ночные шалости останутся в тайне и никогда не попадут на глаза таким вот случайным «Шнайдерам». С Ландерсом они ещё могли бы договориться о степени приватности встреч и способах их сокрытия, но его молчащее ебливое Альтер-эго было абсолютно неуправляемо!
— Так что? Вы теперь спите вместе? — неумело прессовал свою жертву Кристоф.
— Ландерс лунатит по ночам. Приходит сюда, самоудовлетворяется при некотором моём участии и уходит в свою комнату, — не стал ломаться Круспе и сдал с потрохами контору.
— А Пауль знает о своих похождениях? — Шнайдер, сбитый с толку новыми подробностями личной жизни согруппников, перехватил суровый взгляд Круспе:
— Нет. И я попрошу тебя не лезть в это дело. Я сам с ним поговорю.
Дум едва не потерял дар речи. Он таращился на Рихарда, как на мерзкое насекомое, с долей отвращения:
— Ты сейчас так спокойно мне говоришь, что трахал его без его же ведома? Ёбаный пиздец! — Кристоф вскинул руки к лицу, зацепился взглядом за сэндвич, в два шага добрался до мусорного ведра и с остервенением отправил еду в небытие. В дверях ванной он обернулся, окатывая Рихарда презрением:
— Ты расскажешь Паулю всё. Завтра. Я прослежу за этим.
* * *
Утро не принесло облегчения. Круспе долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, терзаемый тяжёлыми мыслями. У него уже была готова пара вариантов постыдного признания, которые мужчина составлял от нечего делать во время длинных ежевечерних ожиданий. Он старательно предсказывал ландерсовы реакции на эти откровения и степень их травмоопасности для себя любимого. В целом, не получалось ничего хорошего. Может потому и молчал раньше, тянул до последнего, пока самого не припёрли к стенке. Ситуация выходила из-под контроля.
Короткий сон под утро был мутным и изматывающим. Злой колючий взгляд Шнайдера был первым, что мужчина встретил на кухне. Барабанщик сидел с края длинного стола, медленно потягивая кофе — чёрный, как ближайшее будущее Круспе, которое Дум устроит тому по доброте душевной. Многообещающее начало. Рихард даже не сразу заметил, что сегодня кашеварит его ночная зазноба. Ландерс светился аки солнышко, был на редкость немногословен и ловко жарил оладьи на трёх сковородках разом:
— Доброго утра! — он встретил широкой улыбкой Круспе, застывшего на пороге мрачной тенью, — дерьмово выглядишь. Плохо спалось?
И не дождавшись ответа, уткнулся в многочисленные шкворчащие посудины, проворно снимая новую партию румяных кругляшей на тарелку. За обеденным столом уже неспеша завтракали Тилль и Флаке, коротко поздоровавшиеся с Рихардом. Обрывки их беседы долетали до гитариста.
— Дум, эти с твоим именем, — Ландерс всунул подошедшему Шнайдеру его тарелку, — Рих, следующая твоя. Далеко не уходи. И будь другом, плесни в мою кружку ещё кофе!
Круспе поделил остатки напитка по двум чашкам, и остался коротать время у кофеварки за приготовлением новой порции. Под шнайдеровским прицелом было неуютно: тот специально сел, чтобы не выпускать Ландерса и Круспе из вида, отслеживая их скудное общение.
Из всученной в руки тарелки, прямо из-под носа, цепкая хитрая лапа увела одну оладушку. На вопросительно задранные рихардовы брови Пауль, толком не прожевав добытый без боя трофей, пробубнел:
— Налог на завтрак. Теперь можешь есть спокойно.
Глядя на это озорное лицо со смешинками в глазах и обезоруживающей улыбкой, Круспе со всей кристальной ясностью понял, что нет таких слов, которые смогли бы оправдать собственный эгоистичный поступок и не уничтожить всё самое светлое и лучшее, что есть между ними. Он проиграл. Слился в то самое утро, когда должен был — обязан был! — прийти и предупредить о сомнамбулизме. Подошли бы любые слова и порыв был бы оценён по достоинству.
Гордо задрав нос, Круспе продефилировал мимо хмурого Шнайдера и присоединился к товарищам. В это время через широкую панорамную дверь, соединяющую открытую веранду и обеденную зону, с утренней пробежки летящей походкой впорхнул насквозь мокрый Ридель, не сбавляя темпа зацепил двумя пальцами верхний, любовно политый сиропом оладушек со стоящей по курсу рихардовой тарелки:
— Тебе столько есть вредно!
— Я её проклял! — только и успел крикнуть Круспе ему вслед, — там теперь в три раза больше калорий!
Но Оливер уже бодро скакал через две ступеньки по лестнице на второй этаж. А вот Шнайдер не удержался от шпильки и едко заметил:
— Ребёнка может обидеть каждый, — и так зыркнул на Круспе, что у того не осталось сомнений: если уж посчастливится вырваться от Ландерса живым, то его верный товарищ исправит эту историческую несправедливость голыми руками. Рихард покосился на растерянно хлопающего глазами Пауля, тот пропустил всё веселье и не понимал, откуда шум.
Рихард приуныл. Ландерс был гениальным произведением матушки-природы. Что-то похожее Круспе видел в познавательных программах про хищников по телевидению. Все эти субтильность, легкость и непосредственность во взрослом мужике, вкрадчивый гипнотический баритон, чувство юмора и самоирония, умение создать атмосферу одним своим появлением — все это его маскировочная окраска. Как пятнышки и полоски, часть натуры, скрывающая до поры жесткий характер, цинизм, упрямство и железную волю от оппонентов. Они видят перед собой наивного простачка и уже празднуют лёгкую победу, когда Ландерс, не снимая своей обворожительной улыбки, перегрызает им горло и обгладывает лицо. Фигурально выражаясь, но, как правило, повторять свою просьбу во второй раз ему никогда не приходится. Выигрышная комбинация в бизнесе, но оказываться по ту сторону стола Рихард ненавидел. Но, видимо, снова придётся…
К концу завтрака выяснилось, что у Ландерса сегодня образовался выходной. Он упорно и плодотворно работал на их общее благо последние несколько дней и на текущий момент шёл в ногу с графиком. В отличие от остальных. Своим временем он распорядился просто: решил сделать вылазку в ближайший городок за необходимой мелочовкой, да и просто проветриться.
Круспе постарался незаметно порадоваться этому событию, для него самого означающему, что восхождение на эшафот откладывается по независящим от него причинам. Несмотря на прожигающий взгляд Дума, портить человеку с утра выходной день не хотелось. Ну, не зверь же он, в конце концов!
Стараясь избежать угнетающих мыслей, Рихард развил в студии бурную деятельность. Самозабвенно выкладываясь и дискутируя до хрипоты, он довел до нервного тика Линдеманна, затуркал Лоренца и угрожал метрономом ритм секции. Круспе краем уха слышал, как в коридоре его коллеги разыгрывали в «Камень, ножницы, бумага» какие-то невероятные привилегии, но заковыристое новое соло само себя не отточит. Поэтому и не догадывался, как за его спиной Шнайдер всеми силами старался предотвратить жестокое смертоубийство лид-гитариста членами собственной группы, всячески приберегая главную роль в долгожданной криминальной драме для отсутствующего друга.
Из-за творческого порыва Рихард опоздал к ужину. Он столкнулся с разговаривающим по телефону Паулем в коридоре. По обрывкам фраз сложилось впечатление, что у того проблемы дома. За стол тот больше не спустился, и после вполне умиротворяющего совместного поедания тефтелей с овощами оставшейся компанией, Рихард благородно вызвался взвалить на себя тяготы уборки, раз уж Ландерс в силу личных причин отлынивал от обязанностей. По лицам коллег стало понятно, что другие варианты, собственно, и не рассматривались. Мысленно обозвав их злопамятными ублюдками, Круспе встал к мойке.
Он уже протирал плиту, когда смурной Пауль вошёл на кухню и обвёл растерянным взглядом чистые поверхности.
— Прости, что тебе пришлось заниматься этим, — Ландерс устало потёр шею и улыбнулся, — думал, что успею, но дела затянули.
— Что-то серьёзное?
— Ничего, с чем нельзя было бы справиться. Она у меня умница, дальше сама разрулит. Слушай, — Пауль провел рукой по обеденному столу и задумчиво прищурился на собеседника, — я твой должник. В твою следующую смену на кухне с меня уборка.
— Перестань, — Рихарду было неловко вести счёт в таких мелочах, тем более что собственный грешок за душой не позволил бы предъявить что-нибудь Ландерсу за неудобства.
«Ну, здравствуй, совесть!» — горько вздохнул Круспе и долго не раздумывая, удивляя даже себя, выпалил:
— Если не спешишь, давай по пиву?
Разговор шёл легко, темы менялись быстро, перескакивая неожиданно с одной на другую. Приглушённый свет создавал приватную атмосферу, чем-то перекликающуюся с обстановкой в спальне. Рихард, не стесняясь, рассматривал его. Спокойное расслабленное лицо. Чуть прищуренные уставшие глаза. Редкие замедленные взмахи кистью или рукой. Пауль не был похож на себя спящего. Хотелось узнать, будет ли секс с бодрствующим Паулем другим? Как он стонет в конце концов? И любит ли трепаться? Насколько его тело отзывчиво к предварительным ласкам?
«Блядь! Не о том думаешь!» — Круспе непринужденно забросил ногу на ногу, скрывая от собеседника привставший член. Где-то здесь должно было прозвучать признание, но слова застревали в глóтке, и гитарист запивал их пивом. Он внезапно примерил ситуацию на себя. Живёшь себе небедно в счастливом браке, детей воспитываешь, а потом в один день узнаёшь, что, оказывается, ты не прочь довольно регулярно практиковать секс с другим мужиком. И то, что происходит сие безобразие, так сказать, «не приходя в сознание» — очень слабое оправдание. Скорее даже наоборот! Выходит, что никакой ты не правильный, гетеросексуальный мужик, а латентный пидор, и вся твоя жизнь сплошной обман.
Ландерса стало вдвойне жалко. При любом раскладе для Рихарда этот сюрреализм обернётся максимум проблемами в группе и на этом остановится. А вот Ландерс каждый день возвращаясь домой, обнимая свою жену, ложась с ней в постель будет волей-неволей помнить, что женская вагина не предел его мечтаний. Незавидная участь.
Поздний вечер был уютным и благостным. Тонкая творческая душевная организация имени Круспе всеми силами сопротивлялась грядущему скандалу и отказывалась разрушать очарование момента. Да и разве ж это дело: портить хорошему человеку настроение перед сном?
«С каких пор трусость вошла в пантеон моих добродетелей?» — сокрушался Круспе, открывая им ещё по бутылочке. Ничего рассказывать не хотелось. Если бы не сука Шнайдер, он бы хранил эту тайну вечно и унёс с собой в могилу. Потому что отношения с Ландерсом наладились на фоне совместного траха. Потому что дышится легче, когда не держишь друзей за врагов. Да и просто потому, что он сам нравился себе таким: свободным от предрассудков, увлеченным интересным мужчиной. Как второе дыхание, открывшееся в самый подходящий момент, и Рихард дышал полной грудью и никак не мог надышаться.
Терапевтический, как ожидалось поначалу, секс с Паулем имел странные побочные эффекты, и стоило уже давно признаться в том, что доминировать и унижать расхотелось практически сразу. Теперь Ландерса просто хотелось: себе, в себе, по-всякому. И чтобы хитрые взгляды и общая тайна на двоих. Рихард рвано выдохнул.
«Утром расскажу, ебись оно всё конем. И будь, что будет!» — с такими мыслями Круспе отправился к себе, напоследок проводив Пауля глазами до его комнаты. Но распрощались гитаристы ненадолго. Рихард едва задремал, разморенный продолжительным горячим душем, когда его неизменный ночной гость скользнул в комнату и сразу же присоединился к нему в постели.
Круспе, вздрогнув от неожиданности, распахнул глаза и тепло улыбнулся:
— Ну привет ещё раз, — привычно обнимая и крепко прижимая к себе, он ткнулся губами в тянущиеся навстречу губы, потёрся кончиком носа о щёку и подбородок, собирая тонкий личный аромат. — Ты как через скрипучую половицу перелез, ниндзя полуночный?
Ответа не последовало, но Круспе и так всё устраивало. Изнутри поднялась горячая волна счастья. И было так сладко и правильно держать в руках это ладное крепкое тельце, ласкаться и притираться, что мужчина поймал себя на совершенно идиотской широкой улыбке.
Рихард наслаждался каждой минутой присутствия Пауля в своей постели и его неловкими ответными ласками невпопад. Лежа на боку и принимая в себя его член, гитарист старался придержать гиперактивного партнера, отсрочить неумолимый финал. Это могла быть их последняя ночь вместе, и Круспе отчаянно не желал, чтобы она заканчивалась.
* * *
Наступившее утро было самым обычным, но от этого не менее чудесным. Тело приятно ныло после жаркой ночи, и мужчина позволил себе немного понежиться в постели, потягиваясь и кряхтя, вспоминая самые горячие её моменты. Но время было неумолимо, и разнежившийся Круспе едва не пропустил совместный завтрак. Спускаясь по лестнице, он слышал голоса товарищей, но за обеденным столом оказались не все. Переведя взгляд на веранду, Рихард столкнулся с суровым взглядом Шнайдера, засевшего на свежем воздухе с Паулем. Глаза метнулись к сгорбленной спине Ландерса, сидевшего, уткнувшись лицом в собственные ладони.
Дум что-то ему сказал, и тот бросил через плечо на Рихарда отчаянный болезненный взгляд. И Круспе понял: «Опоздал…» Он метнулся молнией на веранду, едва не сшибая по пути стул, и столкнулся в дверном проёме со злым Шнайдером. Барабанщик перегородил ему дорогу, закрыв широкими плечами маленькую ошеломлённую фигурку в деревянном кресле.
Рихард не имел ни малейшего желания играть с ним в гляделки и, рывком втянув Дума в столовую, захлопнул за ним дверь, отрезая себя от внезапной тишины, повисшей в помещении.
К моменту, когда Круспе возник перед ним, Пауль успел взять себя в руки и сидел прямо, с каменным лицом, буравя того нечитаемым взглядом. Единственное, что выдавало его состояние, это вцепившиеся в подлокотники до побелевших ногтей и костяшек пальцы.
Гитарист тяжело опустился в освобожденное Шнайдером кресло и покорно встретился глазами. Молчание затягивалось.
— Ты должен был мне сказать, — холодно произнес Пауль, — ты не имел права утаивать от меня информацию, напрямую касающуюся моей жизни и здоровья.
— Послушай. Я… — начал блеять Круспе, но Ландерс глянул волком и продолжил:
— Я мог шагнуть из окна второго этажа, утонуть в ближайшей речке, сесть за руль. Да я мог сжечь нас всех ночью к чертям! Ты об этом не подумал?!
— Не думаю, что всё могло зайти так далеко. Ты всегда приходил ко мне в комнату…
— Каждую ночь? — хрипло спросил побледневший Ландерс.
— Нет, — Рихард поспешил его успокоить, — время от времени. Я бы сказал, что нечасто.
— Не сомневаюсь… — яда в его голосе было хоть отбавляй, и Круспе разом вспомнил все годы их непримиримой вражды. Все колкие словечки и едкие подколки, завуалированные и не очень оскорбления. Впереди замаячила перспектива пройти через это ещё раз, с той лишь разницей, что ему самому огрызаться теперь будет не с руки. А значит, Ландерс отведет душу, полосуя шкуру своей безропотной жертвы.
Круспе был предельно откровенен, отвечая на десятки неудобных вопросов, которые задавал Пауль, собирая факты для своего врача. А может и не только. Было в этом что-то унизительное, расписывать ритм-гитаристу едва ли не в подробностях то, какими способами ты его же и удовлетворял. Но Рихард надеялся искупить хоть часть вины, потакая болезненному любопытству Ландерса. Они оба чувствовали себя отвратительно, но пластырь лучше сдирать одним рывком.
— Начинайте работать без меня, — Пауль, закончив препарировать оппонента, поднялся, и, на ходу вынимая телефон из широкого кармана, покинул веранду. Рихард с горечью проводил его глазами, пока тот не скрылся за углом. Ситуация яснее не стала, скорее даже запуталась ещё больше. Мужчина рисовал себе разные финалы этого разговора, но оказался не готов остаться в подвешенном состоянии, ожидая приговора.
И если Ландерс сбежал, ничего не прояснив, то четыре здоровых мужика, которые с суровым ожиданием уставились на Круспе, едва тот вернулся в столовую, были крайне убедительны. Рихард, фигурально прижатый к стенке, не имел сил дать отпор и в общих чертах обрисовал проблему паулева лунатизма, а под злобным взглядом Шнайдера пришлось сознаться и в природе потеплевших отношений гитаристов. Теперь все карты были открыты и, заканчивая скудный завтрак в одиночестве, мужчина чувствовал мрачное удовлетворение. Дело осталось за малым: принять последствия своей ошибки.
Запал пропал, и вся суть трудового дня свелась к бесконечным дискуссиям на различные темы. Утренний инцидент никак себя не проявил, и Рихард с недоумением размышлял, с какой целью это трепло Шнайдер разнёс чужую тайну по всему коллективу? Чего хотел этим добиться? Получить рычаг на лид-гитариста? Глупо… Скорее уж тряхнул грязным бельём самого Ландерса. А ещё другом называется.
Пауль появился только после обеда, с ходу вливаясь в праздное времяпрепровождение товарищей. Круспе он намеренно игнорировал, словно того в помещении и не было. Рихард на это горестно вздыхал: разительный контраст со вчерашним днём. Всё лучшее, что было между ними, лопнуло, как мыльный пузырь, оставляя после себя глухую пустоту, которую так и тянуло хоть чем-то заполнить, потому что терпеть холодное равнодушие не было сил.
После ужина Ландерс вооружился бутылкой алкоголя, стаканами, прихватил свою болтливую подружку и заныкался в комнате.
«Раны зализывать пошёл...» — Рихард вздохнул грустно и снова уставился в кофейную чашку. Медленно тлела сигарета между пальцами. Мысли были тяжёлыми и неповоротливыми, словно валуны, и мужчина смотрел в черную остывшую бурду на столе перед собой, медленно погружаясь в отрешённое, задумчивое состояние.
— Что думаешь дальше делать? — Круспе вздрогнул и вытаращился на Линдеманна. В помещении они остались вдвоём. Когда ушли Олли и Флаке, он даже не заметил, равно как упустил момент, когда эти заговорщики приняли решение расковырять нежное нутро товарища, выставив против него самое эффективное средство.
«Сильно торопились, раз свалили, не помыв посуду» — гитарист про себя хмыкнул и добавил в общую кучу грязную чашку. — «Сволочи хитрожопые!»
Мужчина настроил воду и взялся за губку. Тянул время. Линдеманн за спиной молчал, и у Круспе знатно свербело в области затылка, но нарушать тишину первым он не собирался.
— Может присядешь уже? — Тилль предложил мягко, но настойчиво. Его тихий, грудной голос дал понять, что никто никого линчевать в ближайшее время не планирует. И Рихард сдался, длинно выдохнул и расслабился, принимая правила игры. Ему никак не удавалось найти достойный выход из сложившейся с Паулем ситуации, так может взгляд со стороны подтолкнет в правильном направлении?
— Знаешь, Риш, ты уже во второй раз вешаешь чёртов Дамоклов меч над группой.
— Во второй? А когда был первый?
— Помнишь твой побег в Америку?..
— Ты мне, что же, снова наркоту припоминать будешь? — Круспе натурально возмутился. — Да я бы может и не убегал от реальности, если бы в группе тогда была здоровая рабочая атмосфера. И можешь быть спокоен, сейчас возвращаться к этой заразе я не собираюсь.
— Это похвально, но я бы хотел попросить тебя впредь держать дистанцию с Паулем. Ему нужно время… разобраться в себе, решить медицинскую проблему. Мы не закончили работу и ещё какое-то время останемся вместе под одной крышей…
— Ты говоришь так, будто он какая-нибудь жертва изнасилования! Но я ни к чему его не принуждал и вреда не причинил, — Рихард горько покачал головой. — Или переживаешь, что мы снова начнем собачиться по-чёрному, как в старые добрые времена? Проклятие! Не было и недели, чтобы я не мечтал закопать его живьём в ближайшем палисаднике. Да я и сам не хочу проходить через это ещё раз.
Линдеманн молчал. Он странным прищуром сверлил собеседника, что-то про себя прикидывая:
— Ты так это запомнил?
— А было по-другому? — ответил гитарист удивленно, но Тилль развивать эту тему дальше не стал и, сурово сведя брови к переносице, глянул в ответ:
— В общем, будем считать, что ты меня услышал. Дай доработать нормально, без ругани и выбитых дверей. Вот вернёмся в Берлин, там уже и устраивайте ваши разборки, если ещё будет актуально.
Рихард чувствовал, что упускает что-то. Разговор с Линдеманном не дал правильных ответов, скорее ещё больше запутал. «Да что за ебучий день сегодня такой?!» — разочарованно размышлял гитарист, устало ворочаясь в постели. — «Что я не так запомнил?» Они с Ландерсом никогда близки не были, скорее наоборот, и не считали нужным скрывать это. Только в последние годы они научились, по негласной договоренности, изображать на людях обоюдное дружелюбие и симпатию. Красивый спектакль, дёшево и сердито, но, чёрт возьми, он работал! Взрослое, зрелое решение, которое пошло на пользу группе, но не сблизило самих гитаристов.
Теперь Круспе для Пауля — враг номер один. Совместная работа будет сложной, а хватит ли тому сил играть в мужскую дружбу впредь, лишь время покажет. И если Ландерса Рихард ещё мог понять, то чем руководствовался Шнайдер, бескомпромиссно занявший сторону пострадавшего друга и пылающий праведным гневом, было не ясно. В отличие от него, остальные держали свои мнения при себе и заняли нейтральную позицию.
«Хитрые расчётливые гады!» — восхитился Рихард. Одногруппники слились из-под линии огня, решая насущные вопросы через парламентёра.
Было за полночь, когда Рихард мучительно долго ворочался под гнетом мыслей, вившихся в голове по несчётному кругу. Внезапно из коридора раздался шум и неясные возгласы. Мужчина включил настольную лампу и прислушался. За дверью что-то происходило.
Сорвавшись с постели, Круспе в два шага добрался до двери и распахнул её, обнаруживая на пороге спящего Ландерса, окутанного запахом недавней пьянки. И его визиту можно было бы порадоваться, если бы не Шнайдер, которого он волок за собой на буксире. Точнее сказать, Шнайдер, всеми силами старающийся незаметно вернуть Пауля восвояси, но вполне справедливо проигрывающий ландерсову желанию совокупляться.
Ритм-гитарист плавным, привычным движением приник к так удачно подвернувшемуся Круспе, прижимаясь губами к сильной шее. Дум подавился возмущенным возгласом, когда его усилия пропали втуне, а ненавистный лид-гитарист по-хозяйски обхватил и огладил притулившееся к нему тело.
Поток сознания, который барабанщик выдавал за красочное описание собственного отношения к текущей ситуации, Круспе охарактеризовал, как пьяный бред, и прикрикнул на того, требуя заткнуться. Стоять раздетым в коридоре с повисшим на шее Ландерсом было некомфортно, и Рихард начал отступать в мягкий полумрак комнаты. Рассерженный Кристоф не отставал, едва не наступая на пятки Паулю, дёргая того за руки и требуя, чтобы Рихард отвалил. В какой-то момент Круспе обнаружил, что с Думом они вместе вцепились в Ландерса, каждый со своего бока, практически перетягивая того через порог спальни.
— Руки убрал от него, — шипел на коллегу Круспе, стараясь не дать мелкому гитаристу кулем свалиться на пол. Тот всеми силами тянулся к любовнику, не замечая, что Шнайдер практически выкручивал ему левый плечевой сустав.
— Чтоб я позволил тебе ещё хоть раз тронуть его… — враждебно шипел заплетающимся языком Дум, не подозревая, что и половины его пламенной речи никто не понял: на возникший гам из своих спален начали выглядывать остальные музыканты.
— Какого чёрта вы творите? — сонный Оливер окинул взглядом странную композицию: Пауль методично чмокал, куда доставал, рихардово лицо, стоя с заломанной Шнайдером рукой. Дум яростно выражал протест на непереводимом алкогольном наречии, а Круспе, оторвавшись губами от глубокого паулева засоса, едва успел бросить:
— Ландерс опять лунатит, — как его рот снова был атакован.
— Твою ж мать… — протянул Линдеманн, переглядываясь с молчащим Флаке и выражая их общую мысль.
Круспе зашипел и отскочил от Пауля, вильнув бедрами:
— Погоди-ка, дружок, — и перехватил цепкую лапу, пробирающуюся к нему в трусы, — Ландерс не успокоится, пока не кончит…
— Ты не тронешь его! — заверещал Дум и потянул друга на себя за вывернутую руку. Тот согнулся, ведомый этим движением и полоснувшей болью, и мучительно застонал. Рихард кинулся на защиту, стараясь оторвать клещом вцепившегося в гитариста Шнайдера. Барабанщик заголосил совсем по-бабски, схлестнувшись с крепким соперником.
— Блядь! — взвыл Рихард, — Да уймите его, пока Паулю руку не вывихнул!
Подскочивший Ридель буквально палец за пальцем отделил барабанщика от Ландерса, а затем скрутив и его самого, оттащил в сторонку. Пьяный Дум, невнятно посылающий все кары небесные на растлителя невинных гитаристов Рихарда, не собирался сдаваться и порывался заслонить Ландерса грудью от творившегося разврата. У Круспе сдавали нервы:
— Идиот! И что ты сделаешь? Будешь смотреть, как мы трахаемся? Пауль по-другому не отстанет! — И под замолчавшего от этой перспективы Шнайдера, втащил на всё готового Ландерса в комнату. Исключительно из желания мелкой пакости, прижал к захлопнувшейся с грохотом двери такого мягкого и отзывчивого товарища, набрасываясь на него с поцелуями и обжиманиями. Под его руками Пауль нежно подавался навстречу, отвечая на ласки чуть неуверенно, и Рихард приметил, что тот практически не поднимает пострадавшую руку. Мужчина притиснулся ближе, прекращая поглаживания, заботливо и аккуратно обхватывая изящное тельце. Ландерс не сопротивлялся, только прильнул виском к щеке. Круспе тихо выдохнул, обдавая горячим дыханием розовое ушко:
— Счастье ты моё горькое. Пострадал ни за что от пьяного дурака, — и, чуть нагнувшись, припал поцелуем к больному плечу. Пауль стоял тихий и не мешал Рихарду изливать на себя нежности. Дорожкой лёгких поцелуев тот вернулся к лицу и сладко прижался к губам. Чуть навалился грудью, пригвождая к двери: — Постой так, сегодня я всё сделаю сам.
И пока Пауль расслабленно крутил подбородком, открывая для ласк и бархатистые мочки, и нежную шею, все открытые участки, до которых Рихард мог дотянутся и поцеловать, тот уже запустил пятерню в паулевы спортивные штаны, сжимая пальцы на чуть опустившемся члене. Ландерс выгнулся навстречу, толкаясь бёдрами и стукаясь о дверь затылком. Подцепив резинку, Круспе потянул штаны вниз, прижимаясь напоследок губами к кончику носа и оставляя на нем игривый чмок, а после опустился на колени.
Рихард каждый раз поражался, насколько красиво был сложен Пауль, хоть целиком его рассматривай, хоть, как сейчас, частями. Как хрупки и изящны эти локти-ключицы-коленки. Сколько силы в этих подтянутых напряженных мышцах. И только он, Рихард, сейчас владел этим великолепием.
Удерживая одной рукой слишком длинную футболку повыше, чтоб не мешалась, мужчина прижался губами к плавному изгибу бедра, пометил лёгким засосом тазовую косточку, приласкал нежную кожу живота. Постепенно вобрал член в рот до основания, пальцами второй руки лаская аккуратные яички. Он был так увлечён посасыванием и вылизыванием, что и не заметил, как его макушки едва коснулась неуверенная рука, но передумав, отдёрнулась прочь.
Пауль стоял, вытянувшись по струнке, чутко реагируя на все ласки. Рихард уверенно подводил его к оргазму и чувствовал, как подтянулись яички, как до дрожи напряглись бёдра и затвердела головка. Пряная струя ударила в горло, но он не прекратил ласки, скользя губами, не надавливая, собирая последние капли. Восхитительное тело содрогалась в удовольствии, и Круспе медленно отстранился, глядя снизу вверх с грустью и обожанием, по-мазохистски забивая на собственный стояк.
Неуверенно поднявшись на затёкшие ноги, ласково прихватил сначала нижнюю губу, затем верхнюю, проник в глубь языком. Нестерпимо хотелось прижаться бёдрами, притереться болезненно напряжённым членом, но внезапно Пауль оттолкнул его двумя руками, молниеносно подтянул штаны и выскочил за дверь.
Рихард высунулся следом в опустевший коридор только чтобы увидеть, как Шнай, словно верный пёс, рысил следом за Ландерсом в его комнату. Задавив в зародыше желание ещё раз шандарахнуть дверью, Круспе уныло поплёлся в ванную. На повестке стояла ещё одна небольшая проблемка.
* * *
Не он один проспал сегодня: полуночные разборки отразились на всех. Единодушно присутствующие назначили виноватым за это, собственно, Круспе и в качестве наказания приговорили к вахте на кухне. К общему веселью не присоединились только Линдеманн с Паулем. Куда они сгинули, никто не знал, но сильно не беспокоились: автомобили стояли на месте, значит, ничего серьёзного не случилось.
Шнайдер мучился похмельем и зеленел от запаха омлета с сыром и овощами. Рихард почувствовал по этому поводу некоторое удовлетворение. За его ночную выходку Дума следовало бы проучить, но Круспе благородно не бил убогих и не издевался над слабыми. Тем более, возмездие само нашло своего героя.
Время завтрака осталось позади и полным ходом надвигался обед, а две потеряшки всё не объявлялись. И пока Шнайдер отлёживался в своей комнате, оставшееся трудоспособное население вяло разгребало наработки последних дней, оценивая их свежим взглядом. Материал был хорош, и Рихард даже понимал, где нужно подправить, чтобы стало ещё лучше, но, как группа недавно заметила, всё это великолепие сильно отклонилось от задуманной концепции. И им ещё предстояло решить, зарубить ли на корню отличную идею следующей пластинки или переработать практически готовые треки на новый лад.
На кухне своим ходом творилась кулинарная магия, и Круспе то хмурил брови, то удовлетворенно кивал головой, пробуя варево из разных котелков, когда со стороны коридора послышались знакомые голоса. Отложив ложку, гитарист высунулся им навстречу.
— А мы вас потеряли! — опуская вежливые приветствия, заявил Рихард. В ответ Ландерс, вскинув голову, скользнул по нему быстрым взглядом и отвернулся. В этот момент лид-гитаристу стало понятно, что тот в курсе ночных событий и всех неприятных подробностей.
На помощь пришел Линдеманн, прерывая возникшую неловкую паузу:
— На рыбалку ходили, — и повел подбородком в сторону лежавших вдоль стены спиннингов и рюкзаков. В небольшом ведре виднелись гладкие блестящие спинки, увенчанные длинными плавниками. Круспе брезгливо поморщился:
— Не в мою смену! Нет! Я их даже пальцем не коснусь. Сами со своей рыбой разбираться будете, — и спешно скрылся на кухне, в своем привычном и понятном царстве полуфабрикатов.
И как-то с того дня повелось, что Ландерс начал целенаправленно избегать Рихарда. Тот с сожалением заметил, что они больше не остаются одни в комнате. Если по какой-то причине Пауль не мог сию минуту покинуть вражескую территорию, с ними оставался кто-нибудь для нечётного числа.
Особенно Круспе задел факт, что Пауль больше не обращался к нему лично: в кухне скромная благодарность произносилась в сторону холодильника, в студии замечания и предложения — в сторону лид-гитары. В остальное время они жили вроде под одной крышей, но словно в параллельных вселенных. Ритм-гитарист виртуозно то ли маскировался под окрашеные стены, то ли растворялся в воздухе с табачным дымом, то ли проваливался под землю. Круспе поначалу даже предпринял попытку выцепить этого супергероя, чтобы прижать того в углу для серьёзного разговора, но манёвры пресёк Линдеманн, как оказалось, не спускавший глаз с попавшего в опалу коллеги. По выражению его лица Рихард понял, что не видать ему Ландерса, как своих ушей. Сразу пришло осознание, откуда у шумного и вездесущего Пауля отросли столь несочетающиеся с его характером способности: коллектив встал между гитаристами стеной.
Было обидно, и Рихард всё чаще в мыслях сравнивал текущую прохладную атмосферу в группе с временами работы над третьим альбомом. Тогда тоже корнем зла выступил Ландерс: зубоскалящий и ядовитый, не упускающий случая унизить Рихарда в своей язвительной манере. Ничего удивительного не было в том, что при таких условиях нездоровые, пагубные пристрастия взяли верх и от собственного детища спасаться пришлось на другом краю света. А ведь Круспе тогда действительно подумывал завязать и с наркотиками, и с группой. Отсечь, как ножом, всё больное и смрадное. Начать заново. В другой стране. С другим коллективом.
Рихард горестно вздохнул над немытыми тарелками. Молодой был, зелёный, горячая голова. Тогда ещё могло бы выгореть, теперь было страшно и подумать, чтобы бросить из-за случайного секса с коллегой дело, которому отдал половину жизни.
Пока руки круговыми движениями намыливали стекло, закралось смутное подозрение, что вот теперь происходит нечто странное. Нехитрая физическая работа давала уйму времени на самокопания и анализ. Подозрения подтвердились через пару дней, когда лид-гитариста снова поставили к плите в обход общего списка. Тогда-то Круспе и допёр, что на него повесили и паулевы смены. «Расчётливые злопамятные мудаки!» — шмыгая носом и потирая кулаком слезившиеся глаза, Рихард вымещал злость на головке луковицы.
Смиренно волоча бремя изгоя, Круспе не переставал удивляться тому, как всё обернулось. Когда утихла обида и самолюбие опустило голову, мужчина всё чаще стал задумываться об отношениях с Паулем. И дураку было видно, что от произошедшего тот не в восторге. Рихард рад был бы сказать, что от них тут ничего не зависело, но врать себе не любил. Если б действительно не хотел трахнуть ритм-гитариста, то никакие силы его бы не заставили.
Кто бы сказал ему раньше, что самозабвенное потворствование чужому недугу в итоге выльется в мерзкое чувство вины перед Паулем. Всё верно: Ландерс — жертва, он сам — чудовище, вот только смириться с таким положением дел Круспе отказывался. Он в корне не был согласен с вежливым лицемерным нейтралитетом товарищей и оскорбленным молчанием Пауля. Рихард и представить себе не мог, что однажды будет наказан за секс, в котором каждый из участников получил то, на что рассчитывал. Гитарист было сунулся к Тиллю с жалобами, мол, удовольствие было обоюдным, а огрёб он один, но поддержки снова не нашёл.
Незадолго до намеченной даты отбытия из злополучного домика Ландерс снова пришёл посреди ночи. Но в этот раз Рихард не стал малодушно заметать следы и щедро разукрасил его тело засосами. Круспе ласкался неторопливо, растягивая удовольствие, заставляя их обоих сходить с ума от желания. И Пауль был таким послушным и чутким в его руках, что сердце щемило нежностью и кололо острой болью от того, как совершенно они подходили друг другу.
Наутро Ландерс был зол, как чёрт, и убивал Рихарда взглядом. Тот в ответ всем видом излучал самодовольство, а про себя молил Пауля сорваться и высказать свои наболевшие претензии в лицо. Гитарист по опыту знал одно: им нужна отличная ссора. С криками и, возможно, мордобоем. Но эта мелкая сволочь подавилась бы собственным ядом, если бы хоть в чём-то угодила своему врагу. Ландерс просто молча собрал чемоданы и, не позавтракав, свалил домой, в последний момент прихватив подпевалу Шнайдера.
Под выразительными взглядами оставшихся коллег Рихард покаянно вздохнул и развёл руки.
В Берлин вернулись досрочно.
* * *
Они все практически потерялись на пару месяцев. Рихард предавался несвойственному ему безделию и медленно задыхался под давлением бытовой рутины. Редкие сообщения на телефон от согруппников картины не красили, работа полностью встала и скудные наброски будущих песен безжалостно писались «в стол».
Единственное, что могло развлечь Круспе это общение со своим выводком. Такие разные, часто невыносимо шумные, они без особых усилий втягивали отца в свои авантюры. И Рихард млел от мысли, что в своё время умудрился не просрать эту часть своей жизни, по иронии судьбы, едва не опоздав с осознанием значимости этих маленьких человечков и со своей отцовской заботой. Во всяком случае, младшей дочери его точно упрекнуть не в чем.
Круспе ничего не мог поделать с тем, что его родительские чувства проснулись так поздно. Он оправдывал себя сильной занятостью, бесконечными гастролями, пагубными зависимостями, образом жизни, в которой детям места никогда не было и быть не могло. Все свои силы и способности Рихард тогда клал на алтарь своего самого главного ребёнка — группы, всё остальное было вторично.
Наверное, нужно было опуститься практически на самое дно, чтобы расставить приоритеты иначе. Круспе не знал, что это за чёртова магия, но она преподнесла ему ещё один сюрприз: мужчина всё это время страшно скучал по Ландерсу.
Рихард долго размышлял, то ли он сам бракованный экземпляр и всё человеческое доходит до него с сильным опозданием, то ли Пауль изменился в какой-то период настолько, что Круспе неожиданно для себя влюбился в него как пацан. Возможно, истина была, как всегда, где-то посередине.
Не было дня, чтобы Рихард не думал о нём. Когда набрался смелости для серьезного разговора, даже первым позвонил, но трубку не взяли. Ландерс продолжал его игнорировать, оставляя без внимания любые способы связаться с ним. Когда сложившийся порядок Рихарду осточертел, он начал ненавязчиво выпытывать у согруппников про паулевы дела и молчит ли тот со всеми остальными. Узнать ничего не получилось, товарищи лили воду в уши и не давали никакой конкретики. Вызверившийся Круспе даже сорвал злобу на Риделе, вопрошая в грубой форме, доколе они будут прятать Ландерса. На что тот бесхитростно ответил:
— Появится, когда сочтёт нужным.
Но это счастливое время всё не наступало, и Рихард решил пойти другим путём. Он пригласил на ланч Шнайдера. В официальной повестке было восстановление пошатнувшейся дружбы, неофициально Круспе планировал выведать причины, по которым Дум так отчаянно защищал Пауля, что поставил его интересы выше интересов группы.
Под пиво и колбаски Шнайдер с удовольствием трепался об успехах своих спиногрызов, о прошедшем отпуске и новой машине, на которую положил глаз, но денег жалеет. Круспе кивал, как китайский болванчик, в правильных местах поддакивал, и всё никак не мог перевести беседу в нужное русло. В конце концов не выдержал и спросил в лоб:
— Пауль меня сильно ненавидит?
— А ты как думаешь? — ушёл от ответа барабанщик. Укоризненный взгляд Круспе его совсем не тронул. — Знаешь, рад был встретиться, хорошо посидели, но мне уже нужно бежать.
Рихард уставился в окно, пока его друг надевал куртку и отсчитывал наличными свою часть по счёту, включая чаевые. Круспе изначально не возлагал больших надежд на этот разговор, но Дум всё равно разочаровал его. Запихивая бумажник в карман, тот усмехнулся:
— Забавно, что теперь и ты им заинтересовался.
Рихард поражённо замер. Была ли фраза с подвохом и пытался ли Шнайдер на что-то намекнуть? Например, на то, что к недотроге Ландерсу уже выстроилась очередь и сам Круспе в ней не первый? Гитарист вскинулся, но Дума и след простыл, а неприятный осадок остался. Похолодевшими пальцами набрав телефонный номер, Рихард поставил Линдеманна перед фактом, что явится к нему на ужин.
Прибыв к оговоренному времени и с порога всучив гостеприимному хозяину в руки бутылку вина, Круспе целеустремленно двинулся в кухню и занял излюбленный стул у окна, вертя в пальцах пачку сигарет. Тилль жил один, тихо и полюбовно расставшись с очередной пассией перед творческим уединением в глухой деревне. Рихард их с трудом выносил: всех этих временных девиц, что сменяли одна другую в этих апартаментах, надолго не задерживаясь. Ему казалось, что они отнимали у него вот эту свободу внезапного сеанса душевных разговоров с древним другом с глазу на глаз. Порою некоторые проблемы требовали безотлагательного обсуждения, прямо как сейчас, а бороться за нерезиновое время Линдеманна было ниже достоинства.
— На тебе лица нет, — Тилль взял дело в свои руки, войдя следом, — что случилось?
— Ты случаем не в курсе, кто к Паулю яйца подкатывает? — и видя растерянное лицо товарища, пояснил, — Шнай сказал, что им кто-то интересуется.
— А с чего ты взял, что тут замешан сексуальный подтекст?
— А как ещё можно понять фразу «теперь и ты им заинтересовался» после того, как мы с Паулем переспали и я, к собственному удивлению, оказался не против это повторить?
Тилль взял паузу и, окинув взглядом этикетку, поставил принесённое вино в холодильник, вынимая на замену запечатанную бутылку виски:
— И ты решил, что речь идёт о ком-то ещё?
— Разве это не очевидно? Получается, что спать со мной Ландерсу стрёмно и унизительно, а кому-то такие подкаты прокатывают. И стоило ему играть в оскорбленную невинность, кладя огромный болт на наше общее дело и саботируя работу, если я в очереди на его задницу даже не первый?
Линдеманн всучил ему стакан с алкоголем:
— Не знаю я ни про каких других поклонников Ландерса, но ты мне ответь, на кой он сам тебе сдался? — и выжидательно уставился на растерявшегося Круспе. Рихард не ожидал, что из дознавателя сам превратиться в допрашиваемого. По пути сюда ему и в голову не пришло, что придётся доказывать свои права на ритм-гитариста.
— Хрен его знает, как так вышло, — Рихард, замявшись, начал делиться наболевшим, — но я серьёзно влип, Тилль. Запал на него — сил нет, а что дальше делать, не знаю.
Он отхлебнул немного и уставился на кубики льда в стакане:
— Так нелепо получилось, я же сначала на полном серьёзе думал, что смогу прижать его к ногтю этими его ночными потрахушками. А потом понял, что Ландерс за себя не отвечает и не знает, что его член живет собственной жизнью. И в какой-то момент эта игра в одни ворота перестала окупать себя. И секс не регулярный, и куча ограничений, чтоб не выдать себя, да и не расскажешь никому! Я ж понимал, как всё это со стороны выглядит, собственно, оказался прав по итогу, но я оттягивал момент разоблачения. Понимал, что ничем хорошим он не обернётся.
Круспе поднял печальный взгляд на Тилля. Тот стоял чуть поодаль молча, скрестив руки на груди. Выглядел грозно и внушительно, но Рихард знал, что это видимость. Он всегда мог обратиться к Линдеманну за советом и получить помощь, платя за них искренностью.
— Я не знал, как загладить свою вину перед ним. Стал сговорчивее в студии, сдержаннее в спорах. А потом понял, что он отвечает тем же. Оказалось, так просто: взять и увидеть в нём человека. Знаешь, Пауль как ответ на все мои вопросы, такой правильный и подходящий только мне. А я всё просрал и понял это только здесь, в Берлине, когда остался…
Круспе грустно улыбнулся, когда его проникновенный монолог прервал сигнал духовки: запечённая утка была готова скрасить сугубо мужской вечер. Перебравшись за обеденный стол, Линдеманн, освежив напиток, решился на откровение:
— А ты знал, что в ту ночь, когда пьяный Шнай едва не вывихнул Паулю руку, тот не спал?
Рихард вскинулся и с изумлением уставился на него, ожидая продолжения.
— Как Ландерс сам сказал, острая сильная боль его разбудила и в твою комнату он пошёл по собственной воле.
— Но зачем? — Рихард старательно воскрешал в памяти тот эпизод.
— Чтобы понять. Увидеть своими глазами.
Рихард уронил столовые приборы на салфетку и поражённо откинулся на спинку стула:
— То есть, весь тот лютый пиздец, что он мне после устроил, был, потому что ему что-то не понравилось? Иначе я не понимаю, почему сначала он добровольно трахается со мной, а потом за это же и ненавидит.
— Он хотел с тобой помириться. Я вытащил его с утра пораньше на рыбалку, чтобы также поговорить по душам, произвести разведку местности и прикинуть план дальнейшего выживания среди ваших боевых действий. Мы договорились с ним, что он попробует решить вопрос мирно, но твоя пресная морда всё испоганила. Накинулся с порога из-за этой проклятой рыбы, только что дверью не хлопнул. Пауль тогда послал всё к черту и, знаешь, мне его не в чем упрекнуть.
— Почему? Ты мог сказать мне, и мы бы помирились ещё тогда.
— Таковым было его решение. Вы худо-бедно работали в студии, так зачем вмешиваться и нарушать хрупкое равновесие?
— А мне что теперь делать скажешь? — начинал злиться Круспе. Было странно и крайне неприятно, что за его спиной решили его же судьбу те, кого он называл друзьями долгие годы. — Что мне делать с тоской в сердце, когда на стену лезть хочется от безысходности? А с любовью? Не «поболит и перестанет», Тилль. Я даже не знаю, как смогу с ним в одной комнате остаться, если он объявится, не выставив себя полным дураком. Как мне дальше работать с ним вместе, когда он так меня ненавидит?!
Линдеманн недобро улыбнулся и у Рихарда засосало под ложечкой:
— Так же, как Пауль работал все эти годы.
— Он мне теперь мстит за прошлые обиды?
— Ты плохо знаешь Пауля, если делаешь такие выводы. Злится на всю эту ситуацию, да, но тебя он не ненавидит. Ты ему столько крови за эти годы попортил, что Ландерсу лучше, когда между вами есть внушительная дистанция.
— Снова я виноват, — Рихард раздраженно цокнул языком, — а то, что он меня постоянно выбешивал, это нормально? Думаешь, мне легко было, когда нужно альбом записывать или в тур ехать, а я не мог себя заставить находиться с ним рядом и хоть как-то взаимодействовать! Когда на моё одно слово, он выдавал десять, и среди них не было ни одного хорошего. Разве мне он кровь не портил?
Линдеманн смотрел в ответ с жалостью. Наверное, так смотрят родители на нерадивых детей, устало, обреченно и с сожалением. Рихард скорее всего удивился бы такой реакции, если бы имел время её хорошенько обдумать, но Тилль не доставил ему такой радости:
— Действительно иронично, что теперь и ты им заинтересовался.
— Твою мать! Скажи прямо!
— Если Пауль и ненавидел тебя, то давно и совсем недолго, — Линдеманн проговаривал слова медленно, дразня или наказывая Круспе неизвестностью. — Он любил тебя практически с самого начала и всячески старался произвести на тебя неизгладимое впечатление, но, как видишь, безуспешно.
Круспе застыл поражённо. Верилось с трудом, что Ландерс был на такое способен.
— С чего ты взял?
— Он сам рассказал.
— Тебе? — Рихард ушам своим не верил.
— Вообще-то нам четверым, — и, видя, как побледнел Круспе, Тилль сжалился. — Ты ничего такого не замечал, да?
Рихард заторможенно покачал головой. Сердце колотилось как бешеное, во рту пересохло, и он осушил стакан залпом:
— Расскажи, — тихим, надломленным голосом попросил, — пожалуйста.
Круспе поднялся, направляясь на небольшую террасу и вынуждая Линдеманна следовать за собой. Там, на холодном берлинском ветру, впервые с начала разговора Рихард смог вдохнуть полной грудью. Стало немного легче. Прикуривая сигарету, он взглядом показал Тиллю, что ждёт подробностей.
— Честно говоря, ты не один такой идиот слепошарый. Никто из нас Ландерса не раскусил, пока не стало поздно. — Линдеманн прикурил и встал напротив. — Со стороны казалось, что вы — два махровых эгоиста, глотки друг другу перегрызть готовы за место под Солнцем. Вечно несогласные, постоянно ссорящиеся, глухие к чужому мнению. А потом ты сорвался в эту чёртову Америку, и было не понятно, когда вернёшься и вернёшься ли? Мы ведь тогда были готовы к любому исходу, но Пауль не стал ждать и отпускать дело на самотёк.
Рихард, затушив сигарету, принес бутылку виски и отпил из горла. Пальцы немного дрожали. Не понятно только: от холода или от нервов. Достав из пачки следующую сигарету, он глухо бросил:
— Продолжай.
— Помнишь, к тебе Шнай прилетал разведать обстановку, уговорить вернуться? Его Пауль попросил. Понимал, что появись он лично на твоем пороге, и группе наступит конец. Подговорил друга. Помнишь, что ты ему ответил?
— Я был нетрезв, — Рихард знал, как жалко прозвучало это оправдание. Что-то смутное вспоминалось. Он тогда был на взводе, кажется, сказал лишнего. Возможно, в тот момент Круспе даже сам в свои слова верил.
— Это не помешало тебе облить дерьмом Ландерса и заявить, что с ним ты не то, что в одной группе, на одном континенте находиться отказываешься. Он тебя услышал. И когда ты в Штатах прикидывал, как бы эпичнее поиметь нас всех, группа де-факто уже не существовала.
Рихард недоверчиво повёл бровью:
— Что ты хочешь этим сказать? — с трудом верилось, что хоть один из них на полном серьёзе готов был бросить «Раммштайн».
— Наш менеджер вовремя подсуетился и позвонил мне. Ему доложили, что Ландерс консультировался с юристами лейбла о досрочном расторжении контракта и размере штрафных выплат. В архивах «Юниверсал» наверняка остался экземпляр заявления о расторжении с его единственной подписью. Пауль наотрез отказывался работать в нашей группе. Мы бросились его убеждать не ломать дров, тогда-то он и признался, что не только в нашем коллективе дело.
Линдеманн забрал бутылку, отпил и убрал её подальше от Круспе:
— Оказывается, что он любил тебя всё это время, терпел все твои замашки, а то, что огрызался, — Тилль надавил голосом, когда увидел, что Рихард раскрыл рот и вскинул палец, — так в силу характера не мог позволить втаптывать себя в грязь. И он решил уйти, раз был тебе настолько противен. Нам понадобились две недели, чтобы уговорить Ландерса не ставить крест на группе.
— Бред какой-то…
— Разве? Когда ты, наконец, позвонил и дал своё королевское согласие вернуться к работе с нами, мы замолчали факт, что возвращаться некуда. Если бы ещё и ты вздумал взбрыкнуть, чтобы не уступить Паулю призового места, то всё там же и закончилось бы.
— Стой! — Круспе старательно складывал картинку по кусочкам. Находились лишние. — Погоди, но ведь он в то время уже был женат! Как ты это объяснишь?
— С Ариэллой Ландерсу вообще сказочно повезло. Удивительная девушка! Могу поспорить, ты не знал, что это она начала ухаживать за Паулем. Проявила инициативу, окружила его домашним уютом, как только женщины умеют делать. Я как-то имел возможность наблюдать за ними: с нею Ландерс был расслабленный и довольный. С Ариэллой он оживал после ваших бесконечных ссор. Она стала ему очень близким другом, возможно, дальше он бы её не пустил, но всё решила беременность. Пауль ни за что в жизни не оставил бы своего ребенка и не лишил бы его полноценной семьи.
Линдеманн смотрел с жалостью, но продолжал добивать словами:
— Если ты всерьёз думаешь, что, узнав о твоих чувствах, Ландерс вприпрыжку кинется в твои объятия, то ты в корне неправ. Он давно переболел тобой, Рихард. Твоё время ушло. Теперь его девочки — его отдушина. Их он не оставит и не променяет. Тем более на тебя.
* * *
С того разговора минуло несколько дней, а Круспе всё не находил себе места. Было больно от нерастраченных чувств и обидно, что ему не дали не то, что второго шанса, даже возможности проявить себя. Доказать, что его любовь — это не блажь и не придурь надвигающейся старости.
Было горько от осознания, что время безвозвратно упущено. Потеряно навсегда. Отнято по чужой прихоти, и исправить хоть что-то уже не получится. А может он сам всё просрал? Рихард долго думал одинокими ночами, а смог бы он тогда заметить паулевы чувства? Смог бы принять их? Может даже ответить на них?
«Нет. Вряд ли.» — гитарист оставался с собою честным. Ландерса даже до недавнего времени он воспринимал как помеху, как соперника. Без вины виноватого только потому, что Рихарду так было удобно. Он изводил Пауля нападками, спорил с ним из принципа, не позволял оказаться хоть в чём-то лучшим. Круспе становилось дурно от мысли, как же Ландерс терпел всё это годами? Снова и снова вставая под удар, сначала потому, что любил, а затем потому, что его настойчиво просили об этом.
Рихард понимал, зачем Линдеманн рассказал ему всё это. Головой понимал, что тот волновался за будущее группы. За то, что на этот раз не смогут уломать Пауля остаться, если тому придёт в голову показать зубы ещё раз. Но сердцем Круспе не принимал того, что за его спиной столько лет друзья, те, кого он называл семьёй, прятали большой секрет. Или даже вернее — под носом. Гордо задранным носом блистательного герра Круспе. Как он мог быть настолько слеп?
* * *
События текли своим чередом. Рихард оставил свои бесплодные попытки выйти на Пауля и сосредоточился на музыке. Душевные метания стали хорошим помощником в сочинительстве, и стихи и мелодии выходили из-под пальцев легко и непринужденно, словно только и ждали момента быть выпущенными в этот грешный мир.
Ближе к октябрю группа полным составом встретилась в офисе, чтобы наметить планы на следующий год. Общим собранием было решено устроить фестивальный тур летом, и менеджмент жадно вцепился в эту идею, прикидывая объём работ.
Рихарду было странно видеть Пауля так близко спустя месяцы, которые тот планомерно избегал его. Круспе поначалу казалось, что он и в самом деле будет выглядеть перед Паулем дураком: таращиться без конца на Ландерса, громко и ненатурально смеяться над его шутками или, наоборот, будет сидеть с серьезной мордой, боясь сказать что-нибудь не так.
Рихард не мог с уверенностью сказать, что Тилль не передал Паулю суть их приватного разговора. До недавнего времени линдеманновская преданность не вызывала нареканий. Теперь же мужчина не был так убеждён в его лояльности.
Но ничего страшного на самом деле не произошло. Ландерс немного задержался и, войдя в просторный кабинет, занял свободный стул рядом со Шнайдером. Сердце пустилось вскачь, неприятно вспотели спина и подмышки, но через пару минут отпустило. Рихард незаметно перевёл дыхание. Всего лишь один день в офисе, ничего необычного. Всего лишь хочется медленно и развратно ползти через весь стол к Ландерсу. Поймать и не отпускать его удивленный взгляд. Впиться поцелуем в сердито поджатые губы.
Круспе уставился в пустой блокнот перед собой. Время в разлуке не сделало его страстное желание хоть чуточку менее иссушающим. К Паулю тянуло невыносимо, но тот, как на зло, смотрел исключительно в другую, от Рихарда, сторону.
В голове промелькнула шальная мысль послать всех лесом. Разорвать порочный круг ссор и ненависти, обид и непонимания. Они ж не хомяки, годами бегать в этом чёртовом колесе! О какой плодотворной работе можно говорить, если, находясь с Ландерсом в одном помещении, Рихард чувствовал себя впервые влюбленным школьником? Подобно истинному пацифисту, гитарист внезапно уверовал, что его любовь могла бы изменить сложившийся порядок. Ведь было же всё отлично в том злоебучем домике-студии, пока Ландерс не начал лицемерить, пока Линдеманн и Ко не стали морализаторствовать.
Внезапно захотелось плюнуть на группу, плюнуть в лицо каждому мерзавцу, столько лет притворявшемуся другом, и свалить куда-нибудь. Потеряться. Без средств связи. Как в шпионском боевике. Уйти навстречу закату, оставив за спиной растерянных от такой выходки одногруппников, и не обернуться на взрыв, когда у тех сдетонирует.
Рихард усмехнулся сам себе. Ага, так они и позволят ему уйти. Загубить дело всей жизни. Уговаривать будут. Давить на жалость и взывать к здравому смыслу. Может быть даже сами принесут ему Ландерса, перевязанного ленточками, только бы сменил гнев на милость. Вот это был бы номер…
— …говорю, что нужно иначе сделать. Рихард, твоё мнение?
Круспе вскинул глаза. Замечтавшись, он упустил суть спора, и теперь на него вопросительно смотрели все присутствующие. Кроме, конечно же, Ландерса, увлечённо ковыряющего ноготь на большом пальце.
— Ну, так, — прочистив горло, Рихард спросил, — о чём была речь?
— Мы обсуждаем сет-лист, — Линдеманн говорил вкрадчиво, как с глупым ребёнком. Шнайдер неприятно ухмылялся, и у Круспе сложилось впечатление, что над ним издеваются, — чтобы, в конце концов, прикинуть, какое оборудование нам в туре понадобиться и разойтись по домам. Ты вообще с нами или как?
Вот он — подходящий момент! Правильные слова так и рвались с языка.
«Пошли их в задницу вместе с сет-листом и оборудованием! Ты мужик или нет? Покажи характер! Докажи, что у тебя стальные яйца!» — Рихард приосанился, отлепляясь от спинки стула, и обвел коллектив суровым взглядом из-под бровей…
Речь была длинной и пламенной. Круспе выдал им всё, что думал, подкрепляя аргументами. Ладони уверенно рассекали воздух, рисуя затейливые фигуры и указывая направления, вынуждая сидевшего рядом Флаке постоянно уклоняться, чтобы не получить по лицу. Одногруппники слушали молча, хмурили брови. Кто-то даже порывался вставить пару слов, но быстро сдулся, не выдержав встречного напора. Менеджеры уткнулись в блокноты, стенографируя монолог для потомков.
Когда слова закончились, Рихард с видом победителя развалился на стуле, обводя своих слушателей горящим взглядом.
— По-моему, — тихо вступил Оливер, — идея отличная.
— Да, — поддержал его Линдеманн, —наверное, так будет лучше для всех.
— Если Круспе этого хочет, — холодно подхватил Ландерс, — кто мы такие, чтобы вставать у него на пути. Предлагаю на этом закончить.
— Да-да, — засуетились менеджеры, — мы услышали достаточно. Мы свяжемся с вами, когда будут готовы документы.
Рихард первым встал из-за стола и важной походкой направился прочь из офиса. На улице, за бетонными стенами, догорал закат. За спиной остались шушукающиеся коллеги и до Круспе ещё долетали обрывки фраз: «отличный сет-лист», «шоу будет феерическим».
* * *
Зима была унылой. Рихард свозил детей на Балтику на пару недель. Слетал в Нью-Йорк на Рождество. А потом просто засел в домашней студии и страдал. Сначала злился, что Ландерс — такая принципиальная сучка и банально вычеркнул опального согруппника из своей жизни. Потом пытался откатить свои чувства назад, до записи альбома, когда неприязнь была единственным, что он мог предложить мелкому коллеге. Попытка была провальной. Новые обстоятельства не позволяли вернуться в свой маленький уютный мизантропический мирок.
И Круспе сдался. Отчаяние захлестнуло его, когда Пауль стал приходить во снах. И там он был воплощением мечты: игривым, любящим в ответ, нежным, страстным. Вернулся утренний стояк. Рихард уже и позабыл эти ощущения, когда хочется, едва проснувшись, притиснуться к любимому человеку, переплестись руками и ногами, начать новый день, двигаясь в унисон, навстречу друг другу.
Гитарист просто смирился. Внезапно вспыхнувшие страсти улеглись, оставляя после себя уверенную, ровно горящую любовь. Она ощущалась так монументально и незыблемо, что Рихард опустил руки, прекратил мучить себя, принимая новую веху своей жизни. Ландерса он больше не искал, предпочитая любить на расстоянии.
Когда весною Рихард вошел в репетиционную, он был настроен на подготовку к грядущему фестивальному туру, а косые взгляды коллег и холодок со стороны ритм-гитариста были, что слону дробина. Никто не знал, но Круспе с неделю настраивал себя перед зеркалом прежде, чем выйти в своей новой чувственной влюблённой ипостаси в свет. В конечном итоге, победу одержал профессионализм. Рихард провёл черту между объектом своего обожания и его реальным злобным прототипом. Разделил Ландерса на двое: в своей памяти и гулко бьющемся сердце оставляя хрупкого, пылкого возлюбленного, а в реальности — жёсткого, бесчувственного придурка.
Серая схема работала, жаль, что не долго. Взаимное игнорирования гитаристами друг друга заметно усложнило процесс коммуникации в группе. Нет-нет, да приходилось прожигать засранца взглядом, чтоб знал своё место. Вскоре Рихард поймал себя на том, что исподтишка следит за Паулем, и от отчаяния едва не заскрипел зубами. Каждый рабочий день сводился, в конечном итоге, к тому, в каком настроении Ландерс пришёл на репетицию, с кем разговаривал, что делал. Круспе заметил, что без регулярной информационной подпитки его внутренний влюбленный Пауль хиреет и бледнеет день ото дня, проигрывая своей живой стервозной версии.
И Рихард снова злился. Мужчина никак не мог взять в толк, чего Ландерс на него так взъелся? Что такого особенного произошло между ними в дремучей деревне, чтобы теперь так переживать и портить себе и остальным жизнь? Был бы Пауль натуралом, его ещё можно было бы оправдать переживаниями за поруганную честь. Но Линдеманн заложил его с потрохами! Влюбляясь в другого мужика, Пауль разве не предполагал, что однажды с ним может приключится однополый секс? Рихард даже фыркнул от своей мысли. Допустить, что такая активная и энергичная, любознательная личность, как Ландерс, будет наслаждаться исключительно платоническими чувствами, было нелепо.
Так что ему мешает довольствоваться, пусть и припозднившимся, физическим опытом? Или кто-то встал между ними? Как там Тилль сказал: его девочки? Да, Рихард видел её несколько раз на официальных мероприятиях, эту фрау Ландерс. Ординарная дамочка, звёзд с неба не хватает. Как Ландерс прожил с ней столько лет ради ребёнка?
Нет. Круспе покачал головой. Тут что-то другое. Пауль самолюбив настолько, чтобы никогда не приносить себя в жертву чужой прихоти. Оставалось одно: узнать своего врага в лицо! Выяснить, чем эта женщина зацепила Ландерса так сильно, что заставила того отмахнуться от любви к лид-гитаристу и годами цепляться за ее юбку?
Очень споро Круспе вытряс номер телефона этой женщины у старшей дочери и не придумал ничего умнее, чем первым делом узнать рецепт её тефтелек, которыми хвалился Пауль на прошлой неделе. Рихард ещё раз перечитал отправленное сообщение и подавил страстное желание разбить собственное лицо о дубовый обеденный стол. Затея выглядела нелепой, план не был продуман, но отступать и зачищать следы было уже поздно: она прочла.
И ответила, выждав несколько часов, в течение которых Круспе протоптал дорожки по паркету, нарезая круги около телефона. К огромному удивлению, их общение завязалось и переросло в ежедневный обмен милыми картинками и адресами новых кафе и ресторанов. Когда Рихарду стало казаться, что беседа сходит на нет, он волевым усилием раскрыл в себе женские чакры и подписался на несколько дамских форумов ради горячих материалов и свежих сплетен.
Через месяц они уже трепались как заправские подружки и ни одного из них не смущало, что эта регулярная дружеская переписка носит сугубо виртуальный характер. Единственным табу было упоминание самого Пауля и природы его отношений с супругой. Рихард несколько раз «забрасывал удочку», но Ариэлла умело переводила тему, всячески давая понять, что о личной жизни распространяться не собирается. «Ведьма!» — раздосадовано думал Круспе, отправляя весёлый ролик с игривыми щенками.
Ландерс же всё это время оставался «журавлём в небе». Каждый день рядом, он уже и не прятался вовсе, но всё равно хрен достанешь. Рихард готов был лезть на стену от бессилия: по всем фронтам ему светил грандиозный облом. При этом сам Ландерс каждый вечер с радостью уезжал домой и довольный возвращался утром.
Круспе обречённо, в красках, представил себе эту картину. Вот Пауль заходит в кухню и ласково обнимает свою жену, целуя в висок. Тёплый семейный ужин с обсуждением прошедшего дня. Вот Пауль заходит в ванную и прижимается к жене сзади, притискивая её к раковине, и игриво ласкает, пока та продолжает чистить зубы.
Рихард представил, как тот овладевает Ариэллой на мягкой супружеской кровати. Как они двигаются друг другу на встречу, меняя любимые позы. Или Пауль жёстко трахает её в сумраке на обеденном столе, разложив по полированному дереву. Там, где через несколько часов будут завтракать их дети…
Круспе пил виски, как воду, стакан за стаканом. Внутри разливалось мерзкое чувство, которое спустя час самокопания, мужчина признал как ревность. Они где-то там, несколькими кварталами выше по улице, милуются и радуются. Мелкая вшивая семейка паскудников! Захотелось сделать гадость. Толком не отдавая себе отчёт в своих действиях, Рихард открыл знакомый чат и заговорил:
— Как думаешь, Пауль тебя любит? А ты ему веришь? Ты готова простить ему то, что он всё ещё хочет меня? Знаешь, что было в деревне во время записи? Он приходил ко мне ночами. Довольно часто. И трахал, как последний раз в жизни. Ты готова смириться с тем, что тебя ему мало? Скажи, только честно, он называл тебя моим именем?
Вот и всё… Рихард откинулся на спинку дивана, устремляя рассеянный взгляд в окно, на пейзажи вечернего Берлина. Он раскрылся, выдал себя с потрохами. Жалел ли? Породистое лицо слегка скривилось: не время для жалости. Ставки высоки и сочувствовать сопернице было бы глупо.
Не прошло и двадцати минут, как во входную дверь отчаянно начали звонить и заколотили. Рихард лениво поднялся и, слегка задевая косяки, поплёлся в прихожую.
«Не иначе, как на метле прилетела» — промелькнуло в мыслях, когда на пороге обнаружилась злая Ариэлла, в простой домашней одежде и с растрёпанными волосами. Круспе хотел уже поинтересоваться, как она разминулась с консьержем, но только старая въевшаяся реакция уберегла его лицо от хука справа. Сграбастав её за шею, Рихард крепко прижал женщину к себе, не позволяя ей развернуться в полную силу. В печень прилетело тут же, и он успел порадоваться, что бьёт Ариэлла по-бабски неумело и слабо. Показалось плёвым делом выдержать ещё несколько ударов по спине и рёбрам, пока эта дурная сучка не вцепилась зубами в грудную мышцу.
Рихард зашипел сквозь зубы и с трудом оторвал от себя этого человекоподобного питбуля. Удерживая женщину за загривок на вытянутой руке, Рихард готов был рассмеяться. Со стороны это выглядело, наверное, комично: он, крупный мужик, держит миниатюрную даму, как нашкодившего щенка, едва не отрывая от пола. Но юмористический настрой сбил сильный пинок по голени — фрау Ландерс прилетела убивать и не собиралась отступать от намеченной цели.
— Отпусти меня, сукин сын! — Ариэлла вырывалась, попутно не оставляя попыток расцарапать ему лицо, — Ты ответишь, мразь, за все свои слова в адрес моего мужа!
— Ты идешь со мной пить виски.
— Ты сейчас у меня на хуй пойдешь!
— Мы поговорим, когда ты успокоишься, — Рихард тащил её силой в гостиную на диван, по пути хватая второй стакан. Который, впрочем, не понадобился. Оказалось, что заливать алкоголь в упирающегося человека удобнее из горла. Ариэлла умерила пыл, когда виски хлынуло не в то горло, и женщина закашлялась со страшной силой. Круспе отступил. Оставаясь по старой памяти джентльменом, принёс ей воды. Когда фрау устало упёрлась локтями в колени, выравнивая дыхание, Рихард перешёл к сути:
— Успокоилась? Ты зачем пришла? У тебя сил не хватит надрать мне задницу.
— Ты прав, у меня не хватит. Но когда Пауль узнает, что ты сделал, я тебе не завидую.
И она засмеялась. Рихарда сбил с толку этот перепад настроения. Он неуверенно опустился на край кресла и уставился растеряно на маленькую женщину, разом пришедшую в себя и уже поправляющую причёску.
— Ну, и здоровый же ты, сука. Похоже, прядь волос мне выдрал. Всё огнём горит. — Ариэлла глубоко вздохнула, выпрямляясь, — слушай сюда. Ты влез, куда не звали. Думаешь, я не знаю, что между вами в той деревне было? Пауль мне сразу рассказал. Если ты думаешь, что это что-то меняет между вами, то глубоко ошибаешься. Оставь его в покое. И не вздумай писать мне. Мы не друзья и никогда не были.
Она встала, одним глотком осушила стакан Рихарда и, всунув тому в руки пустую тару, пошла прочь. Круспе чувствовал, что пиздец близок. Мелкая тварь оказалась хитрее и обыграла его на его же поле. Мужчина не думал, что у них всё так запущено. Не догадывался даже, что Пауль — этот любитель трепать языком! — сам доложит жене об измене. И что она его простит и примет обратно. Рихард знал, что закопал сам себя. Оставалось последнее…
— Я правда люблю его.
Сказал тихо, но чётко, не оборачиваясь на уходящую женщину. Шаги стихли, а входная дверь всё не хлопала.
— Я думал, что смогу справиться с этим. Но мне его не хватает. Каждый день, прожитый без него, прожит зря. Никогда не чувствовал себя более уязвимым. Когда злится на меня — плохо, когда ненавидит — тоже. Хуже всего, когда игнорирует. Я всюду виноват и понимаю это. Отталкивал его годами.
В отчаянии Рихард спрятал лицо в ладонях, упираясь локтями в колени:
— Я потерял его. Я всё испортил и не знаю, как исправить…
Круспе угрюмо сопел, прячась в собственных руках, когда перед его носом остановились видавшие лучшие времена кеды. Бесцеремонно Ариэлла растолкала его руки и жёстко ухватила двумя пальцами за подбородок, задирая лицо к себе. Глядя, как на нашкодившего ребёнка. Она с энтузиазмом и нескрываемым восторгом изучала его черты, крутя голову из стороны в сторону. Рихард терпел, не зная, чего от неё ожидать.
— А ты забавный. Кажется, я начинаю понимать, что Пауль нашёл в тебе.
Она вернулась к дивану, грациозно опускаясь и ведя ухоженным пальцем в сторону полупустой бутылки:
— Я так понимаю, ты поговорить хотел. Наливай! Разговор будет длинным и очень интересным.
Рихарду не нравилась её чуть высокомерная улыбка, словно она знала большой секрет и не собиралась ни с кем делиться.
«А ведь она действительно кое-что знает…» — и Круспе запел соловьём, выдавая все подробности, которые только мог вспомнить, о своих непростых отношениях с Ландерсом. Попутно они распили первую бутылку и откупорили следующую. Рихард примерно знал, какое количество спиртного станет достаточным, чтобы разболтать тощую мерзавку. Но она и тут его удивила, выпивая наравне с крепким мужчиной и даже не закусывая.
Круспе и сам окосел знатно, а Ариэлла всё продолжала темнить и тянуть из него информацию.
«Крепкий орешек! Зато понятно, на чём они с Ландерсом спелись. Мелкий жук! Нашёл себе собутыльника в юбке, натаскал на лошадиные дозы! Гадёныш!» — лениво злился Рихард, ковыряясь в холодильнике. Он решил устроить тайм-аут, догадываясь, что паулева бабца готова перепить его в чистую. Вчерашний подвявший салат и недоеденный детворой запечённый окорок присоединились к вечеринке.
Рихард сменил тему и заговорил о детях. Ариэлла подхватила, и они наперебой делились впечатлениями от воспитания подростков, жалели, что дети растут так быстро, и как же было хорошо, когда те были маленькими. Снова чуть не подрались, когда Ариэлла заявила, что хреново, когда отец месяцами не показывается дома, а Рихард топил за издержки профессии и «сама знала, с кем связывалась». Пили примирительную на брудершафт.
В какой момент Круспе притащил блокнот и ручку, он не помнил. Зато в памяти как-то странно откладывались воспоминания о том, как они, плечом к плечу, рисуют блок-схемы на белоснежных листах и спорят о днях недели. Зачем-то в онлайн-картах рисовали между своими домами альтернативные маршруты и замеряли расстояния.
В процессе обсуждения очередности отпусков, Ариэлла начала сгонять его с дивана, что не сразу, но довольно быстро Рихард понял, как намёк открыть беспрестанно трезвонящую дверь. Он шёл к ней долго, но вгрызающаяся в мозг отвратительная трель всё не смолкала. Круспе даже не понял, как оказался на полу. Боль от мощного удара в челюсть пришла чуть позже, когда через него бесцеремонно переступили и двинулись вглубь квартиры.
Наглое вторжение на личную территорию альфа-самец воспринял как оскорбление, тем более что у него на диване обитала беззащитная дама. Круспе торопливо поднялся и по стенке, в силу возможностей, рванул за незваным гостем. В гостиной обнаружилась идеалистическая картина: Пауль стоял на коленях перед сидящей женой. Та, бурно жестикулируя, радостно объясняла суть свежеразработаной схемы. До Рихарда начал доходить смысл происходящего.
Прямо там, в чёртовом блокнотике, последние полчаса они делили Ландерса. Подсчитывали все его активности, суммировали с домашними заботами, умножали на воспитание детей, а потом делили на двое. Камнем преткновения стали выходные и среда. Каждый хотел видеть Пауля в свободные от прочих обязанностей дни, и никому нафиг он был не нужен посреди недели.
По напряженной паулевой спине Рихард своим пропитым мозгом понял, что всё плохо. Он слышал, как Ландерс злобно шипит на пьяную в хлам супругу:
— … головой думала? Ты что творишь?
— Соншко, он тя любт. Правда, правда. Оч сильно. Двай ддим ему шнс.
— Вот тебя не спросил! Поехали домой. — Пауль рывком поднялся, помог встать на нетвёрдые ноги жене. Вырвал из её рук и швырнул на стол проклятый блокнот. Рихард стоял всё это время неподалеку, стараясь прикинуться фикусом, но пьяные фокусы ему никогда не удавались.
Ландерс был зол. Нет, он был просто в ярости! Поудобнее перехватив мелкую алкоголичку левой рукой, он с уверенностью танка двинулся к Рихарду. Тот завороженно наблюдал за приближением горящих праведным гневом и жаждой мести глаз, не имея сил даже убраться с его дороги. Крепкая, жгучая пощечина наотмашь сбила с ног. Рихард неловко приземлился на пол, ударяясь коленом.
Когда звон в голове стих, а глаза смогли сфокусироваться на пустой комнате, гитарист медленно пополз к дивану. Свалившись на него кулем, закрыл глаза. Голова мерзко закружилась, и рвота подкатила к горлу.
Круспе проваливался в небытие, обещая себе завтра разобраться с испорченным ковром. Напоследок на ум пришло, что чёртов Ландерс женщин не бьёт, зато самому Рихарду досталось за двоих. Подельники, ёпта…
* * *
В дверь настойчиво звонили. По ощущениям было рано, но часы утверждали обратное. С некоторой опаской Рихард открыл дверь, предварительно проверив через глазок визитёра. Мальчишка в фирменной кепке протянул ему пакет из аптеки, бланк заказов для подписи о получении и нагло подсунул мурзатую бумажку для автографа. Спровадив курьера, с любопытством разглядывающего мятого и всё ещё пьяного гитариста, Рихард всунул нос в мешочек. Таблетки от похмелья, минералка и мазь от ушибов.
Круспе не стал задумываться о происхождении сиих благ, а прямой наводкой пошёл в душ, приводить себя в порядок. Посвежевший, он по широкой дуге обошёл загаженный ковер, прихватил сигареты и телефон и вышел на террасу. Весенний день был пасмурным, но берлинская слякотная погода чудесным образом пробирала до костей и прочищала голову.
«Две таблетки на стакан воды»
Рихард весело ухмыльнулся и набрал ответ:
«Твоя посылка?»
«Цени мою доброту!»
«Спасибо! Сама как? Он всё еще злится? Кстати, как он узнал, где ты?!»
«Я оставила открытым ноутбук, а там вся наша переписка. Упс!»
«АРИЭЛЛА, БЛИН!»
«Ну, прости! К тебе спешила.»
«Как он это воспринял?»
«Ты ж его знаешь: позлится и успокоится!»
Но Ландерс не торопился быть предсказуемым. На следующий день в репетиционной он всё еще свирепствовал. Рихард наблюдал за ним и прятал улыбку: Пауль был похож на злобного ежа. Топотал маленькими ножками, щетинился иголками и гневно фыркал. Сам Круспе был разжалован до игольницы и смиренно сносил все колючие нападки. Согруппники закатывали глаза и не вмешивались.
Приближался тур, а ясности в отношениях гитаристов не прибавлялось. Ариэлла недоумённо разводила руками и не переставала повторять, что не понимает, чего её дражайший супруг артачится. Будь ему Круспе действительно безразличен, не получил бы он и трети от того ушата помоев, что Пауль выплеснул на объект своей лютой ненависти.
Ничего другого не оставалось, Рихард следовал словам этой мудрой женщины и мужественно терпел заскоки Ландерса. Пока одним вечером Ариэлла не собрала в квартире Рихарда экстренное совещание.
— Представь себе: собрал чемодан и съехал в гостиницу! Вот так просто. На ночь глядя. Я ему, видите ли, плешь проела красотами вашей гейской любви!
Рихард таращился на неё, открыв рот. После той судьбоносной попойки они сблизились и даже могли без опаски касаться личных вопросов, но, чтобы чужая жена своими собственными руками толкала супруга на адюльтер?
— А ведь и правда, — удивленно произнес Круспе, — почему ты это делаешь? Разве не боишься, что он послушается и бросит тебя?
— Рихард, — и она посмотрела на него, как на несмышлёныша, — сколько я его знаю, столько он сохнет по тебе. Мы обсуждали это в самом начале, когда ещё только начали встречаться. Имён, конечно же, никто не называл, но мне твёрдо дали понять, что я всего лишь номер два и на первое место вряд ли заберусь.
— Так почему ты согласилась?
— А тут всё просто, мой дорогой Круспе! Мы были идеальными друзьями, лучшими партнерами в преступлениях, которых только можно пожелать. Не я любовь всей его жизни, но это не помешало построить нам прочную семью. Знаешь, оно даже к лучшему. Если любишь очень сильно — боишься причинить боль. Оберегаешь и жалеешь. Постепенно в отношения может закрадываться маленькая ложь, разрастающаяся пропастью между любящими людьми. И ты уже не наслаждаешься семейным бытом, а играешь в прилежного семьянина, делая вид, что тебя всё устраивает. Лишь бы не обидеть кого ненароком.
Она отхлебнула пива и села удобнее, подогнув под себя ноги. Рихард считывал её расслабленную позу и заражался её спокойствием, так диссонирующим с темой разговора.
— Знаешь, Пауль мог прийти ко мне с любым вопросом, поднять любую тему. Мы всегда говорили открыто, вместе искали выход из положения или компромисс. Со временем мы даже стали говорить о тебе. Да, не смотри так удивленно! Ты угадал тогда. Пауль действительно один раз назвал меня твоим именем и сильно в этом раскаивался. Не потому, что внезапно выдал свою самую сокровенную тайну, а потому, что не хотел ущемить меня хоть в чем-то. Я позволила ему самому решать, уйти или остаться. Держать его силой или шантажом было бы подло. В тот раз он выбрал нашу семью и даже был счастлив все эти годы.
Она пристально посмотрела Рихарду в глаза:
— Он приехал другим после записи альбома. Мы много говорили по телефону в то время, но до своего возращения он и словом не обмолвился о вашей связи и сомнамбулизме. Знаешь, что я тогда поняла? Он проиграл. Самому себе. И он не знал, что с этим делать, и от того злился. Потом, конечно, выложил, как на духу, но чем я могла ему помочь? Запретить любить тебя? Прогнать из дома за измену? Я посоветовала ему психиатра, специалиста по семейным проблемам.
— Дай угадаю: он не пошёл?
— Неа, — Ариэлла хитро глянула в ответ, — сбежал с первого сеанса. Никто ему не поможет, если он сам того не захочет. Да и разобраться стоит, чего хотеть. А чего нет.
* * *
Начало тура стремительно приближалось. Все вопросы были утрясены, формальности — улажены. Через неделю гружёные траки повезут на своих могучих спинах тонны оборудования к месту проведения первого фестиваля. Сегодня группа собиралась в репетиционной для последнего прогона.
Атмосфера настраивала на рабочий лад, что не мешало Рихарду во всю наслаждаться происходящим. Отлаженный механизм взаимодействия музыкантов на сцене был уже отшлифован до идеала. Старые, проверенные элементы шоу были разбавлены новыми, чтобы освежить программу, хотя специально нового пиротехнического оборудования никто не разрабатывал: было решено обойтись тем, что лежит на складе.
Пауль послушно, но без лишнего энтузиазма, выполнял свою часть программы. Даже не подлежал обсуждению вариант выноса на публику результатов раздора в группе. Это было бы крайне непрофессионально, поэтому Круспе нисколько не сомневался, что, когда придёт время, они с Ландерсом будут улыбаться друг другу и играть, стоя плечом к плечу.
Закончили рано, Солнце только начало клониться к закату. Была суббота и на дорогах было свободно от бешенного берлинского трафика. Как-то само собой получилось, что Рихард оказался в движущемся потоке позади машины Пауля.
Гитарист пристально всматривался в салон впереди идущей машины, но затемненное заднее стекло не позволяло разобрать хоть что-то существенное. Всё, что Рихард знал — Пауль ехал один.
Ландерс так и не принял никакого решения, оставляя проблему нерешённой, а Рихарда — в немилости. Чего он ждал, какого сигнала или действия, одному богу известно. А вот Рихарду осточертело это всё. Хотелось знать наверняка, подпустит ли Пауль его к себе или так и останется коллегой по группе, без приставки «друг» или «семья». И вроде же взрослый мужик, а сопли на кулак мотает, как малолетка. Мечется, сам не зная, чего хочет. Только всем вокруг от его мельтешения тошно уже. Пора было с этим кончать.
Рихард неожиданно для себя понял, что не хочет ехать в тур, не получив конкретного ответа. Понял, что находиться бок о бок с таким Паулем несколько месяцев к ряду — такое себе летнее приключение. И если тот не способен сделать довольно простой, пусть и судьбоносный, выбор, то есть кому за него выбрать.
— Кира, скажи, где ты сейчас находишься? Максим с тобой? — не спуская глаз со знакомой машины, Рихард перешёл от слов к действию. — Возьми её к себе, пожалуйста. Хочу сегодня побыть один.
Круспе дождался, когда трафик ещё немного разгрузится, и на прямом отрезке улицы слегка отстал от Пауля, набирая дистанцию.
Впереди светофор загорелся красным. Машины в ряду начали притормаживать. На внедорожнике Ландерса вспыхнули стоп-огни. И по этому сигналу Рихард вдавил педаль газа в пол.
Его машина мгновенно разогналась, стрелка спидометра метнулась к сотне. Своим кенгурятником гитарист на полном ходу влетел впереди идущей машине в зад, толкая её и по инерции собирая небольшой «паровоз» из машин. Подушка безопасности сработала мгновенно. От удара дыхание перехватило, и Рихард дезориентировался на несколько мгновений.
Он вывалился наружу сразу, как смог отстегнуть ремень. Место стыковки автомобилей выглядело не страшно: машину Рихарда уберегла от повреждений сварная конструкция из труб, а вот красавица Пауля заметно помялась.
В пару шагов подскочив к водительской двери, Круспе рванул её на себя за ручку, распахивая настежь. Пауль внутри сидел бледный. От удара подушкой закровил нос и мужчина вытирал тонкие струйки рукавом толстовки. На вторжение в салон своего автомобиля Ландерс среагировал слабо и не сопротивлялся, когда Рихард, перегнувшись через него, отстегнул ремень и вытащил перепуганного коллегу на дорогу.
Схватив напоследок телефон Ландерса с панели и вытянув ключ из зажигания, Круспе с пульта закрыл замки и поволок растерянного Пауля к своей машине. Затолкав его на заднее сиденье и заблокировав двери, Рихард запрыгнул на водительское кресло, практически сразу срываясь с места преступления. Через пару кварталов он набрал знакомого адвоката и попросил по дружбе проконтролировать ход развития дела в дорожной полиции, соглашаться на любые штрафы и отбиваться от заключения под стражу.
Пауль молчал, и это начинало волновать. Рихард в зеркало заднего вида заметил, как тот стянул толстовку и прижал её к пострадавшему лицу.
— Ты как? — Круспе нарушил тишину в салоне. Ему показалось логичным начать выяснять отношения сразу, пока Ландерс был травмирован и слаб.
— А сам как думаешь? — Пауль звучал задушено. —Ты нахрена это сделал, долбоёб?
— А сам как думаешь? — не удержался от шпильки Рихард, бросая быстрый взгляд в боковое зеркало, — похоже для нас это единственная возможность остаться с глазу на глаз. Что с носом?
— Кажется, не сломан.
— А чего бледный такой?
— Блядь, тебя не спросил. — Ландерс повернул толстовку на чистую сторону и запрокинул голову. Почти сразу снова сел ровно и закашлялся. — Полный пиздец… Останови машину.
Рихард проигнорировал приказ, уверенно двигаясь в потоке в сторону дома.
— Круспе, останови машину.
— Зачем? — в зеркале Пауль выглядел неважно: бледный, испачканный кровью. Говорил медленно, что было заметно на фоне его обычной речи.
— Мне, кажется, не хорошо.
— Потерпи, скоро будем дома.
Добрались быстро. Минут через десять, загнав машину в подземный гараж, Рихард подхватил Пауля и помогал ему держаться прямо на всём пути до квартиры. Бережно разместив своего гостя в спальне, Круспе организовал ледяной компресс и тампоны для носа.
Ландерс растерянно обводил комнату взглядом. Казалось даже, что он не до конца понимает, где находится. Рихарда начинала грызть изнутри совесть: когда он шёл на таран, то надеялся на качество отечественного автопрома и на то, что никто серьезно не пострадает. Белый, как смерть, Ландерс одним своим видом опровергал эти мыслительные потуги.
Круспе уже понял, что снова напортачил. И разговора не вышло, и как бы в скорую помощь обращаться не пришлось. Словно сама вселенная вдалбливает ему в голову, что Ландерсу без него будет лучше. Рихард горестно вздохнул. Когда Пауль придет в себя, он, определённо, оторвёт Круспе голову и, по существу, будет прав. Сегодняшняя выходка станет последним гвоздем в крышку гроба их приятельских отношений, не говоря уже о чём-то более личном.
— Ты есть хочешь? — Рихард, смирившись со своим безнадёжным положением, решил перевести ситуацию на другие рельсы и окружить пострадавшего гитариста заботой, пока тот не оклемался и не сбежал. Пауль отрицательно покачал головой, но Круспе всё же сделал заказ в ресторане, предполагая, что сейчас он может быть и не голоден, а через пару-тройку часов может очень даже стать.
В ожидании доставки, Рихард решил принять душ и привести себя в порядок, чтобы затем, когда остановится кровь, помочь отмыться Паулю. Внутри сидела практически сформировавшаяся уверенность, что когда он выйдет из ванной, то обнаружит комнату пустой. Но Ландерс остался на постели. Лежал на боку, закрыв глаза. Компресс валялся на тумбочке. Рихард решил, будто тот спит, но Пауль пошевелился и произнёс:
— Ариэлла будет волноваться. Надо ей сказать, что я в порядке.
— А ты в порядке?
— Это просто шок. — Ландер говорил тихо, но в его голосе уже появлялись интонации. — После той аварии я дольше восстанавливался, но тогда и травмы были другими. Не думал, что меня накроет снова. Опять будет страшно сесть за руль.
Он посмотрел Рихарду прямо в глаза:
— Зачем ты так со мной?
Рихард подошёл и опустился на ковер рядом с ним. Пауль был таким потерянным и беззащитным, что хотелось укрыть его собой, завернуть в кокон, но гитарист боялся даже коснуться его, чтобы не навлечь на себя гнев. Когда Рихард заговорил, слова складывались сами собой:
— Я просто не знаю, как показать, что нуждаюсь в тебе. Все эти годы я делал столько мерзких вещей по отношению к тебе, которыми не горжусь. И слишком поздно осознал, что ты — такой, какой есть — для меня самый лучший. Я долго заблуждался на твой счёт. Говоря прямо, я был полным придурком. И свою любовь к тебе я не сразу распознал.
Рихард замолчал, опустив глаза к полу. Он знал, что выглядит жалко, но именно жалости Пауля был не достоин. На сгорбленной спине ещё лежали тяжёлые камни, которые нужно было сбросить, чтобы продолжить жить дальше честно и открыто.
— Я люблю тебя. И я безмерно виноват перед тобой. Я восхищаюсь твоими стойкостью и отвагой, когда ты продолжал терпеть меня, чёрствого мудака, изо дня в день. И мне тяжело от мысли, сколько боли я тебе причинил за все эти годы. Я был эгоистом. Да, наверное, им и остался, раз ты снова страдаешь по моей вине. Но я хочу это исправить.
Круспе протянул руку и аккуратно накрыл горячую кисть Ландерса:
— Пожалуйста, дай мне шанс показать тебе, что я не безнадёжен. Что ты был прав, полюбив меня, вопреки всему тому дерьму, что я на тебя вываливал. Выходит, ты знал меня лучше меня самого. И поплатился за это, но я хочу исправить, нет, скорее долго извиняться и надеяться, что ты увидишь, поверишь, что всё ещё не потеряно. Пусть я остался в твоём прошлом человеком, просравшим большую и чистую любовь, но впредь мне хотелось бы быть твоей опорой. Другом, если позволишь. Я не смею просить о большем. Моя любовь не доставит тебе неудобств и не вторгнется в твою семью, если ты дашь мне этот шанс.
Рихард глубоко вдохнул, переводя дыхание. Пальцы механически наглаживали чужую кожу, слегка массируя и потирая костяшки. Чтобы выдержать прямой, пристальный ответный взгляд, потребовалась вся его выдержка.
— Слушал бы вечно, как ты извиняешься, — Пауль тепло улыбнулся, разворачивая ладонь и перехватывая нервные пальцы, — ты прав, я ждал этого долгие годы. И рад, что до тебя, наконец-то, дошло.
— Пожалуйста, останься, — Рихард решил идти до конца и повышал ставки, — у нас неделя отдыха перед туром. Пауль, пожалуйста, позволь доказать тебе, что я всё осознал и исправился.
— Моя жена будет в восторге! — иронично заметил Ландерс. — Ты в курсе, что она мне мозг заклевала тем, какой ты душка и как сильно меня любишь? Чего ты улыбаешься?!
— Я знаю, что ты сбежал от жены, которая всеми силами пыталась сосватать тебя другому мужику, то бишь мне. Не понимаю, зачем это нужно Ариэлле, но я ей безмерно благодарен за поддержку.
— Просто она лучшая женщина, которую я когда-либо знал.
— Это прозвучало, как положительный ответ на моё предложение. Так ты останешься?
И Пауль просто кивнул. Позже они ужинали, мимоходом обсуждая мелкие бытовые вопросы. Когда снова коснулись темы прошлых неурядиц, Ландерс остановил очередной поток фирменных извинений от Рихарда, а тот в отместку сдал Линдеманна и рассказал, как очаровывал фрау Ландерс.
В спальне Круспе вежливо предложил второе одеяло, в тайне надеясь, что Пауль откажется, и ему выпадет возможность ночью прижаться к любимому стройному телу. Ландерс действительно предпочёл не прятаться, но лег поодаль, не позволяя случайных касаний. Рихард едва успел прикусить язык, чуть не сболтнув об излишней скромности некоторых, учитывая их совместный предыдущий постельный опыт. Но сдержался, благопристойно пожелав Паулю доброй ночи.
Утром Рихард, проснувшийся первым, довольно долго умилялся на спящего Ландерса. Было так странно и невероятно мило обнаружить того на соседней подушке, посапывающего и пускающего слюну на белый текстиль.
Грандиозные планы на день сорвал адвокат, в ультимативной форме заставивший обоих явиться в дорожную полицию и подписать необходимые документы. После завтрака и выехали: Рихард — за рулём, Пауль разместился на соседнем кресле. Почти сразу Круспе заметил, как напряжён и замкнут его пассажир. Чтобы немного его ободрить, Рихард уверенно протянул руку и сжал чужую ладонь.
Новости были неутешительными: за преднамеренно совершенное ДТП и оставление места аварии Круспе гарантированно должен был лишиться водительской лицензии на пару лет. Поведя могучим плечом и скашивая глаза на Пауля, Рихард смело заявил, что раз надо, то пусть забирают. А он, если придётся, пересядет на такси или вообще наймёт себе личного водителя. Ландерс только глаза закатил на такое заявление, удивляясь откуда у лид-гитариста барские замашки.
Далее неделя проходила беззаботно. Известию о помирившихся мужчинах Ариэлла радовалась так, словно выиграла в лотерею миллион евро. Рихард ещё продолжал удивляться такому энтузиазму и даже порадовался за широкие взгляды паулевой жены, когда к ним приехал курьер с пакетом из знакомой аптеки. Обнаружив в кульке презервативы и смазку, Ландерс тут же позвонил супруге и заявил, что за такие выходки может случиться «развод и девичья фамилия». На что Рихард в срочном порядке отправил опешившей женщине сообщение, чтобы та не волновалась, с Паулем будет произведена разъяснительная беседа и вообще никто в твёрдом уме и добром здравии не отпустит никуда такую невероятную и понимающую спутницу жизни.
Получив свободу от разных рабочих и семейных забот, гитаристы джемились в домашней студии, занимались готовкой, споро организовали встречу с согруппниками, на которой довели до общего сведения, что годы вражды завершились и за судьбу коллектива можно больше не переживать. Далее на радостях пили мировую, что едва не переросло в грандиозную попойку. Успели даже сходить в кино. Правда, выбрали самый последний сеанс и сели на последнем ряду, оправдывая себя желанием не быть узнанными и пойманными фанатами. Но сердце у Рихарда всё равно сладко замирало каждый раз, когда пальцы Пауля встречались с его собственными в общем ведёрке с попкорном, пусть традиционного в таких случаях поцелуя и не случилось.
Завершали праздную неделю отдыхом у бассейна на крыше. Пауль, развалившись на шезлонге, шутил, что они в своей лени похожи на кладбище пельменей. Рихард хитро улыбался и обещал переворачивать того регулярно для равномерной обжарки. Солнце и вправду пекло невыносимо. Круспе даже подумывал перебраться в тень или доползти из последних сил до воды и немного изобразить плавание кролем.
Внезапно упавшая на лицо тень вырвала мужчину из полудрёмы. Пауль молча и уверенно оседлал бёдра Рихарда и, потянувшись, вовлёк того в горячий поцелуй. Руки взметнулись и привычно устроились на ландерсовых боках, оглаживая влажную спину и напряжённые бёдра. Оторвавшись от нежных и отзывчивых губ, Пауль заглянул в глаза и тихо спросил:
— Пойдём в спальню?
Коридоры и переходы показались бесконечными. Рихард не упустил возможности поприжимать Пауля к прохладным стенам своей квартиры, едва не срывая многочисленные картины и роняя мелкие безделушки на пол. Уложив слегка помятого Ландерса на постель, Круспе без предисловий стащил и швырнул в дальний угол его и свои плавки. Опускаясь обнажённым телом на такое же горячее и возбуждённое, Рихард притирался уже знакомыми движениями, зная, как будет лучше для них обоих. Но было одно отличие, которым Круспе не преминул воспользоваться:
— Ты позволишь взять тебя? — шептал страстно в распахнутые губы, ловя короткое «да», вырвавшееся со стоном.
Рихард уложил Пауля на бок, пристроившись сзади. Так было удобнее ласкать его и целовать всякий раз, когда захочется. Новая бутылочка смазки оказалась очень кстати и неподалёку. Проникая влажными пальцами в узкое отверстие, Рихард не мог поверить, что наконец-то овладеет Ландерсом полностью. Он растягивал Пауля долго и со вкусом, высекая из него многочисленные стоны. Гладил, пощипывал и царапался, встречая ответное одобрение. Прелюдия была практически идеальной, пока Пауль не выдал:
—Риша, блядь, ты ждешь красную ковровую дорожку и приветственную табличку?
— Прости, что? — Круспе приподнялся на руке, чтобы заглянуть тому в лицо.
Ландерс ехидно скалился и ёрзал задом, нарушая слаженный медитативный ритм:
— Еби, говорю, сколько можно растягивать?
Круспе растерянно захлопал глазами, но собрался, сжал зубы и одним слитным движением толкнулся сразу до конца. Хриплые пожелания ему всего хорошего и долгих лет жизни, произнесенные в подушку, сбили с толку. Рихард снова приподнялся на руке и внимательно посмотрел на любовника. Тот вроде был всем доволен, освоился на чужом члене и уже начинал командовать:
— Рих, быстрее… Рих, глубже… Да, давай ещё так, только сильнее.
Круспе остановился, разочарованно отлепился от потного Пауля и задрал очи горе:
— Я начинаю скучать по временам, когда ты трахался молча. Как только тебя Ариэлла терпит?
— Круспе, — сквозь смех, Пауль читал нравоучения, — ты не охренел часом, поминать мою супругу всуе, пока твой член находится у меня в заднице?
— Вот значит как? — Рихард бесцеремонно перевернул Ландерса на спину, закинул его стройные ноги себе на плечи, загибая мелкую заразу в открытую и беззащитную позу. Член скользнул внутрь, сразу набирая жёсткий темп. — Ты… маленький… изменщик… мстишь мне… я тебя… раскусил.
Пауль сквозь смех стонал на особо чувствительных толчках, вплетал пальцы в мокрые волосы Рихарда, притягивая его голову для глубокого поцелуя. Когда нарастающее возбуждение стало невыносимым и было уже не до смеха, Ландерс только и шептал пересохшими губами: «Риш… Риха». Сам Круспе, стиснув зубы, терпел жгучие, колкие искры наступающего удовольствия, стараясь подвести к финалу своего партнера, чтобы, кончая сразу за ним, выдохнуть в красное, заложенное от оргазма ушко своё самое важное признание.
* * *
Около полуночи на телефон Рихарда пришло сообщение:
«Я тут подумала, давай по средам дадим Паулю выходной. Иначе он, бедняжка, так долго не протянет»